В ряде прозаических произведений А.П. Чехова, в которых представлены образы священнослужителей, действие разворачивается в пространстве вне церкви (рассказы «Кошмар», «Письмо», «У предводительши», «Святая простота», «Архиерей» и повести «Степь», «Три года», «Дуэль»). Вертикальные координаты церкви сменяются горизонтальными связями частной жизни. Священнослужители, находясь в бытовом пространстве, раскрываются в большей степени, чем в церкви. Это возможно потому, что вне церкви они могут вести себя более свободно, отказываясь от некоторых правил и норм, предусмотренных церковью и реализуемых в религиозном дискурсе. Изображение священнослужителя вне церковного пространства позволяет представить персонажа вне формальной связи с церковью, тем самым подчеркивая черты, присущие ему как человеку смертному.
Бытовой дискурс священнослужителей в произведениях А.П. Чехова осуществляется в определенном топосе — в доме. Пространство дома представлено в рассказах «Кошмар», «Письмо», «Архиерей», в повести «Степь».
В повести «Степь» отец Христофор едет продавать шерсть и везет мальчика Егорушку в новую семью, делая остановку на своем пути — в доме Мойсея Мойсеича. А.П. Чехов дает полное и развернутое описание комнаты в доме Мойсея Мойсеича на постоялом дворе, где останавливаются герои и где происходит диалог отца Христофора с другими персонажами — упомянутым хозяином дома и его братом Соломоном (см.: Приложение Б, пример № 8).
В этом фрагменте пространство изображено мрачным, темным, серым и пустым. С помощью целого ряда лексических средств А.П. Чехов изображает комнату, которую характеризуют бедность, старость и некрасивость. В данном пространстве писатель представляет диалоги священника с другими персонажами, которые, с одной стороны, показывают отца Христофора простым, незаурядным и позитивным человеком, а с другой стороны, раскрывает сущность персонажа как священнослужителя. Первая сторона образа священника описывается в диалогических отношениях с Мойсеем Мойсеичем, хозяином постоялого двора, который встречает отца Христофора, Кузьмичева и Егорушку комплиментами, хлопочет и суетится, стараясь угодить гостям. В то же время отец Христофор является антиподом брата Мойсея Мойсеича, Соломону. Соломона отличают хитрые глаза, презрительная улыбка, что характеризует его отношение не только к гостям, но и к миру в целом; его философия заключается в том, что главное зло в мире — это деньги. Здесь и возникает конфликт: отец Христофор едет продавать шерсть, то есть занимается торговлей, хочет выручить деньги, что вызывает неприятие со стороны Соломона. Еще одним аспектом конфликта является взгляд на веру. Отец Христофор рассуждает с точки зрения религии — нельзя смеяться над верой, лучше отказаться или сменить ее, чем глумиться над ней.
В последней главе повести отец Христофор помещен в пространство еще одного дома — большого торгового подворья, которое, однако, похоже на богоугодное заведение. Сюда привозят заболевшего Егорушку, где отец Христофор заботливо ухаживает за мальчиком. Все его действия охарактеризованы подробно и точно. Затем Егорушка видит, как отец Христофор молится, видит, что молится долго, и мальчик понимает, что он знает много молитв:
«Смазавши Егорушку, о. Христофор надел на него сорочку, укрыл, перекрестил и отошел. Потом Егорушка видел, как он молился богу. Вероятно, старик знал наизусть очень много молитв, потому что долго стоял перед образом и шептал. Помолившись, он перекрестил окна, дверь, Егорушку, Ивана Иваныча, лег без подушки на диванчик и укрылся своим кафтаном» (Чехов, т. VII, с. 96).
Отеческая забота отца Христофора сопровождается выполнением им своего священнического долга. Это и является маркером человеческой доброты, ее истинно божественной сущности. Утром Егорушка просыпается здоровым и видит комнату, залитую солнцем. Отца Христофора в комнате нет, но она хранит в себе следы его присутствия:
«В номерке было прибрано, светло, уютно и пахло о. Христофором, который всегда издавал запах кипариса и сухих васильков (дома он делал из васильков кропила и украшения для киотов, отчего и пропах ими насквозь)» (Чехов, т. VII, с. 97).
Благостное присутствие отца Христофора в комнате передается метонимически, через запах: он украшает киот васильками, поэтому отсюда исходит сопровождающий его запах. Он связывает отца Христофора с религиозными атрибутами, подчеркивая тем самым его максимальную связь с религией и верой. Запах — это та деталь, которая выявляет духовную сущность человека, и в отце Христофора она прекрасна. Можно предположить, что исходящий от священника запах кипариса (символ жизни) и васильков, которыми украшают киоты, отсылает к представлению о благоухании святых. Важно подчеркнуть, что комната, в которой распоряжается отец Христофор, противопоставлена пространству, где живет Соломон: характеризующие первое пространство лексемы мрачной и пустой сменяются лексемами светло и уютно; затхлое и кислое сменяется на запах кипариса и сухих васильков, традиционных в христианских обрядах цветов.
Аналогичная деталь сопровождает и образ отца Саввы из рассказа «Святая простота». Однако здесь другой запах — ладана и свечной гари. Такой запах связан с персонажами рассказа: самим отцом Саввой и его сыном, столичным адвокатом. Адвокат ведет явно недостойный образ жизни: он кутит, с легкостью тратит огромные деньги, играет в карты. Образ отца Саввы отличается от образа отца Христофора: отец Савва далеко не идеален, он человек с человеческими слабостями. Так, он ведет себя наигранно перед своей кухаркой, желая показать, какой у него хороший сын. Отец Савва подыгрывает своему сыну, хохочет, когда тот рассказывает о своих недостойных делах: например, о женитьбе, а затем о разводе, о том, сколько он заработает. Не понимает Савва и того плохого, что сын приехал к нему по случаю, просто потому, что здесь будет вести дело, однако он начинает задумываться о поведении сына, когда видит, что ночью рядом с ним бутылка вина, что он курит. Он дважды заходит к нему, делает замечания, причем первый раз — в тоне совета, что выражается в форме вопросов и сослагательным наклонением глагола:
«— Я на минуточку... поглядеть, удобно ли, — забормотал старик, входя к сыну. — Удобно? Мягко? Да ты бы разделся» (Чехов, т. IV, с. 251).
Затем тон отца Саввы меняется, сослагательное наклонение сменяет императив:
«— Спать пора... раздевайся и туши свечку... — сказал старик, внося в комнату сына запах ладана и свечной гари» (Чехов, т. IV, с. 252).
Адвокату это все не нравится, он хочет, чтобы отец ушел. Второй приход отца Саввы сопровождает запах ладана и свечной гари — характерная деталь церковного пространства. Церковный запах выполняет функцию очевидного напоминания адвокату о его недостойном поведении, а отец Савва, до того смешной и глуповатый человек, становится носителем нравственных норм.
В рассказе «Письмо» представлено два пространства — дом отца Федора и дом дьякона Любимова. Рассказ начинается с того, что в доме отца Федора собираются отец Анастасий и дьякон Любимов, которые пишут письмо-наставление сыну дьякона Любимова. Дом отца Федора является местом, в котором раскрывается никчемность отца Анастасия. Затем дьякон и отец Анастасий идут в дом Любимова, где в ходе развития диалога священнослужителей на первый план выдвигается трагичность жизни священника и где дьякон с помощью приписки превращает письмо-наставление в обычное письмо. В доме отца Федора священники находятся в зале, который характеризуется только прилагательным маленькая и номинациями отдельных атрибутов: толстая счетная книга, круглый столик, темное окно, а также птица — спящая, надувшаяся канарейка (Чехов, т. VI, с. 153). Дом дьякона Любимова не описывается подробно, выделены только отдельные детали: маленький, трехоконный домик, стол, уже покрытый куличами и красными яйцами, графин и рюмка (Чехов, т. VI, с. 162).
Описание дома священника, с которого начинается рассказ, и описание дома дьякона, которым он заканчивается, таким образом, создают некий контраст, противопоставление, а общими атрибутами при этом выступают стол, окно. Три окна — это деталь, противопоставляющая дом дьякона Любимова домашнему пространству отца Федора Орлова, в которой упоминается только одно окно, причем темное. Пространство внутри дома дьякона Любимова воссоздается за счет единственной детали — стола. Однако важно то, что описан стол, уже покрытый куличами и красными яйцами, и на нем — графин и рюмка (Чехов, т. VI, с. 162). Убранство стола показывает, что в доме все готово к празднованию наступающей Пасхи. Такой стол противопоставлен маленькому столу в зале отца Федора, на котором ничего нет.
Образы разных столов очень важны в рассказе. За разными столами пишутся разные письма. За столом отца Федора дьякон Любимов пишет письмо сыну, в котором изливает свой гнев отец Федор и в котором содержится только искаженная религиозная идея. За этот стол Федор сажает Любимова: он усадил дьякона за свой стол. Стол — деталь, метонимически воплощающая некий источник коммуникации и ее содержание. Любимов пишет не свое, а то, что диктует серьезный отец Федор. Затем, уже за своим столом, отличным от столика отца Федора по размеру (суффикс -ик дает представление о размере стола), дьякон Любимов напишет другое письмо. Столик отца Федора как деталь пространства его дома служит оценкой того, что было написано за этим столом: письмо-наставление ничтожно, мелко. Важно отметить, что Любимов после ухода от отца Федора подходит к своему дому. Свой дом передает идею некой автономности персонажа, возможности иметь что-то свое — свои мысли, свои чувства.
Но затем, в домике Любимова, с его тремя окнами, которые намекают на открытость дьякона, «никчемный» отец Анастасий способствует тому, что дьякон приписывает к «образцовому» письму с его гневно-назидательным тоном свое, отцовское, очень человеческое. Сухой, формальный смысл письма, в котором нет ничего человеческого, душевного, сглаживает приписка. Она написана за столом, приготовленным к Пасхе. Очевидно, что коммуникация между отцом и сыном состоится, и это главный итог рассказа.
В плане поведения священнослужителей в пространстве дома важна следующая предметно-словесная деталь: фразеологический оборот ходить из угла в угол, описывающий движение сначала отца Федора, а затем дьякона Любимова. А.П. Чехов изображает, как они ходили по комнате, о чем они думали, раскрывает их чувства:
Отец Федор: «...ходил из угла в угол по своей маленькой зале и напряженно думал об одном: когда, наконец, уйдет его гость? Эта мысль томила и не оставляла его ни на минуту» (Чехов, т. VI, с. 153);
Дьякон Любимов: «Дьякон, не выпуская из рук письма, заходил из угла в угол. Он думал о своем сыне. Недовольство, скорбь и страх уже не беспокоили его: всё это ушло в письмо» (Чехов, т. VI, с. 163).
Каждый из персонажей в своих домах совершает одно и то же действие. Однако исключительно важен вид глагола. Несовершенный вид глагола ходил показывает постоянство и монотонность действия отца Федора, статичность его мысли и недобрые чувства. Совершенный вид — заходил — показывает те изменения, к которым уже готов дьякон Любимов. В нем нет статичности, он, в своем маленьком домашнем пространстве, где можно только ходить из угла в угол, начинает движение, символизирующее динамику мысли и чувства персонажа.
Таким образом, описание домашнего пространства двух священников — отца Федора и дьякона Любимова, их поведение в этом пространстве создает контраст образов. Контраст, как всегда у А.П. Чехова, выражен очень тонко, не очевидно и требует внимания читателя к слову.
Дом священнослужителя в рассказах А.П. Чехова не является местом спокойствия и благоденствия: в нем постоянно происходят события, которые вынуждают героя думать и действовать под влиянием эмоционального состояния, возникающего у него в данной конкретной ситуации. В рассказе «Святая простота» отец Савва, как и дьякон Любимов («Письмо»), испытывает к сыну различные чувства. Отец Савва одновременно ощущает и восторг по поводу приезда сына, и обиду по поводу безразличного отношения сына к сбережениям отца (см.: Приложение Б, пример № 9).
Два пространства дома представлены и в рассказе «Кошмар»: первое — это дом Кунина, второе — дом священника. По ходу развития сюжета действия разворачиваются в следующем порядке: дом Кунина, церковь, дом отца Якова, дом Кунина. А.П. Чехов не дает описания первого дома, основное внимание уделяется поведению отца Якова, что характеризует его с точки зрения и позиции Кунина: жалкий и жадный священник. В связи с этим А.П. Чехов обращает внимание на поведение отца Якова в тот момент, когда приносят угощение — два стакана чаю и сухарницу с крендельками. Эти детали, поведение отца Якова в связи с их появлением способствуют построению рассказа на эффекте обманутого ожидания. Обмануты ожидания чиновника Кунина, который начинает презирать священника, однако затем узнает о его страшной бедности. Две детали в доме Кунина и поведение отца Якова свидетельствуют о бедственном положении персонажа и тех обстоятельствах, которые делают его жизнь невыносимой (см.: Приложение Б, пример № 10). Поведение отца Якова обусловлено его бедным существованием: он с некоторой невыраженной жадностью и удовольствием пьет чай и есть крендельки, что говорит о его голоде, а также прячет часть еды в карман, чтобы покормить жену.
При описании повторного посещения священником дома Кунина А.П. Чехов уже не представляет подробности бытийного плана, фокусируясь непосредственно на исповедальной интенции отца Якова. Пространство дома отца Якова изображено А.П. Чеховым более детально, с авторской оценкой и указанием на бедное существование священника. При этом не совсем ясно то, чья точка зрения выражена — непосредственно Кунина, рассказчика или автора (см.: Приложение Б, пример № 11).
Пространство дома священнослужителя характеризуется как маленькая светлая комната с глиняным полом и со стенами, оклеенными дешевыми обоями. В целом же это пространство изображается скудным. А.П. Чехов, перечисляя предметы быта, которые отец Яков получил в дар от разных людей, подчеркивает эту скудость: убранство дома состоит исключительно из чужих вещей.
Важнейшая бытовая деталь дома — это перегородка:
«— Яша, поди-ка сюда! — послышался женский голос из-за перегородки. Отец Яков встрепенулся и пошел за перегородку. Опять началось шушуканье» (Чехов, т. V, с. 66).
Перегородка — это отдельный элемент пространства, изображение которого усиливает впечатление о бедности: отец Яков шушукался там с женой о чае, которого ждал Кунин и которого в доме не было. Если рассматривать перегородку как символ, то в доме она может соотноситься с иконостасом — «перегородка с иконами, отделяющая алтарь от остальной части храма» (Вера, электронный ресурс). Алтарь же в первом значении — это «место для жертвоприношений у первобытных народов; жертвенник» (там же). Тем самым, перегородка может служить неким символом жертвенности отца Якова: он — жертва социального положения, жертва своей бедности.
Пространство дома Кунина создает атмосферу, которая помогает священнослужителям рассуждать на темы и затрагивать вопросы, которые невозможно было бы обсудить в пространстве церкви. Отец Яков поднимает проблему бедного человека, голода и нищеты населения, проблему социального кризиса:
«— Именно, невероятно! Никогда, Павел Михайлович, этого не было, чтоб докторши на реке белье полоскали! Ни в каких странах этого нет! Мне бы, как пастырю и отцу духовному, не допускать бы ее до этого, но что я могу сделать? Что?» (Чехов, т. V, с. 71).
В рассказе «Письмо» поднимается проблема отцов и детей, которая в пространстве дома может раскрыться более детально, чем в пространстве церкви: этот вопрос освещается не только с религиозно-воспитательной, но и с социальной точки зрения:
«— Да разве я не наставлял, о. Федор? Господи помилуй, разве я не отец своему дитю? Сами вы знаете, я для него ничего не жалел, всю жизнь старался и бога молил, чтоб ему настоящее образование дать. Он у меня и в гимназии был, и репетиторов я ему нанимал, и в университете он кончил» (Чехов, т. VI, с. 158).
В рассказе «У предводительши» действие разворачивается в имении вдовы предводителя, Любови Петровны, которая в день св. мученика Трифона собирает у себя гостей. Отец Евмений и диакон Конкордиев являются приглашенными гостями, их задача — провести панихиду. Таким образом, в пространстве этого дома совершаются два действия — панихида и застолье-завтрак. Писатель воссоздает атмосферу, которая соответствует пространству церкви при проведении панихиды (см.: Приложение Б, пример № 12).
При описании панихиды, совершаемой в пространстве дома, используются лексические средства, которые призваны не только погрузить человека в атмосферу религиозного ритуала (мотивы все печальные, заунывные, меланхолический лад), но и настроить его на мысли о вечном. А.П. Чехов вводит в описание развернутую метафору, чтобы зафиксировать, о чем думают персонажи в момент панихиды: мысли назойливо посещают их вопреки их воле и желанию: в головы их лезут мысли о краткости жизни человеческой, о бренности, суете мирской. В отличие от этого, в пространстве церкви персонажи придаются воспоминаниям о своих близких, о своей жизни: «...напев и слова так печальны, что лавочник мало-помалу теряет выражение степенства и погружается в грусть» (Чехов, т. IV, с. 354). Панихида, совершаемая в доме, не обладает той сакральностью, которая присуща обряду, проведенному в церковном пространстве. В процессе обряда человек способен не только вспомнить о существовании вопросов бытия (связанных с понятиями жизнь — смерть), но и, обращаясь к своему сознанию, осмыслить эти вопросы и ответить на них если не рационально, то с помощью глубоко эмоциональных проявлений. Лексика, называющая вечное, как показывает анализ рассказов, повторяется, добавляются синонимичные словесные детали.
После проведения панихиды пространство дома, в отличие от пространства церкви, предполагает застолье. Предводительша, помня о грехе мужа, не ставит на стол спиртное, и это становится испытанием для всех гостей, в том числе для священнослужителей. Все они, обманывая хозяйку, отправляются в коридор, где у Марфуткина в шубе припасен алкоголь. Присутствующий отец Евмений также совершает поход в коридор. Образ священнослужителя в связи с этим приобретает комизм и сатирическую окраску. Рассказ «У предводительши» показывает наличие у священнослужителей обычного и крайне неприятного человеческого греха, при этом примечательно, что описание действий священнослужителей и церковнослужителей при подготовке панихиды включает только детали, связанные с проведением ритуала — надевание ризы, перелистывание требника, раздувание кадила. В рассказе нет такого образа священнослужителя, который является носителем смысла происходящего. Таков, например, отец Григорий в рассказе «Панихида», лицо которого показывает гнев, относящийся к лавочнику Андрея и необходимый для его очищения.
В рассказе «Архиерей» также описывается внецерковное пространство. Архиерей — это высший сан в системе церковной иерархии, приближенный к митрополиту. Однако архиерей Пётр выступает в рассказе, прежде всего, как простой, обычный человек, а лишь потом как лицо церковное. Именно поэтому герой в большей части рассказа находится в пространстве дома, а не церкви. Отец Петр смертельно болен, в пространстве дома он проводит свои дни в страдании и одиночестве, в отличие от пространства церкви, где он чувствует себя хорошо. Сан и общественное положение подавляют личность чеховского героя: в рассказе архиерей показан в ситуации кризиса понимания своего места в системе церковной иерархии:
«— Какой я архиерей? — продолжал тихо преосвященный. — Мне бы быть деревенским священником, дьячком... или простым монахом... Меня давит всё это... давит...» (Чехов, т. X, с. 199).
В данном рассказе в пространстве дома создается ситуация, которая раскрывает священнослужителя с иной, внецерковной стороны. Чехов включает в рассказ внецерковное пространство, чтобы показать, что даже архиерей, человек, имеющий высший церковный сан, не властен преодолеть душевные страдания и разлад с самим собой. В исследовательской литературе, посвящённой рассказу «Архиерей», доминирует мнение о том, что отца Петра нельзя рассматривать с точки зрения его статуса. Архиерей и другие священнослужители в прозе А.П. Чехова — это «прежде всего — просто люди и лишь потом — лица церковные» (Ранчин, 1997, с. 34). Они, «утрачивая свой социальный статус <...> выступают как бы от лица всякого, любого человека перед лицом бесчеловечной действительности» (Лапушин, 1993, с. 21). Таким образом, изображая мир священнослужителей, А.П. Чехов ставит проблему трагического одиночества современного ему человека.
Внецерковное антропогенное пространство, в которое помещен священнослужитель, выполняет ряд функций:
1) показывает священнослужителя с другой, внецерковной, стороны; он может следования правилам, которые диктует ему сан, а может и отступать от них;
2) представляет его материальное положение (бедность);
3) раскрывает эмоциональное либо физиологическое состояние.
Помимо этого, внецерковное пространство имеет еще одну функцию: оно может служить местом проведения религиозного ритуала.
Языковые средства, характеризующие мир священнослужителей в пространстве дома, преимущественно связаны с обозначением деталей дома, его характеристики, а также называют действия священнослужителей.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |