Грамматическая экспликация и концептуализация времени в художественном произведении — явление сложное, что обусловлено несколькими факторами. Во-первых, грамматика является скрытым, глубинным показателем временной семантики. Пропозиция всегда соотнесена с действительностью, и, следовательно, вписана во время даже при отсутствии лексических временных показателей. Во-вторых, грамматические особенности времени связаны с характером повествования, зависят от него.
В рамках художественного повествования более значимой, нежели собственно категория времени, является категория аспектуальности и многочисленные видо-временные значения глагольных форм, которые реализуют определенное значение в контексте и благодаря этому контексту приобретают смысл. Не собственно грамматические категории вида и времени формируют видо-временную семантику нарратива. Она возникает благодаря множественности выражаемых грамматическими способами временных смыслов, а также за счет контекстуального взаимодействия и взаимовлияния данных смыслов друг на друга.
Исследователи, анализируя отдельные рассказы А.П. Чехова, приходят к выводу о значимости для временной системы координат глаголов несовершенного вида (далее — НСВ), употребляемых в итеративном режиме. Так, Ю.К. Щеглов, анализируя рассказ «Анна на шее», говорит о «хабитуалисе» (итеративном употреблении глаголов несовершенного вида), которое становится средством воплощения многократного повторения и «зацикливания» [Щеглов 1996: 174—186]. Грамматическая семантика глаголов в прозаических произведениях рассматриваемого периода несет на себе основную семантическую нагрузку. Глаголы НСВ употребляются в текстах по большей части в форме прошедшего времени. Вкупе с грамматическим значением вида форма глаголов НСВ прошедшего времени в контекстах приобретает два основных значения:
— постоянного существования [Русская грамматика 1980: 633], или прошедшего постоянного [Бондарко 2005: 285]: форма глагола обозначает действие постоянное, закономерное, несовершенный вид выступает в «постоянно-непрерывном значении» [там же], например:
1) Она [мать Нади] занималась спиритизмом, гомеопатией, много читала, любила поговорить о сомнениях, которым была подвержена, и всё это, казалось Наде, заключало в себе глубокий, таинственный смысл («Невеста», С. X, 207).
— неограниченно повторяющегося действия [Русская грамматика 1980: 633], или «прошедшего... повторяющегося и обычного действия» [Бондарко 2005: 286], например:
2) Он [старик Цыбукин] уезжал по делам; жена его, одетая в темное, в черном фартуке, убирала комнаты или помогала в кухне («В овраге», С. X, 147).
Повествовательный режим допускает постоянное пересечение частных значений глагольных форм времени: в контексте неограниченно повторяющиеся действия распространяют и поясняют действия постоянно существующие, например:
3) Деньги у него [у жандарма Жукова] водились, и он всегда говорил о них с видом большого знатока. Он занимался комиссионерством, и когда нужно было кому-нибудь продать имение, лошадь или подержанный экипаж, то обращались к нему («Убийство», С. IX, 141).
В примере 3 глаголы-сказуемые [деньги у него] водились и занимался комиссионерством, имеющие значение постоянно существующего действия, употребляются вместе с глаголами-сказуемыми [всегда] говорил и обращались к нему в значении неограниченно повторяющегося действия. Несмотря на временной детерминант всегда, не представляется возможным считать, что в контексте глагол говорил реализует значение постоянно существующего действия. Это невозможно предположить ввиду ограниченности его лексического значения, которое исключает реализацию значения постоянно существующего действия. В данном контексте логично предположить: всегда [то есть тогда, когда говорил] говорил... с видом большого знатока. В сложном синтаксическом целом [Он занимался комиссионерством, и...] первое сказуемое, называя характер занятий субъекта как факт действительности, фактически не соотносится со временем, сказуемые нужно было [продать] и обращались называют неопределенный во времени, повторявшийся неоднократно акт. В контексте такое логическое сопряжение постоянно существующего с многократно повторяющимся действием способствует расширению временного контекста. Этот эффект поддерживается благодаря использованию ряда лексико-грамматических средств, которые за счет выражаемой ими вариативности и неконкретности порождают неопределенность и создают вместе с тем временной обзор: детерминант всегда выражает весьма условно обозначаемую временную локализованность; однородные прямые актанты обозначают объект действия (имение, лошадь или подержанный экипаж) и субъект действия (кому-нибудь) как вариативные или неопределенные.
Формы прошедшего времени глаголов НСВ при назывании повторяющихся действий способны приобретать «квалифицирующий, качественный оттенок» [Бондарко 2005: 287]. В прозаических произведениях А.П. Чехова формы с таким значением встречаются в текстах довольно часто. Например:
4) Это была женщина высокая, с темными бровями, прямая, важная, солидная и, как она сама себя называла, мыслящая. Она много читала, не писала в письмах ъ, называла мужа не Дмитрием, а Димитрием, а он втайне считал ее недалекой, узкой, неизящной, боялся ее и не любил бывать дома. Изменять ей он начал уже давно, изменял часто и, вероятно, поэтому о женщинах отзывался почти всегда дурно, и когда в его присутствии говорили о них, то он называл их так:
— Низшая раса! («Дама с собачкой», С. X, 128).
Глаголы-сказуемые [много] читала, не писала [в письмах ъ], называла [мужа Димитрием] имеют квалифицирующий оттенок, глаголы-сказуемые считал недалекой, боялся, не любил [бывать дома] обозначают факты постоянные, типичные, а глаголы-сказуемые изменял, отзывался [дурно] называл обозначают действия многократно повторяющиеся. Благодаря контекстуальному сочетанию глаголов с различными оттенками значений создается многослойный пласт действительности, в котором высвечиваются факты-характеристики, постоянные и регулярно повторяющиеся акты.
Обычные, постоянные действия и неограниченно повторяющиеся действия в контексте неопределенного отрезка времени представляют не события, а картину действительности в ее обобщенном виде. Например:
5) Тетя Даша занималась хозяйством. Сильно затянутая, звеня браслетами на обеих руках, она ходила то в кухню, то в амбар, то на скотный, мелкими шагами, и спина у нее вздрагивала; и когда она говорила с приказчиком или с мужиками, то почему-то всякий раз надевала pince-nez. Дедушка сидел все на одном месте и раскладывал пасьянс или дремал. За обедом и за ужином он ел ужасно много; ему подавали и сегодняшнее, и вчерашнее, и холодный пирог, оставшийся с воскресенья, и людскую солонину, и он все съедал с жадностью, и от каждого обеда у Веры оставалось такое впечатление, что когда потом она видела, как гнали овец или везли с мельницы муку, то думала: «Это дедушка съест» («В родном углу», С. IX, 317).
В примере 5 жизнь изображается в ее нерасчлененно!! повседневности (занималась хозяйством; ходила то в кухню, то в амбар, то на скотный; говорила с приказчиком; сидел на одном месте и раскладывал пасьянс или дремал). При этом знаменательной оказывается разнородность описываемых «действий», встречающихся в одном микро- или макроконтексте, которая порождает инвариантность смысла. Так, в предложении Сильно затянутая, звеня браслетами на обеих руках, она ходила то в кухню, то в амбар, то на скотный, мелкими шагами, и спина у нее вздрагивала; и когда она говорила с приказчиком или с мужиками, то почему-то всякий раз надевала pince-nez описывается хозяйственная «деятельность» тети Даши посредством сказуемого ходила, сопряженного с тремя детерминантами места (то в кухню, то в амбар, то на скотный). В то же время предикат сопрягается с тремя неконститутивными определителями (сильно затянутая, звеня браслетами и мелкими шагами), которые нарушают однородность выражаемого смысла (описания собственно деятельности), порождают двойственность смысла: описание ежедневной деятельности сочленяется с характеристиками поведения персонажа, и «деятельность» частично нивелируется, приобретает смысловой оттенок качественной характеристики героев. Схожий механизм срабатывает и во второй части рассматриваемого предложения: и когда она говорила с приказчиком или с мужиками, то почему-то всякий раз надевала pince-nez, где первое сказуемое называет деятельность, а второе характеризует персонажа. Или ср.:
6) У него была манера неожиданно для собеседника произносить в форме восклицания какую-нибудь фразу, не имевшую никакого отношения к разговору, и при этом щелкать пальцами. И всегда он подражал кому-нибудь; если закатывал глаза, или небрежно откидывал назад волосы, или впадал в пафос, то это значило, что накануне он был в театре или на обеде, где говорили речи. Теперь он шел, как подагрик, мелкими шагами, не сгибая колен, — должно быть, тоже подражал кому-то («У знакомых», С. X, 9).
Собственно характеризующие героя описания в начале примера (у него была манера... произносить... фразу... и щелкать пальцами; всегда он подражал кому-нибудь) сменяются описаниями повторяющихся и обычных действий Сергея Сергеича (закатывал глаза, откидывал волосы, впадал в пафос, [он] был в театре/на обеде). Причем данные глаголы НСВ, имеющие значение многократно повторяющегося действия, приобретают в контексте качественно-характеризующий оттенок: глаголы и представляют действия, и высвечивают свойства, черты личности.
В рассмотренных контекстах 3—6 практически отсутствуют детерминанты времени (ср. в приведенных выше примерах однородность значения, которое выражают детерминанты всегда (3); давно, часто (4); накануне (6), а также локальность значения детерминантов за обедом и за ужином (5) при допустимом более широком обобщении, например, *всегда/часто/обычно за обедом и за ужином).
В контексте глаголы НСВ в форме прошедшего времени могут сочетаться с глаголами СВ, описывающими конкретные действия-события, на фоне изображаемой действительности являя конкретные, актуальные эпизоды. Повседневность с «высвеченными» актуальными эпизодами воспринимается живее и нагляднее, создается «имитация» движения. Тем не менее часто подобные фрагменты не мыслятся как отнесенные к какому-то конкретному моменту времени. Такую «смазанную конкретность» действия-события приобретают благодаря тем же детерминантам с семантикой времени. Например:
7) В его присутствии робели все, даже старики протоиереи, все «бухали» ему в ноги, а недавно одна просительница, старая деревенская попадья, не могла выговорить ни одного слова от страха, так и ушла ни с чем («Архиерей», С. X, 194).
В примере 7 постоянно существующее положение дел — то, что перед архиереем все робели и «бухали» ему в ноги, — соединяется в контексте с конкретным единичным фактом: одна просительница... не могла выговорить ни одного слова от страха, так и ушла ни с чем. Детерминант недавно выполняет одновременно две смысловых функции в контексте: отсылает к недавно бывшему актуальному факту и «смазывает» его точность собственной семантической неопределенностью. Эти же функции выполняют компоненты предложения (подлежащее с определением и приложением), называющие субъекта действия. Приложение старая деревенская попадья конкретизирует образ, а определение одна, напротив, снижает степень конкретности, указанием на неопределенного, некоего субъекта, одного из множества.
Логическое и тематическое сочленение глаголов НСВ в рамках одного предложения или текстового фрагмента с глаголами СВ, причастиями и деепричастиями демонстрирует особенности изображаемой автором действительности. Например:
8) Младший, Степан, пошел по торговой части и помогал отцу, но настоящей помощи от него не ждали, так как он был слаб здоровьем и глух; его жена Аксинья, красивая, стройная женщина, ходившая в праздники в шляпке и с зонтиком, рано вставала, поздно ложилась и весь день бегала, подобрав свои юбки и гремя ключами, то в амбар, то в погреб, то в лавку, и старик Цыбукин глядел на нее весело, глаза у него загорались, и в это время он жалел, что на ней женат не старший сын, а младший, глухой, который, очевидно, мало смыслил в женской красоте («В овраге», С. X, 145).
Сложное синтаксическое целое включает в себя целый ряд сказуемых, выраженных глаголами СВ и НСВ, употребляемых в различных значениях: пошел по торговой части — в значении свершившегося факта; помогал [отцу], [помощи] не ждали — в значении постоянного действия и состояния; [рано] вставала, [поздно] ложилась, [весь день] бегала — в значении постоянно повторяющегося действия. Контекстуальное употребление глаголов-сказуемых глядел весело, [глаза у него] загорались в контексте можно интерпретировать двояко: как действие, многократно повторяющееся (если исходить из значений предшествующих глаголов-сказуемых и следующего за ним, однородного ему глагола-сказуемого жалел), с другой стороны — как конкретное, единичное действие. Такое толкование предполагает глагол глядел, который при отсутствии в контексте детерминантов и конкретизаторов имеет значение непосредственного визуального восприятия.
Следует также обратить внимание на частое использование в рассмотренных контекстах неопределенно-личных синтаксических конструкций. Ср.:
...и когда нужно было кому-нибудь продать имение, лошадь или подержанный экипаж, то обращались к нему.
...и когда в его присутствии говорили о них, то он называл их так:
— Низшая раса!
...это значило, что накануне он был в театре или на обеде, где говорили речи.
Младший, Степан, пошел по торговой части и помогал отцу, но настоящей помощи от него не ждали...
Неопределенно-личные конструкции способствуют акцентированию внимания на собственно событиях, оставляя в тени субъектов действий. При этом конкретность и единичность фактов стирается не только за счет употребления в контексте глаголов НСВ, факт приобретает обобщенное значение благодаря грамматической семантике неопределенности.
Таким образом, контекстуальные сочетания форм глаголов НСВ в прошедшем времени, употребляемых в различных значениях, обусловливают многомерность и широту временной рамки. Повышенная фактографичность, создаваемая не только за счет употребления глаголов НСВ, но и за счет их синтаксической роли в предложении и возможностей их сочетаемости, создает неконкретность картины изображаемой жизни. Кроме того, контекстуально обусловленная семантическая инвариантность позволяет представить не только повторяемость действий и событий и однообразность жизни, но и своего рода «застывание» людей, косность их существования.
Литература
1. Бондарко А.В. Теория морфологических категорий аспектологические исследования. М., 2005.
2. Русская грамматика: в 2 т. Т. 1. М., 1980.
3. Щеглов Ю.К. Из поэтики Чехова («Анна на шее») // Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. Работы по поэтике выразительности. Инварианты — Тема — Приемы — Текст. М., 1996. С. 157—189.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |