«У меня гостит художник Левитан»

Михаил Павлович Чехов писал:

«Исаак Ильич Левитан, выдающийся художник-пейзажист, один из создателей школы русского пейзажа, был знаком с семьей Чеховых почти с самого приезда ее из Таганрога в Москву в 1876 г. Тогда брат А.П. Чехова Николай только второй год учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Он быстро сходился со своими соучениками и с первых же месяцев сдружился с Левитаном, поступившим в училище двумя годами раньше, чем он. Тогда Чеховы жили очень бедно, ютились в одной комнате, и Левитан часто навещал их. Каждое лето Левитан уезжал куда-нибудь далеко на этюды. Многие из этих его работ находятся теперь в Третьяковской галерее.

Весной 1885 г. семья Чеховых в первый раз переехала на дачу в Бабкино. Верстах в двух от Бабкина, по Клинской дороге, находилась деревня Максимовка, в которой поселился Левитан. Однажды он заболел, и братья Чеховы, узнав об этом, навестили его.

Несколько дней спустя, по настоянию Чехова, Левитан переселился в Бабкино и занял там маленький отдельный флигелек. Таким образом, жизнь Левитана потекла совместно с чеховской семьей. С этих пор стала все больше и больше укрепляться дружба Антона Павловича с Левитаном».

Левитан высоко ценил талант Чехова. «...Я внимательно прочел еще раз твои «Пестрые рассказы» и «В сумерках», — пишет Левитан, — и ты поразил меня, как пейзажист... Пейзажи в них — это верх совершенства, например, в рассказе «Счастье» картины степи, курганов, овец — поразительны».

Левитан был самым частым гостем мелиховской усадьбы и буквально накануне своей смерти приезжал к Чехову в Ялту. Некоторые встречи были ознаменованы этюдами, которые Левитан подарил Антону Павловичу. Они сейчас занимают центральное место в экспозициях чеховских музеев, служат украшением комнат писателя, свидетельствуют о его творческих связях с художником. Михаил Павлович и Мария Павловна Чеховы дают яркие описания этих левитановских картин:

«Река Истра». Картина эта написана в 1885 году и представляет собой вид на реку Истру со стороны усадьбы Бабкино, в которой в то время жили Чеховы и Левитан. На горизонте едва обозначены деревни Сафонтьево и Максимовка, в которой Чеховы застали больного художника Левитана, а справа виден тянущийся к горизонту Дарагановский лес, в котором стояла Полевщинская церковь. По другую сторону реки Истры, на высоком берегу которой стояла усадьба Бабкино, на лугу иногда происходили импровизированные представления, исполняемые тогда еще молодыми, полными жизни и задора Антоном Павловичем и Левитаном.

Бывало, в летние вечера они одевались в халаты, изображая бедуинов. Антон Павлович мазал лицо сажей и выезжал на осле. А Левитан изображал мусульманина и, расстелив ковер, начинал молиться на восток. Антон Павлович слезал с осла, подкрадывался к нему исподтишка, стрелял в него из ружья. Левитан падал навзничь. Получалась совсем восточная картина. Все бабкинцы собирались в это время на высоком берегу и с особо устроенного, высившегося над обрывом балкона смотрели на это представление.

По ту сторону реки были заливные луга, рождавшие массу комаров. Мотив об этих комарах увековечен Чеховым в пьесе «Трагик поневоле» и в рассказах «Неприятность» и «Лишние люди».

«Тяга». Эта акварель была написана художником в Москве, в доме Фирганга на Малой Дмитровке, во время разговора с А.П. Чеховым об охоте.

«Пейзаж» И.И. Левитана. Этот пейзаж был написан художником в 1895 г., в какие-нибудь 10—15 минут, во время одного из его визитов к А.П. Чехову в Мелихово».

В гостиной мелиховского дома висят этюды Левитана, изображающие Мелихово и озеро Островно. Эти этюды написаны в 1895 году и напоминают о творческой истории пьесы «Чайка».

«В воспоминаниях Мелихова хранятся оживленные дни и вечера, с непрерывными шутками, пением, художественными эскизами и прогулками. А когда такие развлечения исчерпывались — играли в лото... — вспоминал Вл. И. Немирович-Данченко.

Благодаря озеру и саду, в лунные ночи и закатные вечера Мелихово было красиво и волновало фантазию. Здесь Чехов писал «Чайку», и много подробностей в «Чайке» навеяно обстановкой Мелихова. По крайней мере, я не могу отделаться от впечатления, что сцена, которую устраивает Треплев, пришла от этой аллеи, ведущей к озеру, и «в доме играют», и «красная луна», и лото — в четвертом действии...»

Высказывались предположения, что прототипом кабинета Треплева послужил мелиховский кабинет Чехова, что жалобы талежского учителя Михайлова писатель вложил в уста Медведенко; много мелких подробностей мелиховского быта нашло отражение в этой пьесе.

Частой посетительницей мелиховской усадьбы была подруга Марии Павловны — Лидия Стахиевна Мизинова. Она была влюблена в Антона Павловича, но чувство ее не встретило ответа. Позднее Лидия Стахиевна увлеклась модным в те годы беллетристом И.Н. Потапенко.

Увлекательная и остроумная переписка Мизиновой с Чеховым дала пищу многим исследователям творчества Чехова.

Впервые Чехов читал свою «Чайку» в кружке московских литераторов и артистов. Присутствовавшая при этом Т.Л. Щепкина-Куперник вспоминала, что ее поразило сходство сюжета пьесы с тяжелым романом близких ей и Чехову людей — Мизиновой и Потапенко. Очевидно, слух об этом распространился по Москве, дошел и до Мизиновой, и до Чехова.

«Здесь все говорят, что «Чайка» заимствована из моей жизни», — пишет Чехову 1 ноября 1896 года Лидия Стахиевна. Она была польщена тем, что печальная ее судьба стала материалом для пьесы любимого писателя. Она даже составила свою схему прототипов: Треплев — это сам Чехов, а Тригорин — Потапенко.

Чехов старался опровергнуть этот слух и говорил, что если хоть что-либо в пьесе напоминает об этом романе, то пьесу ставить нельзя. Чтобы окончательно рассеять сомнения, он просил Потапенко взять на себя хлопоты по согласованию пьесы с цензурным комитетом и дирекцией театра и даже разрешил ему в случае необходимости внести нужные исправления.

А слух все распространялся и наконец превратился в официальную версию, принятую ныне и разработанную многими литературоведами. Вспомним главу «Нина Заречная и Лика Мизинова» в известной монографии о Чехове В.В. Ермилова; подробное исследование судьбы Л.С. Мизиновой в статье Л.П. Гроссмана под названием «Роман Нины Заречной», где как бы ставится знак равенства между героиней пьесы и реальной женщиной; фильм «Сюжет для небольшого рассказа» (во французском варианте «Лика — любовь Чехова»). По поводу фильма и этой версии, как мне кажется, метко и точно сказала писательница и переводчица Эльза Триоле в газете «Юманите диманш» от 1 февраля 1970 года: «Я более менее знаю, как происходили все эти события, и рассказ мне представляется полным неправдоподобием, беллетризованным до конца. Наверное, там нет ни слова правды».

В связи с этим хотелось бы напомнить о том, что существуют и другие версии, другие трактовки рождения творческого замысла «Чайки».

Писатель И.Л. Щеглов в статье «Чехов и Комиссаржевская» говорил, что жизнь этой актрисы созвучна судьбе Нины Заречной.

Л.А. Авилова в своих воспоминаниях рассказывает, что она подарила Чехову медальон в виде раскрытой книги с указанием тома, страницы и строк из рассказа Чехова «Соседи»: «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее». Этот факт целиком вошел в пьесу «Чайка».

Особый интерес представляют воспоминания М.П. Чехова, который в книге «Антон Чехов и его сюжеты» писал: «Я не знаю в точности, откуда у Антона Павловича появился сюжет для «Чайки», но вот известные мне детали. Где-то на Рыбинско-Бологовской жел. дороге, в чьей-то богатой усадьбе, жил на даче художник Левитан. Он завел там какой-то сложный роман, в результате которого ему нужно было застрелиться. Он стрелял себе в голову, но неудачно: пуля прошла через кожные покровы головы, не задев черепа. Встревоженные героини романа, зная, что Антон Павлович был врачом и другом И.И. Левитана, и желая не разглашать своих тайн, телеграфировали срочно писателю, чтобы он немедленно же ехал лечить Левитана. Антон Павлович собрался и поехал. Что было там, не знаю, но Антон Павлович потом сообщил мне, что его встретил Левитан с черной повязкой на голове, которую тут же, при объяснении с дамами, сорвал и бросил на пол. Затем Левитан взял ружье и вышел к озеру. Возвратился он к своей даме с бедной, ни к чему убитой им чайкой, которую и бросил к ее ногам. Эти два мотива выведены Антоном Павловичем в «Чайке»».

Известный исследователь биографии и творчества А.П. Чехова Ю.В. Соболев в последние годы своей жизни работал над изучением творческой истории «Чайки». В 1940 году на заседании Всероссийского театрального общества им был прочитан доклад, отразивший лишь часть задуманной работы, закончить которую ученому помешала смерть. В этом исследовании, названном при посмертной публикации «Комментарий к «Чайке», Ю.В. Соболев привел материалы, имеющие, с его точки зрения, отношение к истокам замысла чеховской пьесы. Среди них письмо Чехова А.С. Суворину от 8 апреля 1892 года: «У меня гостит художник Левитан. Вчера вечером был с ним на тяге. Он выстрелил в вальдшнепа: сей, подстреленный в крыло, упал в лужу. Я поднял его: длинный нос, большие черные глаза и прекрасная одежда. Смотрит с удивлением. Что с ним делать? Левитан морщится, закрывает глаза и просит с дрожью в голосе: «Голубчик, ударь его головкой по ложу...» Я говорю: не могу. Он продолжает нервно пожимать плечами, вздрагивать головой и просить. А вальдшнеп продолжает смотреть с удивлением. Пришлось послушаться Левитана и убить его. Одним красивым, влюбленным созданием стало меньше, а два дурака пошли домой и сели ужинать».

Ю.В. Соболев называет этот отрывок из чеховского письма «историей о напрасно погубленной красивой жизни», которая могла лечь в основу замысла и сюжета «Чайки». Ссылается Соболев и на воспоминания художницы С.П. Кувшинниковой, опубликованные впервые в 1907 году. В 1889 году вместе с Левитаном она ездила на этюды в город Плес на Волге. Однажды Левитан бездумно и бессмысленно подстрелил чайку и бросил к ногам Кувшинниковой, а потом долго ругал себя, нервничал и даже «стал клясться бросить навсегда охоту». «Мало-помалу эпизод с чайкой был забыт, — писала Кувшинникова, — хотя, кто знает, быть может, Левитан и рассказал о нем Чехову, и Антон Павлович припомнил его, когда писал свою «Чайку».

Упоминает Соболев в своем докладе и о Лике Мизиновой, судьба которой, безусловно, волновала творческое воображение автора «Чайки».

Но особый интерес представляет часть статьи Соболева, где он уточняет некоторые обстоятельства той, упоминаемой М.П. Чеховым запутанной романтической истории, которая произошла летом 1895 года и главным героем которой оказался Левитан, а свидетелем — Чехов.

Изучение творческой истории «Чайки» привело нас по левитановскому маршруту в Удомельский район Калининской области.

Старый учитель Николай Николаевич Зольников всю жизнь проработал в Островенской школе, там, где учительствовал и его отец. Деревня здесь выросла после революции, и теперь только Зольников может рассказать о прошлом и показать места бывших имений.

Места эти поросли мелколесьем, и лишь возникающие вдруг среди берез и елей непроходимые заросли акаций говорят о том, что когда-то здесь были аллеи.

Зольников по знакомым ему приметам отыскал усадьбу Горка, принадлежавшую в конце прошлого века крупному петербургскому сановнику Турчанинову. Усадьба сгорела и была брошена владельцами еще до революции. Мы увидели бугристую лесную поляну и акации, клонящиеся по земле по направлению к озеру.

Здесь, на удомельских озерах, в разное время работали А.Г. Венецианов, И.Е. Репин, А.И. Куинджи, С.Ю. Жуковский, Н.П. Богданов-Бельский, А.Е. Архипов, В.К. Бялыницкий-Бируля.

Островно и Горка — места, где созданы самые значительные, самые блестящие вещи Левитана. Это общеизвестно и в то же время забыто, так как лишь немногие из исследователей его творчества смогли добраться сюда.

Кроме того, именно здесь, в Горке, судьба Левитана тесно сплетается с жизнью Чехова. Именно здесь произошла знаменательная встреча Чехова и Левитана, сыгравшая значительную роль в творческой биографии автора «Чайки».

Впервые Левитан приехал на озеро Островно, расположенное в Тверской губернии, летом 1893 года и поселился в старом имении сестер Ушаковых, в сельце Островно. Сюда же художник приезжал вместе с С.П. Кувшинниковой, и летом 1894 года у них гостила Т.Л. Щепкина-Куперник, тогда еще совсем молоденькая девушка.

На противоположном берегу озера находилось имение Турчанинова. В середине лета 1894 года в имение приехала его хозяйка, А.Н. Турчанинова, с двумя дочерьми. Между Кувшинниковой и Турчаниновой «началась борьба» за Левитана, окончившаяся, по словам Т.Л. Щепкиной-Куперник, «полной победой петербургской львицы». Левитан переселился к Анне Николаевне Турчаниновой, в ее усадьбу.

Турчанинова построила для Левитана отдельный дом-мастерскую на возвышенности, при впадении речки Съежи в озеро Островно.

После многих лет душевной неустроенности, подавленного, печального настроения, вылившегося в картине «Над вечным покоем», которую художник писал в Островно в 1893 году, пришла пора благополучия и большой любви. Палитра Левитана расцвела светлыми красками. Радость весеннего солнца, пробуждения природы, звон капели слышится в одном из самых мажорных русских пейзажей — «Март», в котором художник написал с натуры дом Турчаниновой.

С веранды своей мастерской художник пишет «Последний снег», «Весна. Большая вода». Неподалеку, на речке Мсте, Левитан работает над «Золотой осенью», открывая в незатейливом сюжете радостную симфонию красок.

Ах, если бы можно было красочную гармонию, создаваемую на холсте, воплотить в действительность! В жизни Левитана гармонии не получалось. Кроме хозяйки дома в Левитана влюбилась ее старшая дочь Варя. Со всем пылом девичьего чувства и самоотречения она умоляла Левитана бежать с ней из дома. Младшая, шестнадцатилетняя Юлия, боготворила знаменитого маэстро и как тень ходила за ним по пятам.

Левитан запутался в «сложном романе, в результате которого ему нужно было застрелиться».

Чехов был свидетелем многих увлечений Левитана и часто по этому поводу подшучивал над ним. Но, как бывает после длительной разлуки, Чехов, встретясь с Левитаном, стал по-новому смотреть на их отношения. Чехов с иронией воспринимал похождения друга, и невольно это распространялось на его произведения.

Было это так. В 1892 году был опубликован рассказ Чехова «Попрыгунья». С.П. Кувшинникова узнала в героине рассказа себя, поняла намек на связь с Левитаном. Левитан обиделся и надолго рассорился с Чеховым. На новый, 1895 год Левитан первым приехал мириться к Чехову. Но мира не получилось. Через две недели после этого Чехов приехал к Левитану с шампанским. Об этом посещении сохранилась такая запись: «Был я у Левитана в мастерской, это лучший русский пейзажист, но, представьте, уже нет молодости. Пишет уже не молодо, а бравурно... Пейзажи невозможно писать без пафоса, без восторга, а восторг невозможен, когда человек обожрался. Если бы я был художником-пейзажистом, то вел бы жизнь почти аскетическую...»

На мольберте в мастерской у Левитана стояла в то время картина «Над вечным покоем». Видимо, Чехов не понял картины Левитана, так как или сам был в дурном настроении, или слишком горек был осадок от затянувшейся ссоры. Может быть, поэтому Чехов не сразу откликнулся на просьбу Левитана, умолявшего его приехать к нему: «Ради бога, если только возможно, приезжай ко мне хоть на несколько дней. Мне ужасно тяжело, как никогда».

Выехал Чехов в Горку лишь после получения письма А.Н. Турчаниновой, которая сообщала о том, что Левитан пытался кончить жизнь самоубийством, и просила Чехова приехать как можно скорее: «Зная из разговоров, как Вы дружны и близки Левитану, я решилась написать Вам, прося немедленно приехать к больному... Пожалейте несчастного».

Чехов немедленно выехал и провел в Горке несколько дней. Турчанинова не ошиблась — Чехов помог Левитану обрести душевное равновесие. «Не знаю почему, но те несколько дней, проведенных тобою у меня, были для меня самыми покойными днями за это лето», — писал Левитан Чехову 27 июля 1895 года.

Иной тон чеховских писем. Ни словом не обмолвившись о романтической истории, касающейся его друга, Чехов писал из имения Турчаниновой: «Здесь на озере погода уныла, облачна. Дороги кислые, сено паршивое, дети имеют болезненный вид. У нас же в Серпуховском уезде тепло и дожди в последние 1—2 недели бывали только по вечерам», «Располагаюсь в двухэтажном доме, вновь срубленном из старого леса, на берегу озера. Вызвали меня сюда к больному... Холодно. Местность болотистая. Пахнет половцами и печенегами».

Приехавший в Горку Чехов был полон неясными образами нового замысла. Увиденная им трагикомическая ситуация, видимо, определила не только конкретные детали, но и направление пьесы. Вспомним, что Чехов назвал «Чайку», заканчивающуюся выстрелом и смертью одного из главных героев, комедией. Здесь уместно вспомнить высказывание одного из друзей Левитана, врача и любителя живописи И.И. Трояновского, который писал о Левитане «по поводу истории с Турчаниновой»: «Я вообще следов раны у него не видел, слышал от него об этом, но отнесся к этому как к покушению «с негодными средствами» или как к трагической комедии».

В заключение хотелось бы сказать еще и о том, что «колдовское озеро», на берегу которого происходит действие пьесы, является не только фоном — оно несет большую идейную и эмоциональную нагрузку. Из текста пьесы ясно, что имение Сорина находится в Тверской губернии на берегу озера, вокруг которого расположены шесть помещичьих усадеб. Эти приметы полностью совпадают с озером Островно.

Позднее в Мелихове, сообщая о работе над пьесой, Чехов характеризует ее так: «Комедия, три женских роли, шесть мужских, четыре акта, пейзаж (вид на озеро); много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви».