Начало XX века — период, когда литература стала неотъемлемой частью общественной жизни. Это связано со многими факторами: формированием массовой культуры, демократического читателя, бурным развитием периодики и пр. В этом контексте литературные репутации писателей формировались во многом под влиянием вкусов читателей, широкой публики, в том числе и провинциальной.
Очень активным был читатель южный — одесский, ростовский, о чем свидетельствует и пресса этих регионов. Отношение к Чехову читателей ростовских и таганрогских газет исследовано, например, Л. Громовым. Но еще одним культурным центром была Казань, университетский город с большими культурными традициями.
Литературно-критический материал казанских периодических изданий особым образом формировал литературные вкусы казанского читателя. Именно благодаря обсуждению, знакомству с именами не только русских, но и западноевропейских писателей читатель проявлял интерес к литературе, у него складывалось собственное впечатление от произведений. Это подтверждают газетные материалы о посещении казанцами библиотек (спрос, главным образом, был на Гоголя, Пушкина, Толстого, Некрасова, Островского), выборе ими книг для чтения (в книжном магазине А.А. Дубровина продавались произведения Пушкина, Гоголя, Толстого, Тургенева, Ж. Верна, Г.Х. Андерсена и др.), о проведении литературных вечеров, публичных литературных лекций (публичная лекция Н.Н. Вулича о Достоевском, «чтения» Н.К. Невзорова о Тургеневе, Толстом, Островском и др.), организации театральных постановок по произведениям русских и зарубежных писателей. Так, ещё в 1872 г. «Камско-Волжская газета» сообщала, что «...у местной публики <...> театральные интересы занимают весьма видное место...», свидетельством чему служат обсуждаемые на страницах местных изданий постановки «Горя от ума» Грибоедова, «Грозы» Островского, «Ревизора» Гоголя и др.
Разнообразие интересов казанской публики, активно включавшейся в литературную жизнь, давало ей возможность считать себя равноправным участником литературного процесса. Конечно, возможности читателя оценить художественную сторону произведения не всегда были высоки, однако такая особенность русской литературы, как ее публицистичность и общественно-социальная направленность, позволяла читателю узнавать себя. «Литературу можно назвать старшей сестрой читателя, к которой он обращается с разъяснениями своих недоразумений с уважением, вызываемом старшинством умственного развития» [И. 1887], — писал в 1887 году «Волжский вестник».
Литературный вкус читателя определял не только печатавшийся в газетах и журналах материал, но и сама подборка выписывавшихся казанскими библиотеками периодических изданий. В основном это были столичные издания — ежемесячные и еженедельные журналы, приложения к ним, газеты («Отечественные записки», «Вестник Европы», «Дело», «Гражданин», «Русский вестник», «Санкт-Петербургские ведомости», «Московские ведомости», «Русский мир», «Биржевые ведомости», «Новое время», «Неделя» и др.). Их строго столичное мнение не всегда удовлетворяло казанского читателя, для которого был важен «провинциальный» взгляд. «Камско-волжская газета» была убеждена, что именно через провинциальные издания литература найдет своего читателя: «С развитием нашей провинциальной жизни провинциальная пресса должна будет играть в ней видную роль, ей суждено оживить и воскресить нашу провинцию. И только при помощи ее литература вообще получит значение для нашего народа» [Провинциал 1873].
Популярность того или иного писателя в Казани была обусловлена многими факторами — доступностью произведения (его наличием или отсутствием), популяризаторской деятельностью (жены писателя, знакомых из Казани), обсуждением на страницах столичных и местных периодических изданий.
Материалы казанских периодических изданий (обзоры поступающих в библиотеки и книжные магазины Казани книг, разборы и обсуждения литературных произведений и т. д.) свидетельствуют о том, что при весьма активном обсуждении, анализе, разборе произведений современной читателю литературы, признании таланта того или иного писателя абсолютное лидерство было за Н.В. Гоголем и А.С. Пушкиным.
Но в 1890—1900-е годы вслед за ними идет А.П. Чехов.
Материалы о Чехове, будучи, несомненно, чрезвычайно интересными с историко-литературной точки зрения, увы, почти не исследованы. Между тем они приоткрывают завесу восприятия творчества и личности Антона Павловича провинциальным читателем, на их примере можно выявить масштабы чеховского влияния на читателя после смерти писателя.
Вопрос взаимодействия Чехова и провинциального читателя рассматривался ранее в работах Л.П. Громова, С.В. Глушкова и других ученых. Исследование казанских газет поможет найти общие закономерности в восприятии Чехова провинциальным читателем, уточнить многие литературоведческие представления о том, как формировалась литературная репутация Чехова.
В казанской печати имя Антона Павловича появляется уже в 1888 году в газете «Волжский вестник» в литературно-критических этюдах А. Уманьского. Автор газетного материала анализирует рассказы молодого Чехова с позиции рядового читателя, который «несколько лет тому назад, просматривая от нечего делать нумер одной юмористической газетки (помнится «Осколков»)» натыкается на небольшой рассказ, подписанный именем «Чехонте». Далее он пишет о таланте А.П. Чехова, о его живом воображении, размышляет о книгах «Пестрые рассказы» и «В сумерках». В сто четвертом номере «Волжского вестника» напечатают продолжение этюдов, во второй части которых А. Уманьский рассматривает пьесу «Иванов» и называет ее «в целом неудачной», а рассказы Чехова сравнивает с карандашными набросками. На момент написания очерка в «Северном вестнике» печатают «Степь». Уманьский называет новое творение писателя «настоящей картиной масляными красками». Следует отметить, что слово «талант» встречается в первом очерке 5 раз, во втором — 3; слово «дарование» 3 раза в обоих очерках. А слово «воображение» — 19 и, соответственно, — 3 раза [Уманьский 1888: № 103, № 104]. Эта частота повторения — важный момент при восприятии личности Чехова. Не раз встретятся такие характеристики на страницах казанских газет и в начале XX столетия, подчеркивая незаурядный талант писателя. Однако в целом А. Уманьский, будучи представителем народнической критики, осудил Чехова за образ главного героя пьесы.
Но более всего, на наш взгляд, с провинциальным читателем Чехова сблизил театр, самый демократичный и доступный вид искусства того времени. В Казани были талантливые антрепренеры, собиравшие труппу из выдающихся актеров, ставились современные пьесы. В конце XIX — начале XX вв. в прессе было немало статей о пьесах «Иванов», «Дядя Ваня», «Леший», «Три сестры», «Вишневый сад». Особенно много было заметок в связи с постановкой их на театральных подмостках. Именно театр напрямую, без посредничества критика, связал Чехова и читателей. Многие из тех, кто воспитывался на чеховских пьесах, впоследствии называли его учителем своего поколения.
Читатели не всегда писали хвалебные письма Антону Павловичу. Его обвиняли в том, что он показывает жизнь слишком мрачной. Строки из письма читательницы из Казани объединили и благодарных и упрекающих: «...Если только вдуматься во все то, что вы пишите, то можно или с ума сойти, или сделаться честнейшим человеком: другого исхода нет» [Письмо Гайкович]
В конце девяностых годов Чехов вновь, как и в начале восьмидесятых, противопоставляет провинцию и столицу. В произведениях этого периода российская глубинка предстает как носительница всех жизненных тягот. С.В. Глушков не случайно отметил тот важный факт, что из писем, которые приходили Антону Павловичу из провинции, многое нашло отражение на страницах пьесы «Три сестры». Пожалуй, это самое провинциальное произведение Чехова. Не осталась в стороне и казанская публика [Глушков 1993].
В статье «По поводу драматических пьес А.П. Чехова» А. Голяховский отмечает, что эпиграфом ко всем пьесам можно взять строки из последнего стиха надписи над воротами в ад: «оставь надежду всякий сюда входящий». Он подмечает, что «перед нами дефилируют различных родов и видов унылые люди» [Голяховский 1901: № 155]. Голяховский рассматривает Чехова как «писателя сумеречной жизни».
Следует отметить, что казанские авторы часто характеризуют чеховских героев как мрачных, без единого светлого пятна, серых, томящихся людей. Некто Х. в своей статье по поводу пьесы «Три сестры», напечатанной в газете «Волжский вестник», отмечает, что это «беспокойная пьеса». Сестры все время куда-то рвутся, им скучно жить, да и остальные персонажи не выглядят веселее и оптимистичнее.
Андрей размышляет: «Отчего мы, едва начавши жить, становимся скучны, серы, неинтересны, ленивы, равнодушны, бесполезны, несчастны... Город наш существует уже двести лет, в нем сто тысяч жителей, и ни одного, который не был бы похож на других, ни одного подвижника ни в прошлом, ни в настоящем, ни одного ученого, ни одного художника, ни мало-мальски заметного человека, который возбуждал бы зависть или страстное желание подражать ему. Только едят, пьют, спят, потом умирают... родятся другие и тоже едят, пьют, спят <...>» (С. XIII, 181—182). Эта тирада помогает в создании особого настроения пьесы. Х. задается вопросом, а можно ли вообще передать на сцене настроение «чеховских сумерек»?
Автор другой статьи в газете «Казанский телеграф», подписавшийся инициалами С.У., предваряя анализ пьесы «Дядя Ваня», отметил такую особенность письма Антона Павловича: «кто-то сказал о пьесах Чехова, что они представляют собою лишь либретто, музыку же должны создавать сами артисты. Это до некоторой степени верно» [С.У. 1903]. Он отмечает, что писатель не дает детальной характеристики образам, тем самым предоставляя некую артистическую свободу. Второй особенностью он считает настроение пьес, «Можно ли вообще передать на сцене манеру письма Чехова, который выбирает для характеристики своих героев ту или иную типичную черту или черточку, постоянно повторяет ее и как бы внедряет ее в воображение читателя, который сам воспроизводит остальные черты», — задается вопросом Х. в статье по поводу «Трех сестер» Чехова [Х. 1902].
Провинциальный зритель не мог не подметить новизну чеховского стиля. Пьесы дают определенную свободу творчества и восприятия. Каждый зритель, читатель, артист, режиссер трактует произведения по-своему. Можно предположить, что именно это свойство пьес сблизило провинциального зрителя с Чеховым. Казанская публика отмечала, что, несмотря на то, что часто чеховским пьесам предсказывали провал на провинциальной сцене, этого ни разу не произошло. На сцене казанского городского театра, как можно наблюдать по анонсам, регулярно публиковавшимся в прессе, пьесы Антона Павловича не просто ставились, а пользовались успехом. Более того, пьесы «играли» и на любительских сценах Казани. Пьесы Чехова по праву завоевали «провинциальную любовь». Можно смело утверждать, что не только актер жил на сцене, там же существовал и зритель.
15 июля (по старому стилю — 2 июля) 1904 год — «черная дата» в истории русской литературы. Скончался А.П. Чехов. После смерти писателя имя его многократно появляется в казанской печати. Интереснее всего, что встречается оно как отзвук восприятия Чехова публикой. И более того, можно проследить влияние творчества и личности Чехова на читателя и зрителя. Например, в «Казанском телеграфе» за 1912 год в анализе новой книги С.Л. Облеуховой делается акцент на то, что рассказы «Нежное сердце» и «Божье попущение» написаны в «чеховских тонах».
Любопытна заметка в рубрике «Казанского телеграфа» «Маленькая хроника» под названием «Нечто чеховское». В ней рассказывается в лаконичной форме о случае, который произошел в Батуме в 1914 году. Один генерал напечатал в типографии летучку и раздавал ее дамам и девицам. Приведем текст летучки:
«23 мая сего 1914 г.
Генерал-от-кавалерии Иван Сергеевич З., по случаю исполняющегося в этот день 50-летия со дня производства его в первый офицерский чин, будет принимать поздравления, и подношения личные или письменно и не только в сам юбилей, но и раньше, и позже его!
Подарки от дам и барышень не должны иметь существенной ценности (valeur intrinsèque), а могут состоять из фотографических карточек с соответственной надписью, посвящений, стихов, рукоделий или же из частей предметов носимого туалета, как-то: ленточек, прошивочек, кружевца и прочего.
Для подносительниц это представит меньше заботы и хлопот, а для него такого рода подношения будут много приятнее, и дороже ценных.
Гор. Батум».
Естественно, что такое «письмо» сопровождалось шквалом негодования.
Этот случай вызван ассоциацию с произведениями Чехова. Чехова воспринимали не только как писателя сумерек, обыденности, скуки жизни, но и как юмориста.
Многие фельетоны, посвященные современности, строились на использовании чеховских образов и мотивов — это показательный факт того, что Чехов стан частью русской жизни. Невозможно обойти стороной фельетон «Разбитое сердце», опубликованный в «Дневнике Казани» в № 18 за 1907 год и подписанный Homo novus. В фельетоне изложен разговор некого Г. Гурьева и Бюрократии, которая просит его написать трагедию о ее судьбе. Бюрократия вышла замуж за народное представительство, но она несчастлива в своей семейной жизни. Она сравнивает себя с подстреленной чайкой из одноименной пьесы Чехова, которая летала над озером и «вдруг пиф паф, под белой грудкой сквозная рана...» Чайка падает к ногам охотников. Бюрократия предлагает Гурьеву написать трагедию в трех актах, с прологом и эпилогом. Пролог — «Чайка», I акт — «Мы попали в западню», II акт — «Холодная постель», III акт — «Прощай, мечты!» и эпилог, в котором Бюрократия предстанет состарившейся. Как много в этом фельетоне чеховского! Здесь не просто политика. Но юмор, и сатира, и разочарования, и обыденность. Это ли не является наглядным примером того, насколько глубоко впитывал в себя чеховское творчество читатель? Настолько вдумчиво, что многие мысли нашли отражение на страницах периодической печати.
Мечтать... это важная характеристика чеховских героев. Все они о чем-то мечтают. К примеру, сестры Прозоровы мечтают о Москве, персонажи «Вишневого сада» о новой жизни. Но их мечтам не суждено сбыться. «Прощай, мечты!»
Мы представили только некоторые материалы, появившиеся в казанских газетах и помогающие наметить некоторые вехи формирования литературной репутации Чехова у провинциального казанского читателя.
Литература
1. Библиография // Казанский телеграф. 1912. № 5812.
2. Глушков С.В. А.П. Чехов и провинциальный читатель 1880—1914 гг. (Проблемы взаимодействия). Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1993.
3. Голяховский А. По поводу драматических пьес А.П. Чехова // Волжский вестник. 1901. № 155.
4. Громов Л.П. Антон Павлович Чехов в дореволюционной периодике Дона. Критико-библиографический обзор. Ростов н/Д, 1948.
5. И. Характерные черты журналистики минувшего года // Волжский вестник. 1887. № 5.
6. Нечто чеховское // Казанский телеграф. 1914. № 6266.
7. Письмо Ф.М. Гайкович Чехову, январь 1902. ОР ГРБ. Ф. 439.40.6.
8. Провинциал. Литература и провинция. (Статистический очерк) // Камско-волжская газета. 1873. № 36.
9. С.У. «Дядя Ваня» сцены Чехова и «Провинциалка» ком. в 1 д. Тургенева (Гастроли Далматова) // Казанский телеграф. 1903. № 3067.
10. Уманьский А. Литературно-критические этюды. Ан.П. Чехов // Волжский вестник. 1888. № 103.
11. Уманьский А. Литературно-критические этюды. Ан.П. Чехов // Волжский вестник. 1888. № 104.
12. Х. «Три сестры» // Волжский вестник. 1902. № 57.
13. Homo novus. Разбитое сердце // Дневник Казани. 1907. № 118.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |