Вот одна из черновых заметок к «Трем сестрам» на отдельных листах: «Ирина. Трудно жить без отца без матери. — И без мужа. — Да и без мужа. Кому скажешь? Кому пожалуешься?.. С кем порадуешься? Нужно любить кого-нибудь крепко»1.
Характерный оборот: не «я люблю», а «нужно любить». Любви нет, есть только ощущение, что без нее нельзя. Сама Ирина никого не любила и не любит. Расставаясь с Тузенбахом, она скажет: «Я буду твоей женой, и верной, и покорной, но любви нет, что же делать! (Плачет.) Я не любила ни разу в жизни».
Любви нет, а если она возникает, ее ждет крах.
Бывшая, давняя — настолько давняя, что, кажется, уже и не бывшая, — любовь Чебутыкина к матери трех сестер.
Тупая, страшная, несущая смерть любовь Соленого к Ирине.
Добрая, верная, человечная — и безответная — любовь к Ирине Тузенбаха.
Самодовольная любовь Кулыгина: «Маша меня любит. Моя жена меня любит». Как будто пропись из букваря.
Несчастная, страдальческая любовь к Маше Вершинина.
Отчаянная любовь к нему Маши, обреченная на скорый конец, расставание.
«Я все ждала, переселимся в Москву, там мне встретится мой настоящий, я мечтала о нем, любила... — плачет Ирина. — Но оказалось, все вздор, все вздор...»
Так, вместе с Москвой, «вздором» оказывается для героини и любовь.
Ничем, «вздором» кончается и любовь Маши: «Неудачная жизнь... Ничего мне теперь не нужно».
Три любовных сюжета, три треугольника лежат в основании сюжета пьесы: Маша — Кулыгин — Вершинин; Ирина — Тузенбах — Соленый; Андрей — Наташа — Протопопов.
«Треугольники» эти не похожи на традиционные — в них все время выпадает какое-то звено.
Маша изменяет Кулыгину, но он как будто не реагирует на это, не замечает («Ничего, пусть поплачет, пусть... Хорошая моя Маша, добрая моя Маша... Ты моя жена, и я счастлив, что бы там ни было... Я не жалуюсь, не делаю тебе ни одного упрека...»). За фактом измены не следует никакого действия, развития сюжета. Поступок обрывается, завершается ничем. Наглядный пример того, как действие у Чехова, подобно реке, уходящей в песок, исчезает.
«Начнем жить опять по-старому, и я тебе ни одного слова, ни намека...» — продолжает утешать Машу и себя Кулыгин. Как будто ничего не было.
Ирина — Тузенбах — Соленый — тоже не совсем обычный случай. Оба любят одну. Но она — Ирина — боится одного и не чувствует любви к другому. Она заставляет себя выйти замуж за Тузенбаха. В конце третьего действия: «...я ценю барона, он прекрасный человек, я выйду за него, согласна, только поедем в Москву!»
Гибель Тузенбаха на дуэли рушит все мечты и планы. Вместо поездки в Москву, говорит Ирина, «завтра я поеду одна, буду учить в школе и всю свою жизнь отдам тем, кому она, быть может, нужна. Теперь осень, скоро придет зима, засыплет снегом, а я буду работать, буду работать...»
Ирина участвует в любовном треугольнике без любви. Ее «невыход замуж» за барона отражает общий характер сюжета в пьесе, где все строится по принципу ожидаемого, но так и не совершающегося действия.
Наташа изменяет Андрею с Протопоповым. Но и здесь факт повисает в воздухе, он не в состоянии толкнуть действие вперед. Андрей только причитает: «Боже мой, я секретарь земской управы, той управы, где председательствует Протопопов...»
Герои «Трех сестер» словно заворожены. Поставленные перед совершившимся фактом, они внешне никак не реагируют — только мучаются, страдают и непрерывно ждут.
В каждом из этих странных «треугольников» — своя жертва: Маша с ее неудачной жизнью, «златой цепью». Тузенбах, которого подстрелили «как вальдшнепа». Андрей с его химерическими мечтами: «...вдали забрезжит свет, я вижу свободу, я вижу, как я и дети мои становимся свободны от праздности, от квасу, от гуся с капустой, от сна после обеда, от подлого тунеядства...»
Какие дети? Софочка и Бобик?
Любовь в «Трех сестрах» — ожидание и крах. И говорят о ней чаще или в прошедшем времени, или условно: «Я бы...», «Если бы...»
Слова Ирины из черновика («Трудно <...> без мужа. <...> С кем порадуешься?»), видоизменяясь, входят в текст. Но они переданы Ольге: «Мне двадцать восемь лет, только... Все хорошо, все от бога, но мне кажется, если бы я вышла замуж и целый день сидела дома, то это было бы лучше.
Пауза.
Я бы любила мужа».
И та же Ольга убежденно посоветует плачущей Ирине выйти за барона: «Ведь замуж выходят не из любви, а для того, чтобы исполнить свой долг».
Как будто не она говорила о любви. И, забыв о прежних своих признаниях, Ольга теперь так же убежденно произносит: «...я бы вышла без любви. Кто бы ни посватал, все равно бы пошла, лишь бы порядочный человек. Даже за старика бы пошла...»
На протяжении пьесы Ольга почти не действует. Но, не участвуя во всем том, что происходит (в смысле событий), она внутренне проигрывает, переживает свой сердечный сюжет — от «я бы любила мужа» до «я бы вышла без любви». И этот ее сюжет, весь построенный на частице «бы», играющей в пьесе такую большую роль, перекликается с общим сюжетом пьесы, с судьбою трех героинь, которые должны были уехать в Москву, чуть-чуть не уехали, поехали бы, если бы не...
Все больше исчезает из памяти, покрывается туманом стародавняя любовь Чебутыкина. Это гаснущее воспоминание еще об одном «треугольнике». Вот в какой последовательности идут реплики Чебутыкина на протяжении пьесы:
«(Ирине.) Милая, деточка моя, я знаю вас со дня вашего рождения... носил на руках... я любил покойницу маму».
Андрею: «Жениться я не успел, потому что жизнь промелькнула, как молния, да и потому, что безумно любил твою матушку, которая была замужем...»
А потом он, пьяный, разобьет «часы покойной мамы» и пробормочет: «Может быть... Мамы так мамы. Может, я не разбивал, а только кажется, что разбил».
В последнем действии Маша его спросит:
«Вы любили мою мать?
Чебутыкин. Очень.
Маша. А она вас?
Чебутыкин (после паузы). Этого я уже не помню».
И уже не совсем ясно, почему он так отвечает — просто не хочет или плохо помнит. Любовь как будто изживается в душе Чебутыкина. Когда он в конце будет безразлично напевать после гибели Тузенбаха: «Тара... ра... бумбия... сижу на тумбе я...» — трудно уже представить, что он помнит покойную мать трех сестер.
Тяжелым разочарованием оборачивается любовь Андрея к Наташе.
Вначале он как будто в ореоле любви.
«Маша. А я хочу тебя назвать: влюбленный скрипач!
Ирина. Или влюбленный профессор!..
Ольга. Он влюблен! Андрюша влюблен!»
Словно трио сестер и он сам исполняют одну и ту же мелодию.
«Мне так хорошо, душа полна любви, восторга...» — этим признанием Андрея заканчивается первое действие.
Став мужем Наташи, Андрей очень скоро теряет весь этот восторг. И он скажет со вздохом Чебутыкину: «Жениться не нужно. Не нужно, потому что скучно».
Объясняясь с сестрами, Андрей уверяет — их и себя самого: «Свою жену я люблю и уважаю...» А потом расплачется и скажет: «Не верьте мне, не верьте...»
Сюжет многих пьес строится на том, сохранится ли семья, выдержит ли она натиск любви, свободного, «незаконного» чувства. Идет спор семьи и любви.
В «Трех сестрах» тоже идет такой спор, но в итоге терпят поражение обе стороны.
22 ноября 1899 года, то есть в пору, когда Чехов уже задумал «Три сестры» (см. его письмо В.И. Немировичу-Данченко от 24 ноября: «У меня есть сюжет «Три сестры»...), к нему обратился с письмом князь С.И. Шаховской. Говоря о том, как неудачно сложилась его семейная жизнь, автор письма замечает: «И почему это, куда ни посмотришь, всюду трещит семья, разваливается? Будто и нравственная жизнь народов или общества подвергается эпидемии...»2.
Чехов ответил 27 декабря: «Вы спрашиваете в своем письме, почему трещит современная семья. Семья есть установление человеческое, а все человеческое трещит; почему же и семье не трещать?»
Чеховский ответ имеет близкое касательство к пьесе.
В «Трех сестрах» — три семьи. И все они существуют без взаимной любви.
Вершинин не любит свою жену-истеричку, она вечно с ним ссорится и непрерывно пытается отравиться.
Андрей, разочаровавшись в Наташе, продолжает жить как будто по инерции. Своих детей (да и своих ли?) он не замечает — во всяком случае, не выражает по отношению к ним никаких чувств.
Давно разлюбила своего мужа Маша. Разговаривая с Вершининым, она говорит: «...много значит привычка». И так естественно, незаметно переходит от привычки к мужу: раньше, когда она выходила за него, он, учитель, казался ей ужасно ученым, умным и важным, «а теперь уж не то, к сожалению».
Три семьи, Вершинина, Андрея и Маши, — три роковых «не то». И трудно сказать, какое из них безысходнее.
«Неодушевленность» семьи, механическая заведенность домашнего существования и обреченность любви — эти две взаимосвязанные темы звучат в пьесе настойчиво и тревожно. И увенчивается все это темой ухода из дома, разрыва с семьей.
«Я бы давно ушел от такой, но он терпит и только жалуется», — говорит о Вершинине и его жене Тузенбах в начале пьесы.
А в конце Чебутыкин советует Андрею: «Знаешь, надень шапку, возьми в руки палку и уходи... уходи и иди, иди без оглядки. И чем дальше уйдешь, тем лучше».
Тема ухода в пьесе звучит все в той же условной, сослагательной форме, с «бы», «если бы»: «Я бы давно ушел».
Так наряду с главным несобытием пьесы — неотъездом трех сестер в Москву — в пьесе обнаруживаются и другие действия, несущие на себе ту же печать «несовершенности»: несостоявшаяся любовь, неуход героев из семьи, в которой они мучаются и томятся.
Примечания
1. Чехов А.П. Соч., т. 17, с. 215.
2. ОР ГБЛ, 331.63.16.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |