Образность как реальное свойство языковых единиц различных уровней проявляется в их способности вызывать в нашем сознании наглядные представления, яркие картины, на фоне которых мы воспринимаем предметно-вещественное или понятийно-логическое содержание этих единиц. Образность как категория, узуально закрепленная за словами с переносными образно мотивированными значениями и определенной частью фразеологизмов, выступает при формировании их значений в роли активно действующего структурообразующего фактора: способствуя экспрессивности и яркой эмоциональности этих языковых единиц, создавая объективные предпосылки для выражения многообразного диапазона оценок (от «прекрасно», «замечательно» до «недопустимо», «отвратительно») по отношению к называемым ими фрагментам действительности, образность становится одним из основных стимулов формирования коннотативного компонента их семантики [Солодуб 1983: 4].
По мнению лингвистов, фразеологические единицы (ФЕ) занимают значительное место среди художественно-изобразительных средств в художественных текстах, обычно они интуитивно вычленяются как основные носители образности и экспрессии [Мокиенко 2004: 3].
Задачей нашего изучения является описание некоторых приемов использования А.П. Чеховым в своих произведениях общеязыковой фразеологии, определение их художественно-изобразительных функций в текстах, учитывая при этом отдельные индивидуально-авторские преобразования фразеологических единиц.
Поскольку в современной русистике до сих пор нет единого мнения о статусе фразеологической единицы, то следует определить, что считать фразеологической единицей.
Под фразеологической единицей (ФЕ) в данной статье понимаются, вслед за Ю.А. Гвоздаревым, устойчивые в языке и воспроизводимые в речи составные языковые знаки, имеющие самостоятельное значение, соотнесенное с понятием, состоящие из двух или более слов, из которых хотя бы одно имеет фразеологическое значение [Гвоздарев 1977: 18]. Предполагаемое понимание фразеологической единицы позволяет оставить за рамками нашего исследования различного рода семантически неделимые сочетания, представляющие собой составные названия и термины, пословицы, поговорки, крылатые выражения и перифрастические обороты.
Нами замечено, что А.П. Чехов довольно охотно использует заложенные во фразеологических единицах выразительные возможности, высокую степень обобщенности, эмоционально-экспрессивное их наполнение, их стилистическую окрашенность (разговорность, просторечность, книжность и т. д.) и образность.
Обращение писателя к фразеологии и характер ее использования в текстах является показательным для определения общего отношения мастера художественного слова к этим выразительным средствам языка. Характер же включения их в текст — одна из черт, позволяющих определить склонность А.П. Чехова к простоте или сложности решения поставленной художественной задачи.
По нашим наблюдениям, основную массу фразеологических единиц, использованных в чеховских текстах, составляет общеупотребительная фразеология, включенная в художественные произведения в общеязыковой форме и значении, причем около половины ее имеет ярко выраженную разговорную и просторечную окраску. Это такие фразеологические единицы, как: вдаваться в подробности — в значении: интересоваться чем-либо с особым вниманием («О любви». С. X, 67); на злобу дня — в значении: очень актуально («На реке». С. V, 76); влачить существование — в значении: бедствовать («Чайка». С. XIII, 28); дай бог память — в значении: попытаться вспомнить что-либо («Иванов». С. XI, 232); держать в струне — со значением: подчинив кого-либо своей воле, обходиться с ним сурово, строго («Чайка». С. XIII, 21); вращать глазами — в значении: выражать глазами возбужденное состояние («Беззащитное существо». С. VI, 90); во времена Оны — в значении: когда-то очень давно («Скука жизни». С. V, 169) и другие.
Попытаемся проследить функционирование некоторых фразеологических единиц в ткани художественного пространства на конкретных примерах использования их в чеховских текстах: «Но я тогда не вдавался в такие подробности» («О любви». С. X, 67); «Серебряков: Минуя детали, изложу ее в общих чертах» («Дядя Ваня». С. XIII, 89); «Шабельский: Я бы воспитал. А ваш этот тупой лекарь почувствовал бы себя на высоте своей задачи и на седьмом небе» («Иванов». С. XII, 33);
«— Выдали меня за дурака, сгубили меня, сироту несчастную, пьяница рыжий... Глаза бы мои на тебя не глядели! («На даче». С. V, 54) и другие. Как видим, специфические черты фразеологической образности прослеживаются уже при сопоставлении ее с образностью отдельных лексических единиц с переносными образно мотивированными значениями.
Как нами было уже отмечено, образная основа общеязыкового фразеологизма может стать и средством образной системы всего художественного текста, так как образность, как правило, разлита по всему тексту.
Если рассматривать произведения А.П. Чехова с точки зрения способа привлечения в них фразеологических единиц для создания образности в тексте, то условно, на наш взгляд, можно выделить три основных типа использования фразеологических единиц:
1. Использование ФЕ в общепринятой форме и значении.
2. Наличие в тексте ФЕ структурных и семантических преобразований.
3. Создание контаминированных фразеологических единиц.
Нами было уже отмечено выше, что большая часть привлеченных А.П. Чеховым фразеологических единиц употреблена нормативно и это ведущая в его творчестве тенденция, однако мы не исключаем и разного рода преобразований устойчивых сочетаний в его текстах. Хотя к преобразованию фразеологических единиц А.П. Чехов обращается крайне редко, а если и обращается, то это чаще всего сводится к разрушению каркаса известной фразеологической единицы. Это чаще всего делается для придания тексту разговорного варианта в создании общеотрицательной функции или для создания комического эффекта, что способствует общей образности текста. Это, например, такие, как: взять моду («Мужики». С. X, 298), век вековать («Степь». С. VII, 35); брать в толк («Мертвое тело». С. IV, 127), называть вещи своими именами («Иванов». С. XI, 264); синий чулок («Иванов». С. XI, 228); на верху блаженства («Предложение». С. V, 352) и другие. Достаточно обратиться к чеховским примерам, чтобы заметить проявление фразеологической образности в художественной ткани всего текста: «Барыни какие... они обычно моду берут каждый день чай пить («Мужики». С. X, 298); «Ты поднатужься, Сема... Где хорошо скажут, ты и вникай, возьми себе в толк, да все думай, думай...» («Мертвое тело». С. IV, 127); «— Болею, плоть немощна, ну, да ведь, сам посуди, пожил! Восьмой десяток! Не век же вековать, надо и честь знать» («Степь». С. VII, 35); «Львов, не слушая его: С такими людьми, как вы, надо говорить прямо... Я привык называть вещи своим именем...» («Иванов». С. XI, 264); «Не женитесь вы... ни на психопатках, ни на синих чулках, а выбирайте себе что-нибудь заурядное, серенькое...» («Иванов». С. XI, 228); «Ах, какою надо быть деревянной скотиной, чтобы не чувствовать себя на верху блаженства, когда она говорит, смеется, показывает свои ослепительно белые зубки!» («Предложение». С. V, 352) и другие. Как видим, эти примеры свидетельствуют об использовании известных фразеологических единиц как узуально, так и индивидуально-авторски.
Еще одним приемом усиления фразеологической образности можно считать прием трансформации фразеологических единиц. Так, у А.П. Чехова можно наблюдать замену одного из компонентов устойчивого сочетания другой формой того слова, что, по нашему мнению, всегда ведет к необычному, эмоциональному подчеркиванию значения фразеологической единицы в целом. Сравним, например, устойчивое сочетание катиться по наклонной (в значении: опускаться в нравственном, моральном и т. п. отношении) и его вариант покатил по наклонной в следующем примере: Но как только он покатил вниз по наклонной плоскости и стал Лазаря петь, вы вешаетесь ему на шею («Иванов». С. XII, 58). В этом примере замена одной формы слова другой глагольной формой способствует обновлению содержания фразеологической единицы. В этом варианте можно заметить еще одну особенность создания образности чеховской модификации фразеологической единицы. Здесь фразеологическая образность увеличивается за счет приема нагнетания. Тем самым А.П. Чехову удается усилить отрицательное отношение к изображаемому предмету.
Для усиления иронической характеристики изображаемого в тексте писатель прибегает к преобразованию фразеологизма. Это преобразование, по нашему мнению, заключается в замене одного компонента фразеологической единицы лексической единицей другой тематической группы. Это можно проследить на следующих примерах: Барона кашей не корми, а дай только пофилософствовать («Три сестры». С. XIII, 129).
Отличительной особенностью использования фразеологических единиц А.П. Чеховым, на наш взгляд, является и то, что большую часть привлекаемого автором фразеологического материала составляют устойчивые сочетания, относящиеся к внелитературным негрубым и грубым фразеологическим единицам, обычно обладающим ярким эмоциональным значением и функционирующим преимущественно в обиходно-бытовой речи и речи некоторых персонажей художественных произведений. К ним можно отнести, например, такие фразеологические единицы, как: распускать нюни («Лебединая песня». С. XI, 214), душу воротить («Остров Сахалин». С. XIV, 92), ходором ходить («Степь». С. VII, 76) и другие. Например: «Смирнов: На кой леший, извините за выражение, сдался мне ваш приказчик! («Медведь». С. XI, 300): «Светловидов: Что же ты плачешь? Дура моя хорошая, что ты нюни распустил» («Лебединая песня». С. XI, 214); «Все это делает казарменный воздух вонючим, промозглым, кислым; он насыщается водяными парами до крайней степени... и происходит то самое, то, от чего, по словам надзирателей, душу воротит («Остров Сахалин» С. XV, 92); — Там такая хорошая да славная, такая хохотунья, что просто чистый порох! При ней голова ходором ходит, а без нее вот словно потерял что, как дурак, по степи хожу («Степь». С. VII, 76); «Шабельский: Вовсе я этого не думаю. Я такой же мерзавец и свинья в ермолке, как и все» («Иванов». С. XI, 227) и другие примеры.
Как свидетельствует анализ, указанные примеры отражают особенность разговорных фразеологических единиц, в которых заключается оценочность, т. е. передается отношение говорящего или пишущего к предмету речи. Эта особенность состоит, по мнению И.А. Федосова, в выражении различных оценок — ласки, шутки, иронии, пренебрежения и т. п. В этом мы не можем не согласиться с мнением И.А. Федосова, что, как и другие стилистически значимые пласты языка, разговорный фразеологический пласт обладает высокой образностью [Федосов 1977: 125].
Подвергая детальному лингвистическому анализу индивидуально-авторское своеобразие языка произведений А.П. Чехова, И.А. Федосов заметил еще одну сторону проявления фразеологической образности в чеховских текстах — это усиление изобразительно-оценочной роли, когда «писатель прибегает к методу нарочитой контаминации фразеологических единиц бросить семена в благодатную почву и держать порох сухим: «Боркин: Сообщил ему одну чудную идею, но мой порох, по обыкновению, упал на влажную почву» («Иванов». С. XI, 225). Мы убеждены, что подобным способом А.П. Чехов усиливает и юмористическое значение текста в целом, изменяя известные фразеологические единицы или создавая на основе уже известных ФЕ свои собственные, совершенно не похожие на ранее уже известные: «Косых: Этот Барабанов играет как сапожник» («Иванов». С. XI, 257); «Маша: Пришлите мне ваши книжки, непременно с автографом. Только не пишите «многоуважаемой», а просто так: «Марье, родства не помнящей, неизвестно для чего живущей на этом свете»» («Чайка». С. XIII, 34); «Смирнов: ...я тут не гость, а кредитор, для кредиторов же костюм не писан» («Медведь». С. XI, 323) и другие [Федосов 1977: 158].
Таким образом, рассмотрев проблему фразеологической образности в художественных текстах А.П. Чехова, мы пришли к выводу, что его произведения характеризуются значительным по количеству употреблением устойчивых сочетаний. Наиболее характерным, на наш взгляд, является использование фразеологического богатства русского языка в общеязыковой форме и значении, причем большая часть имеет ярко разговорную или разговорно-просторечную окраску в современном русском языке. Тематический состав представленных фразеологических единиц связан с темой «человек», его качественной оценкой, его характером, характеристикой его действий. Авторское использование фразеологических единиц русского языка свидетельствует о возможности их вызывать наглядные представления в сознании человека, а это и есть фразеологическая образность.
Литература
1. Гвоздарев Ю.А. Основы русского фразообразования. Ростов н/Д, 1977.
2. Мокиенко В.М. Почему так говорят. Историко-этимологический справочник по русской фразеологии. СПб., 2004.
3. Солодуб Ю.П. Образность фразеологизмов и фразеологическая номинация // Фразеологическая номинация. Ростов н/Д, 1989.
4. Федосов И.А. Функционально-стилистическая дифференциация русской фразеологии. Ростов н/Д, 1977.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |