О.В. Спачиль. Кубань как мифологема в творчестве А.П. Чехова

Несмотря на территориальную близость, соседство Дона и Кубани, упоминания о кубанской земле в произведениях А.П. Чехова довольно редки.

Первый раз Кубань упоминается в ранней прозе — в рассказе «Барыня», опубликованном в 1882 году. Ситуация, в которую поставлен герой рассказа Степан, трагична. Степан не может противостоять похотливой настойчивости барыни, поскольку отец, в доме которого он живет с молодой женой и во власти которого находится, настаивает на том, чтобы он пошел в услужение. Доводы Степана о том, что грех («В церковь ходите, а греха не боитесь». С. I, 259), всерьез никто не воспринимает, поскольку все считают, что моральные устои не для них: «Бедному человеку ничего не грех» (С. I, 258).

«Любовь» с барыней переживается Степаном как продажа души нечистому и становится причиной тяжелых моральных страданий и для Степана, и для его беременной жены Марьи. Степан напивается в кабаке, устраивает там драку, бежит к дому отца, откуда накануне выгнали его Марью.

«При виде Марьи в взбудораженных и опьяненных мозгах Степана вдруг мелькнула светлая мысль...

Бежать отсюда, бежать подальше с этой бледной, как смерть, забитой, горячо любимой женщиной. Бежать подальше от этих извергов, в Кубань, например... А как хороша Кубань! Если верить письмам дяди Петра, то какое чудесное приволье на Кубанских степях! И жизнь там шире, и лето длинней, и народ удалее... На первых порах они, Степан и Марья, в работниках будут жить, а потом и свою земельку заведут. Там не будет с ними ни лысого Максима с цыганскими глазами, ни ехидно и пьяно улыбающегося Семена...» (С. I, 271).

Судьба избитой, измученной и исстрадавшейся Марьи оказывается той реальностью, о которую разбиваются мечты о привольной и счастливой жизни: «Но не тут-то было! Разлетелась в пух и прах Кубань...» (С. I, 271).

Второе по времени написания упоминание Кубани находим в драматическом этюде «На большой дороге» (1884). Непогода заставила многих путников остановиться на ночь в кабаке Тихона. Среди них — Егор Мерик, бродяга. Между ним, прохожим фабричным Федей и хозяином кабака завязывается разговор:

«Тихон. Куда нелегкая несет?

Мерик. В Кубань.

Тихон. Эва!

Федя. В Кубань? Ей-богу? (Приподнимается.) Славные места! Такой, братцы, край, что и во сне не увидишь, хоть три года спи! Приволье! Сказывают, птицы этой самой, дичи, зверья всякого и — боже ты мой! Трава круглый год растет, народ — душа в душу, земли — девать некуда! Начальство, сказывают... мне намедни один солдатик сказывал... дает по сто десятин на рыло. Счастье, побей меня бог!» (С. II, 189).

Кубань, как она описана Чеховым, меньше всего напоминает провинцию тогдашней России. И хороша эта земля, и вольна, и лето длинней, и трава на лугах не вянет, и народ там удалой, и нет там ни ссор («народ живет там душа в душу»), ни нищеты («земли... по сто десятин на рыло») — одним словом, «счастье»! Райское это место («что и во сне не увидишь, хоть три года спи!») находится не где-то за сотни верст, а здесь, недалеко, буквально, под боком. Называя конкретное географическое место — Кубань, Чехов одновременно разворачивает семантическую структуру этого топонима, устанавливая дополнительные связи с понятиями «счастье», «приволье», «изобилие», «жизнь душа в душу», «рай» и таким образом мифологизируя топоним и привнося в него универсальные признаки широко распространенного в культуре и от века искомого человеком места окончательной и полной радости, то есть земли обетованной, рая. Мифопоэтическая интерпретация реального географического места дает основания рассматривать этот топоним как мифологему.

В рассказе «Воры» (1890) снова появляется уже знакомый нам Мерик, он как бы шутя говорит о своих планах: «— Ужо узнаю, где у твоей старухи деньги спрятаны, убью ее, а тебе горлышко ножичком перережу, а после того зажгу постоялый двор... а я с вашими деньгами пойду в Кубань, буду там табуны гонять, овец заведу...

Любка ничего не ответила, а только виновато поглядела на него и спросила:

— Мерик, а хорошо в Кубани?

Он ничего не сказал, а пошел к сундуку, сел и задумался; вероятно, стал мечтать о Кубани» (С. VII, 320).

Здесь снова Кубань выступает как место заветных мечтаний. Таких дорогих сердцу, что и не со всяким о том можно поговорить. Место, где наконец-то успокоится бунтарский, разбойничий дух Мерика и он сможет жить как мирный пастух. Идиллия, сходная с раем, как он описан у Пророка Исайи [Исайя 11, 6—9].

Как возник этот образ Кубани как земли обетованной, райского места в творчестве А.П. Чехова? Бывал ли Чехов на Кубани?

Из письма брата Александра, посланного летом 1885 года в Бабкино, известно, что он получил место секретаря Новороссийской таможни. Край понравился старшему брату, и он стал активно приглашать Антона приехать, поработать доктором на юге и даже приобрести участок земли в Новороссийске. Сам Александр всерьез намеревался обосноваться на Кубани. Новороссийск стал прообразом «Города будущего», произведения, в котором Александр описывал увиденное на Кавказе (как он именует Новороссийск в своих письмах) [Веленгурин 1984]. Антон одобряет планы брата: ««Город будущего» — тема великолепная, как по своей новизне, так и по интересности. Думаю, что если не поленишься, напишешь недурно, но ведь ты, черт тебя знает какой лентяй!» (П. I, 241).

Разговоры братьев Чеховых о городе будущего имели вполне реальную основу. Именно здесь, в Новороссийской области в 1886 году была основана «Криница» — знаменитая на всю Россию интеллигентская община, явившаяся уникальным социальным экспериментом общежития людей, связанных одной идеей. Община, просуществовавшая более тридцати лет, стала попыткой воплотить идеальные формы жизни, так горячо обсуждавшиеся мыслящими людьми России конца XIX века. После неудач «устроить земледельческую артель в Уфимской и Полтавской губерниях» [«Криница» 1997: 226], именно на Кубани было найдено место, устроившее основателя общины В.В. Еропкина, и его мечта об основании деревни-общины из интеллигентных людей наконец-то была осуществлена. О «Кринице» знали далеко за пределами Кубанской области, сюда приезжали, чтобы «поглазеть на чудных интеллигентов» [«Криница» 1997: 226]. С одним из активных деятелей Криницкой общины А.В. Юшко состоял долгие годы в переписке Л.Н. Толстой. Великий писатель был лично знаком с кубанским казаком, служившим в войске ветеринарным врачом, произведения которого печатались в толстовском издательстве «Посредник» [Юшко 1997: 555].

Антон Павлович намеревается посетить брата и воочию увидеть Кубань, он пишет Александру из Москвы 6 апреля 1886 года: «Неужели ты уедешь из Н<овороссий>ска? Нельзя ли тебе не уезжать до осени? Если не уедешь, то даю честное слово побывать у тебя летом». И далее в этом же письме «Сообщи мне маршрут, как к тебе ехать» (П. I, 231, 232).

В мае 1886 года Александр Чехов из-за неожиданно приключившейся с ним болезни глаз срочно уехал из Новороссийска и присоединился к семье Чеховых в Бабкино. Антон Павлович упоминает об этом в письме Лейкину от 5 июня 1886 года «Приехал Алоэ. Принимать вам его придется в самом скором времени. Болен глазами (не я, а Алоэ)» (П. I, 246). Участие брата-доктора помогло Александру избавиться от недуга. Антон Павлович в письме Лейкину от 24 июня 1886 года в свойственной ему шутливой манере сообщает: «У меня живет Агафопод <...> Он был слеп, но теперь совлек с себя Велизария и стал видющ» (П. I, 250). На этот раз посетить Кубанский край Чехову не удалось.

Мысль поближе познакомиться с Кубанью не оставляет А.П. Чехова и через несколько лет он снова думает о поездке. 10 января 1988 г. из Москвы Леонтьеву (Щеглову): «В марте еду в Кубань. Там: «Amare et non morire...»» (П. II, 172). «Любить и не умирать» — афоризм, составленный самим Антоном Павловичем, уже сам по себе содержит намек на иномирность Кубани, как на место, где царят любовь и бессмертие. 18 января 1988 г. в письме Я.П. Полонскому Чехов продолжает обсуждать свои планы: «Я приеду в Петербург, вероятно, в начале марта, чтобы проститься с добрыми знакомыми и ехать в Кубань. Апрель и май проживу в Кубани и около Черного моря, а лето в Славянске или на Волге» (П. II, 178). Но и на этот раз задуманное путешествие «в Кубань» так и не осуществилось. Летом 1888 года А.П. Чехов проплыл вдоль Черноморского побережья Кубани, побывал в Абхазии, проехал по Военно-Грузинской дороге, увидел Батуми, Тифлис, но это уже было другое путешествие — путешествие по Кавказу со всеми его красотами, так поразившими писателя, о чем он с восторгом пишет К.С. Баранцевичу 12 августа 1888 года (П. II, 308).

Совершенно очевидно, что романтический, мифологизированный образ Кубани, так ярко нарисованный в раннем, 1882 г., рассказе «Барыня» и в драматическом этюде 1884 г., вновь возникающий в рассказе «Воры» 1890 г., как и шуточное латинское «amare et non morire», не связан с поездками А.П. Чехова на Кубань, а сформировался у писателя еще в Таганроге. Что дает основания для такого умозаключения?

Связи Кубани с Таганрогом были давними и глубокими. Обратимся только к некоторым фактам.

Авторитетный историк жизни кубанских казаков Ф.А. Щербина, рассматривая подробности переселения казаков на Кубань, говорит о том, что это был длительный процесс, занявший в общей сложности около двух лет и проходивший разными путями. Конница, пехота и войсковой обоз отправились самым долгим путем и должны были пройти в 1792 г. «через Буг и Днепр, пройти нынешними Херсонской и Таврической губерниями и, обогнув Азовское море по Екатеринославской губернии и землю Войска Донского, переправиться через Дон и подойти к своим землям с севера» [Щербина 2007: 539]. Передвижения, носившие такой массовый характер, были уникальным событием в русской истории и не могли не запечатлеться в памяти тех людей, через земли которых проходили казаки. Таганрог лежал на пути переселенцев и в 1792 году представлял собой бурно растущий (после указа Екатерины II о его восстановлении в 1769 г.) город, в котором восстанавливался морской порт, строились церкви, оживала торговля [Филевский 1996].

Важный момент взаимовлияния Кубани и Таганрога связан с именем зачинателя просвещения на Кубани Кирилла Васильевича Россинского, который в 1800 г. в возрасте 25 лет был назначен протоиереем в Таганрог, откуда по просьбе казачества был приглашен в Черноморское войско, где прослужил до своей смерти, последовавшей в 1825 г. [Орел 1994: 25]. На Кубани войсковой протоиерей Россинский стал смотрителем основанного им Екатеринодарского училища, куда мальчиком был отдан Яков Герасимович Кухаренко — будущий атаман и первый кубанский драматург. Под благотворным влиянием Россинского Кухаренко усвоил грамматику, счет, всеобщую историю, географию, физику, алгебру, геометрию, поэзию и руководство к артиллерийскому искусству и по рекомендации того же Россинского в 1814 г. был произведен в урядники [Бардадым 2009: 138].

В 1834 г. Я.Г. Кухаренко по распоряжению войсковой канцелярии был назначен главой комиссии по составлению «Исторических записок о Войске Черноморском». После составления исторических документов как яркая опоэтизированная иллюстрация исторического исследования появляется первая кубанская пьеса, написанная уже атаманом Кухаренко «Чорноморьский побит на Кубани» — «Черноморский быт» [Бардадым 1999: 103]. В 1840 г. кубанский историк и писатель познакомился в Санкт-Петербурге с Т.Г. Шевченко, с которым его связывала долгая и искренняя дружба. Сохранилась переписка между друзьями [Кухаренко 1999].

Театра на Кубани не было до конца XIX века, а датой основания таганрогского театра значится 1827 г., и именно в Таганроге пьеса «Козацкого батьки» шла в 1845 г. и имела немалый успех. В письме к Т.Г. Шевченко от 25 мая 1845 года Кухаренко пишет: «Из Таганрога пиши, брат, ко мне. Таганрогская труппа играет мой «Побит». Приезжай, будь добр, к нам, и посмотри на тех потомков, которые два века резались с ляхами, а третий с черкесами» [Орел 1994: 72].

Драма Я.Г. Кухаренко была использована в 1877/78 году М. Старицкий, написавшим по ней либретто, а композитор Н. Лысенко — оперу «Черноморцы», которая долгие годы оставалась в репертуаре Таганрогского театра и пользовалась большим успехом. А.П. Чехов вполне мог ее видеть и не однажды.

Кубань действительно была благодатным краем, и сами кубанцы относились к своей родине как к земле обетованной. «Сочетание естественных богатств кубанского края, полученных черноморцами в качестве Божьего дара в вечное и безвозмездное пользование, и тех усилий, которые переселенцы и их дети употребили на то, чтобы эта земля стала еще краше, привело уже через несколько лет к удивительным результатам <...> особых успехов черноморцы добились в садоводстве. Тут сходство с райским уделом приобретает еще большую силу» [Овчинников 2009: № 8, 10]. С одной стороны, были объективные предпосылки для того, чтобы считать край почти райским местом — и плодороднейшая почва, и прекрасный климат, плавни и реки, изобилующие рыбой и птицей и т. д. С другой стороны, казаки поддерживали эту веру в себе и других как этнос-образующую мифологему, помогавшую сплачивать казаков на землях Приазовья и Причерноморья [Овчинников 1998].

В сознании современников Кубань стала преемницей Сечи, «нашей казацкой Украиной», как ее называл Кухаренко. С этой землей связывалось воплощение казачьего идеала о справедливом социальном устройстве и воле. «Мечтая посетить многообещающую Кубань, обсудить меж собою наболевшие вопросы, Тарас Григорьевич с горечью пишет своему адресату: «На Украину я не надеюсь, там чорт ма людей: нимци прокляти, больше ничого» [Овчинников 2009: № 8, 11].

26 сентября 1844 г. Тарас Шевченко пишет своему другу Якову Кухаренко из Петербурга: «Я на то лето буду в Таганроге, напиши, будь добр, как там найти шлях к тебе, вот наболтаемся!» [Кухаренко 1999: 108]. «Из Таганрога, — пишет Кухаренко, — две дороги на нашу Украину, первая: прямо через море байдаками на Ейскую косу, о чем я уже писал тебе; вторая из Ростова на Кущевку (140 верст)» [Орел 1994: 72].

Действительно, наикратчайший путь на Кубань из России пролегал именно через Таганрог, который отделяют от Кубани всего 25 километров, легко преодолеваемых по заливу на лодках. Кроме переписки Я.Г. Кухаренко с Т.Г. Шевченко, на этот факт указывают и письма «интеллигентного черноморца», кубанского этнографа В.Ф. Золотаренко [Золотаренко 2008]. Таганрог воспринимался казаками как крайняя точка России.

30 июля 1867 г. В.Ф. Золотаренко пишет брату и невестке: «Не буду описывать вам, как грустно было расставаться с вами, скажу только, что с приближением к Таганрогу, берегу чужой страны, сильно сжалось мое сердце. До Ейска еще было представление родного нашего дома, а тут я уже почувствовал себя одиноким, так что самый Петербург представляется мне не в прежнем очаровательном виде» [Золотаренко 2008: 155].

Радовались кубанцы и железной дороге, которая должна была соединить Таганрог со столицей империи. На Кубань железная дорога пришла гораздо позже. Из письма Золотаренко брату от 8 октября 1868 года: «Газеты сообщают, что в будущем году железная дорога будет доведена до Таганрога. Стало быть, из Питера можно быть в Ейске через четыре дня. И скоро и недорого» [Золотаренко 2008: 160].

Вышеприведенные факты о многочисленных контактах Таганрога и Кубани красноречиво свидетельствуют о том, что Кубань «присутствовала» в Таганроге и в виде пьесы первого кубанского драматурга, и в виде рассказов проезжающих через Таганрог казаков, а потому и не могла не найти свое отражение в творчестве Чехова.

В 1904 г. Кубань откликнулась на смерть писателя несколькими публикациями в ежедневной газете «Кубанские областные ведомости». 10 июля появился некролог, подписанный инициалами Х.В., а также заметка за подписью студента Московского университета В.В. Петрова «Памяти старого московского студента А.П. Чехова». 29 июля 1904 г. областная газета опубликовала воспоминания екатеринодарца А. Ракова, лично знавшего Антона Павловича.

«Раз я зашел к Чехову с книжкой г. Канивецкого «Из былого Черномории» и прочитал ему несколько рассказов оттуда. А.П. от души, весело хохотал, иногда прерывая смех сильным кашлем; ему очень понравились рассказы Канивецкого, и он попросил меня подарить ему эту книжечку; я исполнил его желание тотчас же.

— Сколько глубокого юмора, здорового, жизненного юмора скрыто в душе малороссов и ваших казаков. Я знал некоторых. Это такие интересные люди. У них цельнее, независимее характеры, чем у наших крестьян. Может быть, это зависит от большей материальной обеспеченности, от лучших условий жизни, — сказал после чтения А.П. — Да, наши крестьяне; далеко им до казака; ни силы у них такой, ни земли хорошей. Поезжайте от Москвы до Кавказа — вы будете поражены той огромной разницей между качеством и количеством земли у крестьян и казаков, которая вам бросится в глаза — смотрите только в окно вагона» [Раков 1904].

Достоверность этих воспоминаний не вызывает сомнений, поскольку Чехов действительно только проезжал по Кубани, а далее говорит именно то, что уже нашло воплощение в его ранних произведениях: «И смотрите, с каким вожделением смотрит наш крестьянин на нужное Черноземье; и не только смотрит, а, сколотив деньжонки, перебирается туда» [Раков 2004: 2].

Кубань, представленная как мифологема и рай в произведениях А.П. Чехова, как некий идеальный для жизни человека топос, является развитием и воплощением положительного идеала писателя. Этот идеал не раз звучал из уст многих героев Чехова — Сони («Дядя Ваня»), Вершинина, Ирины, Ольги («Три сестры»), Трофимова («Вишневый сад») и отнесен в будущее человечества. «Знаете ли, через триста-четыреста лет, — говорит Антон Павлович, — вся земля обратится в цветущий сад. И жизнь будет тогда необыкновенно легка и удобна» [Куприн 2010: 26]. Идеал, не найденный в современной Чехову жизни был вынесен за пределы знакомых краев, и его чертами была наделена Кубань, которую Чехов, видел только из окна поезда, его мечтам здесь побывать не суждено было сбыться.

Исследование мифологической интерпретации Чеховым реальных географических мест [Горницкая 2010] представляет большой интерес и является важнейшим аспектом изучения мифопоэтики А.П. Чехова в целом.

Литература

1. А.П. Чехов. Некролог // Кубанские областные ведомости. 1904. 10 июля. № 150.

2. Бардадым В.П. Первая кубанская пьеса Я.Г. Кухаренко // Бардадым В.П. Литературный мир Кубани. Краснодар, 1999. С. 103—105.

3. Бардадым В.П. Атаманы. Краснодар, 2009.

4. Бардадым В.П. Николай Канивецкий. Очерк жизни и творчества // Канивецкий Н. На вершок от счастья. Краснодар, 1993. С. 171—191.

5. Веленгурин Н.Ф. О братьях Чеховых // Дорога к лукоморью: Очерки. Краснодар, 1984. С. 166—196.

6. Горницкая Л.И. Мифологема острова в книге А.П. Чехова «Остров Сахалин» // А.П. Чехов: русская и национальные литературы. Материалы международной научно-практической конференции. Ереван, 2010. С. 63—69.

7. «Криница» // Энциклопедический словарь по истории Кубани с древнейших времен до октября 1917 года. Краснодар, 1997. С. 225—227.

8. Куприн А. Памяти Чехова // Роман-газета. 2010. № 2.

9. Кухаренко Я.Г. Переписка с современниками // Родная Кубань. 1999. № 3. С. 104—114.

10. Золотаренко В.Ф. Письма «интеллигентного черноморца» / Сост., предисл. и коммент. А.И. Фединой. Краснодар, 2008.

11. Орел В.Н. Атаман Кухаренко и его друзья. Краснодар, 1994.

12. Овчинников о. Сергий. Войсковой гимн кубанского казачества как памятник гласного исповедания народной души // «Ты, Кубань, ты наша Родина...». Стихи, песни, письма. Краснодар, 1998. С. 85—110.

13. Овчинников Сергий, протоиерей. Взыскующие Божьего града // Православный голос Кубани. 2009. № 6, 7, 8.

14. Раков А. Из воспоминаний об А.П. Чехове // Кубанские областные ведомости. 1904. 29 июля. № 165.

15. Петров В.В. Памяти старого московского студента А.П. Чехова // Кубанские областные ведомости. 1904. 10 июля. № 150.

16. Филевский П.П. История города Таганрога. Таганрог, 1996.

17. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска: в 2 т. Т. 1. Краснодар, 2007.

18. Юшко Авраам Васильевич // Энциклопедический словарь по истории Кубани с древнейших времен до октября 1917 года. Краснодар, 1997.