«Ну-с, пьесу я уже кончил, — сообщал Чехов Суворину в письме 21 ноября 1895 года. — Начал ее forte и кончил pianissimo — вопреки всем правилам драматического искусства».
Речь шла о «Чайке» — она действительно написана «вопреки всем правилам», опрокидывает наши привычные представления о том, как надо писать пьесы.
Самые разные люди — современники Чехова высказывали о ней сходное мнение: эту пьесу нельзя понять до конца, нельзя исчерпать одним объяснением — она в него не укладывается.
Станиславский писал Вл.И. Немировичу-Данченко 10 сентября 1898 года, работая над мизансценами «Чайки»: «Я понимаю пока только, что пьеса талантлива, интересна, но с какого конца к ней подходить — не знаю»1.
Спустя несколько месяцев переводчик Чехова на немецкий язык Владимир Чумиков говорил ему в своем письме примерно то же самое: «Я еще раз прочитал «Чайку» и нахожусь просто в отчаянии: чувствую, что это почти необычайно прелестное, но в чем здесь дело, в чем именно эта прелесть, никак разобраться не могу»2.
«...Нахожусь просто в отчаянии...» — точнее не скажешь о том чувстве, которое охватывает каждого, кто хочет до конца разобраться в пьесе.
4 марта 1897 года брат Чехова Александр Павлович послал ему «Одесский листок» со статьей Л.Е. Оболенского. «Почему столичная публика не поняла «Чайки» Ант. Павловича? (Критический этюд)». Автор статьи отказывается объяснять провал пьесы ее несценичностью. Дело в другом — в ее нешаблонности: «И причина неуспеха пьесы именно в этой глубине и оригинальности ее идеи, которую не поняла публика, испорченная пряностями и пикантностями новейшего псевдо-театра». Присоединяясь к мнению рецензента, Александр Павлович замечал: «Не твоя вина, что ты ушел дальше века»3.
Артист П.М. Медведев, вспоминая о провале чеховской пьесы, сказал: «Я сам долгое время не мог разобраться в этой самой «Чайке»4.
Перед нами — самая парадоксальная пьеса Чехова. Первая, может быть, самая характерная ее черта: она не укладывается ни в какие жесткие и законченные характеристики. Любая концепция исчерпывает ее не до конца — обнаруживается еще какой-то остаток.
С тех пор как были сказаны слова Александра Павловича: «...ты ушел дальше века», прошло едва ли не сто лет. Но так же точно звучат они и сегодня. Годы идут, а «Чайка» все еще остается неразгаданной, она впереди нашего театра. И по-прежнему приводит в отчаяние своей неразгаданностью, своей «еретической» странностью и новизной.
Примечания
1. Станиславский К.С. Собр. соч. в 8-ми т., т. 7. М., «Искусство», 1960, с. 145.
2. ОР ГБЛ, 331.62.25.
3. Письма А.П. Чехову его брата Александра Чехова, с. 334. Отметим, кстати, что Александр писал Чехову в день провала «Чайки» на Александринской сцене: «Я с твоей «Чайкой» познакомился только сегодня в театре: это — чудная, превосходная пьеса, полная глубокой психологии, обдуманная и хватающая за сердце. С восторгом и крепко жму твою руку» (ОР ГБЛ. 331.32.24. См. также: Чехов А.П. Соч. т. 13, с. 373). Вот почему несправедливо было в кинофильме «Сюжет для небольшого рассказа» изображать Александра Павловича как продажного газетчика, который сначала собирается хвалить «Чайку», а после ее провала торопится обругать.
4. Медведев П.М. Артисты о Чехове (воспоминания, встречи и впечатления). — «Новости и биржевая газ.», 1904, 28 авг.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |