Тень Епиходова

Раневская и Гаев; Аня и Варя; Лопахин; Петя Трофимов... С этими персонажами связаны основные сюжетные линии пьесы.

Наряду с главными героями есть и второстепенные: конторщик Епиходов, гувернантка Шарлотта, помещик Симеонов-Пищик, лакей Фирс, молодой лакей Яша, горничная Дуняша.

Как в любой другой пьесе, герои делятся на главных и второстепенных. Однако и здесь Чехов пишет не «по правилам» — он создает тип пьесы (в «Вишневом саде» это выражено особенно ярко) с совершенно особенным, небывалым соотношением между главными и не главными персонажами.

Начнем с Епиходова. Он появляется с жалобой: «...купил я себе третьего дня сапоги, а они, смею вас уверить, скрипят так, что нет никакой возможности». И дальше: «Каждый день случается со мной какое-нибудь несчастье. И я не ропщу, привык и даже улыбаюсь».

Обращает на себя внимание чисто епиходовский переход от скрипа сапог к «несчастью». Слова как будто взяты из подчеркнуто разных по стилистическому уровню словесных рядов. В самом деле: у меня скрипят сапоги, но я... не ропщу.

Тут же Епиходов натыкается на стул, который падает, и, «как бы торжествуя», восклицает: «Вот видите, извините за выражение, какое обстоятельство, между прочим... Это просто даже замечательно!»

Как сообщает Дуняша, которой Епиходов сделал предложение, «человек он смирный», но — «несчастливый, каждый день что-нибудь. Его так и дразнят у нас: двадцать два несчастья...»

И на протяжении всей пьесы Епиходов оказывается жертвой непрерывных несчастий. «...Судьба относится ко мне без сожаления, как буря к небольшому кораблю, — жалуется он. — Если, допустим, я ошибаюсь, тогда зачем же сегодня утром я просыпаюсь, к примеру сказать, гляжу, а у меня на груди страшной величины паук... Вот такой. (Показывает обеими руками.) И тоже квасу возьмешь, чтобы напиться, а там, глядишь, что-нибудь в высшей степени неприличное, вроде таракана».

Трагикомизм образа Епиходова — в постоянном стилистическом разнобое: «как буря к небольшому кораблю» — и «что-нибудь в высшей степени неприличное».

Потом он сломает бильярдный кий, положит чемодан на картонку со шляпой и раздавит. В самом конце, нанятый Лопахиным — смотреть за порядком в оставленном доме, — он говорит сиплым голосом: «Сейчас воду пил, что-то проглотил». Так оправдываются его слова, сказанные в начале второго действия: «Квасу возьмешь, чтобы напиться...»

В общем, фигура довольно резко очерченная, гротесковая. В ряду епиходовских несчастий — Дуняша, которая изменяет ему с лакеем Яшей. О своих переживаниях ревнивец говорит так: «...никак не могу понять направления, чего мне собственно хочется, жить мне или застрелиться, собственно говоря, но тем не менее я всегда ношу при себе револьвер». И когда Дуняша отсылает его, чтобы остаться наедине с Яшей, Епиходов многозначительно произносит: «Теперь я знаю, что мне делать с моим револьвером...»

Порой в работах о «Вишневом саде», когда речь заходит о соединении трагедии и фарса в пьесе, приводят как пример образ Епиходова, который подчеркивает эту трагифарсовость.

Но вот какая интересная особенность отличает образ Епиходова: он как будто отбрасывает большую тень на другие персонажи. К «двадцати двум несчастьям» Епиходова прибавляются другие.

Лопахин, как мы помним, дважды опоздал на поезд; Аня растеряла все шпильки; Дуняша, которую обнял Яша, блюдечко разбила; Любовь Андреевна уронила портмоне, рассыпала золотые; Петя Трофимов с лестницы упал. Варя нечаянно ударила Лопахина (вместо Епиходова) палкой.

И даже в момент торжества Лопахина не обошлось без епиходовских мотивов:

«Лопахин. <...> Музыка, играй отчетливо! Пускай всё, как я желаю! (С иронией.) Идет новый помещик, владелец вишневого сада! (Толкнул нечаянно столик, едва не опрокинул канделябры.)»

Можно сказать — Епиходов в пьесе не исчерпывается сам собой. Епиходовские мотивы, «несчастья» как будто рассредоточены по всей пьесе. Они неожиданно обнаруживаются в главных образах.

Мы сталкиваемся с совершенно особым, непривычным соотношением между главными и второстепенными персонажами. «Епиходовское» — не только суть данного образа, но и нечто более широкое, охватывающее всех персонажей пьесы. Снова перед нами возникает представление о взаимосвязанных больших и малых поэтических зеркалах, о сюжетах и микросюжетах, иначе говоря, о структуре пьесы с ее сложной системой взаимоотражений образов и мотивов.