Процесс передачи норм, правил и опыта от одного поколения к другому, от людей, которые знают и уверены в чем-либо, к людям, познающим что-либо, представлен с помощью реализации назидания и назидательной интенции «как в стабильных структурах языка, в тексте как художественный способ представления назидания в форме речевых жанров, так и в речи, в дискурсе поучающего общения в виде речевых актов» (Авдосенко, 2003, с. 34).
Священнослужитель при помощи языковых средств поучает своего собеседника, дает ему информацию, которую человек воспринимает, осмысляет и извлекает из нее истину. При этом спланированное назидательное высказывание «требует не только четкого отбора лексико-грамматических средств, но и учета личного фактора собеседника и ситуации общения» (Авдосенко, 2003, с. 7). По мнению Е.В. Авдосенко, назидательность может реализовываться посредством разнообразных языковых структур, выбор которых обусловливается ситуацией и контекстом общения (там же). В произведениях А.П. Чехова назидательная интенция священнослужителей не спланирована, а обусловлена конкретными ситуациями, которые возникают перед ними в процессе диалога с другими персонажами.
Наставления отца Христофора в религиозном дискурсе соотносимы с проповедью-поучением — дидаскалией. Дидактизм речи священнослужителя направлен на воспитание у Егорушки любви к учению (см.: Приложение Б, пример № 69). Также отец Христофор выступает в роли наставника в разговоре с Соломоном:
«— Вот и видно сейчас, что ты глупый человек, — вздохнул о. Христофор. Я тебя наставляю, как умею, а ты сердишься...» (Чехов, т. VII, с. 40).
В первом случае назидательная интенция священника способствует реализации в ребенке стремления к учебе, во втором случае А.П. Чехов показывает двух антагонистов, что исключает возможность понимания между ними. А.М. Ранчин, анализируя чеховских священнослужителей, пишет о том, что они часто поставлены в ситуацию «испытания веры, спора с атеистом, беседы с сомневающимся и павшим духом мирянином, как бы ожидающим укрепления его сил» (Ранчин, 1997, с. 37). В то же время они «не представлены обладателями иной, особой точки зрения на мир, они не являются проповедниками идеи более высокой и более близкой к истине, нежели мысли их противников в споре» (там же). Это проявляется в разговоре дьякона Победова и зоолога (см.: Приложение Б, пример № 70).
В диалоге дьякон и зоолог рассуждают о нравственности и ее природе. Дьякон использует аргумент, который имеет религиозную основу: нравственный закон бог создал вместе с телом. Назидательная интенция Победова таким образом выражается в риторическом вопросе. Священнослужитель призывает фон Корена мыслить не только в рамках своей отдельной личности, но и глобально, с точки зрения совести и разума, тем самым смещая фокус с философской плоскости на более масштабную — плоскость бытия. Диалог строится не на внушении, прямой директиве, а на апелляции к рассуждению.
Назидательная интенция присуща речи отца Федора в рассказе «Письмо» (см.: Приложение Б, пример № 71).
Свое суждение «Учить надо // Умел родить, умей и наставить» отец Федор объясняет, апеллируя к известной истине: родители в ответе за своих детей. Об этом свидетельствуют лексемы — глаголы, входящие в лексико-семантическое поле слова «воспитывать»: наставлять (наставить — «научить, преподать кому-нибудь что-нибудь хорошее. Наставить на путь истинный. Наставить на ум» (БТС, 2008, с. 342)) и внушать («поучать, наставлять, заставлять усвоить какие-нибудь убеждения; внушать мораль» (БТС, 2008, с. 68)). Эти глаголы в сочетании с глагольной формой виноват помогают отцу Федору внушить дьякону Любимову, что он ответственен за своего сына, его воспитание и действия, которые тот совершает. Отец Федор произносит речь не только для констатации факта, но также с целью, чтобы дьякон подумал о дальнейшей жизни своего сына. Вместе с тем он помогает написать письмо сыну Любимова, в котором проявляет строгость и назидательность в полной мере, упрекая и призывая к совести и ответу, иллюстрируя это отрицательным образом язычника в сопоставлении с христианином (см.: Приложение Б, пример № 72).
Очевидно, что слова отца Федора не убедили дьякона, потому что далее дьякон приписывает к письму, написанном отцом Федором, слова о штатном смотрителе, что отменяет всю строгость и назидательность. Это действие не только продиктовано отношением отца к сыну, но также реализовано с помощью назидательной интенции отца Анастасия, направленной на дьякона (см.: Приложение Б, пример № 73).
Использование отрицательной иллюстрации создает яркий контраст: на фоне отрицательной иллюстрации положительная воспринимается как истинная. При этом отрицательной иллюстрации отводится больше места для того, чтобы сделать ее предостерегающий характер более весомым: отец Анастасий очень подробно описывает свою жизнь, те несчастья и страдания, которые он испытывает, делая их максимально отпугивающими. Отец Анастасий пытается внушить дьякону не посылать письмо, используя прием контраста, который выражается в противопоставлениях слов религиозной лексики: наказующие и милующие, грешники и праведники. Лейтмотивом назидательной интенции в этом случае выступает христианская идея прощения, выраженная в ряду: прощение, прощать, прости, простит, прощаю, простили.
Наставление отца Григория из рассказа «Панихида» подталкивает (но в итоге не убеждает) прихожанина, лавочника Андрея, вызвать в себе чувство прощения к своей усопшей дочери (см.: Приложение Б, пример № 74). Речь-наставление отца Григория убедительна для его собеседника. Отец Григорий в своей речи, апеллируя к Богу, пытается наставить лавочника Андрея на путь истинный, на путь правды. Отсюда и эмоциональность речи, достигающая за счет целого ряда восклицательных предложений.
Употребление негативно окрашенных лексем — глаголов 2-го лица, единственного числа (осуждаешь, поносишь, обзываешь), которые употребляет отец Григорий в отношении лавочника Андрея, позволяет представить образ грубого, разочарованного человека, терпящего позор из-за неправильного поведения своей дочери Марии. Апелляция к богу (господь простил) усиливает воздействие назидательности, подчеркивая, что человек должен стремиться к прощению грехов, как своих, так и чужих. Слова отца Григория, таким образом, базируются на противопоставлении: господь простил — ты осуждаешь, которые, контрастируя друг с другом, усиливают воздействие на прихожанина. Назидательная речь отца Григория логически выстроена и сформирована сочетаниями из нескольких назидательных стратегий и репрезентирующих их тактик: тактики риторического восклицания, положительной (апелляция к богу) и отрицательной (апелляция к чувствам и действиям Андрея) иллюстрации, а также совета, выраженного в форме директивы (Да, мудрствовать, брат, не нужно! // Не вникай и молчи!). Таким образом отец Григорий пытается добиваться понимания Андрея.
В рассказе «Суд» А.П. Чехов изображает ситуацию порки Серапиона, который, по мнению присутствующих, украл деньги у своего отца, Кузьмы Егорова (в конце рассказа окажется, что деньги были в кармане Кузьмы Егорова и сын их не крал). В числе осуждающих присутствует дьячок. Он не верит словам молодого человека и пытается добиться признания, не вникая в суть дела, не разобравшись, не опросив других членов семьи и занимая одностороннюю позицию, что уже противоречит и церковному канону, и здравому смыслу (см.: Приложение Б, пример № 75). Далее дьячок в форме директивы говорит о том, что нужно высечь Серапиона, тем самым признавая бездействие своего назидания:
«Наказать-с необходимо, — говорит дьячок и вздыхает. — Ежели они не желают облегчить вину свою сознанием, то необходимо, Кузьма Егорыч, посечь. Так я полагаю: необходимо!» (Чехов, т. I, с. 97).
Директиву, выраженную предикативом необходимо, дьячок повторяет еще раз, когда поддерживает не отца, желающего уже прекратить экзекуцию сына, а жандарма, который жаждет продолжения порки:
«— Довольно! — говорит Кузьма Егоров.
— Еще-с!.. — шепчет жандарм Фортунатов. — Еще! Еще! Так его!
— Я полагаю: необходимо еще немного! — говорит дьячок, отрываясь от книжки» (Чехов, т. I, с. 98).
Ситуация свидетельствует о том, что клирик отходит от церковных положений, не берет в расчет веру в человека, отрекается от силы слова, заменяя слово на карательное действие, направленное на человека, как окажется потом, вовсе не виновного.
Таким образом, как и в линии священнослужитель-священнослужитель, так и в линии священнослужитель-мирянин строгость и назидательность не имеют положительного результата: адресат не внимает словам. Так, дьякон Любимов не выказывает свою отеческую взыскательность сыну, лавочник Андрей в итоге не прощает дочь, дьячок окажется в сложной ситуации осуждения невиновного. Наоборот, назидательная интенция, лишенная строгости, способствует пониманию и послушанию. Отец Христофор является в этом плане авторитетом для Егорушки, а отец Анастасий внушает дьякону Любимову простить сына. Такая характеристика назидательной интенции вполне объяснима отношением А.П. Чехова к священнослужителям: с одной стороны, он выступал против излишней строгости, с другой стороны, признавался в сострадании и уважении к ним, если они наставляли на путь истины добрым словом.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |