Аннотация. В статье прослеживается мотив выездных лошадей в «Чайке», связанный с темой побега из усадебного заточения, возможностью или невозможностью для персонажей Чехова обретения свободы.
Ключевые слова: Чехов, «Чайка», мотив лошадей, тема побега, персонаж, понимание свободы.
В неоднократных просьбах персонажей «Чайки» дать им лошадей прослеживается тщательно проработанный рефрен. Пытаясь — как правило, тщетно — получить лошадей, чтобы вырваться из скуки и духовного заточения в усадьбе Сорина, герои только усиливают его звучание. Мотив отсутствия лошадей вводится с известной долей юмора и становится еще одним подтверждением глупой тирании Шамраева, управляющего в усадьбе Сорина, над представителями высшего социального класса. Этот мотив уже звучал в более ранних пьесах Чехова. <...> С выразительно комичным, но и трогательным деспотизмом слуги по отношению к слабоумному Протеросу мы встречаемся в романе Мэри Маккарти «Группа»1. Шамраев глуповат и забавно патетичен в своей ностальгии по театру его юности, но правит в усадьбе железной рукой. Конечно, его абсолютизм — отчасти попытка упорядочить настоящее, а вот его воспоминания — попытка упорядочить прошлое. Но его интересы и воспоминания разделяют не только персонажи старшего возраста. Аркадина говорит: «Вы все спрашиваете про каких-то допотопных. Откуда я знаю!» Забавно, что Шамраев, как и те, кому он не дает лошадей, живет в усадьбе, словно в заточении.
Кроме того, тирания Шамраева отражает общественные и экономические проблемы того времени. Если верить жалобам Сорина, установленные Шамраевым правила совершенно неэффективны: «...Деньги мои пропадают даром. Пчелы дохнут, коровы дохнут, лошадей мне никогда не дают». Впрочем, заточение героев в усадьбе Сорина имеет не только экономические причины, и привнесенная Шамраевым комическая нотка отдается горьким эхом.
Когда во втором акте Аркадиной и Полине Андреевне, жене Шамраева, не дают лошадей для поездки в ближайший город, слова Полины Андреевны объясняют нам причину ее недовольства: «Он и выездных лошадей послал в поле. И каждый день такие недоразумения. Если бы вы знали, как это волнует меня! Я заболеваю; видите, я дрожу... Я не выношу его грубости». Хоть она и способна разумно объяснить свою отвергнутую любовь к доктору Дорну, Полина Андреевна знает, что ее муж никогда не поймет желания обрести свободу, которое движет некоторыми героями пьесы. Для Шамраева лошади, манящие возможностью побега, всего лишь полевые работники, и он не понимает, насколько сам он находится в плену одержимости прошлым.
Иллюзорность возможности обрести свободу через побег становится ясна в тех редких случаях, когда лошадей дают. В третьем акте лошади позволяют Аркадиной и Тригорину успеть на поезд в Москву, где, как она надеется, он забудет о своем страстном увлечении Ниной, которое сам Тригорин называет «любовью». «Какой же смысл бежать от нее?» Окончательное решение Нины уехать в Москву и стать актрисой подтверждает слова Тригорина и демонстрирует бессмысленность задуманного Аркадиной побега. Всем остальным Аркадина объясняет свой отъезд заботой о Косте: «Вот уеду, так и не буду знать, отчего стрелялся Константин. Мне кажется, главной причиной была ревность, и чем скорее я увезу отсюда Тригорина, тем лучше». Но, по иронии судьбы, увозя Тригорина, Аркадина увозит еще себя и Нину — двух женщин, от которых Костя всецело зависит.
Костя, один из немногих, кому окончательный отъезд из усадьбы был бы полезен с точки зрения и карьеры, и внутреннего состояния, вынужден развлекать себя короткими и, что гораздо важнее, бессмысленными поездками на спектакли с участием Нины в разных провинциальных городах: «Я ее видел, но она не хотела меня видеть, и прислуга не пускала меня к ней в номер. Я понимал ее настроение и не настаивал на свидании». Объясняя, почему ей не удалось спасти Треплева, Аркадина обвиняет во всем бедность, а Сорин, хоть и планирует для себя небольшую поездку, объясняет отсутствие в своем характере щедрости тем, что Шамраев плохо управляет хозяйством.
То, что лошади — своего рода насмешка над свободой, подчеркивается в рассказе Сорина о его поездке.
«Аркадина. Ав городе что же?
Сорин. Особенного ничего, но все же. (Смеется.) Будет закладка земского дома и все такое...»
Сорин, мучимый ощущением зря потраченной жизни, готов и дальше жить в заточении, лишь бы не думать о неминуемой смерти. Доктор Дорн пытается избавить его от страха смерти, но в итоге лишь усиливает этот страх. «Страх смерти — животный страх... Надо подавлять его. Сознательно боятся смерти только верующие в вечную жизнь, которым страшно бывает своих грехов. А вы, во-первых, неверующий, во-вторых — какие у вас грехи? Вы двадцать пять лет прослужили по судебному ведомству — только всего». Несмотря на то, что Сорин неоднократно говорит о желании перемен, он отказывается отвечать Дорну, чем демонстрирует крайне зауженное понимание свободы.
Тема побега максимально громко звучит в четвертом акте, после немного комичного разговора Маши с ее мужем, школьным учителем Медведенко, который уговаривает ее вернуться домой, к ребенку. Потом Маша говорит Полине Андреевне, что сможет забыть свою любовь к Треплеву, если уедет отсюда: «Главное, мама, перед глазами не видеть. Только бы дали моему Семену перевод, а там, поверьте, в один месяц забуду. Пустяки все это». Но домой она с мужем не едет, как будто чувствует, какие страдания причиняет Косте приезд Аркадиной и Нины. Добровольное согласие Маши оставаться в эмоциональном плену получает ироничное продолжение — Шамраев не дает Медведенко лошадей, чтобы ехать домой. Упрямый и целеустремленный Медведенко решает идти пешком. Но его решение вернуться к ребенку и иллюзия настоящей жизни принесут ему не больше счастья, чем Маше — ее безвыходная ситуация с Константином.
Единственный персонаж, для которого лошади действительно означают свободу, это Нина. Даже если она не столь талантлива, как ей мечталось, у нее есть страсть к театру и устремленность в будущее, которой нет у Кости. Разговор Треплева и Дорна в четвертом акте подтверждает, что талант у Нины есть.
«Треплев. <...> Бралась она все за большие роли, но играла грубо, безвкусно, с завываниями, с резкими жестами. Бывали моменты, когда она талантливо вскрикивала, талантливо умирала, но это были только моменты.
Дорн. Значит, все-таки есть талант?
Треплев. Понять было трудно. Должно быть, есть».
Этот разговор показывает, что у Нины есть возможность развить свою «страсть» до уровня «таланта», в то время как прочие персонажи так и будут прозябать в узком мирке усадьбы Сорина. Чуть позже Нина дважды отвергнет предложение Треплева, причем одними и теми же словами: «Лошади мои стоят у калитки» и «Лошади мои близко...» Она пытается оправдать свое решение покинуть и Треплева, и ту жизнь, в которой он погряз. Оправдание это есть показатель жизненной стойкости и правильного понимания свободы, которую символизируют лошади.
В первом акте, в отзыве Медведенко о пьесе Треплева, есть слова, объясняющие, почему у Нины хватает сил воспользоваться лошадьми: «Никто не имеет основания отделять дух от материи, так как, быть может, самый дух есть совокупность материальных атомов». Эти слова не только высмеивают его манеру изъясняться и показывают, что он и сам не всегда понимает глубину их смысла; они означают, что самый неосведомленный персонаж пьесы способен сформулировать жизненный принцип, движущий остальными: Нине удается воспользоваться возможностью физического побега, потому что она страстно жаждет свободы; Сорину не хватает этого желания, и он готов довольствоваться временной сменой обстановки; Треплев, несмотря на все разговоры о побеге, даже не пытается воспользоваться лошадьми, которые дразнят других героев мечтой о свободе.
Перевод с английского Марии Ворсановой.
Примечания
Перевод статьи: Burton Kendle. «The Elusive Horses in The Sea Gull». Modern Drama 13 (May 1970). Pp. 63—66.
1. «Группа» («The Group») — популярный роман американской писательницы Мэри Маккарти. Опубликован в 1962 г. В 1966 г. режиссер Сидни Люмет (выпустит в 1968 г. «Чайку») снял по нему одноименный фильм. — Прим. ред.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |