Мы подошли к одной из самых характерных особенностей чеховского водевиля. Сюжет его основан не на развивающемся действии, а, наоборот, на том, что действие, ради которого герои собрались и к которому готовятся, — это действие не может осуществиться.
Не то было в «Медведе»: там неожиданно врывался к вдове Смирнов, грубо требовал денег, начиналась перепалка, в ходе которой у них вспыхивала страсть друг к другу, и действие неудержимо, стремительно катилось к счастливой развязке.
В «Предложении», в этой «шутке в одном действии», как раз действие-то никак не может состояться. Ломов решил жениться. Он хочет сделать Наталье Степановне предложение, но — ничего не получается: то Воловьи Лужки, то проблема — Угадай или Откатай.
Сюжет «Предложения» строится на том, что герой никак не может сделать предложения.
Так же расползается действие в «Свадьбе». Вместо празднования — спор жениха и тещи о выигрышных билетах, ссора жениха и незадачливого телеграфиста Ятя, который, сам того не зная, каждым словом наносит кому-нибудь оскорбление, наконец, эпизод с Ревуновым-Карауловым, вовсе расстраивающий течение свадьбы. И кончается одноактная пьеса тем, чем должна была бы начинаться: шафер безуспешно пытается произнести поздравительную речь.
Этот принцип неосуществленного действия, которое непрерывно наталкивается на «антидействия» героев, разобщенных и неконтактных, особенно явственно выражен в «Юбилее» (1891).
Директор банка Шипучин задумал пышно отпраздновать пятнадцатилетнюю годовщину вверенного ему учреждения. Кажется, он предусмотрел все: бухгалтер Хирин пишет для него доклад с громким названием — «Наш банк в настоящем и в будущем». Шипучин сочинил поздравительный адрес самому себе, который будут читать сослуживцы, и купил серебряный жбан, который они ему подарят. Продумано все, вплоть до малейшей мелочи.
Но водевиль начинается с того, что все подготовленное юбиляром осуществиться не может. Бухгалтер Хирин сидит в такой торжественный момент «в валенках, в этом шарфе... в каком-то пиджаке дикого цвета...». Шипучин взволнованно упрекает его: «Вы нарушаете ансамбль!»
Сюжет «Юбилея» и строится на непрерывных, все более резких нарушениях ансамбля. Запыхавшись, вбегает жена Шипучина Татьяна Алексеевна — она должна ему «рассказать многое, многое». Ее появление как нельзя некстати. «У нас, милая, сегодня юбилей, всякую минуту может явиться сюда депутация от членов банка, а ты не одета», — говорит ей Шипучин. Татьяна Алексеевна рассказывает о том, как она проводила время в обществе молодых людей, но ее не слушает ни Хирин, щелкающий на счетах (он готовит доклад для Шипучина), ни сам Шипучин, ожидающий «депутации». В этот момент, когда никто из трех персонажей не слушает собеседника, появляется Мерчуткина, жена губернского секретаря, с делом, которое и вовсе «неотсюда» и к шипучинскому банку никакого отношения не имеет.
И тут разыгрывается квартет, в котором все друг друга не слышат, не понимают и никакого ответа никто ни от кого добиться не может. Татьяна Алексеевна одолевает Хирина рассказом о сестре Кате и неком Грендилевском, Мерчуткина требует у Шипучина денег, которые вычли из жалованья мужа, Шипучин и Хирин по очереди пытаются ей втолковать, что она пришла не по адресу, и все они приходят во все большее волнение и отчаяние. Шипучин, измученный Мерчуткиной, плачет, умоляет Хирина ее выгнать, Хирин по ошибке гонит не ее, а жену Шипучина... Задуманный так благопристойно юбилей превратился в полнейший кавардак. И в тот момент, когда все это достигает апогея, когда Хирин топочет ногами, Мерчуткина без чувств падает на руки Шипучина, а он в полуобмороке повторяет: «Депутация... репутация... оккупация», — в этот самый момент торжества бессмыслицы, разнобоя, недоразумений, скандальных криков и проклятий, именно в эту минуту появляется депутация, все во фраках — они несут адрес, сочиненный Шипучиным, и купленный им жбан.
Увидев, что сам Шипучин в невменяемом состоянии, а дамы стонут, член банка, начавший торжественную речь, говорит в смущении: «Мы лучше после...» И вся депутация удаляется.
Так кончается «Юбилей» — тем, что юбилей не состоялся.
«Предложение», «Свадьба», «Юбилей» — три водевиля, где событие, вынесенное в название, не может осуществиться.
Нельзя не почувствовать перекличку между построением сюжета в чеховских водевилях и пьесах. Общее тут в том, что драматизм достигается не самим действием, а его ожиданием, если можно так сказать, драматическим неразвитием.
Однако нельзя не видеть и существенной разницы. Дядя Ваня бунтовал против Серебрякова, и его бунт кончился ничем. Три сестры мечтали поехать в Москву — и не поехали.
Однако в самом стремлении героев был глубокий смысл, желание порвать с жизнью как она есть, с установленным порядком, укладом, бытом.
Персонажи водевиля находятся на совершенно другом, комическом уровне. Вместо стремлений у них — жалкие претензии, потуги, нелепые затеи.
В «Предложении» Ломов приезжает предложить Наталье Степановне руку и сердце, но о каком сердце, о какой любви может идти речь? Вот как он сам объясняет себе причины, побудившие его сделать предложение:
«Главное — нужно решиться. Если же долго думать, колебаться, много разговаривать да ждать идеала или настоящей любви, то этак никогда не женишься... Брр!.. Холодно! Наталья Степановна отличная хозяйка, недурна, образованна... чего ж мне еще нужно? Однако у меня уж начинается от волнения шум в ушах. (Пьет воду.) А не жениться мне нельзя... Во-первых, мне уже 35 лет — возраст, так сказать, критический. Во-вторых, мне нужна правильная, регулярная жизнь...» И так далее.
В пользу женитьбы герой находит массу аргументов; нет лишь одного — любви.
Дело не только в том, что предложение в этом водевиле никак не может состояться, но и в том, что само это «предприятие» — изначально мнимое, не настоящее.
Во многом это относится и к «Свадьбе». «Если вы мне не отдадите сегодня билетов, — грозит жених теще, — то я вашу дочь с кашей съем». Какая уж тут любовь!
Снова мы видим: не осуществляется действие, «затея», которая сама по себе не что иное, как профанация.
Посылая А.И. Сумбатову-Южину «Свадьбу» (предполагалось, что она пойдет в качестве второй пьесы после «Макбета» в Малом театре), Чехов писал: «Я вчера получил ее из цензуры, прочел и теперь нахожу, что после «Макбета», когда публика настроена на шекспировский лад, эта пьеса рискует показаться безобразной. Право, видеть после красивых шекспировских злодеев эту мелкую грошовую сволочь, которую я изображаю, — совсем не вкусно» (14 декабря 1889 года).
В «Медведе» героиня была манерна и претенциозна, герой — груб и невоспитан. И все-таки в них сквозило что-то человеческое, и в конце концов они оказывались способными увлечься друг другом1.
В «Предложении», «Свадьбе» и «Юбилее» — «грошовые» люди. И чем больше они стараются выглядеть благопристойно, тем резче проступает их душевная мелкота и ничтожество. Во всех трех водевилях герои задумывают дело, которое не может их «охватить», объединить, связать воедино.
Перед нами — три разные попытки персонажей сделать так, чтобы все было «как у людей». И каждый раз все кончается не по-людски.
Герои изо всех сил «толкают вперед сюжет», а он осуществиться не может.
Примечания
1. Это прекрасно было передано в кинокартине «Медведь», где роли Елены Ивановны и Смирнова превосходно исполнялись О. Андровской и М. Жаровым. Кстати сказать, редкий случай счастливой экранизации Чехова.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |