Последовательно проведен и мотив — судьба имения Иванова.
В «Безотцовщине» образ главного героя и пришедшее в упадок имение взаимно не связаны — усадьба принадлежит генеральше. В «Иванове» эти две линии связались воедино: крах героя — и его имения.
«Помещики тоже, черт подери, земледельцы... — возмущается Боркин. — Рациональное хозяйство... Тысяча десятин земли — и ни гроша в кармане...»
Кажется, вся жизнь, окружающая главного героя, заложена и перезаложена. Иванов должен Лебедевым девять тысяч. Мать Саши Зинаида Савишна, Зюзюшка, требует, чтобы он хотя бы проценты исправно платил. Как тень ложатся эти проценты на роман Иванова и Саши.
Лебедев, слабый, бесхарактерный, но добрый человек, приезжает к Иванову с просьбой: «Сделай милость, будь другом, заплати ты ей проценты! Веришь ли, загрызла, заездила, замучила!»
В сознании Иванова его душевный надлом и упадок имения перемешиваются: «Не слушаются ни мозг, ни руки, ни ноги. Имение идет прахом, леса трещат под топором».
С Ивановым разговаривают как с банкротом. «Ты разорен, имение твое растащили, на тебя кругом клевещут», — говорит Саша.
«Имение у тебя заложено, процентов нечем платить», — вторит ей отец.
Мы видели, что та же тема решалась в «Безотцовщине» довольно легко: «Тю-тю именье!» Здесь же общее банкротство Иванова — человека и помещика, дела его личные и материальные — все связывается в один социально-психологический узел.
Интересно, что тема процентов, разрастаясь, переключается из реального, житейского плана в символический. Сарра жалуется Львову: «Я, доктор, начинаю думать, что судьба меня обсчитала. Множество людей, которые, может быть, и не лучше меня, бывают счастливы и ничего не платят за свое счастье. Я же за всё платила, решительно за всё!.. И как дорого! За что брать с меня такие ужасные проценты?..»
А незадолго до этого Иванов говорил ей, что едет к Лебедевым по поводу долга (уплата процентов).
Так воедино связываются житейское и символически-условное. Здесь Чехов делает один из первых шагов в направлении, которое в конце концов приведет его к «Вишневому саду», где сольются темы заложенного имения и задолжавших, как будто тоже заложенных человеческих душ.
Беспомощному Иванову в пьесе противостоит неуемно-предприимчивый Боркин, предлагающий спасительный проект:
«На том берегу Овсянов продает полоску земли, как раз против нас, за две тысячи триста рублей. Если мы купим эту полоску, то оба берега будут наши. А если оба берега будут наши, то, понимаете ли, мы имеем право запрудить реку. Ведь так? Мы мельницу будем строить, и как только мы объявим, что хотим запруду сделать, так все, которые живут вниз по реке, поднимут гвалт, а мы сейчас: коммен зи гер, — если хотите, чтобы плотины не было, заплатите».
Иванов в ответ называет проект Боркина «фокусами», а тот деланно возмущается: «И сами ничего не делаете, и меня связываете...»
В этом разговоре можно предощутить первые наметки того конфликта, который будет разыгрываться в последней чеховской пьесе. Там Лопахин предложит свой проект («Прошу внимания! Ваше имение находится только в двадцати верстах от города... <...> Вы будете брать с дачников самое малое по 25 рублей в год за десятину...»), а Раневская и Гаев только плечами пожмут — как можно говорить такую чепуху.
Боркин и Лопахин — не слишком ли это далеко для уподобления? Но мы и не хотим их уподоблять друг другу; скорее, — сопоставить эти два разных, очень несхожих «хлопотливых» характера, находящихся на некоей сквозной линии развития темы гибнущего имения у Чехова-драматурга1.
Примечания
1. Перекличка мотивов предпринимательства у Боркина и Лопахина отмечается в книге Э. Полоцкой «А.П. Чехов. Движение художественной мысли» (М., «Сов. писатель», 1979, с. 252—253).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |