3.2. Несчастливое детство

Тема детства в творчестве Чехова приобретает трагическую окраску, когда мир ребёнка сталкивается с миром взрослых — корыстным, грубым, некрасивым. Как отмечает Ф.И. Шушковская, особенно важны для понимания этого конфликта «обособленность ребенка от взрослого мира, полное взаимное непонимание, погруженность ребенка в свой мир, в мир особых представлений» [Шушковская, 1973, 42].

В рассказе «Спать хочется» Чехов подошёл к изображаемому скорее как врач, нежели как любопытный наблюдатель и зарисовщик таинственного мира детства. В основу сюжета, по-видимому, лёг какой-то реальный газетный случай, который Чехов попытался осознать с помощью литературы. Уже не просто как психолог, но как психиатр детально и неторопливо описывает автор всё, что предшествовало трагическому событию и послужило его причиной. Фантасмагорические картины и тяжёлые воспоминания, возникающие в утомленном сознании тринадцатилетней девочки (например, кричащие облака — грёза, вплетающаяся в тяжёлую реальность; зелёное пятно, в которое превращается лампадка перед образом — предвестник беды), а также само полусонное состояние, в котором искажается реальность, смешиваясь с воображаемым, особенно занимают автора. Как и в рассказе «Гриша», и в повести «Степь», взгляд с точки зрения ребёнка позволяет разглядеть в окружающей действительности что-то сказочное, замысловатое, однако в рассказе «Спать хочется» это ви́дение вызвано физическим состоянием девочки, ужасным обращением с ней. Хозяева маленькой работницы, вынужденной наниматься для тяжелого труда в столь юном возрасте из-за смерти отца, изображены лишь короткими штрихами, но и из них перед читателем складывается образ грубых и эгоистичных людей. Хозяйка списывает крики младенца на сглаз, что говорит о её тёмности, хозяин бьёт девочку. Ни один из них нарочно не показан за работой — они спят или принимают гостей.

В заглавие вынесено то состояние, в котором всё время находится Варька и которое по ходу повествования, по задумке автора, сообщается читателю. Монотонность звуков, лейтмотив колыбельной песенки, которую девочка «мурлычет» неосознанно, сам ритм и организация текста нагнетают зловещее состояние дрёмы. Всё в рассказе структурировано так, что читатель невольно ставит себя на место маленькой убийцы, за счёт чего она сама становится жертвой несправедливого взрослого мира и моральная «правота» остаётся на стороне девочки, тогда как ужасный поступок оказывается несчастным стечением обстоятельств.

Рассказ «Спать хочется» — прежде всего, врачебное наблюдение, эксперимент. Произведение это, конечно, не о детях и не о детстве. Однако показательно, что именно образ девочки-подростка выбран в качестве основного, для того чтобы роль убийцы была переосмыслена. Принадлежность героини к миру детства трагически освещает описываемое, ещё больше подчёркивает контраст между существующим порядком вещей и общечеловеческими представлении о жизни обычных детей в этом возрасте.

Тяжёлому положению работающего ребёнка, не успевшего повзрослеть для осознания и принятия своей тяжелой доли, посвящен и рассказ «Ванька». Свою жизнь в городе мальчик воспринимает как наказание за провинность и по-детски наивно ждет, что дедушка за хорошее поведение возьмет его обратно в деревню. Ванька не умеет жить по законам грубого взрослого мира, его письмо одновременно и смешно, и печально. Характерно, что ребёнок отчасти выступает в роли рассказчика, и запечатлённая детская речь становится одним из эффектов создания комической ситуации: «А на неделе хозяйка велела мне почистить селедку, а я начал с хвоста, а она взяла селедку и ейной мордой начала меня в харю тыкать» [Чехов, 1976, т. 5: 479]. Слово «выволочка» для мальчика крепко связано с действием «выволочь» (за волосы). Забавляет и детское изумление по поводу виденных им в городе чудес: рыболовных крючков, иного характера сторожевых собак, отсутствия овец.

Текст письма мальчика переплетается с воспоминаниями, описываемыми повествователем, но, по-прежнему, с детской точки зрения. Для мальчика счастливая жизнь остаётся в прошлом и, желая её вернуть, он мечтает о золочёном орехе у доброй барыни на новогодней ёлке. Впрочем, именно введение повествователя, сам выбор описываемых сцен и фактов, снижает возвышенные ощущения от воспоминаний Ваньки — и дед с пьяными глазами, и хитрый пёс вьюн, и раннее сиротство мальчика в действительности не так хороши, как в мыслях о прошлом.

Как это бывает у Чехова, драматическое идёт об руку с комическим, и потому история мальчика не лишена анекдотичности при всей сложности его судьбы. Примечательно, что даже с участием несчастливых детей Чехов склонен создавать смешные ситуации. Так, в рассказе «Архиерей» осиротевшая девочка Катя восьми лет в сопровождении тётки приезжает к богатому, как она считает, родственнику просить денег. И несмотря на то, что читатель успевает увидеть её в горе, в слезах, именно с помощью её отдельных реплик и поступков создаются комические моменты: регулярно разбиваемая посуда, по-детски непосредственное замечание о «зелёной» бороде отца Сисоя и др. В другом рассказе, «Житейская мелочь», мальчик тоже в начале выглядит комично.

«Житейская мелочь» — фразеологизм, обозначающий что-то незначительное, пусть не очень приятное, но то, на что не следует обращать внимание. Одноимённый рассказ Чехова демонстрирует трагический разрыв между миром детей и миром взрослых — недооценённость взрослыми переживаний ребёнка. Сами слова о незначительности происходящего с ребёнком в глазах Беляева не звучат в произведении, однако его отношение демонстрирует именно такую позицию. Если в повести «Степь» показано, как ребёнок взрослеет, познавая мир во всём его блеске и всей многоплановости (несмотря на то, что этот мир не всегда приветливо настроен к нему), то в рассказе «Житейская мелочь» первая ступень на пути ко взрослению восьмилетнего Алёши преодолевается резко и тяжело, через осознание грубости и несправедливости взрослых.

Рассказ не лишён и юмористических черт — в том, как описываются акробатические позы Алёши, есть и узнаваемость зарисовки с натуры, и художественная трогательность, добрая ирония автора. Непосредственность мальчика в рассуждениях о домашних заданиях, о бороде Беляева и неспособность убедительно соврать контрастируют с обычной неискренностью недоброго взрослого.

Интерес к мальчику у эгоистичного, сосредоточенного по жизни на себе одном Беляева появляется случайно, когда он разглядел в Алёше черты его матери, когда-то любимой. И несчастный поворот разговора приводит к ненарочному оскорблению этого человека, и без того чувствующего себя несчастным. После того, как мать узнаёт о свиданиях детей с отцом, Алёша впервые чувствует себя подло обманутым. Детская, «игрушечная» тяжесть жизни от появления в ней французских стихов внезапно сменяется для мальчика первым настоящем горем, и то, «чему нет названия на детском языке», постепенно вводит его во взрослую жизнь.

Детские образы не являются основными в большинстве произведений Лу Синя, но они всегда изображены очень ярко и играют важную роль. В произведении «Одинокий», уже проанализированном нами во второй главе, создаётся образ передового интеллигента, который в душе невыразимо одинок. Причиной этого одиночества является и прогрессивное мировоззрение, которым наделён герой, и его особая идеология, сообщенная научным взглядом на жизнь, и его неравнодушие к судьбам других людей. Заботясь об интересах своих современников, он думает о будущем Родины. В данной главе стоит взглянуть на это произведение в аспекте детской темы.

Главный вопрос, обсуждаемый персонажем по имени Лянь-шу и повествователем в произведении «Одинокий» — знаменитая дискуссия о натуре ребёнка. Герои решают, складывается ли характер человека окончательно в детстве или же под действием окружающей остановки в его дальнейшей жизни. Писатель не даёт прямого ответа на этот сложный вопрос, но, приведя несколько примеров, оставляет читателю возможность задуматься над проблемой и сформировать собственное мнение.

Персонаж по имени Лянь-шу любит детей и утверждает, что дети от природы добрые и искренние. Однако он вынужден усомниться в своём мнении. Из-за новаторской статьи, которую Лянь-шу опубликовал в журнале, а также из-за его выступления в газете он лишается заработка. Нападки противников приводят к тому, что Лянь-шу теряет устойчивое материальное положение. Несмотря на то, что герой вынужден продавать свои книги ради каких бы то ни было денег, Лянь-шу всё равно отдаёт часть закуски детям хозяина дома. К удивлению героя, дети вместо благодарности избегают Лянь-шу и отказываются от его еды. Несмотря на столь юный и, казалось бы, невинный возраст, дети сторонятся отверженного и несчастного человека. Получается, что с ранних лет они повторяют за взрослыми и усваивают закон дружбы лишь с благополучными и знатными людьми.

Эту реакцию детей неверно было бы объяснить лишь страхом — автор показывает, что уроки подхалимства, полученные от взрослых, не проходят даром даже для маленьких и незрелых людей. Отношение детей к Лянь-шу меняется снова вместе с его общественным положением. В конце повести Лянь-шу становится советником при командире дивизии Ду (в повести об этом не говорится напрямую, но по ряду признаков можно догадаться, что речь идёт о Ду, знатнейшем человеке данной местности).

Итак, отношение мальчика к Лянь-шу меняется, как меняется к ним и отношение героя: «А в последнее время мог и выговор сделать, и накричать на них. Мои старшие внучата очень любили играть с ним. Как только у него находилось свободное время, так детишки влетали к нему в комнату. Да он и сам любил с ними возиться. Они выпрашивают у него что-нибудь, а он заставляет их то лаять, то отбивать земные поклоны, да так, чтоб слышно было, как лоб стукается об пол» [Лу Синь, 1954, т. 1: 206].

Неизвестно, научил ли кто-то мальчиков такому поведению или они научились самостоятельно, поскольку характер ребёнка от натуры действительно может быть различным. И хотя природа детского характера вовсе не является главной темой повести, этот небольшой сюжет в произведении, как кажется, представляет собой вполне самостоятельную и законченную фабулу: именно эта тема поднимается в разговоре двух персонажей, и далее ими приводятся примеры, чтобы попытать разрешить этот вопрос.

В этой проходящей теме снова обнажается интерес писателя к детскому вопросу, к исследованию детской души, происхождения зла в ней. Будущее детей, по мнению писателя, заключает в себе будущий путь страны. В повести «Одинокий» обозначены и задачи, стоящие перед интеллигенцией: в страданиях Лянь-шу заключен трагический опыт, из которого читателю следует сделать выводы о необходимости борьбы с общественным злом. И конечно, под влиянием этого неблагополучного общества дети с самого юного возраста формируют в себе теми или иными поступками как хорошие качества, так и пороки.

Похожая тема воплощается также в произведении «Кун И-цзи». В этом рассказе мальчик не является главным персонажем, однако его характер вполне чётко прописан. Через образ мальчика писатель показывает, что в отсталом обществе система пагубной идеологии постепенно, но направленно разлагает детскую душу.

Двенадцатилетний мальчик очень рано поступает на службу обществу и работает в винной лавке. В его обязанности входит подогревать вино. С передовых позиций эта работа для подростка нецелесообразна, тем более что мальчик лишается шанса получить образование. Лу Синь акцентирует внимание на том, как отсталое общество нарушает основные права детей.

Винная лавка не большая, но она воплощает в себе характерный срез человеческого мира того времени. В неё ежедневно заходят самые разные люди. В этом уменьшенном мире мальчик учится судить о человеке в соответствии с его общественным положением, социальным классом. Точно также, как в самой лавке делается существенное различие между «хозяином» и «работником», для оценки посетителей имеет большое значение их одежда, внешний вид. По законам лавки люди в длинных халатах имеют право спокойно сидеть и кушать, в то время как те, кто носит плохую одежду, могут только стоя пить вино.

Постепенно у мальчика появляются собственные суждения и оценки на этот счёт — например, он ненавидит посетителей, которые, как он сам определяет, находятся в низшем классе. Когда герой Кун И-цзи пытается общаться с мальчиком и хочет научить его писать, у мальчика в душе появляется отвращение. Более того, он становится безразличным к чужой беде.

Говоря о трагическом положении, в которое попал Кун И-цзи, никто по-настоящему не заботится об этом и не сочувствует — беседы на эту тему ведутся в лёгком тоне. В конце рассказа, даже догадываясь о смерти Кун И-цзи, мальчик говорит: «Больше я не видел его. Пожалуй, Кун И-цзи и в самом деле умер» [Лу Синь, 1954, т. 1: 80]. Поразительно, насколько великое равнодушие заключено в этих словах, но и на протяжении всего рассказа герой обнаруживает такую индифферентность и презрение по отношению к страданиям чужого человека.

В процессе чтения, по замыслу автора, у читателя возникает горячее желание исправления мальчика, ведь человек в таком возрасте должен взращивать в себе самые добрые семена, чистую душу; он должен без устали черпать знания и испытывать детскую радость общения с ровесниками. Однако мальчик слишком маленький, чтобы самостоятельно различать хорошее и плохое, и общество пагубно влияет на него. Пороки социального строя, изображённые автором, общая необразованность, грубость, предрассудки оказываются правилами, которые давно и глубоко укоренились в головах народа. Именно с этим связано и страдание детей, потому что в таком обществе у них нет другого выбора, кроме того пути, который предлагается окружающими обстоятельствами и людьми.

Мы говорим о том, что дети-герои Лу Синя порочны в несчастливой ситуации, но и маленькие герои А.П. Чехова не выглядят лишь невинными жертвами. А.П. Чехов не склонен совершенно идеализировать детей. И в его произведениях дети могут быть проказливы и неловки, жадны на похвалу и на подарки.

Очень красноречив в этом отношении рассказ «Злой мальчик» (1883). В нём ирония автора касается и мальчика, который ищет в сложившемся положении всё новых выгод для себя, и молодых влюбленных, попавших по молодости и слабости характера в неприятную ситуацию (их шантажирует брат девушки), и самой ситуации, когда жажда мести и процесс отмщения становится важнее любовного чувства. «Злой» мальчик, застав не помолвленных молодых людей целующимися, очень хорошо знает, как себя вести — очевидно, ему уже давно знакома схема, которой он следует. Комическая ситуация основана на известной модели отношений братьев и сестёр в семье, когда один манипулирует другим с помощью секрета, узнанного в общей детской.

Ещё одной проблемой, интересующей и Чехова, и Лу Синя, является взросление ребёнка и воспоминания о детстве взрослого человека, не сопоставимые с реальностью, непременно печальной и усложнённой «взрослыми» общественными законами и моральными категориями.

В одном из важнейших и наиболее трогательных рассказов Лу Синя «Родное село» есть два среза изображаемого: реальное село, из которого уезжают герои, и воспоминания повествователя двадцатилетней давности, в которых всё окружающее представлялось совершенно иначе. В произведении запечатлены тоска и горечь автора по поводу реальных событий его жизни (рассказ автобиографичен), поэтому его финальные размышления об иллюзорности надежды и сопоставлении её с идолами прошлого поражают читателя до глубины души.

Когда повествователь — автобиографический персонаж по имени брат Синь — в рассказе возвращается к родные места, то картина перед его глазами сильно потрясает его: спустя двадцать лет в селе нет никакого прогресса, повсюду бедность и низкие нравы односельчан. Возникает ощущение, словно в этом пространстве никогда ничего не меняется, и время остановилось (к финалу это «застывшее» время становится циклическим благодаря преемственности детской дружбы). Безусловно, в отчаянии героя по поводу происходящего отражается и личный духовный кризис.

Грубые картины быта заставляют повествователя вспомнить, каким виделось это село в период его детства, и среди весёлых, удивительных, красочных воспоминаний возникает образ мальчика по имени Жунь-ту. Мальчики проводят не так много времени вместе, но зато это время навсегда отпечатывается в их памяти и становится для повествователя неотъемлемой частью детства. Описание села, существующее в воспоминании, наполнено блеском радости, красотой окружающих образов из мира природы. Эти фрагменты выделены стилистически и написаны особенно живым языком: «Перед моими глазами промелькнула чудесная картина: золотое колесо полной луны на тёмно-синем небе, песчаный берег моря и далеко-далеко, насколько хватает глаз, протирается изумрудное поле арбузов. Посреди поля — мальчик лет двенадцати с серебряным обручем на шее. В руках у него стальная рогатина; что есть силы он заносит ее над хорьком, а тот изворачивается и убегает, проскользнув у него между ног» [Лу Синь, 1954, т. 1: 121].

Мир мальчика Жунь-ту, с которым знакомится повествователь, наполнен неслыханным богатством: такими ценными и странными вещами, о которых брат Синь (ребёнок, живущий не на побережье) никогда не слышал. Жунь-ту учит брата Синя ловить птиц после большого снега; он рассказывает, как собирают разноцветные раковины на берегу моря летом и как он отцом на арбузном поле выгоняет вредителей: «Арбузы надо охранять от зверей; от барсука, от ежа, от ча. Когда светит луна, часто слышится чавканье — это ча ест арбузы» [Лу Синь, 1954, т. 1: 123]. Животное под названием «ча» так и осталось для повествователя навсегда неизвестным, фантастическим, таинственным обитателем сказочного мира детства.

Блестящая жизнь маленького Жунь-ту отличается от скучной жизни мальчиков, которые весь день проводят на закрытом дворе среди высоких стен, и этот чудесный мир сильно удивляет брата Синя. Он неоднократно выражает своё восхищение по поводу знаний и умений своего нового друга.

Однако реальный мир, мир взрослых людей, имеет совсем другой вид. При встрече с повзрослевшим Жунь-ту повествователь с первого взгляда узнает его, но на самом деле перед ним оказывается уже совершенно иной человек. Лицо Жуньту давно потеряло то привлекательное живое выражение — признак пытливого ума и любознательности, — которое запомнилось в детстве. И перемена эта произошла не столько от времени, сколько от тяжёлой жизни, бедности, необходимости кормить большую семью.

При первой встрече брат Синь хочет выразить радость, в его голове всплывает много веселых воспоминаний, но всё это нарушается холодным приветствием. «Он принял почтительную позу и отчётливо произнёс: — Господин... <...> Обернувшись, он кому-то сказал: — Шуй-шен, поклонись господину, — и подтолкнул прятавшегося за его спиной ребёнка» [Лу Синь, 1954, т. 1: 126—127]. Оказывается, что для Жунь-ту давно уже существует строгое понятие о своём общественном положении, и он уже больше не тот мальчик, который учит брата Синя, как ловить птиц или собирать раковины на берегу моря.

Образы Жунь-ту на момент повествования и в воспоминании рассказчика являют сильный контраст. У маленького Жунь-ту живой, энергичный характер, чистая душа; более того, у мальчика нет мыслей о разнице в социальном положении между ним и новым приятелем. Как и в рассказе Чехова «Детвора», дети из разных слоёв общаются на равных, и им очень весело. Причины превращения мальчика в тусклого бессловесного и униженного человека, который строго следует правилам и поступает в соответствии с требованиями этикета — тяжёлая жизнь и феодализм того времени, против которого восставал автор. Он показывает, насколько тяжелая жизнь была у мальчика в течении двадцати лет, если она приводит героя к потере надежды и веры в чудеса, и насколько влиятельна целая система идеологии феодального строя, если она способна так пугающе изменить человека.

В рассказе племянник брата Синь — мальчик по имени Хун-эр — и сын Жуньту по имени Шуй-шен оказываются детьми одного возраста. В конце оказывается, что повествователь среди житейских хлопот и переживаний не заметил, что мальчики подружились точно так же, как и они с Жунь-ту в далёком детстве. И так же, как и двадцать лет назад, мальчиков разлучают, и неизвестно, какой может быть их возможная встреча через годы.

После посещения родного села в душе повествователя рождается недовольство и разочарование. Ему хотелось бы надеяться, что у детей будет счастливое детство, и что отчуждение между людьми не будет возникать из-за социальной границы. Писатель мечтает, чтобы фундаментом мира будущего было социальное равенство, а не идеология, которая губит искреннюю и чистую человеческую натуру.

В конце рассказа, кроме образов реального родного села и села в воспоминании, писатель создаёт в своём воображении идеальный мир: «Сквозь дремоту я видел изумрудный берег и золотую луну на тёмно-синем своде и думал: Мечта — это не то, что уже существует, но и не то, чего не может быть. Это, как на земле, — дороги нет, а пройдут люди, проложат дорогу» [Лу Синь, 1954, т. 1: 130]. Автор убеждает читателя, что дорога к совершенному обществу не столь иллюзорна, как это может казаться, что она прокладывается старанием, терпением и верой людей.

Рассказ «Родное село» напоминает несколько очень разных произведений А.П. Чехова, но независимо от типологического или генетического происхождения этого сходства писатели близки друг другу по духу Встреча двух выросших друзей, оказавшихся на разных ступенях социальной лестницы, отсылает к рассказу «Толстый и тонкий», в котором лишь пунктиром намечена тема контраста между мировосприятием ребёнка и взрослого. Однако Чехов, как и Лу Синь, изображает губительность подобной социальной морали для человеческой личности. Ностальгия по ушедшему миру детства, выраженная в рассказе китайского автора, перекликается и с «Вишнёвым садом» (1904), и с рассказом «Архиерей».

В последнем используется тот же прием ретроспекции: повзрослевший герой много лет спустя видит родного человека, мать, и это событие вызывает у него прилив детских воспоминаний — поток незначительных деталей, смешных эпизодов, милых и трогательных событий. Как и у героя Лу Синя, детство героя Чехова освещено радостью осознания бытия, радостью первых открытий в себе и окружающем. Именно эта радость позволяет ощущать прошлое на контрасте с настоящим как невосполнимо утраченное счастье.

Как и в рассказе «Родное село», герой сталкивается с переменой отношения к себе людей из прошлого, и это смущает и огорчает его. Мать из близкого, самого родного человека превращается в почтительную и глуповатую просительницу, склоняющую голову перед архиереем. Из-за этого почтения она не может поговорить по душам с сыном, который так ждёт этого, и лишь в момент смертельной болезни, совсем ненадолго, мать становится для него прежней — заботливой, внимательной и родной.

* * *

Завершая сопоставительный анализ детской темы в творчестве Лу Синя и Чехова, стоит заметить, что она интересовала авторов сразу в нескольких аспектах, и наиболее полно это интерес выразился в литературных произведениях. Многие из этих произведений содержат автобиографические элементы, или же сам взгляд на ребёнка и окружающий его мир обусловлен биографией авторов.

Поскольку Лу Синь немало теоретизировал на тему детей и воспитания, его личное понимание взаимоотношений взрослого и ребёнка отразилось в литературе. Чеховская забота о литературе для детей выразилась больше в пародийных произведениях и двух рассказах о животных, в то время как его детские образы стали частью взрослой и очень серьёзной литературы.

При этом тема детей и детства не занимает центрального места в творчестве Чехова или Лу Синя, но она является важным вопросом для каждого из них. Оба автора презирают насилие над натурой ребёнка, которое проявляется в антигуманных законах современного им общества, его морали, извращающей в людях всё естественное и искреннее.

Лу Синь изображает детскую натуру доброй и чистой, характер — живым. В детстве человеку необходимо общение с природой, игры с друзьями. Поэтому в его в произведениях возникает столько замечательных описаний, например связанных со времяпрепровождением в саду или воспоминаниями об играх с Жунь-ту. В произведениях Чехова дети редко идеализируются, они подвластны страстям, они шалят, но при этом неизменно вызывают читательское сочувствие. Для русского автора натура ребёнка также является воплощением неиспорченности и искренности — недаром Чехов привносит детские черты в изображение других, взрослых, персонажей, вызывающих положительный отклик в душе читающего. Описание пейзажа очень важно в повести «Степь» — как и у Лу Синя, здесь соприкосновение с природой — это шаги по ступеням естественного и необходимого миропознания, однако в большинстве рассказов Чехова природа играет заметно меньшую роль.

В творчестве Лу Синя есть несколько образов детей, выступающих в виде жертв отсталого общества. Такие примеры, как Шуань в рассказе «Снадобье» и Бо-эр в рассказе «Завтра», разобранные в первой главе, и, конечно, герои рассказов «Кун И-цзи» и «Родное село», о которых речь шла выше, — красноречивые примеры этому. В этих произведениях автор выражает своё осуждение и сожаление по поводу происходящего. В творчестве А.П. Чехова также есть подобные рассказы, где ребёнок вызывает больше сочувствия из-за отношения к нему взрослых или грубого столкновения взрослого и детского миров. Самые яркие примеры — «Ванька» и «Спать хочется». Социальная проблематика и проблема губительности среды для маленького человека также не чужда русскому автору.

Классическая традиция понимания ребёнка как особого существа, очень чистого, естественного и невинного разрабатывается Чеховым и, отражаясь в его творчестве, приходит в произведения Лу Синя. Оба автора говорят о серьёзных проблемах мира, проводя их через призму понимания детей (приём остранения, известный также по произведениям Л.Н. Толстого «Холстомер», «Война и мир»). Именно поэтому через миры детей и взрослых в творчестве авторов проходит бездна, поэтому столкновение миров приводит к разочарованию героев и личностной деградации. Лу Синю не чужда тема губительных изменений, которые происходят с ребёнком в нездоровом взрослом обществе, под влиянием жестоких социальных законов. Чехов раскрывает эту тему более традиционно: даже ужасные условия не меняют в ребёнке самого главного, его чистой души. Русского автора больше интересует момент испытания героя, детской реакции на несправедливость взрослого мира. Однако оба писателя используют детские образы для игры на контрастах в духе Ф.М. Достоевского («Мальчик у Христа на ёлке» (1876)): сталкивают невинное и порочное, грязное и чистое, наивность и корысть, за счёт чего усиливается психологическое напряжение и обостряется проблематика.

В финале повести Лу Синя «Дневник Сумасшедшего» повествователь провозглашает свое знаменитое «Спасите детей!» [Лу Синь, 1954, т. 1: 73]. Этот короткий лозунг отражает твёрдое убеждение в том, что дети, подрастающее поколение, это будущее страны. И точно так же в конце рассказа «Родное село» рассказчик выражает свою надежду на будущее, куда устремлены его мысли.

А.П. Чехов не делает открытых призывов — это не свойственно его манере повествования, однако же его сочувствие по отношению к беззащитному положению детей в обществе пронизывает многие рассказы, в которых появляются детские образы. Недаром многие встречи ребёнка и взрослого на страницах чеховских произведений оканчиваются печально, автор изображает непонимание взрослого по отношению к ребёнку и трагизм даже внешне маленькой детской обиды. Читатель этих произведений непременно выносит для себя новый взгляд на вещи, уже с позиции ребёнка, и этого стремится достигнуть автор в своём желании сделать жизнь лучше.