В «Лешем» Чехов впервые отказывается от единодержавия главного героя.
Есть герой, безнадежно влюбленный в профессоршу Елену Андреевну, — Жорж Войницкий. И есть три пары: Елена Андреевна — Серебряков, Соня — Леший, Юлия — Федор Иванович.
В письме Суворину 14 мая 1889 года Чехов говорит о «Лешем»: «Всех действующих лиц восемь, и из них только три эпизодические». Иначе говоря, он не выделяет главного героя.
Правда, пьеса названа по имени, вернее, прозвищу, одного из героев — Михаила Хрущова, Лешего. Но, как справедливо заметил Чехову один из первых читателей пьесы А.Н. Плещеев, в письме 24 марта 1890 года, «Леший — не есть вовсе центральное лицо, и неизвестно, почему комедия названа его именем. Он действует в ней столько же, сколько и все другие»1.
Не забудем также и о том, что позднее писатель переделает «Лешего» в пьесу «Дядя Ваня», которая будет названа именем другого персонажа. В случае с «Безотцовщиной» и с «Ивановым» такое замещение одного главного героя другим было бы невозможно — главный герой там действительно незаменим.
Само по себе единодержавие героя или отказ от него не могут быть односторонне оценены как нечто положительное или отрицательное. «Гамлет», «Дон Кихот», «Обломов» — вершины мировой литературы; произведения эти построены центростремительно, основаны на герое, играющем главную роль, определяющем развитие действия.
Однако в художественном мире Чехова, в его драматургии преодоление принципа «единодержавия», достигнутое в пьесе «Леший», по праву может быть названо поэтическим открытием. Его пьесы последнего десятилетия — «Чайка», «Три сестры», «Вишневый сад» — будут строиться по принципу разноплановости, «многоколейности» сюжета.
Чеховский сюжет можно сравнить с разветвляющимся стволом. И каждая из «ветвей» не существует в отдельности — она связана с другими.
Мы подошли к одной из самых важных особенностей театра Чехова. Писатель не только отказался от деления героев на «ангелов» и «злодеев». Он преодолел границу между главными и неглавными героями. Елена Андреевна как будто бы играет весьма активную роль в развитии сюжета «Лешего», однако она говорит в финале: «Я эпизодическое лицо...»
Многие герои чеховских пьес — одновременно и главные и «эпизодические» лица.
В «Чайке» учитель Медведенко — совсем уж второстепенный персонаж, но именно на фоне его уныло прозаических жалоб и немудреных подсчетов (сколько что стоит?) особое звучание — по контрасту — обретают многие подчеркнуто поэтические реплики «главных» героев.
С развития единого, основного сюжетного действия Чехов перенес внимание читателя и зрителя на перекличку, взаимосвязь и взаимоотталкивание разных сюжетных линий, человеческих судеб и характеров. Вместо одного центра тяжести он создает сюжет с многими «центрами». Тем самым была установлена одна из главных колонн, на которых зиждется здание театра Чехова.
Примечания
1. См.: Слово, сб. 2, с. 279—280. О датировке этого письма см.: Гитович Н.И. Летопись жизни и творчества А.П. Чехова. М., Гослитиздат, 1955, с. 258—259. То же самое писал С. Васильев: «Хрущов, носящий характер Лешего, ни в каком случае не есть центральная фигура...» (Театральная хроника. Театр г-жи Абрамовой. «Леший». — «Моск. ведомости», 1890, 1 янв. Об утрате Лешим — Хрущовым господствующей роли см. статью Г. Бялого «Драматургическое мастерство Чехова» («Театр», 1954, № 7, с. 43—44).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |