В пространственно-метафорические образы жизни, которые создаются в повести, входит один постоянно присутствующий признак — взаимоотношения человека и жизни. Собственно, возможны два варианта отношений, связанные с выявлением доминирующей стороны. Многие контексты свидетельствуют о том, что за основной сюжетной линией, показывающей судьбы героев, просматривается скрытая драма отношений человека, и в первую очередь главного героя, с жизнью. На языковом уровне это может выражаться в изменении агенсно-пациенсных отношений.
Наиболее выразительно представления о взаимоотношениях Мисаила Полознева и жизни запечатлены в отрывке, где жизнь принимает образ воздушного шара. Приведем его полностью:
Я всё думал: как отнесутся ко мне мои знакомые, узнав о моей любви? Что скажет отец? Особенно же смущала меня мысль, что жизнь моя осложнилась и что я совсем потерял способность управлять ею, и она, точно воздушный шар, уносила меня бог знает куда. Я уже не думал о том, как мне добыть себе пропитание, как жить, а думал — право, не помню о чем [С. 9, 242].
Как видно, время любви сопровождается для героя ощущением того, что у него изменились взаимоотношения с жизнью и он «потерял способность управлять ею». Сочетание глагола управлять с личным местоимением, заменяющим существительное жизнь, вызывает представление о жизни как о предмете, который движется в направлении, указываемом человеком. Такое распределение ролей участников данной ситуации естественно, перемена позиций нарушает нормальное положение вещей. Этот смысл выражает словосочетание потерял способность: семантика существительного способность включает сему «позитивное», квалифицирующую предполагаемые способностями действия, и сему «естественное», соответственно утрата способности воспринимается как нечто отрицательное. Перераспределение ролей приводит к тому, что жизнь становится источником движения, агенсом, поэтому в роли вербализатора концепта выступает само его имя, но не глагол. При этом движение отличается от утраченного тем, что происходит в воздухе, человек отрывается от земли, и это выглядит крайне неестественно. Жизнь с помощью сравнения принимает образ воздушного шара — легкого предмета, подверженного воздействию ветра и, следовательно, не имеющего отчетливо выраженного направления. Отсутствие направления движения выражается также с помощью идиоматического обстоятельства («уносила меня бог знает куда»). Очевидная сомнительность ситуации, когда жизнь начала распоряжаться человеком — притом, что герой переживал «самое счастливое время» [С. 9, 243] своей жизни, подчеркивается с помощью указания на то, что герой осознавал происходящее и что мысль о нем смущала его.
Ощущения Мисаилом своей жизни в воздухе соответствуют образу плывущего по течению человека в представлениях Маши: как в воде, так и в воздухе человек не в состоянии выбрать направление своего движения, оно непредсказуемо — зависит от прихоти воздушных или водных потоков. Положение человека в обеих картинах передается однокоренными глаголами — уносила, понесет. В картине Мисаила, однако, человек (он сам) выглядит полностью зависимым от жизни, Маша же, как мы уже говорили, видела человека достаточно деятельным: он выбирает течение и затем плывет по нему. Однако представления Маши ошибочны: самостоятельности человек, живущий в русле течения, не имеет. Это доказывает и жизнь самой Маши в Дубечне, когда все оборачивается не так, как она себе представляла.
Две метафорические стихии жизни — вода и воздух, таким образом, делают человека полностью зависимым от жизни.
Ряд контекстов, описывающих взаимоотношения главного героя с жизнью, показывают, что он чаще является доминирующей стороной, управляет жизнью, сообщает ей направление. Соответственно существительное жизнь выполняет в предложении функцию прямого дополнения:
— Чтобы изменить так резко и круто свою жизнь, как сделали это вы, нужно было пережить сложный душевный процесс, и, чтобы продолжать теперь эту жизнь... [С. 9, 220];
...я не пью, не курю и веду тихую, степенную жизнь [С. 9, 218].
Приведенные отрывки характеризуют жизнь Мисаила до его связи с Машей. Обратим внимание, что в обоих контекстах имеются признаки, связывающие жизнь с движением по дороге. Лексикализованная метафора вести жизнь совершенно очевидно содержит семы «ходьба» и соответственно «дорога». Наречия резко и круто в первом контексте также порождают ассоциации с передвижением по дороге, что следует из их обычной сочетаемости (ср.: повернуть резко и круто, дорога свернула резко и круто). Управление Мисаила жизнью, таким образом, сопровождается его положением на земле.
Активная, главенствующая позиция человека в его взаимоотношениях с жизнью соответствует представлениям Маши о жизни как о дороге и о человеке, выбирающем на ней свое направление.
С какими стихиям жизни связаны герои повести? Образы Маши, Мисаила, доктора Благово получают своего рода пространственные характеристики, определяющие родственные героям «стихии» жизни, их сознание, отношение к людям и порождающие соответствующую оценку.
Главный герой повести прочно «привязан» к земле. Сама фамилия Полознев может порождать ассоциации, связанные с образом перемещения по земле, причем небыстрого. Фамилия паронимически связана с прозвищем героя — «маленькая польза» [С. 9, 208], что дает важный смысл: небыстро передвигаться по земле, ползать — приносить маленькую пользу. (О других возможных ассоциациях фамилии см. гл. 2, § 6). Примечательно, что Мисаил в основном ходит пешком, что доставляет ему огромное удовольствие:
Дубечня — так называлась наша первая станция — находилась в семнадцати верстах от города. Я шел пешком. Ярко зеленели озимь и яровые, охваченные утренним солнцем [С. 9, 207];
Я каждый день перед вечером ходил к городу встречать Машу, и что это было за наслаждение ступать босыми ногами по просыхающей, еще мягкой дороге! [С. 9, 242]
Лишь с появлением в его жизни Маши Мисаил чаще перемещается иначе: в Дубечню он едет поездом, в Куриловку на освящение школы, в поле они едут на беговых дрожках, причем Маша правит:
Я и Маша вместе уезжали на беговых дрожках в поле, взглянуть на овес. Она правила... [С. 9, 251];
Я и Маша ехали в Куриловку на освящение школы [С. 9, 258].
Когда Мисаил чувствует, что жизнь в деревне становится для Маши невыносимой, он начинает метаться, скачет в город, чтобы привезти что-нибудь для нее:
Я метался, не зная, что делать. Я скакал в город и привозил Маше книги, газеты, конфеты, цветы [С. 9, 251].
Сама Маша в большей степени связана с двумя стихиями — воздухом и водой. В повести содержится ряд метафор, сопоставляющих Машу с птицей и тем самым связывающих ее с воздушной «средой обитания». Например:
У меня с детства осталось в памяти, как у одного из наших богачей вылетел из клетки зеленый попугай и как потом эта красивая птица целый месяц бродила по городу, лениво перелетая из сада в сад, одинокая, бесприютная. И Мария Викторовна напоминала мне эту птицу [С. 9, 236].
Такие ассоциации возникают у Мисаила в начале сближения с Машей. Затем он видит ее в аналогичном образе перед ее отъездом в Петербург: когда она поет у Ажогиных, все ее движения, жесты — она поправляет платье, перелистывает ноты — делают ее похожей на птицу, «которая вырвалась, наконец, из клетки и на свободе оправляет свои крылья» [С. 9, 264].
Маша и сама представляет себя птицей, отсюда продолжение метафорического ряда уже в ее словах в письме Мисаилу: жизненная ошибка — брак ее с Мисаилом — видится ей в образе камня на ее крыльях:
...я на коленях умоляю вас, мой великодушный друг, скорее-скорее до отъезда моего в океан, телеграфируйте, что вы согласны исправить нашу общую ошибку, снять этот единственный камень с моих крыльев... [С. 9, 271].
Еще в Дубечне, заканчивая жизнь «по течению», Маша смотрит в небо, мечтая вернуться к искусству и уже представляя в соответствующих образах свою жизнь:
...Милое, милое искусство! — продолжала она, мечтательно глядя на небо. — Искусство дает крылья и уносит далеко-далеко! [С. 9, 259]
Оставив свои занятия сельским хозяйством, разорвав брак, Маша ищет полной свободы. Небо естественно видится метафорической стихией свободной жизни. Однако заметим, что и в этой картине свободы все-таки нет: как и в прежнем представлении Маши о человеке, плывущем по течению, так и в новой метафоре человек опять не выбирает самостоятельно направление полета, его уносит — теперь уже не течение, а искусство. Языковым средством, показывающим сущностное сходство двух метафорических картин, становятся однокоренные глаголы — понести, унести.
Интересно, что в реальности Маша оказывается в воде: ее путь в Америку лежит через океан или, точнее, в океан: «...до отъезда моего в океан...» [С. 9, 271].
Небо становится метафорическим обманом для человека, представляющим себя свободным. И Машу в реальности влечет океан, именно огромное водное пространство воплощает для нее волю:
Через несколько дней я увижу океан — так далеко от Дубечни, страшно подумать! Это далеко и необъятно, как небо, и мне хочется туда, на волю, я торжествую, я безумствую... [С. 9, 271].
Машино небо оказывается опрокинутым в океан. Небо как стихия жизни ищущей свободы Маши соответствует ее метафорическому образу — птица, океан как реальное пространство показывает, что Маша навсегда связана с водой и течениями. Метафора, рисующая брак Маши с Мисаилом в образе камня на крыльях, в письме героини подчеркивает нелогичность, несоответствие образа реальности — крыльев океану. «Реальным» птичьим образом Маши становится вылетевший из клетки попугай, который не в состоянии улететь, подняться в небо, обрести свободу. Попугай остается в городе, и Машин вояж в небо завершается тем, что она живет, как все, городской жизнью, за границей.
Образ доктора Благово благодаря ряду примечательных деталей связан с водной стихией. Ср., например, определения, представляющие собой катахрезу, — жидкий, жиденький, участвующие в создании портрета доктора:
Рядом со своей высокою и красивою сестрой он казался слабым, жидким; и бородка у него была жидкая, и голос тоже — жиденький тенорок... [С. 9, 212].
Название трактира, где кутил доктор, — «Волга» [С. 9, 227]. Даже то, что он собирается пить за науку, которая только и должна дать истинно глубокое течение, соответствует связи доктора с водной стихией жизни. Доктор как бы подпитывает свою преданность течению, насыщает его необходимой жидкостью, которая затем должна «вылиться» в его собственную жизнь. Его жизнь и является таким течением: ведь он сам, его занятия наукой удовлетворяет указанному им в споре с Мисаилом условию широкой и глубокой жизни.
Каковы отношения Благово с жизнью? Он явно подвержен ее влиянию. О докторе сказано так: «Жизнь увлекала его» [С. 9, 275].
Как видно, зависимое, управляемое положение Благово, как и состояние Мисаила в начале романа с Машей, выражается с помощью приписывания жизни роли агенса. Глагол увлекала, называющий действие, производимое жизнью, синонимичен глаголу уносила. Конечно, в связи с отсутствием тропов, подобных сравнению с воздушным шаром, эта фраза менее ярко выражает смыслы, порождающие представления об отрыве от земли, перемещении в пространстве, и даже с активной ролью жизни. На первый, легко прочитываемый план выходит значение, связанное с интересами доктора, его работой, которой он отдается целиком. Именно о своих интересах он говорит с увлечением:
Мало-помалу он перешел на другие темы, заговорил о науке, о своей диссертации, которая понравилась в Петербурге; он говорил с увлечением и уже не помнил ни о моей сестре, ни о своем горе, ни обо мне. Жизнь увлекала его [С. 9, 275].
И все же из описания увлечений доктора Благово и соответственно его поступков и мыслей должен быть извлечен смысл более сложный и важный. Фраза «Жизнь увлекала его», следующая сразу после перечисления того, о чем говорит герой, подчеркивает его пассивность, он становится объектом, которым распоряжаются, заставляют что-то делать — в данном случае целиком отдаваться науке, работе, успеху. Жизнь полностью владеет доктором.
Интересы Благово предполагают легкость движения мысли и соответствующее быстрое перемещение в пространстве: в Петербург, затем за границу. Благово постоянно уезжает и приезжает. Всем этим перемещениям доктора Благово, осуществляемым под влиянием жизни, соответствует глагол увлекать. Кроме переносного значения — «заставить целиком отдаться кому-чему-н., сделать увлеченным» — этот глагол в данном контексте, а также в контексте всего художественного целого, в котором он коррелирует с глаголом уносить, относящимся к такому же субъекту действия (т. е. к жизни), реализует и свое основное значение «увести, унести с собой, захватить, подхватить». Очевидно, что это значение включает семы «легкость», «отрыв от земли, положение в воздухе». Положение доктора Благово, его жизнь получают, таким образом, образное воплощение, аналогичное картине жизни Мисаила в период его связи с Машей. Хотя с учетом равенства стихий — воды и воздуха — непринципиально, поднимается ли доктор в воздух или остается в воде: водные потоки так же уносят, увлекают, как и воздушные течения. Разницу между воздушным шаром Мисаила и увлеченностью жизнью Благово, однако, можно определить исходя из духовной природы героев и, соответственно, абсолютно разных историй их любви: отношение Благово к Клеопатре не имеет ничего общего с настоящим, «высоким» чувством Мисаила к Маше. В этом отношении доктор Благово должен принадлежать пространственному низу, что логично соответствует и привязанности его к широким и глубоким течениям жизни.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |