В.В. Розанов, исследуя гоголевское «комическое», затрагивал такой феномен, как дух христианства. Как отмечал ученый, для православной христианской традиции, в аспекте ее аскетики, смех и различные его проявления если и не запрещены напрямую, то чужды и осуждаемы (Розанов, 1994, с. 86). Синиша Елушич вслед за другими исследователями говорит о возможности двоякого понимания понятия «смех» в христианской традиции: во-первых, это смех как таковой, греховный по своей сути, и, во-вторых, это духовный смех, не соотносимый с греховностью (Елушич, 2014, с. 55). Архиепископ Иоанн (Шаховской), размышляя о смехе и религии, выделяет два типа смеха: светлый и темный. По мысли Иоанна Шаховского, проявление того и другого типа зависит от физических характеристик лица. Светлый, благодатный смех свидетельствует о том, что человек обрел душевную гармонию. Темный смех, в свою очередь, показывает, что душа человека изменена в отрицательную сторону, а это выражается в деформации черт его лица, главным образом, в «кривлении» (Архиепископ Иоанн, 2009, с. 25).
Если брать во внимание идейно-художественное содержание произведений А.П. Чехова, то смех и улыбка дьякона Победова («Дуэль») — это некая защитная реакция, способ увидеть и преодолеть несуразность и хаос, творящийся в мире, свои страхи. В случае с отцом Анастасием («Письмо») смех, сопровождающий его речь в коммуникации с другими персонажами, можно рассматривать как некоторое звуковое воплощение потерь своих жизненных ориентиров в пространстве и времени. Для отца Христофора («Степь») — это непроизвольная реакция.
Отличительной чертой отца Христофора является улыбка, на что указывает вводное слово по обыкновению, выражающее обычность действий:
«Ну, как доехал, puer bone? — засыпал его о. Христофор вопросами, наливая ему чаю и, по обыкновению, лучезарно улыбаясь» (Чехов, т. VII, с. 94).
На улыбку как отличительную черту характера отца Христофора указывает и оппозиция, выраженная антонимическими глаголами «проснуться-уснуть», что указывает на константу данной черты:
«О. Христофор проснулся с такою же улыбкою, с какою уснул» (Чехов, т. VII, с. 28).
Согласно словарю, улыбка — это «мимика лица, губ или глаз, показывающая расположение к смеху или выражающая привет, удовольствие либо иронию, насмешку» (БТС, 2008, с. 801). Отец Христофор чаще всего улыбается, выражая тем самым удовольствие (от жизни, от малозначимых событий) либо насмешку (над чем-то, реже — над кем-то) (см.: Приложение Б, пример № 48).
В то же время данному персонажу присущ и смех — «короткие и сильные выдыхательные движения и открытом рте, сопровождающиеся характерными прерывистыми звуками, возникающие у человека, когда он испытывает какие-нибудь чувства (преим. при переживании радости, веселья, при наблюдении или представлении чего-нибудь забавного, нелепого, комического, а также при некоторых нервных потрясениях и т. п.);
сами эти звуки» (БТС, 2008, с. 621). Смех отца Христофора обычно реализуется в разговоре с другими персонажами и выражает отношение священника к самому себе либо к какой-то ситуации (см.: Приложение Б, пример № 49).
Смех отца Анастасия направлен не только на других, но и на себя. Благочинный отец Федор думает о том, что «на земле нет уже силы, которая могла бы <...> задержать неприятный, робкий смех, каким он нарочно смеялся, чтобы сгладить хотя немного производимое им на людей отталкивающее впечатление» (Чехов, т. VI, с. 155).
Отсюда следует, что смех соответствует внешнему облику отца Анастасия, но не соотносится с его внутренним состоянием: смех выполняет функцию не комическую, а глубоко трагическую. Смех данного персонажа не только сопровождает его речь, но и обрамляет ее, тем самым закольцовывая его речевые высказывания (см.: Приложение Б, пример № 50).
Смех отца Анастасия раздражает отца Федора, вызывает жалость и неприятие; является неуместным и выражающим его греховность (см.: Приложение Б, примеры № 51 и № 52).
А.П. Чехов описывает ситуации, во время которых отец Анастасий часто смеется. Основные атрибутивные номинации смеха дьякона — сиплый и дребезжащий. Слово сиплый обозначает «осиплый, хриплый, звук либо голос приглушенный и шипящий, нечистый. Хриплый может быть и громкий, но резкий, суровый, а сиплый бывает тих, незвучен, безгласен» (БТС, 2008, с. 603). Слово дребезжащий от глагола дребезжать — «издавать дрожащий звон, звяканье» (БТС, 2008, с. 112). Данные определения можно считать контекстуальными антонимами, так как в семантике данных слов видна оппозиция «громкий-тихий». В первой речевой ситуации, когда священник просит налить ему водку, его смех характеризуется двумя данными адъективными номинациями:
«Как-то решительно махнув рукой, он сказал с сиплым дребезжащим смехом: — Отец Федор, продлите вашу милость до конца, велите на прощанье дать мне... рюмочку водочки!» (Чехов, т. VI, с. 155).
Когда речь заходит о том, что у Петра, сына дьякона, нет потомства, то смех отца Анастасия характеризуется как сиплый. Смех производится в виде хихиканья. Хихикать — это «подсмеиваться, смеяться тихо или исподтишка и со злорадством» (БТС, 2008, с. 905): то есть, смех тихий, ехидный:
«Стало быть, в целомудрии живут! — захихикал о. Анастасий, сипло кашляя. — Есть дети, отец дьякон, есть, да дома не держат! В вошпитательные приюты отсылают! Хе, хе, хе...» (Чехов, т. VI, с. 156—157).
Смех отца Анастасия — это некий индикатор человеческой глупости. Он смеется над излишней строгостью отца Федора и его словами о детях и о будущем Петра в целом. Действительно, строгость и наставления отца Федора не приносят пользы дьякону Любимову и, скорее всего, характеризуются как вербализация клишированных идей, а не способ наставить и понять другого человека.
В доме у дьякона отец Анастасий предстает в своем истинном виде: он глубоко несчастный человек, подверженный душевным страданиям; для него смех — это способ отрешиться от своих переживаний, не выдать свои чувства: (см.: Приложение Б, пример № 53).
В данной ситуации смех из дребезжащего превратился в сиплый. А.П. Чехов вновь обращается к оппозиции: в данном случае — «заплакать / засмеяться». Данная антонимическая пара выражает проявление истинной сущности священника, который смеется вопреки своему душевному состоянию: смех сквозь слезы.
В рассказе «Святая простота» смех отца Саввы подчеркивает его добродушие, выражает эмоции, которые он испытывает от приезда сына после долгой разлуки, с одной стороны, и отражает неверие к словам сына, с другой стороны:
«Хо-хо-хо! Вот врет-то! Хо-хо! Чудеса и чудеса, брат, ты рассказываешь» (Чехов, т. IV, с. 250).
Смех Победова в повести «Дуэль» играет важную роль в понимании функций, которые выполняет дьякон в повести. Отдельные фрагменты, данные в авторских ремарках, дают возможность раскрыть объект смеха дьякона — это другие персонажи повести и действия, которые они совершают (см.: Приложение Б, пример № 54).
Такие маркеры смеха, выраженные фразеологическими единицами, как до колотья в боку, до упада, покатиться со смеху не выражают душевную гармонию. Устойчивое выражение до колотья в боку означает «до полной потери сил, до изнеможения» (Фразеологический словарь русского литературного языка, 2008, с. 76), а до упада — «до полного изнеможения» (там же). Очевидно, что такой смех подразумевает некоторые изменения черт лица, о чем говорилось выше. Мимика дьякона штриховым описанием дается в следующем фрагменте текста:
«Он жадно всматривался в лица, слушал не мигая, и видно было, как глаза его наполнялись смехом и как напрягалось лицо в ожидании, когда можно будет дать себе волю и покатиться со смеху» (Чехов, т. VII, с. 373).
А.П. Чехов описывает смех дьякона Победова, обращая внимание на состояние глаз и изменения выражения лица: глаза наполнились смехом, а лицо напряглось. Такая градация в изображении мимики ведет к реализации смеха: дать себе волю, чтобы покатиться со смеху. В другой главе дьякон дал себе волю и покатился там со смеху от диалога доктора Самойленко с зоологом фон Кореном:
«Дьякон, никогда не видавший доктора таким величественным, надутым, багровым и страшным, зажал рот, выбежал в переднюю и покатился там со смеху» (Чехов, т. VII, с. 425).
В описанной ситуации при изображении смеха дьякона А.П. Чехов использует фразеологизм: покатиться со смеху — «громко, безудержно смеяться, хохотать» (Учебный фразеологический словарь, 1984, с. 215). Таким образом, смех дьякона представляет собой реализацию темного смеха. Святитель Иоанн Златоуст писал: «Не смех — зло, но зло то, когда он бывает без меры, когда он неуместен. Способность смеха внедрена в нашу душу для того, чтобы душа иногда получала облегчение, а не для того, чтобы расслаблялась» (https://azbyka.ru/smex). Смех не является греховным проявлением, однако становится таковым в случае пренебрежения им. В этом случае смех дьякона греховен, так как он, по А.П. Чехову, смеялся от каждого пустяка (Чехов, т. VII, с. 373). Однако помимо этой функции смех как деталь психологического портрета и поведения дьякона выполняет еще одну функцию, которая раскрывает общую концепцию повести.
Протопресвитер Александр Шмеман рассуждает о смехе как о феномене; он, по Шмеману, «исполненный святости и благодарности к Богу за дарованное счастье», а человеку нужно, «смеясь, к нему воспарять» (Протопресвитер Александр Шмеман, 2005, с. 475). Богослов Шмеман рассматривает смех как молитву и отмечает, «что смех в религиозном значении потерялся и не звучит уже в мире... Да, смех — любовь, смех — благодарность... Пошлость же по-настоящему обличается, разится только смехом» (там же). Эта мысль доказывается тем, что персонажи повести ведут между собой диалоги, которые не имеют цели прийти к общему мнению, найти общий язык, принять точку зрения другого. Дьякона Победова можно в каком-то смысле рассматривать в качестве третейского судьи в бессмысленных по своей целевой установке диалогах героев, и вердиктом дьякона является смех (см.: Приложение Б, пример № 55).
В диалогах других персонажей, в которых дьякон Победов не участвует, а только слушает, его смех является выражением эмоционального отношения либо реакцией на фразы и жесты. Смех может вызвать и случайно сказанное слово или гротескное сравнение:
«— Телом он вял, хил и стар, а интеллектом ничем не отличается от толстой купчихи, которая только жрет, пьет, спит на перине и держит в любовниках своего кучера». Дьякон опять захохотал» (Чехов, т. VII, с. 373).
Однако А.П. Чехов изображает ситуации, которые определяют, когда возможен смех, а когда нет. Такой ситуации нет в «Дуэли», однако она есть в рассказе «Тиф». Герой рассказа Климов во время религиозного обряда пытается насмешить священника ироничной фразой, но встречает сопротивление:
«Но о. Александр, человек смешливый и веселый, не засмеялся, а стал еще серьезнее и перекрестил Климова» (Чехов, т. VI, с. 134).
В «Дуэли» в диалогах фон Корена и доктора Самойленко дьякон Победов зачастую не участвует как субъект говорящий, однако находится в этом пространстве физически и является слушателем: в этом аспекте проявляется социальная функция смеха. По мнению Д.М. Гайнуллиной, «смех помогает человеку вписаться в коллектив, примирить его с непредсказуемостью и серьезностью жизни в целом» (Гайнуллина, 2013, с. 35). Победова можно рассматривать в этой ситуации как стороннего наблюдателя, что доказывает мысль А.Г. Козинцева о том, что «смех может содействовать становлению критической личности, которая способна ощущать себя автономно в системе социального взаимодействия» (http://ethology.ru/library/?id=271). По мнению А.Г. Козинцева, смех помогает «соблюдать дистанцию по отношению к окружающей действительности, вырабатывать оценку происходящего, проявлять инициативу в выработке норм и усовершенствовании традиций» (там же).
Следует рассмотреть один из важнейших сюжетообразующих фрагментов повести «Дуэль», в котором в большом объеме представлен спектр эмоций дьякона:
«— Нечистый попутал: иди да иди... Вот и пошел, и чуть в кукурузе не помер от страха. Но теперь, слава богу, слава богу... Я весьма вами доволен, — бормотал дьякон. — И наш дедка-тарантул будет доволен... Смеху-то, смеху!» (Чехов, т. VII, с. 448).
В этом фрагменте А.П. Чехов, описывая эмоциональное состояние дьякона, изображает его человеком, который находится в ситуации, противоположной комической. Теперь он находится в состоянии волнения и страха, однако вскоре дьякон вновь осознает, что без смеха ему не обойтись и в данной драматической ситуации предотвращения убийства — и он обыгрывает это действие, говоря о том, что потом скажут о нем самом и об этом событии в целом: смеху-то, смеху. В этой фразе дьякона кроется компенсаторная функция смеха. Как пишет Д.М. Гайнуллина, смех выполняет эту роль, «противопоставляясь страху и серьезности обыденной жизни и сублимируя асоциальные желания» (Гайнуллина, 2013, с. 36). Именно поэтому смех, по М.П. Громову, — это «родная стихия Чехова, противостоящая робости, болезненной скованности, страху» (Громов, 1989, с. 149). Действительно, в этом случае смех противопоставляется чувству страха. Страх не свойствен дьякону, портрет его личности не строится на таком противопоставлении, однако изображения дьякона Победова в ситуации психологического потрясения способствует тому, чтобы показать его натуралистически, обнажить его чувства.
Смех в произведениях А.П. Чехова может быть некой защитной реакцией персонажа; смех можно рассматривать, во-первых, как способ увидеть и, если возможно, преодолеть абсурдность, несуразность жизни, и, во-вторых, как способ уйти от реальности, затмить смехом действительность. Если следовать мнению S. Critchley, то такое явление, как смех «происходит от понимания, что существует только этот мир, и сколь бы он ни был несовершенен, единственное, что нам доступно, так это смеяться» (Critchley, 2004, с. 27) (перевод автора — Э.М.).
Отец Анастасий и дьякон Победов осознанно или неосознанно сводят жизненные ситуации к смеху. Однако они являются людьми верующими и понимают, что человеческая душа бессмертна и существует иной мир, поэтому они чувствуют ту грань, когда смех неуместен, но не могут сдержать себя. Смех — это единственная реакция, которая может быть реализована, и тогда можно говорить о трагическом смехе. С другой стороны, смех — это не всегда высмеивание чего-нибудь или кого-нибудь. Чеховский смех также может воплощать «стремление к веселости, радости, свойственное всему живому — или, по крайней мере, всему, что в нас остается живым» (Громов, 1989, с. 281).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |