В современном литературоведении прочно утвердилось понятие структуры художественного произведения.
«...вне структуры, — пишет исследователь, — художественная идея немыслима. Дуализм формы и содержания должен быть заменен понятием идеи, реализующей себя в адекватной структуре и не существующей вне этой структуры»1.
Специальная глава книги, из которой взято это определение, называется «Принцип повтора».
«...стоит нам определить текст как художественный, — читаем здесь, — чтобы вступила в строй презумпция об осмысленности всех имеющихся в нем упорядоченностей. Тогда ни один из повторов не будет выступать как случайный по отношению к структуре. Исходя из этого, классификация повторов становится одной из определяющих характеристик структуры текста»2.
Говоря о повторах в пьесе Чехова, следует, очевидно, исходить из некоего более общего, объединяющего понятия, частным проявлением которого эти повторы являются. Взятые вместе во взаимосвязи и взаимодействии, они ведут к структуре.
Так, перекличка начала и конца, подчеркнутый повторами контраст между приездом и разъездом героев — все это несет главную мысль пьесы о печально-нелепой, трагически-фарсовой «изжитой жизни».
И, конечно, нельзя назвать нейтральной по отношению к главной образной мысли мотив «отлетающей» музыки (свирель, гитара, еврейский оркестр, стук топора, звук, точно с неба, лопнувшей струны).
Образ сада, приближающихся торгов развивается в пьесе ритмически. Это напоминает удары, которые звучат все более громко и грозно.
«Лопахин. Вам уже известно, вишневый сад ваш продается за долги <...>
Гаев. Проценты мы заплатим, я убежден... <...>
Лопахин. Ваше имение собирается купить богач Дериганов...» и т. д.
Каждая тема, мотив, связанный с главным образом, не выступает сразу, но ритмически и даже, можно сказать, мелодически повторяется, нарастая.
Например, парижский сюжет Раневской. Другой драматург сделал бы так: она получает известие из Парижа от своего сердечного друга, узнает, что он в беде, устремляется к нему на помощь, уезжает в Париж. Это был бы цельный эпизод.
У Чехова не так — эпизод разделен на «ритмические доли». Его опять-таки можно сравнить с приближающимися ударами, которые звучат все более сильно.
Первое действие. Раневская только что приехала.
«Варя. Тут, мамочка, вам две телеграммы. (Выбирает ключ и со звоном отпирает старинный шкаф.) Вот они.
Любовь Андреевна. Это из Парижа. (Рвет телеграммы, не прочитав.) С Парижем кончено...»
Во втором действии.
«Любовь Андреевна. <...> (Достает из кармана телеграмму.) Получила сегодня из Парижа... Просит прощения, умоляет вернуться... (Рвет телеграмму.) Словно где-то музыка».
Но музыка есть и в соотнесенности двух «нот», двух телеграмм. На фоне первой особенно заметно, что в душе Раневской уже что-то дрогнуло.
Третье действие. Во время спора Любови Андреевны с Трофимовым у нее падает на пол телеграмма. Она говорит: «Это из Парижа телеграмма. Каждый день получаю. И вчера, и сегодня. Этот дикий человек опять заболел, опять с ним нехорошо... Он просит прощения, умоляет приехать, и по-настоящему мне следовало бы съездить в Париж, побыть возле него».
Начинается ссора Раневской и Трофимова — именно из-за «него». Трофимов на «него» нападает, Раневская сердится.
Четвертое действие. Раневская говорит Ане: «Я уезжаю в Париж, буду жить там на те деньги, которые прислала твоя ярославская бабушка на покупку имения — да здравствует бабушка! — а денег этих хватит ненадолго».
Итак, в каждом из четырех действий звучит парижский мотив. Героиня проделывает на наших глазах эволюцию — от «с Парижем кончено» до «я уезжаю в Париж».
Повтор здесь — не формальный прием, это совершенно естественная для Чехова-художника форма раскрытия мотива, глубоко связанного с главной темой — краха имения и сада.
В начале пьесы Раневская восклицала: «Посмотрите, покойная мама идет по саду... в белом платье! (Смеется от радости.) Это она».
Уже знакомый нам мотив отыгрывается в финале.
«Любовь Андреевна. <...> В последний раз взглянуть на степы, на окна... По этой комнате любила ходить покойная мать...»
Образ матери Раневской не просто повторяется — он исчезает, уходит в прошлое, к прошедшую форму; от «идет по саду... Это она» — к «любила ходить покойная мать».
Принцип развертывания образного мотива у Чехова — как аукнется, так и откликнется. Но каждый раз оказывается, что «откликается» мотив не совсем так, как он в начале «аукается». Повтор и фиксирует происшедшие изменения, душевные «сдвиги».
Так перекликаются, скажем, еще раз, продажа имения Раневской и ее дачи в Ментоне; и то, что участок Пищика заложен; и символическая, хотя внешне похожая на «фокусы» продажа пледа Шарлоттой. Так сталкиваются незаплаченные проценты за имение Раневской и просьба Пищика — чтобы именно она дала ему денег заплатить проценты.
Так сталкиваются в контрасте слова «ты помнишь?» — и «забыли».
Аня, входя в дом после поездки, спрашивает Раневскую: «Ты, мама, помнишь, какая это комната?» А та радостно, сквозь слезы, восклицает: «Детская!»
Гаев, отворяя окно, говорит сестре: «Сад весь белый. Ты не забыла, Люба? Вот эта длинная аллея идет прямо, прямо, точно протянутый ремень, она блестит в лунные ночи. Ты помнишь? Не забыла?» И Раневская отвечает монологом — она помнит, не забыла: «О, мое детство, чистота моя! В этой детской я спала, глядела отсюда всад...»
И после этих повторяющихся «Ты помнишь?» — как точное противопоставление, контраст: оставленный всеми в конце Фирс бормочет: «Заперто. Уехали... Про меня забыли...»
Сквозь текст пьесы проходит мотив, который звучит уже совсем незаметно. Однако без него нельзя верно почувствовать атмосферу «Вишневого сада».
Варя говорит о Лопахине: «Все говорят о нашей свадьбе, все поздравляют, а на самом деле ничего нет, всё как сон...»
Ей как будто откликается Раневская: «Неужели это я сижу? <...> Мне хочется прыгать, размахивать руками... А вдруг я сплю!»
И она же отзывается о Гаеве, который говорит о своих хлопотах по поводу уплаты процентов: «Это он бредит».
Лопахин — новый хозяин вишневого сада — кричит: «Я сплю, это только мерещится мне, это только кажется... Это плод вашего воображения, покрытый мраком неизвестности...»
«Все как сон», «А вдруг я сплю», «Он бредит», «Я сплю» — все эти мотивы (каждый сам по себе никак не подчеркнут), перекликаясь друг с другом, придают повествованию особый характер; они как бы смягчают резкую реальность, растворяют ее, мешают явь и «мрак неизвестности». И, конечно, это не особая, не отдельная черта произведения, она слита с главной образной темой — гибель вишневого сада.
Повторы в пьесе — бесконечные ряды пунктирно намеченных мотивов, образующих единую «сеть». Попробуем мысленно выстроить их:
Образ сада, приближающихся торгов...
Проданная дача в Ментоне...
Заложенный участок Пищика...
Продажа сада и продажа пледа (фокусы Шарлотты).
Несчастье Раневской и «несчастья» Епиходова.
Поезд, на который герои опаздывают или рискуют опоздать.
Приезд и разъезд.
«Отлетающая» музыка.
Телеграммы из Парижа и отъезд Раневской.
Образ покойной матери Раневской — в начале и в конце.
«Ты помнишь?» — «Про меня забыли».
«Все как сон...»
«Точно с неба, звук лопнувшей струны».
Здесь перечислены лишь некоторые из повторяющихся мотивов, но даже и в таком виде, данные в виде простого перечня, они связываются на глазах.
«Вишневый сад» — одно из самых гармонических, целостных произведений Чехова, в полном смысле итоговое создание художника. И целостность эта оказывается результатом взаимодействия многих и многих микровеличин, повторяющихся мотивов, штрихов, особенностей, словечек.
Мы видим, как нераздельно связаны художественная идея и структура пьесы. И наряду с этим единством ощущаем контраст между жизнью героев с ее нелепостью, несообразностью, «непопаданиями», «несчастьями», «фокусами» — и гармонической формой пьесы, сотканной из перекличек, повторов, из непрерывного «ауканья» и «откликанья».
Примечания
1. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., «Искусство», 1970, с. 19.
2. Лотман Ю.М. Структура художественного текста, с. 135.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |