Последняя треть XIX века — переломное время в России. Изменения, происходившие практически во всех сферах жизни, затрагивали и сознание народа. В этом контексте претерпевало потрясения и русское духовенство. А.И. Конюченко пишет, что «тотальный кризис, переживаемый обществом переходного периода, включает в себя переоценку ценностей» (Конюченко, 2006, с. 18), то есть в последней трети XIX века и на рубеже веков поднимались проблемы аксиологического аспекта бытия, изменения мироощущения.
По данным первой всеобщей переписи населения 1897 года (125,5 млн. человек), численность православных увеличилась и составляла 87,3 млн. человек, или 69,3% населения Российской империи.
Ольга Кнышевская приводит следующие факты:
1) на начало XX столетия в России при численности населения 147 млн. человек было более 83 млн. жителей православного исповедания;
2) в 1900 году насчитывалось более 49 тысяч православных храма;
3) общее число белого духовенства составляло около 105 тысяч человек (Кнышевская, 2015, с. 12).
Таким образом, несмотря на уменьшение численности православных верующих в России с 1897 года, православие являлось наиболее массовым вероисповеданием.
Положение русской православной церкви в XIX веке
Русская православная церковь XIX века столкнулась со многими проблемами (как со стороны своего собственного духовенства, так и со стороны своих прихожан). Обе стороны требовали проведения реформ. Священнослужители часто желали, чтобы реформы происходили в рамках существующего института, в то время как другие реформаторы, одним из которых был Л.Н. Толстой, хотели покончить с нынешним институтом и создать церковь, которая была бы более протестантской по своей природе. Многие считали, что духовенство отгородилось от своих прихожан, закрыв церковные учреждения для посторонних. Церковная система управления характеризовалась отсталостью и неэффективностью, что имело связь с растущей бюрократизацией церкви и регламентацией отношений в церкви и между церковью и государством. От высших и низших клириков требовалось полное подчинение и исполнение указаний начальства, а его инициатива ограничивалась большим количеством распоряжений от вышестоящих органов. Большинство клириков справлялось с своим обязанностями, зачастую работая совершенно бесплатно и бескорыстно, не получая необходимой помощи от государства (Скутнев, 2005, с. 21).
Главной проблемой, которая возникла в религиозной среде России того времени, — это упадок авторитета церкви, что повлекло за собой отток паствы. Митрополит Вениамин Федченков, рассуждая о духовном состоянии России в конце XIX века и в XX веке, вспоминал: «влияние церкви на народные массы все слабело и слабело, авторитет духовенства падал, вера становилась лишь долгом и традицией, молитва — холодным обрядом по привычке, огня не было в нас и в окружающих, как-то все в нас опреснилось и, по выражению Спасителя, соль в нас опреснилась, мы перестали быть солью земли и светом мира. Нисколько не удивляло меня ни тогда, ни теперь, что мы никого не увлекали за собой. Как мы могли зажигать души, когда не горели сами. И приходится еще дивиться, что верующие держались в храмах и с нами, хотя вокруг уже все стыло и деревенело. А интеллигентных людей мы не могли уже не только увлечь, но и удержать в храмах, в вере, в духовном интересе» (митрополит Вениамин Федченков, 2004, с. 124). Кризис церкви проходил по двухвекторному направлению. Во-первых, сама церковь понимала, что ее роль в государстве ослабевает. Изменения, происходившие в церкви и развивавшиеся в контексте дестабилизации устоев и политической нестабильности, вписывались в общую картину положения России. Во-вторых, сам человек, сталкивающийся с социальными, а вследствие этого и внутренними потрясениями, дистанцировался от церкви. Из этого следует, что церковь и человек отдалились друг от друга в равной степени: церковь не могла ответить на жизненные вопросы человека, а человек, в свою очередь, принял тяготы времени, но не справился с ними на духовном уровне.
Особенность кризиса церкви состояла в том, что он проявился в всеобщем падении общественного престижа религии, обесценивании ее роли в решении общественно значимых проблем. Причины кризиса церковь объясняет не утратой влияния на верующих, а несоответствием устаревших способов выражения непререкаемых истин веры современному уровню развития общественного сознания. В России конца XIX века назрела острая необходимость в подготовке православия к новому этапу развития общества, связанному с ростом социальной напряженности, появлением новых радикальных идей (Поспеловский, 1996).
А.И. Кошелева, ссылаясь на Церковный вестник 1904 года, пишет о том, что церковь в последней трети XIX века претерпевала кризис в том числе и ввиду недостаточности просветительской деятельности. Священники того времени, как городские, так и сельские, отмечали, что их паства — это, с одной стороны, православный по культуре народ, с другой стороны, религиозно не просвещенный народ по образу жизни. Такое противоречие заключалось в том, что русский человек того времени был лишен необходимого объема религиозного просвещения, не говоря о целостной системе православного вероучения и нравоучения. В работе исследователя отмечается, что «не было никакой уверенности, что все они сознательно молились Богу, принимали Таинства и участвовали в богослужениях» (Кошелева, 2008, с. 117). Конечно, по укладу жизни, по внутреннему настроению души, русский народ был крепко связан с христианскими началами, но отчетливых, сознательных религиозных понятий и представлений не имел. В то же время в самой церкви возникали течения, стремившиеся к обновлению, поднятию ее авторитета и морального облика.
В целом, отношение к церкви и духовенству, которое ощущалось на рубеже веков, выразил русский философ В.В. Розанов: «Русская Церковь в 900-летнем состоянии своем по истине приводит в смятение дух: около древнего здания ходишь и проклинаешь, ходишь и смеёшься, ходишь и восторгаешься, ходить и восхищаешься» (Розанов, 1990, с. 112).
Жизнь священнослужителей и отношение к ним
Жизнь священника во все времена всегда была заключена в рамки церковного пространства и религиозного дискурса. Все, что относилось к личной жизни, к дому и семье, отходило на второй план и даже не считалось предметом рассмотрения, так как важное значение имела не сама личность священнослужителя, а та функция, которую он выполняет. В таком аспекте не было предпосылок для обращения к личному «я», к индивидуальному и внутреннему, психологическому со стороны паствы.
«Записки сельского священника», изданные в 1882 году, помогают понять отдельные аспекты жизни сельских священнослужителей. Сельский священник на рубеже веков сталкивался с трудностями, связанными с социальным положением, — это бедность, порицание, осуждение (https://azbyka.ru/fiction/zapiski-selskogo-svyashhennika/). Вследствие своей бедности священнослужители соглашались проводить обряды в домашних условиях, что запрещалась официально. С.В. Булгаков в «Настольной книге для священно-церковно-служителей» дает следующий перечень богослужений по требованию вне храма: крещение ребенка на дому, если ему угрожает смерть, исповедь и причащение святых Христовых Тайн болеющего или пожилого, погребение умерших и поминки, освящение жилого дома, молебен о здравии, всяческие молебные пения на ниве, при посадке и сборе урожая, при непогоде, при сборе меда, осквернении колодца и многое другое» (Булгаков, 1993, с. 804). В других случаях на такие действия их толкала не бедность, а зависимость от высших по статусу людей: «священнику приходилось что-то придумывать и как-то выкручиваться, чтобы угодить и основным прихожанам в лице крестьян, и потенциальному спонсору и благодетелю в лице помещика» (Залога, 2019, с. 45).
Отношение к священнослужителю выражалось двойственно: кроме благоговения, люди могли выражать свое пренебрежения, либо, наоборот, дружеское отношение, что также по канону неприемлемо. Таким образом священнослужитель становился зависим от помещиков или барских семей. Также важно отметить отношение крестьянства к духовенству. Исследователь И.В. Залога приводит описание такого отношения: «для них хотелось бы, чтобы жил священник так же, как и они: был такой же простой дом, чтобы мужик мог прийти к нему в любое время, даже посреди ночи; чтобы можно было поговорить с ним часок-другой о скотинке, урожае, недоимках <...>» (Залога, 2019, с. 46).
Таким образом, священнослужителям, особенно тем, которые жили в сельской местности, часто недоплачивали, и им и их семьям было необходимо зарабатывать. Духовенству часто приходилось отрываться от служения своей церкви, чтобы находить дополнительный заработок. Кроме того, государством не были предусмотрены: начисление пенсий для тех священнослужителей, которые стали слишком пожилыми, чтобы служить, и система социального обеспечения для овдовевших жен и сирот. Все это привело к тому, что русский народ тоже начал выражать свое недовольство. Люди чувствовали, что церковь и духовенство не в состоянии удовлетворить потребности прихожан. Это привело к тому, что часть россиян разочаровалась в церкви как организации и институте (при этом паства, состоящая в основном из крестьян, сочувствовала священнослужителям, которые сталкивались со многими проблемами).
Важно, что за сельским священником, который должен непрекословно совершать обряды, закреплялось несколько сел на различном расстоянии друг от друга. М.В. Пулькин отмечал, что иногда за отказ священника выполнить ту или иную требу крестьяне могли наказать его самыми различными способами: от побоев до изгнания (Пулькин, 2003, с. 16).
Исследователь Т.Г. Леонтьева пишет, что в этот период образ священника подвергался намеренному искажению (Леонтьева, 2010, с. 43). Это находит отражение как в представлении отрицательного образа священника в агитационной литературе, так и в принижении образа православного священнослужителя в русской печати (изучение внутрицерковных проблем на уровне острых социальных), то есть имела место клерикально-обличительная направленность в обсуждении проблем духовенства.
Церковные реформы, проводимые во второй половине XIX века, фактически не достигли своей цели. До реформы в русской православной церкви было много священнослужителей и недостаточно должностей. После реформ во многих приходах появились должности, которые оставались вакантными из-за сокращения числа священников. Реформы не смогли улучшить условия жизни духовенства, что сделало служение церкви невостребованной деятельностью для большинства молодых людей.
В связи с вышесказанным образ священнослужителя можно рассматривать с разных позиций. Образ священнослужителя, функционирующий с последней трети XIX века, является не только отражением реальности, но также неким искаженным представлением о нем, возникшим в процессе церковной реорганизации. При этом необходимо отметить, что в крестьянской среде, в отличие от среды чиновников и политиков, отношение к священнослужителям оставалось положительным, хоть и претерпевало некоторые изменения.
Самосознание русского православного священнослужителя
О положении русского духовенства и об отношении народа к церкви и священнослужителям можно говорить, исследуя тексты, написанным самими духовными лицами. Традиция ведения дневников и переписки, написания автобиографий, мемуаров и путевых заметок среди русского православного духовенства, как и в других образованных слоях русского общества, сложилась в конце XVIII века. Особенно много таких текстов появилось в период религиозно-философского развития русской мысли в 30—70-е годы XIX века. Во многом развитие духовной мемуаристики основывалось на церковной периодике. Свои дневники издавали и высшие церковные чины, видные христианские подвижники, и обычные священники, миссионеры.
Ведение путевых журналов и дневников было важной частью жизни миссионеров: в них они подробно рассказывали о своих проповедях среди местного населения, о жизненных трудностях и проблемах, которые возникали, о состоянии церквей и приходов, о стремлении людей обратиться в веру. Эти писания давали возможность понять, каково отношение к христианским миссионерам-священнослужителям, с какими препятствиями они сталкивались на пути к выполнению христианского долга. Из сохранившихся воспоминаний архиепископа Герасима (Добросердова), который путешествовал по всей России многие годы, становится понятно, что в целом народ тяготел к церкви, несмотря на все проблемы, с которыми приходилось сталкиваться самой церкви и духовенству: «Самара огласилась звоном, а сердце наше вестию о разлуке с тою, которая поручена заботливой любви нашей Господом. И прилив радости чередовался в нас с печалью о разлуке с нашей паствой, для коей мы жили, служили охотно и с любовью...» (https://azbyka.ru/otechnik/Gerasim_Dobroserdov/dnevniki/).
Важным источником для понимания самосознания священника служат его дневники. А.А. Панова, анализируя дневники Иоанна Кронштадтского, транслирует его суждение о том, что «особое положение священника требует и особой строгости по отношению к себе самому, к отправлению треб, соблюдению ритуалов...» (Панова, 2016, с. 54). Исследуя дневниковые афоризмы, исследователь пишет, что для священнослужителя «малейшее отступление от последовательности действий при исполнении того или иного ритуала (требы) может привести к самому страшному последствию — вначале омертвению души, а затем и лишению награды за труды, то есть лишению жизни вечной, которая является единственно достойной целью жизни христианина» (там же). Важнейшими постулатами остаются любовь к пастве и помощь людям, служение и смирение, послушание. Таким образом, в дневниках клириков создается некий приближенный к идеалу образ, которому нужно следовать, стараясь соответствовать ему в жизни.
Другим источником для понимания самосознания и саморепрезентации клириков могут служить некрологи священников, которые печатала епархиальная пресса. Лори Манчестер выделяет два общих типа некрологов в позднем периоде Российской империи — отличных «манерой отношения к миру» и «различных, но не обязательно взаимоисключающих характеристик» (Манчестер, 2019, с. 210). Действительно, исследуя некрологи, можно выделить два типа священнослужителей. Во-первых, скромный, смиренный, далекий от суеты человек. Этот тип отличают доброта и спокойствие; он не ищет мирских благ и видит славу в служении. Требовательность к себе и терпимость к другим также характеризуют его натуру. Во-вторых, прямолинейный, стремящийся высказать правду без страха и сожаления, работающий над совершенствованием мира и людей. Этот тип отличают критичность по отношению к себе, осуждение других, эрудированность в религиозной и светской жизни. В этот период некрологи в аспекте жанра стали напоминать биографическую заметку, совмещая в себе и христианский дидактизм, и установку на индивидуальность.
В последней трети XIX века продолжали свою деятельность религиозные организации и периодически созывались съезды, нацеленные на то, чтобы объединить священников. Это были епархиальные попечительства для бедных церковного ранга, епархиальные и благочинные съезды для священников, а также благотворительные советы. В то же время епархией выпускались печатные издания, ведомости и другие журналы для духовенства, которые обеспечивали обмен идеями среди священников. Как отмечает Г.М. Запальский, «опыт корпоративной самоорганизации накапливался, но все это происходило с санкции и под контролем церковных властей» (Запальский, 2020, с. 79); делегаты на съезды обычно назначались, корпус обсуждаемых тем был заранее оговорен властями и, соответственно, не касался идеологических вопросов. Тем не менее, публицистика и собрания, несмотря на контроль со стороны власти, являлись ценным средством для выражения идей священнослужителей, их взглядов, позиций и ценностных приоритетов.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |