Как писалась «Чайка»

Как писалась «Чайка»? Ее история начинается с того, как долго она не писалась. Взглянем на хронологическую «карту» чеховской драматургии. В чередовании пьес есть своя ритмичность. После работы над «Безотцовщиной», «Ивановым» и «Лешим», «Чайкой» и «Дядей Ваней», «Тремя сестрами» наступают паузы. Самый большой взлет в творческой активности Чехова-драматурга относится к концу 80-х годов: были написаны пьесы «Иванов» и «Леший», а также почти все водевили — «Калхас» («Лебединая песня»), «О вреде табака», «Медведь», «Предложение», «Свадьба», «Трагик поневоле», «Юбилей».

Затем наступает перерыв — едва ли не самый большой в истории чеховской драматургии.

Первые упоминания о намерении писать новую пьесу относятся к 1892 году. 31 марта Чехов сообщает А.С. Суворину: «Когда буду писать пьесу, мне понадобится Берне». Проходит почти два года, и в письме к Суворину 16 февраля 1894 года Чехов снова упоминает о пьесе, имея в виду тот же замысел, что и в первом письме: «Я хочу вывести в пьесе господина, который постоянно ссылается на Гейне и Людвига Берне. Женщинам, которые его любят, он говорит, как Инсаров в «Накануне»: «Так здравствуй, жена моя перед богом и людьми!» Оставаясь на сцене solo или с женщиной, он ломается, корчит из себя Лассаля, будущего президента республики...»

К этой же поре относится заметка в записной книжке: «К пьесе:

Из Тургенева: «Здравствуй же, моя жена перед богом и людьми!» (II, 23, 1).

Прослеживать зарождение замысла «Чайки» по записным книжкам не входит в нашу задачу¹. Отметим только: читая эти книжки, видишь, как боролись в сознании автора два замысла новой пьесы: один — связанный с господином, который «корчит из себя Лассаля», и другой — уже относящийся к будущей «Чайке».

На следующей страничке записной книжки после заметки «Из Тургенева...» читаем: «Почем пуд бумаги» (II, 24, 3). Это реплика учителя Медведенко — в цензурной рукописи он обращается к Дорну: «Позвольте вас спросить, доктор, почем за границей стопа писчей бумаги?»²

Еще раньше в той же второй записной книжке появляется заметка: «Попали в запендю» (II, 11, 1).

Постепенно замысел о манерном господине отходит на задний план. Остается один — ведущий к «Чайке». Этот замысел, непосредственно интересующий нас, вызревает очень медленно.

По письмам Чехова 1894—1895 годов видно, как долго его намерение писать новую пьесу не переходило в само писание. Вот отрывки из его писем за 1894 год:

«В марте буду писать пьесу» (А.С. Суворину, 10 января); «Пьесы в Крыму я не писал, хотя и намерен был» (ему же, 10 апреля); «С 16 июля сажусь писать пьесу, содержание которой я рассказывал Вам» (ему же, 22 июня, то есть пьесу, пока еще связанную с господином, который корчит из себя Лассаля); «Надо... пьесу писать» (ему же, 26 июня); «Пьесу можно будет написать где-нибудь на берегу Комо или даже вовсе не написать, ибо это такое дело, которое не медведь и в лес не уйдет, а если уйдет, то чёрт с ним» (ему же, 11 июля).

Но мысль о пьесе — как бумеранг. Чехов отбрасывает ее — она возвращается обратно.

В письме А.С. Суворину 27 ноября 1894 года читаем: «Я назначен попечителем школы в селе, носящем такое название: Талеж. Учитель получает 23 р. в месяц, имеет жену, четырех детей и уже сед, несмотря на свои 30 лет. До такой степени забит нуждой, что о чем бы Вы ни заговорили с ним, он всё сводит к вопросу о жалованье. По его мнению, поэты и прозаики должны писать только о прибавке жалованья; когда новый царь переменит министров, то, вероятно, будет увеличено жалованье учителей и т. п.».

А в записной книжке появляется запись: «Пьеса: учитель 32 лет, с седой бородой» (I, 55, 2).

Эта запись, как бы отпочковавшаяся от письма к Суворину и предвещающая учителя Медведенко, соседствует с другими заметками — будущими репликами Треплева (I, 54, 2; 1, 55, 1, 3, 4).

Таким образом, Чехов говорит в письмах, что собирается писать пьесу, но еще не пишет ее, а в записных книжках уже выпадают, как кристаллики — в насыщенном растворе, будущие фразы, реплики «Чайки».

Чехов не пишет пьесы, но она уже незримо пишется, складывается; входит в сознание автора еще не как узнанная «Чайка» — как заготовка, которая только потом включится в общий замысел.

Вот отрывки из писем следующего, 1895 года.

«Я не нишу пьесы, да и не хочется писать. Постарел, и нет уже пыла» (В.В. Билибину, 18 января); «Что пишу? Ничего» (ему же, 2 апреля); «Пьесы писать буду, но не скоро. Драмы писать не хочется, а комедии еще не придумал. Пожалуй, засяду осенью за пьесу, если не уеду за границу» (А.С. Суворину, 18 апреля); «...я напишу пьесу... Я напишу что-нибудь странное» (ему же, 5 мая); «Пьесу писать не хочется» (ему же, 21 августа).

И только 21 октября 1895 года, как будто удивляясь самому себе, Чехов сообщает Суворину: «...можете себе представить, пишу пьесу, которую кончу... вероятно, не раньше как в конце ноября. Пишу ее не без удовольствия, хотя страшно вру против условий сцены».

Несколько лет прошло с момента первого упоминания Чехова о намерении писать новую пьесу (А.С. Суворину, 31 марта 1892 года). Есть в этой неуправляемости творческого процесса что-то истинно чеховское. Как не похож автор «Чайки» на иных современных литераторов, которые бодро, уверенно и решительно сообщают в разного рода интервью и анкетах: в конце первого квартала такого-то года кончаю роман на такую-то тему, тогда-то выезжаю в творческую командировку, чтобы написать пьесу о том-то и завершить ее к такому-то. И все у таких авторов идет по плану как по маслу, все в срок, все сходится. У Чехова вот не получалось. Наверное, потому, что он был истинный писатель.

То же удивление, что пьеса наконец пишется, чувствуется в письме И.Л. Леонтьеву (Щеглову) 14 ноября 1895 года: «Можете себе представить, пишу пьесу!»

Интонация, к слову сказать, весьма для Чехова характерная. 16 октября 1900 года он скажет в письме Горькому: «Можете себе представить, написал пьесу» <«Три сестры»>. О том же произведении говорит в письме к О.Л. Книппер: «Переписываю свою пьесу и удивляюсь, как я мог написать сию штуку, для чего написать» (15 декабря 1900 года).

Это совсем не бессознательность творческого процесса, но именно неуправляемость, неподвластность простой логике, расчету, обычному намерению.

Чехов намеревается писать, пьеса не пишется, но уже как будто обступает его с разных сторон, разговаривает с ним разными голосами — то учителя, в котором предугадывается Медведенко, то женщины, предвещающей Нину Заречную.

Странная пьеса «Чайка» и писалась странно, разные ручейки воображения с различных сторон впадали в русло образной мысли, главный «маршрут» сюжета прокладывался медленно и на разных колеях.

И вдруг наступил момент, когда все связалось воедино и автор с удивлением воскликнул в письме: «можете себе представить, пишу пьесу...»

Примечания

1. Мы пытались это сделать в работе «Записные книжки Чехова», в главе «Я напишу что-нибудь странное».

2. По мнению Л.М. Долотовой, эта запись может относиться к «Чайке», а возможно, связана с деловыми расчетами Чехова (см.: Чехов А.П. Соч., т. 17, с. 337).