Основной мотив поездки А.П. Чехова на каторжный Сахалин можно охарактеризовать словами самого писателя: «Ее (каторгу — Т.И.) надо видеть, изучить самому. В ней, может быть, одна из самых ужасных нелепостей, до которых мог додуматься человек со своими условными понятиями о жизни и правде» [Ладыженский 1960: 218].
Из двух норм сахалинской жизни — «свобода» и «каторга», — представленных писателем, преобладает, бесспорно, вторая. С первых страниц книги А.П. Чехов намеренно создает обобщенный образ каторги как еще одной формы русского крепостничества. Сахалин представляется государством, где все свое, «собственное», включая и нравственность.
В понимании А.П. Чехова душа человека и обстоятельства его жизни связаны напрямую. Этим и объясняется, почему писатель так пристально изучает каждый социальный слой сахалинского населения: каторжан, поселенцев, крестьян, представителей местной власти, солдат и коренное население.
Каторжные представляют собой категорию исключительную. По отношению к ним в условиях тюремной системы становятся абсолютно неуместными такие понятия, как «человек» и «личность». В большинстве случаев подходит другое наименование — «пария», означающее «состояние человека, ниже которого уже нельзя упасть» (С. XIV—XV, 152). Эта крайняя, предельная степень унижения человеческой личности наблюдается во всем: в каторжном труде, быту, в отношениях с представителями власти.
А.П. Чехов констатирует, что люди, лишенные свободы внешней, прежде всего — свободы выбора, личностно деформируются. Они утрачивают и внутреннюю свободу, превращаются в подобие человека. Теперь им, «по преимуществу людям подневольным, голодным и находящимся в постоянном страхе», почти неизбежно свойственны склонность к кражам, «лживость, лукавство, трусость, малодушие, наушничество» (С. XIV—XV, 325). Стадная жизнь, по мнению автора, не может влиять на человека благотворно, наоборот, она действует на него растлевающим образом, лишает самого дорогого качества — «домовитости», так нужного человеку после выхода с каторги, когда потребуется ему быть хозяином своей будущей жизни. Поэтому А.П. Чехов показывает не только каторжных, но и людей на поселении как «продукт каторги».
Поселенцев можно охарактеризовать как «свободных» невольников каторжного Сахалина. «Каторга начинается не на каторге, а на поселении» (С. XIV—XV, 233), — откровенно заявляет сам генерал-губернатор А.Н. Корф. Выход с каторги вновь оборачивается для человека той же стороной — страшным наказанием, ставшим теперь уже для него вечным. Он ненавидит свое новое звание «поселенец» уже только потому, что оно считается таким же низким, что и «каторжанин».
Характер случайности становится доминирующим в обстановке поселенческого быта. В крестьянах автор с сожалением замечает «отсутствие чего-то важного» (С. XIV—XV, 73). И важным, по мнению писателя, является то, без чего не может существовать человеческая душа: связь поколений, единение с прошлым, его традициями и обычаями. В сахалинских условиях люди утрачивают эту память, становятся разобщенными.
Размышления о положении крестьян на каторге приводят А.П. Чехова к важным выводам о ценности сахалинской семьи. В сахалинской колонии появляется целый разряд свободных семей, отталкивающих своей искусственностью и фальшью. Мужчины и женщины живут вместе лишь потому, что так принято в ссылке, таков ее порядок. Рождение нового человека в семье не приветствуется, поскольку он становится обузой для своих родителей. Дети здесь абсолютно бесправны, их социальное положение определяется так: незаконный сын каторжной или незаконная дочь поселенки.
Личные наблюдения за членами подобных семей, где каждый оказывается чужд другому до такой степени, что не знает даже, как зовут его, заставляет автора вынести решающий приговор устройству сахалинских семей: «...семья давно уже сгнила, а на месте ее выросло что-то другое» (С. XIV—XV, 253). Поселенцы не живут, они существуют, ведут сонную, пьяную жизнь, с презрением относятся к своему жилищу: «Уже всякие способы испробовал, но никакого толку не выходит, остается одно: махнуть на все рукой» (С. XIV—XV, 74), — заявляет один из крестьян. Бездеятельность постепенно переходит в привычку.
В обитателях каторжного Сахалина писатель открывает вечное смирение перед обстоятельствами, незыблемую веру в судьбу. «Значит, Богу так угодно», «Повиноваться надо. Жизнь, нечего Бога гневить, хорошая. Слава тебе Господи!», — часто повторяют ссыльные (С. XIV—XV, 191). Автор рассказывает о крестьянине из ссыльных П., у которого позади остались каторга и поселение. Теперь он сам ведет хозяйство и содержит работников. Но самое главное — он давно имеет право переселиться на материк и, тем не менее, продолжает жаловаться, сетовать на судьбу... и бездействовать.
Вместе с тем отдельным героям свойственно бунтарство против сахалинского жизненного уклада. Например, старик Шкандыба, который не подчиняется начальству и отказывается от каторжных работ с первого дня приезда на Сахалин. Его сажают в карцер, применяют телесные наказания, но все эти принудительные меры оказываются бессильными перед его «непобедимым, чисто зверским упрямством» (С. XIV—XV, 133). С этим каторжным решительно ничего нельзя было сделать. «Повозились с ним, — замечает автор, — и, в конце концов, бросили. Теперь он гуляет по Дуэ и поет» (С. XIV—XV, 133). Но его внешняя свобода оказывается абсолютно бессмысленной: жизнь заключается в бездействии, жалком существовании, ненужности.
Примечательно, что мотив безысходности бытия подчеркивается не только в чеховских деталях, но и пейзажных зарисовках. Некогда «счастливый, резвый, гулявший на просторе северных морей» кит (С. XIV—XV, 188), обычно олицетворяющий величие и свободу, в книге А.П. Чехова предстает в виде выброшенного на берег скелета, что, несомненно, символизирует контраст между вольной жизнью и наступившей мертвой неподвижностью: «...белые кости богатыря лежали в грязи и дождь точил их» (С. XIV—XV, 188). Люди Сахалина — это тоже только видимость, жалкое подобие людей, они тоже обречены и пребывают теперь в ожидании неминуемой смерти.
Словно в плену чувствует себя и тот, кто несет службу на Сахалине. Пребывание в постоянном одиночестве и «длинное, тягучее время, которое некуда девать» (С. XIV—XV, 164), угнетают представителей сахалинской администрации, способствуют безразличному отношению к своему существованию. Служба для большинства из них оказывается невыносимым испытанием: многие бросают ее при первой возможности, спиваются, сходят с ума, убивают себя, начинают красть, становятся крайне жестокими. В одном из малоизвестных писем 1892 года писатель резко оценивает «истинное» назначение служителей каторжного острова: «Кажется, чего бы лучше для Сахалина — едут служить люди с высшим образованием, а что от них за польза Сахалину, — реально-то пользы — никакой, а вред существенный. Эти бесстыжие господа своими аттестатами только закрепляют и замаскировывают наглый произвол, воровство и зверство в отношении к жизни здешней братии» [Теплинский 1959: 208].
По мнению А.П. Чехова, такое положение многих из «авторитетных людей» определяется тем, что они случайно попадают на Сахалин, оказываются здесь не по своей воле, а в силу обстоятельств. Вот почему представители сахалинской администрации, по сути, становятся новыми жертвами Сахалина.
А.П. Чехов наглядно демонстрирует результат насильственной колонизации. Когда жизнь возникает по распоряжению, искусственно, то невозможно говорить о ее дальнейшем развитии. Здесь оказываются извращенными все человеческие ценности: семья, брак, честь и долг. Ни в одном из рассматриваемых А.П. Чеховым вопросов не оказалось тех «плюсов», которые бы могли выступить в защиту сахалинской колонии. Наоборот, «Остров Сахалин» превратился в совокупность самых злободневных проблем, над которыми должна была задуматься российская общественность.
Для писателя «каторжный вопрос» является настолько значимым, что может быть разрешен только на государственном уровне, при немедленном осуществлении реальных полезных дел. Среди них строительство церкви на Сахалине, открытие школы и больницы, безотлагательная материальная помощь семьям ссыльных. Эти дела А.П. Чехов называл «надежными», способствующими облегчению жизни «несчастных». Но дела эти нужны и самому обществу, без которых оно не может считать себя здоровым.
Литература
1. Ладыженский В.Н. В сумерки. Из воспоминаний об А.П. Чехове // Чехов в воспоминаниях современников. М., 1960. С. 218—306.
2. Теплинский М.В. Новые материалы о сахалинском путешествии А.П. Чехова // А.П. Чехов: Сб. ст. Южно-Сахалинск, 1959. С. 180—255.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |