Негласный надзор

«Как-то помощник исправника, в минуту откровенности, оказал мне:

— Над вашим братом Антоном Павловичем установлен негласный надзор. Мы получили об этом сообщение.

И, вероятно, благодаря этому к Антону Павловичу вскоре приехал познакомиться молодой человек в военной форме, отрекомендовавшийся врачом. Он стал изъясняться насчет политики, вызывать на откровенность, горько плакался на то, что его отец будто бы был жандармом и что он считает это проклятием своей жизни, и перешел, наконец, на такие колючие темы, что нетрудно было отгадать в нем шпиона. Я присутствовал при этом их разговоре, и было неприятно видеть этого человека» — так вспоминал Михаил Павлович Чехов в книге «Вокруг Чехова». Но он не попытался дать объяснение этому случаю, и естественный вопрос, за что же над Чеховым установили негласный надзор полиции, остался без ответа. Этот факт часто приводится литературоведами и опять-таки без комментариев. Мы решили найти объяснение и стали перебирать всех друзей писателя, помня известную поговорку: скажи, кто твои друзья, и я скажу, кто ты.

Из всех знакомых Чехова в мелиховские годы наибольший интерес вызывает доктор В.И. Яковенко. В молодости народоволец, соредактор «Черного передела», друг Степана Халтурина, он с 1892 года становится директором губернской земской психиатрической больницы в Покровском-Мещерском, ее строителем и главным врачом. Это был крупный ученый-психиатр, автор многих книг о лечении душевных болезней. Построенная Яковенко крупнейшая в России больница и сейчас носит его имя.

Чехов направляет на консультацию к Яковенко больных крестьян, Яковенко сообщает о ходе их лечения. Так начинается их переписка. А затем — личное знакомство.

«В 17 верстах от меня есть село Покровское-Мещерское, — пишет Чехов 9 мая 1894 года. — Тут в старой барской усадьбе теперь губернское земское психиатрическое заведение; директор д-р Яковенко. 4-го мая сюда съехались врачи земские со всей Московской губернии, числом около 75... Из сумасшедшего дома я возвращался поздно вечером на своей тройке, ⅔ дороги пришлось ехать лесом, под луной, и самочувствие у меня было удивительное...»

С этих пор Чехов — непременный участник съездов земских врачей Московской губернии, которые по традиции устраиваются в Мещерском каждое 4 июня. Но не только на съезды врачей ездил Чехов в Мещерское. «6-го января в Покровской психиатрической больнице идет спектакль (в 7 часов вечера). Между прочим, будет поставлена и ваша пьеса «Медведь». Вы доставите нам огромное удовольствие, если приедете», — писал как-то Антону Павловичу В.И. Яковенко. Его внучка, М.М. Яковенко, передала в музей неизвестное письмо Чехова от 28 июля 1896 года. Вот это письмо:

«Многоуважаемый Владимир Иванович, вопрос насчет Толоконниковой, полагаю, можно считать исчерпанным. Всей душой стремлюсь к Вам, но если бы Вы знали, как мне трудно выбраться из дому. Спешу кончить повесть для «Нивы» — это, во-первых; во-вторых, всегда случается так, что когда я бываю свободен, то бывают заняты работник и лошади; в-третьих, как-то неловко уезжать из дому, потому что только третьего дня я вернулся с Волги. 31-го июля я буду в Серпухове на санитарном совете; 4-го августа в 12 часов освящение школы в Талеже, где я попечительствую; 5-го авг. я уезжаю на Кавказ. И в промежутках между этими числами я должен еще выбрать день, чтобы съездить в Ясную Поляну, к Толстому. Вот тут и вертись! А нам с Вами надо бы почаще видеться. Ведь мы соседи. Быть может, вместе мы могли бы придумать что-нибудь, чтобы оживить нашу местность, которая закисает все больше и скоро по-видимому обратится в тундру. В частности, могли бы придумать что-нибудь для предстоящей зимы.

В конце августа или в начале сентября я возвращусь и тогда побываю у Вас непременно.

4 августа в воскресенье у меня на освящении школы будут И.Г. Витте и еще кое-кто из серпуховских. Пошлем приглашение П.И. Куркину. Если бы приехали еще также Вы и Надежда Федоровна, то это было бы очень хорошо.

Ко мне ходит из Крюкова (Серпух. уезд) кр. Никита Ефимов Салинов, психически больной, бывший у Вас на излечении. Чем он болен? Если случится Вам писать ко мне, то черкните, чем лечить этого мужика. Если он хроник, то он, вероятно, будет бывать у меня часто, так как Крюково — мой участок, так сказать.

Желаю Вам всяких благ.
Ваш А. Чехов.

96.28.07».

Весной 1897 года с 25 марта по 10 апреля Чехов пролежал в клинике А.А. Остроумова. Шла кровь горлом. Он выписался и уехал в Мелихово в тяжелом состоянии. А через несколько дней, 15 апреля, Антон Павлович уже начинает хлопотать об устройстве любительского спектакля в Мещерском.

«В 17 верстах от меня есть небольшой театр, освещаемый электричеством. Это в Покровском-Мещерском. Сюда 4-го июня соберутся доктора со всей губернии, около 100 человек, не считая членов их семейств. Я, ввиду электричества, решил поставить «Ганнеле».

Познакомившись с Яковенко, Чехов серьезно увлекается психиатрией. Следует обратить внимание, что именно после первого съезда врачей в Мещерском, летом 1894 года, Чехов пишет рассказ «Черный монах» — о молодом ученом, заболевшем манией величия. В это же время он советует молодой писательнице Т.Л. Щепкиной-Куперник: «Если хотите сделаться настоящим писателем — изучайте психиатрию».

...Однажды в музей приехала экскурсия врачей из больницы имени Яковенко. Среди них находился старейший врач Н.Н. Тырнов, начавший работать в Мещерском в конце 90-х годов прошлого века. Оказалось, что, будучи заведующим больничной библиотекой, он сохранил одно письмо Чехова к Яковенко и часть архива социал-демократического кружка, организованного в больнице. Тырнов был очень стар и слаб, подробно поговорить с ним не удалось. Вскоре он умер. Вдова предложила музею приобрести интересующие нас материалы. На полках личной библиотеки Тырнова оказались социал-демократические газеты начала века, прокламации и нелегальные статьи, напечатанные на гектографе еще в 90-е годы, запрещенные политические журналы, печатавшиеся в 1905 году, и много других материалов. Нам вспомнились тогда рассказы о том, что Яковенко организовал при больнице подпольную типографию РСДРП.

А потом, после открытия мемориальной доски в Мещерском в честь посещавших эти места Чехова и Толстого, в музей приехала внучка Яковенко Мира Мстиславовна. Свой рассказ о деде и всей семье она иллюстрировала статьями из старых словарей и журналов. Оказалось, что брат доктора Яковенко, Валентин Иванович, был профессиональным революционером и 35 лет провел в застенках Шлиссельбургской крепости. Другой брат, Евгений, участвовал с группой Александра Ульянова в покушении на царя и был осужден на ссылку в Восточную Сибирь. Дочь Владимира Ивановича, Вера Ванновская, по образованию врач, с 1897 года активно помогала московскому «Союзу борьбы за освобождение рабочего класса», выполняя различные поручения. Она сумела перейти границу, приобрести печатную типографскую машину «Бостонка» и вместе со шрифтом переправить ее в Ярославль. В Ярославле супруги Банковские организовали подпольную типографию, работавшую в ведении Северного комитета РСДРП.

Обладая художественными способностями, она занималась изготовлением паспортов и печатей для подпольщиков-революционеров. После ареста и тюрьмы Ванновская жила у отца в Мещерском, где организовала социал-демократический кружок. Она активный участник революции 1905 года.

Ее муж, Вагановский Александр Алексеевич, вместе с братом Виктором был организатором московского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» в 1897—1898 годах. Был делегатом I съезда РСДРП. За участие в революции 1905 года дважды приговаривался к смертной казни.

Нам казалось, что знакомство с такой «крамольной семьей» достаточно, чтобы попасть на подозрение к полиции.

И все-таки наши предположения не оправдались, причина негласного надзора оказалась совсем другая. Об этом нам сообщила Н.И. Гитович — автор «Летописи жизни и творчества А.П. Чехова», лучший знаток чеховского архива.

В январе 1895 года группа петербургских литераторов составила текст петиции к вступившему на престол Николаю II, в которой просила оградить печать от произвола администрации («Мы, писатели, или совсем лишены возможности путем печати служить своему отечеству, как нам велит совесть и долг, или же вне законного обвинения и законной защиты, без следствия и суда, претерпеваем кары, доходящие даже до прекращения целых изданий. Простыми распоряжениями администрации изымаются из круга печатного обсуждения вопросы нашей общественной жизни, наиболее нуждающиеся в правильном и всестороннем освещении, простыми распоряжениями администрации изымаются из публичных библиотек и кабинетов книги, вообще цензурою не запрещенные и находящиеся в продаже»).

К петиции была приложена записка о бесправном положении русской печати, составленная литератором Г.К. Градовским. В заключение указывалось, что «с осуществлением этих улучшений умственная жизнь России войдет в правильные, устойчивые нормы».

Петиция была подписана 78 петербургскими литераторами и учеными. Затем стали собирать подписи в Москве. Сбор подписей был организован «Русской мыслью» в феврале 1895 года. Собрали 36 подписей. Чтобы скрыть имена организаторов подписи были поставлены в алфавитном порядке. В 1898 году в Берлине была выпущена брошюра «Самодержавие и печать в России». В ней приведен полный текст петиции и записки с подписями. Подпись Чехова стояла предпоследней (последней — Н. Эфрос). В недавно обнаруженном автографе подпись Чехова стоит первой среди московских литераторов.

Петиция была подана царю около 10 марта 1895 года и передана им на рассмотрение министру внутренних дел И.Н. Дурново, министру юстиции Н.В. Муравьеву и обер-прокурору синода К.П. Победоносцеву, т. е. именно тем лицам, которым было предоставлено право безапелляционного прекращения периодических изданий, не угодивших правительству или казавшихся ему опасными. 18 марта 1895 года состоялось совещание этих трех лиц. В протоколе совещания было указано, что «задача просителей состоит в том, чтобы выставить в самом мрачном свете положение нашей печати, будто бы угнетаемой административным произволом, и доказать необходимость пересмотра действующих ныне цензурных правил». По мнению совещания, петиция не заслуживала удовлетворения. 19 марта 1895 года протокол совещания, при докладе министра внутренних дел, был представлен Николаю II, который поставил на нем резолюцию: «Вполне согласен».

После этого директор департамента полиции Петров обратился в Главное управление по делам печати с просьбой «не отказать в доставлении копии прошения некоторых литераторов и публицистов о пересмотре действующих узаконений о печати, а равно и списка лиц, участвовавших в подписании последнего». Просьба эта была удовлетворена.

Вот почему А.П. Чехов был взят под негласный надзор полиции.