Развитие Чехова-художника — это путь к сдержанности, к все большей сжатости повествования. И вместе с тем — путь к все большей целостности произведения.
В свое время в драматургии переход от классицизма к реализму был ознаменован отказом от «трех единств» — единства действия, времени и места. Это было не простое раскрепощение драматургического повествования. На место одних «единств» приходили другие. Усложнялось представление о целостности пьесы — действие не обязательно должно вращаться вокруг одного события и вовсе не должно ограничиваться заданным отрезком времени, одним местом. Но дух «единств» все равно витает над пьесой XIX и XX века, не дает ей рассыпаться на разрозненные сцены.
Сложность драматургии Чехова во многом связана с его пониманием единства пьесы, чрезвычайно усложнившимся по сравнению с тем, как это единство понимали его предшественники — Грибоедов, Гоголь, Островский.
«Чайка», например, пьеса чрезвычайно вольная, странная, «еретическая» (без последнего эпитета — с легкой руки Горького — не обходится ни одна ее характеристика). И в то же время эта пьеса завязана крепчайшим узлом. Она не рассыпается в вашем представлении. Заглавие пьесы — «Чайка» — как некий образно-символический сгусток всей пьесы, средоточие ее мотивов и образов, связанных с судьбами людей, словно «раненных» любовью и искусством.
С этой точки зрения «Безотцовщина» — пьеса не «связавшаяся». И в этой ее рассредоточенности — во многом разгадка ее несуразно большого объема. Она структурно не оформилась.
Мы можем отметить, правда, некоторые образы и темы, которые, кажется, вот-вот станут лейтмотивами; повторяясь, они как будто начнут придавать произведению законченность, музыкальность, внутреннюю соотнесенность элементов.
Вспомним монологи главного героя, его повторяющиеся слова о душевном надломе, кризисе, недуге, его мысли о самоубийстве. Или тему обреченного имения; образ Осипа, непрерывно возникающий и исчезающий, пока наконец персонаж не гибнет.
И наряду с этими образами, обнаруживающими тенденцию к «лейтмотивности», сколько в пьесе лишнего, сюжетно инертного, отягощающего скрытый ритм действия. Мы имеем в виду действие не в событийном смысле, но более широком.
Тут — самый важный нерв «чеховского — нечеховского».
Чем больше будет развиваться драматургия писателя, тем больше будет происходить внутреннее «сжатие» материала. Мотивы будут обретать образно-символическую связанность, начнут превращаться в лейтмотивы.
Повествование — внешне свободное, вольное, текучее — пойдет по новым, невидимым руслам. Детали вступят в скрытый разговор друг с другом, едва ли не менее важный, чем диалог персонажей.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |