Поиски «Достоевского» следа у Чехова привели исследователей к самым истокам чеховского творчества. Даже не к первым его публикациям, а к первым пробам пера — юношеской пьесе, написанной то ли в таганрогские гимназические годы, то ли в ранние студенческие в Москве и обнаруженной в рукописи уже в 20-е годы XX века. Эту пьесу, текст которой утратил титульный лист, именовали то «Пьесой без названия», то «Безотцовщиной», то по фамилии главного героя — «Платонов». В академическом издании она озаглавлена как условно признанная «Безотцовщина».
В 1970-е — 1980-е годы в работах М.П. Громова и И.Н. Сухих были отмечены тематические и почти цитатные переклички этой драмы с тремя романами Достоевского. В первую очередь было указано, что характеристика, данная Платоновым своему отцу: «Напомнил ему засечённых, униженных, изнасилованных, напомнил Севастопольскую кампанию, во время которой он заодно с другими патриотами бесстыдно грабил свою родину <...> И он поглядел на меня с таким удивлением! <...> Быть завзятым подлецом и в то же время не хотеть сознавать этого — страшная особенность русского подлеца», — это скрытая цитата из «Подростка» Достоевского: «...я тысячу раз дивился на эту способность человека <...> лелеять в душе своей высочайший идеал рядом с величайшею подлостью, и всё совершенно искренно. Широкость ли это особенная в русском человеке, которая его далеко поведёт, или просто подлость — вот вопрос!»1 Позже было замечено, что в обличительных монологах Платонова в адрес отца проступают и черты Фёдора Павловича Карамазова, а содержание речей и манера высказываться у таких чеховских персонажей, как Глагольев-сын и Глагольев-отец, восходят к Петруше и Степану Трофимовичу Верховенским2. В уточнение последнего сопоставления можно добавить, что сама пара Глагольев 1 и Глагольев 2 функционально дублирует пару отца и сына Верховенских: отец — носитель идеалов прошлого времени, разглагольствующий о высоких материях, а сын — практик, напитанный разрушительными идеями нового времени.
Итак, «Подросток», «Бесы», «Братья Карамазовы». Думается, к этим трём можно добавить ещё один роман Достоевского — «Идиот».
В «Безотцовщине» есть герой, стоящий особняком в системе чеховских персонажей. Это герой сильных страстей и активных действий, мало соответствующий тем представлениям, которые кажутся типичными для людей чеховского мира. Он не из круга Платонова, хотя знает всех и все знают его, — бродяга и конокрад Осип. При его появлении на сцене вдова-генеральша Анна Петровна говорит о нём: «Экие ведь какие зверские глаза!» (XI, 40). Платонов так отзывается: «Одно из интереснейших кровожадных животных современного зоологического музея», «человекоубийца и вор» (XI, 40). Саше, жене Платонова, Осип рассказывает, как в первый раз увидел Анну Петровну:
Иду я по узлеску, недалече отсюда, смотрю, а она стоит в балочке: подсучила платье и лопухом из ручья воду черпает. Зачерпнёт да и выпьет, зачерпнёт да и выпьет, а потом голову помочит... Я спустился вниз, подошёл близко да и гляжу на неё... Она и внимания не обращает: дурак, мол, ты, мужик, мол, зачем же мне на тебя внимание обращать в таком случае? «Сударыня, говорю, ваше превосходительство, попить холодной водицы, знать, захотели?» — «А тебе, говорит, какое дело? Ступай отсюда туда, откуда пришел!» Сказала и не смотрит... Я оробел... Меня и стыд взял, и обидно стало, что я из мужицкого звания. «Чего смотришь на меня, дуралей? Не видал, говорит, никогда людей, что ли?» И посмотрела на меня проницательно... «Аль, говорит, понравилась?» — «Страсть, говорю, понравились! Уж такая вы, ваше превосходительство, благородная, чувствительная особа, такая красавица... Красивей вас, говорю, отродясь не видал...» <...> И с той поры я как будто очумел... Верите ли? Не ем, не сплю... Всё она у меня перед глазами... Закрою, бывало, глаза, а она перед глазами... Такую нежность на себя напустил, что хоть вешайся! Чуть было не утопился от тоски, генерала хотел подстрелить... (XI, 90—91).
Осип сам сознаёт и признаётся в полном подчинении своей страсти: «Бывало, что ни прикажет, всё исполняю... Приказала бы самого себя слопать, себя бы слопал...» (XI, 91). На это чувство накладывается вызванное отчаянием желание убить Платонова. Оно возникает после того, как Осип подсматривает сцену, в которой генеральша пытается соблазнить Платонова; он видит, как они обнимаются, целуются и договариваются о тайном ночном свидании:
Осип (бьёт шапкой оземь и плачет). Кончено! Всё кончено, и чтоб оно провалилось сквозь землю! <...> Глаза лопались, в ушах кто-то здоровенным молотом колотил! Всё слышал! Ну как его не убить, ежели хочется в клочки его разорвать, слопать... <...> Надо убить... (XI, 112).
В этой же ночной сцене генеральша играет чувствами Осипа, проверяет свою власть над ним:
Анна Петровна. Подсматриваешь? Шпионишь? (Берёт его за подбородок.) Всё видел?
Осип. Всё.
Анна Петровна. А чего ты бледен так? а? (Смеётся.) Ты влюблён в меня, Осип?
Осип. Это как вам угодно.
Анна Петровна. Влюблён?
Осип. Я вас не понимаю... (Плачет.) Я вас за святую почитал... Ежели б приказали в огонь лезть, в огонь бы полез... (XI, 111).
Испытанием для Осипа будет не приказ лезть в огонь, а наказ генеральши подать ей сигнал выстрелом из ружья в воздух, когда Платонов отправится к ней на свидание. Осип исполняет её волю, после чего даёт себе зарок зарезать Платонова. Потом он в самом деле бросится на Платонова с ножом и едва не зарежет его, и только внезапное появление Саши помешает убийству. Характерна внутренняя борьба, которая происходит в сознании Осипа в этот момент: «Жалко убивать, да надо...» (XI, 141).
Осип — не из тех чеховских персонажей, кто говорит цитатами из Достоевского или упоминает имя Достоевского, подобно героям «Загадочной натуры», «Шведской спички», «Дяди Вани» и других произведений Чехова. Но характер и поведение Осипа — это характер и поведение человека из мира Достоевского. Ближайший его ориентир — Парфён Рогожин из романа «Идиот», такой же парвеню в кругу Настасьи Филипповны, малообразованный, жестоко битый отцом, натура страстно безудержная и рабски покорная предмету своего поклонения. В рассказе Рогожина о том, как он впервые увидел Настасью Филипповну, сочетаются чувства плебейской униженности и страстного потрясения: «Я тогда, князь, в третьегодняшней отцовской бекеше через Невский пробегал, а она из магазина выходит, в карету садится. Так меня тут и прожгло. <...> а мы у родителя в смазных сапогах да на постных щах отличались. Это, говорит, не тебе чета <...> всю ту ночь не спал»3 (сравним рассказ Осипа о встрече с Анной Петровной: его тоже «в жар бросило» (XI, 91), он тоже лишился сна и т. д.).
В портрете Рогожина с первой же страницы отмечена самая его отличительная черта — «с огненным глазами» (с. 5). Лейтмотивом в романе проходит упоминание о том, как в петербургской толпе выделяются глаза Рогожина. Князь Мышкин различает их в разных местах города, не видя самого Рогожина: «Почему с ним опять эта дрожь, этот пот холодный, этот мрак и холод душевный? Потому ли, что опять он увидел сейчас эти глаза! Но ведь он и пошёл же из Летнего сада единственно с тем, чтоб их увидать! <...> Да, это были те самые глаза (и в том, что те самые, нет уже никакого теперь сомнения!), которые сверкнули на него утром, в толпе, когда он выходил из вагона Николаевской железной дороги; те самые (совершенно те самые!), взгляд которых он поймал потом давеча, у себя за плечами, садясь на стул у Рогожина» (с. 192—193).
В одной из самых драматичных сцен, когда на лестнице гостиницы Рогожин замахивается ножом на князя Мышкина, сверкание глаз Рогожина усилено блеском ножа в его руке: «Глаза Рогожина засверкали, и бешеная улыбка исказила его лицо. Правая рука его поднялась, и что-то блеснуло в ней...» (с. 195).
У Чехова этот след Достоевского прерывист, как бы мерцает сквозь текст его ранней пьесы. Распознать его затруднительно ещё и потому, что «Безотцовщина» в высшей степени литературна, насыщена всевозможными реминисценциями, аллюзиями, которые часто переплетены в пределах не только одной сцены, но и в пределах одной фразы. Таковы и слова Платонова в той сцене, где Осип вынимает из-за пояса нож и валит Платонова на пол:
Платонов (кричит). Руку! Постой, постой... <...> Руку! Пусти, Осип! Жена, сын... Это нож блестит? (XI, 141).
Тут последнее видение князя Мышкина перед его припадком на лестнице совмещается с последней репликой Дон Гуана из пушкинского «Каменного гостя»:
О, тяжело
Пожатье каменной его десницы!
Оставь меня, пусти — пусти мне руку...
Я гибну — кончено — о Дона Анна!4
Любопытно преломление пушкинской сцены у Чехова: его Дон-Жуан — Платонов взывает не к своей Доне Анне — Анне Петровне, из-за которой Осип пришел убить, а к тем, кто привязывает его к жизни, — к жене и сыну. Дополнением к пушкинским ассоциациям с «Каменным гостем» (статуя, несущая гибель) служит реплика приходящего в себя после схватки Платонова: «Эта тварь из чугуна вылита» (XI, 142)5.
Но при том, что след Достоевского пересекается с другими литературными напластованиями, он всё-таки не теряется в литературном контексте ранней чеховской пьесы.
К «Безотцовщине» хронологически близок написанный Чеховым в 1885 году драматический этюд в одном действии «На большой дороге». В этом небольшом произведении образ Осипа получил развитие в образе бродяги Мерика. При сопоставлении «Безотцовщины» и «На большой дороге» слабый след, ведущий в чеховский мир от «Идиота», становится более отчётливым. Мерик наделён таким же поразительным взглядом, как чеховский Осип и Рогожин у Достоевского. Действие драматического этюда происходит в кабаке на большой дороге ненастной осенней ночью; Мерик входит в полутёмную комнату, едва-едва освещаемую одной свечой, и кабатчик узнаёт его именно по глазам: «По глазищам спознал!» (XI, 188). Заночевавшая в том же кабаке богомолка Ефимовна не может вынести взгляда Мерика: «Глазища-то какие злющие!.. В тебе, парень, ворог сидит... Ты на нас не гляди. <...> Отверни глазищи-то! Гордыню бесовскую отверни!» (XI, 189).
В чеховский этюд включён рассказ о драматической любви Мерика, в результате которой он стал бродягой: влюбился, «ходил, как окаянный, заворожённый, счастьем похвалялся... день и ночь как в огне, а пришла пора, открыл глаза... Не любовь была, а одно только обманство...» Его спрашивают: «Что ж ты ей сделал?» Мерик отвечает: «Убил, думаешь? Руки коротки... Не то что убьёшь, но ещё и пожалеешь... Живи ты и будь ты... счастлива!» (XI, 200).
История Мерика — это типичный для чеховской драматургии «микросюжет»6, соотносимый с «макросюжетом» произведения. Большой сюжет здесь связан с судьбой некогда богатого помещика Борцова, ставшего жертвой своего страстного чувства. Наиболее драматическая часть чеховского этюда — история исступлённой, болезненной любви Борцова к Марье Егоровне, убежавшей от него сразу же после венчания к любовнику-адвокату в город. Читатель погружается в эту историю так же поэтапно, как в романе «Идиот» в сюжетную линию Настасьи Филипповны. У Достоевского князь Мышкин впервые слышит о Настасье Филипповне в вагоне поезда в разговоре с Рогожиным; затем в доме генерала Епанчина видит её фотографический портрет; потом уже в доме Иволгиных встречает её и узнаёт. У Чехова место действия остаётся одним и тем же, но сюжет развивается также в несколько этапов. Сначала на сцене появляется женский портрет в золотом медальоне — единственная ценность опустившегося Борцова, ныне не имеющего ни гроша в кармане, причём в портрете посторонние зрители, проявляющие любопытство, отмечают такие детали, как щёки, глаза и выразительность всего лица: «Чисто как живая! Говорить собирается...» (XI, 194), — т. е. то, что было важнейшим для Мышкина в портрете Настасьи Филипповны: «...красота бледного лица, чуть не впалых щёк и горевших глаз...» (с. 68). Потом в тот же кабак заворачивает с большой дороги проезжий, бывший крепостной Борцова Кузьма, который рассказывает о коварной женщине, погубившей его барина. А вскоре случай приводит сюда и саму Марью Егоровну. Не веря своим глазам, Борцов «падает к её ногам и рыдает».
Мерик (вскакивает и пристально вглядывается ей в лицо). Партрет! (Хватает её за руку.) Она самая! Эй, народ! Жена баринова!
Та же сцена в какой-то момент повторяет сцену борьбы Платонова с Осипом, а вместе с тем пародийно варьирует заключительную сцену «Каменного гостя»:
Марья Егоровна. Пошёл прочь, мужик! (Старается вырвать у него свою руку.) <...> Пусти же руку! Не боюсь я!.. Подите прочь!
Сюда же вплетён и пушкинский мотив гибельности для героя встречи со статуей Командора, — на сей раз в роли карателя порока выступает «наследник» Осипа Мерик:
Мерик. Так пропадай же ты, проклятая, пропадом! (Взмахивает топором.)
Страшное волнение. Все вскакивают с шумом и криком ужаса (XI, 203).
Рассказанная история страсти до самоотречения, важная роль портрета в медальоне, появление роковой женщины собственной персоной, попытка убийства её — всё это переплетение наиболее ярких и запоминающихся мотивов из «Идиота». То, что сделано Чеховым, можно оценить как своеобразное перераспределение позиций и ролей Рогожина, князя Мышкина и Настасьи Филипповны. Едва ли будет ошибкой сделать вывод о том, что на первых порах творчества Чехов видел в Достоевском одну из сюжетных опор, помогающих ему справляться со сложностями композиции, неизбежными у всякого начинающего автора. В дальнейшем его обращения к Достоевскому изменятся по самому характеру: это будут цитаты, параллели, всяческие отсылки, переведённые из сферы сознания автора в сферу сознания его героев, людей уже из собственно мира Чехова.
Примечания
1. Громов М.П. Скрытые цитаты (Чехов и Достоевский) // Чехов и его время: об. М.: Наука, 1977. С. 41.
2. Сухих И.Н. Проблемы поэтики А.П. Чехова. Л.: Изд-во Ленигр. ун-та, 1987. С. 19—20.
3. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Л.: Наука, 1972—1990. Т. 8. С. 11—12. Далее страницы указаны в тексте.
4. Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 4. М.: ГИХЛ, 1960. С. 370.
5. См. также: «Мститель Осип <...> пародирует статую Командора, а крик Платонова во время драки с конокрадом: «Руку! Пусти, Осип!» становится сниженной реминисценцией предсмертной реплики Дон-Жуана». Тамарли Г.И. Поэтика драматургии А.П. Чехова. Таганрог: Изд-во ТГПИ им. А.П. Чехова, 2012. С. 122.
6. См.: Паперный З.С. «Вопреки всем правилам...»: Пьесы и водевили Чехова. М.: Искусство, 1982. С. 154—164.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |