Вернуться к А.Г. Головачёва. «Чайка». Продолжение полёта

А.П. Скафтымов. «Чайка среди повестей и рассказов А.П. Чехова (подготовительные материалы)

В преамбуле к публикации скафтымовской статьи ««Чайка» среди повестей и рассказов А.П. Чехова» нам уже доводилось ссылаться [Новикова 2015: 28] на итоговую чеховедческую мысль исследователя о том, что «не только в идейном, но и в структурном отношении в пьесах Чехова имеется много общего с его повестями и рассказами» [Скафтымов 2008: 481]. Собственно в статье, формирование корпуса которой приходится примерно на то же время, что и финальной «чеховской», А.П. Скафтымов опирается на высказанную им «в прежних сообщениях о Чехове» идею: «своеобразные особенности» чеховской драматургии «складывались в зависимости от особого содержания открытого им жизненно-драматического конфликта» [Новикова 2015: 36]. Исходя из этого, он обоснованно полагает, имея «в виду <...> главные четыре пьесы: «Чайка», «Дядя Ваня», «Три сестры» и «Вишнёвый сад»», что «драматургия Чехова <...> находится в непосредственной связи с его повестями и рассказами» [Новикова 2015: 36].

Перед исследователем, уловившим «нечто специфическое» в чеховской «постановке вопроса о том, что человеку мешает жить» [Скафтымов (2) 1998: 179], явственно предстаёт следующее: «В творчестве Чехова чаще всего человек взят в моменты <...> лишений. Очень многие рассказы, повести и все большие пьесы Чехова останавливаются именно на той конфликтной ситуации, когда в силу каких-то серых, мелких, безличных обстоятельств человек оказывается не имеющим того, что могло бы составить ему радость» [Скафтымов (2) 1998: 179]. Концептуальное суждение о художнической данности, связывающей всё чеховское творчество воедино, логически мотивирует дальнейшие шаги: «Эту тему в творчестве Чехова можно было бы проследить в некоторой эволюции» [Скафтымов (2) 1998: 179]. Именно этому — рассмотрению проблемно-тематической доминанты чеховского воссоздания жизни «в некоторой эволюции» — и посвящена скафтымовская статья, полный текст которой увидел свет более чем на семьдесят лет позже её написания.

Целостное единство мира, созданного А.П. Чеховым, открывается А.П. Скафтымову с идеей «медленного чтения» и благодаря ему прочувствованно постигается. В чеховедении второй половины 1920-х годов и двух последующих десятилетий, на которые пришлось скафтымовское погружение в творчество А.П. Чехова, такое прочтение классика явилось бы откровением. Сошлёмся при этом на деликатную оценку ситуации в заключительных строках Предисловия к авторитетному пушкинодомскому изданию неопубликованных материалов «по Чехову», приуроченному к двадцатилетию со дня смерти писателя: «Последние два десятилетия литература протекала у нас в стиле, противоположном стилю Чехова. Быть может, поэтому им до сих пор так мало занимались. Предстоит, кажется, время, когда внимание к его творчеству должно будет возрасти. Настоящая книга пусть послужит к этому одним из толчков» [Чехов 1925: 10]. Скафтымовское постижение А.П. Чехова, в те годы протекавшее подспудно, облекавшееся только в изустную форму, намного опережало время, тем более это касается прочтения «Чайки» в контексте чеховской прозы. Оно, как уже сказано, увенчивается попыткой развёрнутого высказывания, хотя им не заканчивается, а почти двадцатилетний процесс созревания обобщающей работы наглядно предстаёт в целом ряде «разножанровых» черновых заметок и аналитических набросков, выявляющих «аналогии» [Скафтымов 2008: 481] между мелиховской пьесой и прозой драматурга.

Рассмотрим этот процесс, по возможности реконструируя его последовательность. Судя по всему, начальный результат раздумий на тему, органическую природу которой для художника удалось распознать исследователю, запечатлелся в карандашном наброске Плана «Пьеса Чехова «Чайка» среди его повестей и рассказов» (I). С большой долей вероятности появление его можно отнести ко второй половине 1920-х годов, точнее — к последней их четверти [Новикова 2015: 28—29]. Фактически здесь идёт речь о выявлении «общехарактерного для чеховской драматургии», что связывает этот План, намечающий направление анализа, и с «Драмами Чехова», и со статьёй о «Чайке» вкупе с черновиками к ним [Новикова 2014], но в свете обозначенной заголовком темы это «общехарактерное», безусловно, проецируется на чеховскую прозу.

К первоначальному наброску Плана задуманной статьи примыкает подборка цитат (II), извлечённых из чеховских рассказов конца 1880-х годов («Перекати-поле», «Отец», «Свирель», «Почта»). Они сопровождаются краткими комментариями исследователя, обнаружившего между рассказами структурно-содержательную связь: «внешнее и внутреннее в противоречии и несоответствии» (здесь и далее подчёркнуто А.П. Скафтымовым. — H.Н.). О том, что эти записи, объединённые заглавным вопросом, появились не раньше начала 1930-х годов, говорит обозначение тома и страниц при цитировании текстов: учёный пользовался «прозаическими» томами 1931 года издания [Чехов 1930—1933], вскоре после выхода пополнившими его библиотеку. Попутно заметим, что некогда принадлежавшие Скафтымову книги, почти полвека находящиеся в фондах ЗНБ СГУ, благодаря многочисленным пометкам, являются ценным источником для изучения творческой лаборатории учёного.

По логике вещей, далее следует расположить списки текстов, отобранных А.П. Скафтымовым для изучения под выбранным углом зрения. Их шесть, разных «модификаций», четыре считаем допустимым дать, по мере разрастания, подборкой. По всей видимости, открывает её круг произведений, объединённых вопросом «О счастье» (III). Сюда, начиная с рассказа 1885 года «Егерь», включены преимущественно рассказы 1886—1887 годов и вслед за этим, со «Степи», ещё четырнадцать произведений, предваряющих «Чайку», и одно — следующее за ней, замыкающее ряд из более чем тридцати наименований. Таким образом, намечается фронт работ. То, что этот перечень записан на обороте требований к подготовке аспирантов, которым предстоит сдавать экзамен по иностранному языку, позволяет отнести исследовательскую заготовку к началу 1930-х годов: с 1931 по 1948 годы А.П. Скафтымов — профессор Саратовского педагогического института по кафедре русской литературы [Литературоведы Саратовского университета 2010: 221], значит — потенциальный научный руководитель.

Затем, вероятно, в исследовательском понимании природы счастья чеховских героев отдельно вырисовывается характерная «чайкинская» грань: «О счастье в актёрской и писательской среде» (IV). Три рассказа из отобранных девяти попадают сюда из предыдущего списка. Судя по внешним признакам, к нему, как и к первому, автор не раз возвращается, дополняя и уточняя, начиная оснащать элементами наблюдений и цитирования. Следующий фрагмент, на наш взгляд, — «К повести «Три года»» (V), который перерос в список по мере расширения тематических горизонтов анализа. Около двух десятков произведений, выстроенных как минимум в два приёма, пронизаны, с точки зрения учёного, одной мыслью: «нет счастья». Здесь тоже есть повторы, что само по себе подтверждает высокое разрешение исследовательской оптики, в цепочке созвучных пьесе произведений появляется «потомная» прописка. Но не только, казалось бы, столь малый шаг может свидетельствовать о продвижении работы. На обороте этой записи — машинописный фрагмент расписания: «Установочная сессия для нового набора. Литературный факультет». Такого рода бумага могла появиться в руках А.П. Скафтымова потому, что с 1932-го до 1934-го года он был заведующим литературным отделением Пединститута, а после его преобразования в факультет русского языка и литературы, по 1938-й год, — деканом [Литературоведы Саратовского университета 2010: 221]. Относим этот и предыдущий фрагменты к верхней границе должностных периодов, сообразуясь с логической последовательностью исследовательского процесса.

Определить временную прикреплённость следующего списка текстов (VI), самого крупного и по количеству (около сорока), и по жанровому составу (повести и пьесы), можно, исходя только из содержания записей: какие бы то ни было опознавательные знаки отсутствуют. Он тоже вырастает из наблюдений над рассказами 1886—1887 годов, вылившимися уже в формулировки обобщённого характера, которые буквально повторяют скафтымовские суждения о содержательном составе «Чайки» («Неразделённость. Одиночество» — в связи с рассказами «Тоска» и «Ванька», «Томление о счастье и бессмыслие жизни» — по поводу рассказа «Счастье») [Скафтымов (1) 1998; Новикова 2014]. Однако состоит этот список по преимуществу из произведений «послестепных», по «Крыжовник» включительно, и выглядит более динамично, чем предыдущие. Надо полагать, что появлению этой его части предшествовал определённый интервал — для накопления образно-тематического материала, для вынашивания идеи. При этом летучие замечания о самой «Степи», а также о «Скучной истории» и «Мужиках», подобные ответвлениям от общего ствола, позволяют предположить, что пристальное рассмотрение этих художнически значительных произведений — на повестке дня исследователя. Впечатляющие намётки работы появились, скорее всего, во второй четверти 1930-х годов.

Дополнительным подтверждением готовности исследователя к аналитическому освоению выделенных произведений можно расценивать записи на трёх одинаковых миниатюрных листках из блокнота (VII). По всей видимости, делаются они почти одновременно относительно друг друга и относительно только что показанного списка, или, возможно, с некоторым его опережением. А.П. Скафтымов обращается к трём сборникам мемуарно-эпистолярно-библиографического профиля, посвящённым А.П. Чехову, и точечно фиксирует в них то, что имеет отношение к назревшим вопросам проводимого исследования. По ходу его, как свидетельствуют выписки, возникает необходимость вернуться к Л. Толстому. И хотя диапазон издания этих книг — от 1925-го по 1930-й годы, востребованы они оказались, скорее всего, чуть позже, когда для А.П. Скафтымова актуализировалась проблема «Чехов и Толстой» [Новикова 2008]. В её русле учёный предполагает закономерным интерпретировать содержание зрелых чеховских рассказов и повестей, которые почти в том же составе фигурируют у него в окружении «Чайки» (VIII). По мнению А.П. Скафтымова, в «теме о недостатке взаимной участливости и моральной бережности в бытовых отношениях людей друг к другу», зримо проступающей в «Чайке» и отчётливо прорисованной исследователем в черновиках и в статье о ней, равно как и в статье о пьесе «среди повестей и рассказов А.П. Чехова», «идейная близость к Толстому представляется наиболее ощутимой». Поскольку приведённый отрывок — извлечение из незавершённой скафтымовской работы об А.П. Чехове и Л. Толстом в части рассмотрения пьесы «Леший», отнесём его к середине 1930-х годов [Новикова 2012].

Временная идентификация следующего фрагмента — Плана, говорящего о продолжении движения в означенном направлении (IX), более гарантированна в плане точности, поскольку запись ведётся на страницах «Лекции проф<ессора> Скафтымова в Доме политпросвещения», дата которой проставлена: «8/I 1939 года». Не вдаваясь ни в программное существо проблемы «Чехов и Толстой», ни в тонкости соотношения исследователем художнически выраженных позиций, коснёмся «нашей» стороны ключевых пунктов Плана. В сравнении с Л. Толстым высвечивается, как убедительно показывает А.П. Скафтымов, творческая избирательность автора «Чайки», его сосредоточенность на «событиях и ситуациях, обнажающих тоску о счастье, чувство не моральной удовл<етворённости>, а общей неполноты». Из этой точки исследователю открывается подлинно чеховский пафос: «Цель — счастье, и счастье не мор<альное> совершенство само по себе, а во всех радостях жизни, наполненности дух<овными> радостями, духовн<ое> богатство, дух<овное> изящество, широта и красота жизни».

По всей видимости, точно схваченным «ощущением неустроенности жизни» перекликается с предыдущим следующий отрывок (X). «Эта линия» рассказов конца 1880-х годов, особенно рельефно представленная в «Степи», продолжается, по А.П. Скафтымову, «пьесами». Так, впервые в рукописных заметках, вербализуется центральное положение исследования. «Тема интеллигенции», затронутая здесь же, в том числе ссылками на узловые «толстовские» произведения А.П. Чехова, опирается на раздумья об «общем и различном» великих мастеров слова, что не переставало занимать исследователя во второй половине 1930-х годов. Если учесть, что на обороте этого краткого проспекта — фрагмент машинописи с несколькими наименованиями из списка источников к книге А.П. Скафтымова «Преподавание литературы в дореволюционной школе. 1840—1860-е годы», увидевшей свет в 1938 году, то наши предположения о перекрёстном, из разных «углов», рассмотрении именно в те годы контекста «Чайки» окажется правомерным.

Первая попытка охвата этого контекста без учёта толстовской точки отсчёта, — в записи о «подходе к человеку» (XI). Применительно к содержательным началам пьесы, до конца 1930-х годов А.П. Скафтымовым многократно подчёркнутым, выделяются созвучные им конфликтообразующие моменты чеховской прозы большого диапазона. Следовательно, определение существа конфликта в «Чайке» опирается на прецеденты его бытования в эпической области чеховского творчества. Соотношение драматургического и прозаического позволяет исследователю обнаружить ещё одну общую грань рассматриваемых художественных явлений, различить важнейший аспект их авторской трактовки: «новая мысль» — о «неотвратимости трудной стороны жизни». Исследователь обнаруживает внутреннюю связь между положением героев «Чайки» и положением героев «Скучной истории», «Чёрного монаха», «Студента», которых охватывает «тоска по идее». Остаётся добавить, что на обороте этого фрагмента — часть аспирантского плана занятий, судя по почерку и перечню дисциплин, — А.Ф. Будникова, 1940—41-го учебного года. На обороте правой стороны этого плана — выписка из письма А.П. Чехова Я.П. Полонскому, прочитанного А.П. Скафтымовым по книге «Несобранных писем» А.П. Чехова 1927-го года издания (XII). Озаглавлена цитата по названию одноимённого рассказа: «Счастье».

Далее — вновь «о счастье» (XIII): так А.П. Скафтымов предваряет выписки из незаконченного рассказа «Расстройство компенсации», вошедшего в двенадцатый том чеховского собрания сочинений. Но мы помещаем эти препарированные цитаты из тома 1933-го года не рядом с подборкой подобных, а среди тех записей, которые «прописаны» в начале 1940-х годов, потому что полагаемся на несколько внешних подсказок: перед нами — восьмушка тетрадного листа в зелёную клетку, на такой же бумаге — следующий фрагмент «Чехов» (XIV), на такой же — часть записей по прочтении «Войны и мира», сделанных в начале 1940-х годов и ставших подготовительными материалами к статье «Образ Кутузова и философия истории в романе Л. Толстого «Война и мир»». То, что вопрос о счастье — магистральный в скафтымовских черновиках о «Чайке» и её окружении, и то, что к двенадцатому тому исследователь обращается многократно, до и после этих выписок, не требует доказательств: их привязка к какому-то одному времени не отвечает действительному ходу аналитической работы. Кроме того, отнесение двух соседних записей к началу четвёртого десятилетия, вне всякого сомнения, мотивируется содержательно, выверенной формулой одного из сугубо чеховских драматургических принципов: «Несоответствие реалий жизни <...> мечте» (XIV).

А вот фрагмент «Рассказы о тоскующем человеке» (XV) по видимым признакам может иметь отношение к разным периодам скафтымовского прочтения «Чайки» через призму прозы А.П. Чехова. Совершенно очевидно, что он состоит из двух частей: подробности перечня рассказов 1885—87-го годов отсылают его к началу 1930-х, а явно не одномоментные дополнения, начиная со «Степи», скорее всего, — к началу 1940-х. Включённым сюда ответом на вопрос, «что мешает», этот двусоставный список перекликается со следующим, так и озаглавленным: «Что мешает» (XVI). Второй список, состоящий из меньшего количества рассказов той же поры, оформлен так же, как это делалось десять лет назад, но на четвертинке индивидуального учебного плана «неопознанного» аспиранта, где нашлось ему место, есть клише для обозначения даты заполнения документа: ««__» ______ 194 г<ода>». В обоих списках на первом месте фигурируют «деспотизм» и «обывательство», что тоже позволяет говорить об их временном родстве и — о не меняющихся с годами правилах исследовательского труда, выработанных А.П. Скафтымовым.

На другой четвертинке того же листа (XVI) — наброски цитатного пересказа с элементами наблюдений над текстом «Поцелуя» (XVII). Соседняя четвертинка этого фрагмента того же аспирантского плана нашлась в папке «Л. Т<олст>ой и Чехов». На ней — вопрос к предстоящему экзамену по русскому фольклору («Воинские былины») и его дата: «20 апреля 1943 года». Там же — ещё одна четвертинка того же листа с записями под заголовком «Особо. О толстовстве», что вновь свидетельствует о перемежающемся процессе освоения А.П. Скафтымовым этих наукоёмких тем.

Надо полагать, что воспользоваться заполненными бланками аспирантских планов в качестве черновиков научный руководитель мог только по прошествии времени, если они не были испорчены при составлении. Стало быть, появление скафтымовских записей можно ожидать как минимум после выполнения запланированного. Это распространяется ещё на один набросок — «К «Чайке»» (XVIII), который помещается на четвертушке титульного листа индивидуального плана аспирантки Татьяны Евгеньевны Серовой, закончившей пединститут в 1942 году, как значится в соответствующей графе, следовательно, планировавшей свою учебную деятельность в качестве аспирантки не раньше, чем на 1942—43-й учебный год. Кстати, ещё раз заметим, что другая часть того же листа становится импровизированной обложкой для черновых записей к статье об образе Кутузова и философии истории в «Войне и мире». Ставя перед собой задачу «анализом установить, как делается тёмное, серое и как светлое», исследователь имеет в виду распознавание «самой мечты», как она раскрывается в пьесе, и ретроспекцию этого художнического процесса в рассказах А.П. Чехова, в том числе и в «Поцелуе».

Помимо разного рода представляемых здесь записей, к подготовительным материалам статьи о «Чайке» среди повестей и рассказов А.П. Чехова следует отнести ещё целый ряд, посвящённых «Степи», «Скучной истории», «Палате № 6», «Моей жизни», «Дому с мезонином». Заметим, что аналитический абрис рассмотрения А.П. Скафтымовым этих «локусов» намечает не только их точки соприкосновения с «Чайкой», но и затрагивает иные содержательные пласты, предуготавливает целостное, индивидуализирующее постижение этих развёрнутых сочинений. Безусловно, наброски внеконтекстного плана их прочтения заслуживают специального внимания, однако, предваряя обращение к скафтымовским заметкам об их содержании и форме безотносительно драматургического древа, приоткроем наблюдения над их проекцией на мелиховскую пьесу. Коснёмся, к примеру, наиболее компактного фрагмента из всех имеющихся — «Дома с мезонином» (XIX). Средоточие постижения А.П. Скафтымовым духовно-нравственных готовностей и художнической сути главного героя — в первой же строке: «Как далека мечта от реальности». Толкование вопросов, стержневых для чеховских героев прозы и пьесы, в таком ключе идёт, как мы видели, по нарастающей. Оно узнаваемо и вместе с тем ему присуще нечто новое: учёный по-прежнему акцентирует мысль о «невыполнимости мечты» и соответственно — о внутреннем драматизме пути художника, который, как и автор, «знает» о недостижимости счастья. Не исключим того, что это состояние было «внятно» и А.П. Скафтымову как читателю А.П. Чехова. С большой долей вероятности можно отнести эти размышления к исканиям учёного середины 1940-х годов: по правому краю оборотной стороны наброска осталась дата, проставленная или под не сохранившимся письмом, или под официальным документом: «19/VII 44 г<ода>».

Об «условиях личного счастья», как их понимал создатель «Чайки», — выписки из чеховских «Записных книжек», сохранившиеся на четырёх четвертинках машинописной «Повестки дня заседания Исполкома Октябрьского райсовета депутатов трудящихся г. Саратова на 25 января 1945 года» (XX), переданной «Чл<ену> Исполкома т<оварищу> Скафтымову», как проставлено сверху красными чернилами.

И, наконец, запись итогового характера — «Чехов впервые подглядел, что всем другой жизни хочется» (XXI). Исследователь верен себе: без ритуального идеологического пунктира или нажима, без терминологических ухищрений и наукообразных построений, напротив — психологически мотивированно, личностно объективно, человечески внятно он излагает стержневую мысль о «главном жизненном драматизме, воспроизводимом в пьесах Чехова», и «отмечает», что «этот драматизм принадлежит <...> и повестям и рассказам. Оттуда вышел». Уникальная в своей простоте и явственности концовка, возвращая к первоначальному Плану, убеждает в органическом соответствии скафтымовского ключа к чеховской художнической тайне, в оптимальности всего хода исследовательской разработки темы. Как нередко бывает у А.П. Скафтымова, близкий к завершению результат длительного труда отражает понимание его перспектив.

Записи, которые велись на протяжении многих лет и явились в конечном итоге «воздушной громадой» целенаправленного и вместе с тем разветвлённого, широкозахватного прочтения чеховской «Чайки» в контексте прозы писателя, собранные вместе, выглядят довольно пёстро: они на «бумажных носителях» разного формата, вида, качества; сделаны чернилами разного цвета, включая экзотические оттенки, простым, красным и синим карандашами, это же касается и подчёркиваний, причём показательно то, что смешение «красок» встречается на отдельно взятом листке, а это говорит о неоднократном возвращении исследователя к своим записям с потребностью уточнения, дополнения, углубления мысли.

Для воспроизведения зачёркнутых реалий текста и вставок (чернилами, простым и красным карандашами) прибегаем к квадратным скобкам, в них же — пометки, касающиеся внешних признаков рукописного источника, и в отдельных случаях — полные цитаты из чеховских произведений или из писем для сравнения с ними специфически усечённых исследователем. С помощью угловых скобок восстанавливаем сокращённые слова (замена скафтымовского «члк» специально не оговаривается). Публикуем черновики, по большей части устраняя пунктуационную незавершённость, в отдельных случаях корректируем расстановку знаков препинания, сохраняя в то же время эффект спонтанности некоторых записей и воспроизводя графически значимые элементы черновика, придерживаясь авторской графики. Нам уже приходилось обращать внимание на то, что графический рисунок скафтымовских заметок имеет значение: он обнажает логику развития мысли, структурно воспроизводит ключевые звенья анализа и систему дополнительных аргументов, свидетельствует о степени созревания идеи, наконец, передаёт внутреннее состояние исследователя. Сопровождаем публикацию, где это возможно, дополнительными сведениями: о «происхождении» рукописной страницы и о ссылках исследователя на относящиеся к анализу источники, что позволяет более точно определить временные рамки публикуемых материалов. Сгруппированные и единичные, для удобства восприятия они нумеруются римскими цифрами и отделяются друг от друга звёздочками.

I.

11

К плану

«Пьеса Чехова «Чайка» среди его повестей и рассказов»2.

— Обычно считалось, что «Чайка» то-то...

— Не то. Эта тема не охватывает.

В какой-то мере касается Треплев<а>,

Тригорин<а>, но и в них не о том,

в Нине Заречн<ой> и совсем не это,

Аркадина тоже какой-то эпизод,

но не о том. И ряд иных

персонажей, совсем не связанных

с этой темой ни по поступкам, ни

по интересам, ни по разговорам.

2

— Общее для всех — неудовлетворённое

томление, какое-то невероятн<ое>

и желанное счастье жить и страдать.

Что-то преграждает. Взята ситуация,

когда никто не виноват в этой

неустроенности — обладают

неразделённой любовью —

никто не виноват в этом. Сценическая

сосредоточенность на этом.

1-е действие, второе, третье, 4-е,

общая душ неустроенность. Тут тема

искусства — с этой стороны — счастье

деятелей, издали и вблизи,

для них, и как это другим кажется.

По действиям... и тут и того —

для большинства срединно-будничное

состояние остаётся. Для некоторых

3

— окончат<ельный> крест (Треплев),

— для других (положит<ельное> решение) — жизнь

подвиг для высшей цели.

Только это даёт бодрость и удовлетворённость.

Итак3, «Чайка» посвящена такой-то теме.

Взят человек в буднях с его томлением.

Характерно чеховское.

Не лучше ли сразу — с постановки вопроса4

об оптимизме и пессимизме5,

о преобладающем тонусе,

о счастье и несчастье, о том, чем жизнь

наполняется и как это содержание переживается6.

При беспринципности, при одном

личном сосредоточении нет счастья.

4

— Чехову остаётся воспеть

эту тему. Она звучала в воздухе:

в газетах, журнал<ах>,

книгах, разговорах (данной

страны литература

и публицистика о ценности

жизни). Всё это находит<ся>

в непосредств<енной> связи с

идейным кризисом, бездорожьем,

отсутствии<ем> идейных целей.

Ч<еховский> срез давал опред<еделённые> наблюдения,

и новизна подхода уже зреет.

Люди у него с этой стороны,

и тут проясняются подходы:

1) Общее томление о чём-то.

2) Тоскуют все7.

Что мешает жить — мелочи,

5

причём мелочи общежития,

а не то, что назвал Салтыков

мелочами жизни.

Как мелочи мешают жить,

мешают счастью.

3) Неотвратимость, никто не

виноват, а все события

жизни для каждого

неизменно таковы.

4) Отсутствие этого только

у тех, кто имеет цель, идею.

Пржевальский.

Кто знает, для чего

Живёт.

Если бы знать.

Если бы знать.

Это звучало в «Трёх сёстрах».

6

— «Чайка» сочетает в себе

все эти мотивы.

— На этой основе

сложилось и выразилось

в «Чайке» общехарактерное для

чеховской драматургии:

1) Особенности конфликта8

2) Многомотивность

(у всякого своя драма).

3) Будни, быт с этой стороны.

4) Близкое томление, своя

сосредоточенность, особенно диалоги.

5) Движение действия.

6) Финал.

* * *

II.

«Не далее как на аршин от меня лежал скиталец; за стенами в номерах и во дворе, около телег, среди богомольцев не одна сотня таких же скитальцев ожидала утра, а ещё дальше, если суметь представить себе всю русскую землю, какое множество таких же перекати-поле, ища, где лучше, шагало теперь по большим просёлочным дорогам или, в ожидании рассвета, дремало в постоялых дворах, корчмах, гостиницах, на траве под небом... Засыпая, я воображал себе, как бы удивились и, быть может, даже обрадовались все эти люди, если бы нашлись разум и язык, которые сумели бы доказать им, что их жизнь так же мало нуждается в оправдании, как и всякая другая» («Перекати-поле», 1887, т. VI, 25).

«А сестра, должно быть, уже замуж вышла!» — подумал он вслух и тотчас же, желая отвязаться от грустных мыслей, указал на верхушку скалы и сказал:

— С этой горы Изюм видно» (Там же, стр. 27).

«Святогорские впечатления стали уже воспоминаниями, и я видел уже новое: ровное поле, беловато-бурую даль, рощицу у дороги, а за нею ветряную мельницу, которая стояла не шевелясь и, казалось, скучала оттого, что по случаю праздника ей не позволяют махать крыльями» («Перекати-поле» 1887, т. VI, с. 28).

Внешнее и внутреннее9 в противоречии и несоответствии.

«Перекати-поле». Герой, его тон, его слова об «умном» и его внутр<еннее> существо, его тоска, его беспокойство, боится одиночества, страданий совести, воспомин<а-ний> о родном — всё внутри «просвечивает».

«Отец» 188710. Пьяный отец у сына, потом оба у него, у «бабенции».

Конец рассказа — его тон, поведение и существо.

На этом противоречии весь рассказ, весь его смысл.

«Свирель» (1887)11. Грусть. Мокрый лес, опушка. Пастух и Мелитон. Гибнет мир, всего меньше, всё хуже. Унылые деревья, серое небо12. Хотелось жаловаться.

«Самые высокие пискливые ноты, которые дрожали и обрывались, казалось, неутешно плакали, точно свирель была больна и испугана, а самые нижние ноты почему-то напоминали туман, унылые деревья, серое небо» (VI, 71).

«Под ногами всхлипывала вода, и ржавая осока, всё ещё зелёная и сочная, склонялась к земле, как бы боясь, что её затопчут ногами. За болотом на берегу Песчанки, о которой говорил дед, стояли ивы, а за ивами в тумане синела господская рига. Чувствовалась близость того несчастного, ничем <не>13 предотвратимого времени, когда поля становятся темны, земля грязна и холодна, когда плакучая ива кажется ещё печальнее и по стволу её ползут слёзы, и лишь одни журавли уходят от общей беды, да и те, точно боясь оскорбить природу выражением своего счастья, оглашают поднебесье грустной, тоскливой песней» («Свирель», VI, 72)14.

«Почта» 1887. Конец: «На кого он (почтальон) сердился? На людей, на нужду, на осенние ночи?»

«Тройка пошла тише; колокольчик замер, точно и он озяб» (VI, 79).

«Он (студ<ент>) апатично глядел на природу, ждал солнечного тепла и думал только о том, как, должно быть, жутко и противно бедным деревьям и траве переживать холодные ночи. Солнце встало мутное, заспанное и холодное»... (82).

«Рассказ г<оспожи> NN» (1888) — истор<ия> о счастье.

«Степь» (1888) тоже15.

* * *

III.

О счастье16

«Егерь» 1885

«Тоска» 1886

«Панихида» 1886

«Шуточка» 1886

«Весной»17

«Святою ночью» 1886

«Скука жизни» 1886

«Муж» 188618

«Тина» 1886

«Мечты» 1886

«Ванька» 1886

«Верочка» 1886

«Счастье» 1887

«Свирель» 1887

«Почта» 1887

«Чайка»19

«Рассказ г<оспо>жи NN»20

«Поцелуй» 1887

«Степь» 1888

«Красавицы» 1888

«Обыватели» 1889 и 1894

«Учит<ель> слов<есности>» 1889 и 1894

«Скучн<ая> ист<ория>» 1889

«Гусев» 1890

«Бабы» 1891

«В ссылке» 189221

«Рассказ неизв<естного> ч<еловека>» 189322

«Чёрный монах» 1894

«Бабье царство» 1894

«Скрипка Ротш<ильда>» 1894

«Три года» 1895

«Дом с мезон<ином>» 1896

«Чайка» 1896

«На подводе» 1897

* * *

IV.

— О счастье в актёрской и писательской среде23

«Талант», 1886 (V т.) «Калхас» Там же24

— К теме счастья «Чужая беда» (1886) Там же

— «Муж» (1886) Там же

— «Несчастье» (1886) Там же

— «Пустой случай» (1886) Там же25

— «Мечты» Там же

— «Хорошие люди» (уходящ<ая> жизнь) Там же

— «Верочка» («собачья старость», «против воли страдания») Там же26

* * *

V.

К пов<ести> «Три года».

— Утрата больших чувств. Ср<авнить> «Рассказ без конца»,

т. IV. Петерб<ургская> газета, 10.III.1886 г<од>

— О возможности утраты чувств. «Сильные ощущения», IV, 304 1886

(адвокат разубедил)

К «Чайке»27

— Авторские страдания: нет счастья.

Ср<авнить> «Весной», т. IV, 1886 г<од>, 256—258

Счастья нет, а молодость проходит.

«Так и изнашивается, тает их молодость без радостей, без любви и

дружбы, без душ<евного> покоя и без всего того, что так любит описывать

по вечерам в минуты вдохновения угрюмый Макар». 258

— «Святою ночью» 1886 IV, 289

«Тоска» 1886, IV, 162

«Любовь» (Обвиняется ли среда?) 1886, IV, 284

«Панихида» 1886, IV, с. 188

«Анюта» (?)28 IV, 193

«Шуточка»29, IV, 227

«Счастье» V (1887) 398

«Перекати-поле» VI, 17

«Свирель» 1887 VI, 6230

«Почта» 1887 VI, 78

«Поцелуй» VI, 140

«Степь» 1888, VI, 190

«Красавицы» VI, 312

* * *

VI.

Нежность и самодовольство пошлости31 «Егерь»

Сожаление о невозвратно неправильно ушедш<ей> жизни

«Горе»

Торжество тупости «Унтер Пришибеев» «Смерть чиновн<ика>»

«Толстый и тонкий»

«Хамелеон»32

Неразделенность. Одиночество «Тоска» 188633 «Ванька»34

Безверие «На пути» (Лихарёв) 188635 Библия. Науки

Нигилизм и пропагандировал

По тюрьмам36

Томление о счастье и бессмыслие жизни «Счастье», 403 188737

«Святою ночью»

«Свирель»

«Обыватели» 1887—1889

«Степь» 1888 Песня 199, Одиночеств<о> 217,

Могила 235

Счастливый человек (любовь к жене) 243

Скушно мне38, 250—251

«Огни», 295 188839

«Скучн<ая> история». 431 1889

Одиночество 430

Злословие от нед<овольства> собою

Катя

Мих<аил> Фёдоров<ич>

Сам Ник<олай> Степ<анович>

«Именины» 1888

«Иванов» Оправдание усталости

1887—89 О шестидесятниках

«Сахалин» 1890 «Гусев» 1890 (Смерть и счастье)

«Дуэль» 1891

«Палата № 6»» 1892

«Рассказ неизв<естного> человека» 1893

«Чёрный монах» 1894

«Три года» 1895

«Моя жизнь» 1896

«Чайка» 1896

«Дядя Ваня» 1897

«Три сестры» 1901

«Вишнёвый сад» 1904

«Мужики» 1897

Ср<авнить> «Новая дача» 1899

«В овраге» Кулачество 1900

«Печенег» 1897

«Чел<овек> в футляре» 1898

«Крыжовник» 1898.

* * *

VII.

1) К «Мужикам», к «Моей жизни»40

— Фридкес. Описание мемуаров, с. 15141

42

________________________

К «Дуэли»

В Богимове лето 1891 г<ода>.

«Вечером начинались дебаты с зоологом

В.А. Вагнером на темы о вырождении,

о праве сильного, о подборе и т<ак> д<алее>, легшие

в основу философии фон-Корена в «Дуэли»».

Чех<овский> сборник. 1929, стр. 12843

2) «Чёрный монах»

«Это рассказ медицинский, historia morbi.

Трактуется в нём мания величия».

Меньшикову, сб<орник> «Атеней», 10244

Ещё см<отреть> здесь же с. 13945

К «Чайке»

Расск<азы> «Весной» 1886 г<од>

«Егерь»46

3) Ч<ехо>в и Толстой

«Искренний поклонник худ<ожественного> таланта Т<олсто>го,

Ч<ехов> был под сильным47 впечатлением и моральной

проповеди его, но к философии Л<ьва> Н<иколаевича>

он остался совершенно холоден. Религии Ч<ехов> не любил касаться...

«Я не знаю...» и т<ак> д<алее>».

Меньшиков. Сб<орник> изд<ательства> «Атеней», стр. 9348

________________________

«Памяти А.П. Чехова», «Письма к ближним», 1904, август.

Издание М.О. Меньшикова, с. 44049.

Важно:

Меньшикову 28/I 900 г<ода>

«Атеней», 125:

«Я боюсь смерти Т<олсто>го. Если бы он

умер, то у меня образов<алось>50

Я человек не верующий, но из всех вер

считаю наиболее близкой и подходящей

для себя именно51 его веру»...52

* * *

VIII.

«Совпадение с Толстым в требованиях живой нравственной обращённости человека к человеку совершенно несомненно, и, следовательно, в пределах данной идеи, взятой хотя бы в её общем содержании, противопоставлять Чехова Толстому никак нельзя. Здесь они были вместе.

Иное дело вопрос о том, в чём должна состоять эта обращённость человека к человеку, каким человеческим интересам должен служить человек. Всякому сколько-нибудь знакомому с творчеством Чехова не требуется никаких доказательств, чтобы видеть, что он не принимал той ригористической односторонности, которая позволяла Толстому поступаться ценностями культуры и сводить весь кодекс жизненных благ к проблемам этического порядка. Но столь же несомненно, что, при всякой постановке вопроса о счастье, красоте и смысле жизни, нравственную сторону дела Чехов считал одним из самых непременных условий.

Остановимся на некоторых произведениях Чехова, в которых его идейная близость к Толстому представляется наиболее ощутимой.

Одним из таких произведений является «Леший». <...>

Тема о недостатке взаимной участливости и моральной бережности в бытовых отношениях людей друг к другу присутствует53 у Чехова54, останется и в последующем творчестве («Скрипка Ротшильда»55, «Отец», «Огни» (здесь присутств<ует> и равнодушие), «Именины», «Иванов», «Скучная история», «Жена», «Дуэль», «Бабы», «Скрипка Ротшильда», «Убийство», «Моя жизнь», «На святках» и др<угих>)»56.

* * *

IX.

План57

(Чехов и Толстой как проблема)

Толстой во многом спутник и учитель Чехова58

<...>

Пример «Именины» (Ср<авнить> Т<олст>ой, близко).

Извне и изнутри.

Но то, что59 изнутри, не то, что у Т<олсто>го.

Не живут собою, маски.

Но маски совсем иного содержания.

Обличение направлено (не только) на моральную бессодержательность,

а на мелкую ложь и притворство, которые

засоряют жизнь и лишают её радостей.

«Дама с собачкой» — для Т<олсто>го совсем немыслимая вещь, а между

тем в методе (противопоставление жизни ненормальной,

ненастоящей и такой, какую хотелось бы иметь (порыв к

«лучшему» — но в соверш<енно> разном смысле) — это

противопоставление, наложение имеют с Толстым общее.

Жил, потом остановился, и прошлое осветилось новым светом («О

любви», «Расск<аз> <госпожи> NN» и пр<очее>) — тоже

по-толстовски в методе наложения, какою жила и

какою должна бы жить60, но в содержании налагаемого — совсем иное.

В философско-исторической и философско-этической проблематике

Толстой неизмеримо шире и глубже и конкретнее61 Чехова.

В определении того, чего человеку не хватает для полноты

радостной и счастливой жизни62, Чехов неизмеримо разнообразнее

и богаче, и конкретнее63 Толстого.

В связи с этими выступили (у Чехова) совсем иные душевные

подробности.

Отсюда арх<итектоника> рисунка:

Сюжеты: события и ситуации, обнажающие моральную

настроенность, моральные конфликты. <...>

У Чехова — события и ситуации, обнажающие тоску о счастье,

чувство не моральной удовл<етворённости>,

а общей неполноты: изнутри — то, о чём сожалеет («Гусев»

«На подводе» и др<угие>

«Чайка» и др<угие>).

Т<олст>ой с т<очки> зр<ения> моральных поисков, морального

беспокойства, моральной неустроенности и неудовлетворённости. Чехов

— с т<очки> зр<ения> счастья (в субъект<ивных> искан<иях>) — устроен

внутр<енне>64 или неустроен и что ему не хватает

для счастья, что ему мешает жить, чего ему хочется, о чём томится, чтобы

быть счастливым.

«Скуч<ная> ист<ория>» — с т<очки> зр<ения> утраты

внутр<еннего> удовлетворения, личная слабость, несост<оятельность>

перед жизнью.

Ср<авнить> «Чайка».

Центры:

Т<олст>ой застаёт, когда пробужд<ается> моральн<ое> беспокойство.

Чехов застаёт человека в моменты ощущений, что ему

чего-то не хватает для счастья («На подводе», «Степь» и др<угие>).

Моральное совершенство для него не единственный

критерий счастья (ценности) жизни, а привходящий.

Это у Чехова не отсутствует, но не является исчерпывающим,

не превращено в самоцель.

Цель — счастье, и счастье не мор<альное>

совершенство само по себе, а во всех радостях жизни,

наполненности дух<овными> радостями, духовн<ое>

богатство, дух<овное> изящество, широта и красота жизни.

* * *

X.

— Ощущение неустроенности жизни. Жизнь

предст<аёт> уродливой, ненужной, лишённой радости.

А внутри тоскующее, желающее, но не находящее

выхода и удовлетворения

«Свирель», «Счастье», «Почта», «Степь»65,

далее эта линия: пьесы. «На подводе» 189766 и др<угие>.

— В этой перспективе в раннем творчестве — тема интеллигенции.

Состояние неустроенности, прострации,

душевной обессиленности

Чехов стремится объяснить природу мрачного взгляда на жизнь,

природу пессимистических настроений67.

Объясняет это усталостью, надорванностью.

Следов<ательно>, трудностью жизни (от её неустроенности) и отсутств<ием> идеи. «Иванов». «Скучная история»68.

Далее: у них стремление отгородиться69

от жизни, отмахнуться, отказаться

от всяких пустых побуждений.

— Отгородиться и заслониться всякими теориями,

подходящими для ленивых и эгоистич<ных> стремлений

«Рассказ неизв<естного> человека» — Орлов

«Пал<ата> № 6» — Рагин

Когда одолевает, обступает мелочность и пошлость как что-то непобедимое и в самом засыпает всё

«Ионыч»

Рядом откровенные пошляки, в которых иного ничего нет,

прямо идут туда — «Крыжовник»70

Чехов требует морального, действенного вмешательства в жизнь

«Моя жизнь»71

— Далее — крестьяне «Мужики»72.

* * *

XI.

«Чайка»73

— Подход к человеку — самочувствие, жизненный74 тонус.

— Находит: человек недоволен, в конфликте.

— Конфликт: не на данный случай. Случай этот,

который описывается, — выражение длительного75

состояния, присуще герою и раньше, и после.

«Мелюзга» — так; «Мечты» — так; «Почта» — т<ак>; «Ванька» — т<ак>;

«Счастье» — т<ак>; «Степь» — т<ак>; «Красавицы», «Гусев»,

«Весной», «Бабы», «Бабье царство». Сюда же — страдающая любовь:

«Егерь»,

«Верочка», «Поцелуй»,

«Рассказ <госпожи> NN»

— В конфликте страдает кроткая возвышенная поэтич<еская> сторона.

— Кто виноват. Не прямой виновник, а сила обстоятельств.

— Соответств<ие> этому в «Чайке»:

— Писат<ельски>-арт<истический> мир — со стороны самочувствия.

— И здесь — нет счастья. И здесь будни, и здесь нерадостная,

своя — тяжёлая антипоэтическая сторона.

Рознь, свой холод, своя отчуждённость.

Новая мысль — Неотвратимость трудной стороны жизни

Быть готовым —

Терпеть — во имя, ради...

Тем самым «Чайка»76 сливается ещё с одной стороной

тв<орчест>ва Чехова — тоска по идее.

Ср<авнить> «Скучная история». «Чёрный монах».

«Студент» (101—102)77.

* * *

XII.

«Счастье»

«Я издаю новый сборник своих рассказов*78.

В этом сборнике будет помещён рассказ

«Счастье», который я считаю самым

лучшим из всех своих рассказов.

Будьте добры, позвольте мне посвятить

его Вам. Этим Вы премного обяжете

мою музу. В рассказе изображается

степь: равнина, ночь, бледная заря

на востоке, стадо овец и три

человеческие фигуры, рассуждающие

о счастье».

Из письма Я.П. Полонскому

25.III.1888

Несобр<анные> письма, стр. 7579

*) Сб<орник> «Рассказы». Изд<ательство> А.С. Суворина, П<етербург>,

188880.

* * *

XIII.

О счастье81 «Расстройство компенсации».

«Гуляя одиноко по платформе (на станции...),

вспоминал, что ему 31 год, ... что ни одного дня

не прожил с удовольствием, что тяжба, больной М<ихаил> Ил<ьич>

и что в сорок и пятьдесят лет будут такие же заботы и мысли82

и пр<очее>». XII, стр. 27583

«Все эти вопросы — о поездке, сестре, жене, зяте и пр<очем>, каждый

в отдельности, быть может, решились бы очень легко и удобно,

но все они были спутаны вместе и походили на невылазное

болото, и стоило только решить какой-нибудь один, чтобы

от этого ещё пуще запутывались бы другие». 27384

(К какому году относится — неизвестно)85

Здесь же: «Посторонние звуки, прилетавшие в залу, почему-то

напомнили ему, как мало в его теперешней жизни наслаждения

и свободы, и как мелки, ничтожны и неинтересны задачи,

которые он с таким напряжением решал каждый день

от утра до ночи». 273

* * *

XIV.

Чехов86

Несоответствие реалий жизни той мечте87,

которая всегда звенит в душе человека.

Жизнь идёт не так, как хотелось бы, чтобы она

была радостной.

Что мешает?

1) Ужасы внешнего сцепления событий, капризные и

страшные выходки судьбы «Гусев»

«Егерь»

«Бабы»

«О любви»88

2) Внутренний89 драматизм Сорится по мелочам. А пока

в ожидании — отцветание человеческой души90.

Петя Трофимов91 — недавно цветущий и юный, теперь

носит очки, смешон, невзрачен, и все говорят ему:

«Отчего вы так подурнели? Отчего постарели?»

Жизненная поездка обманывает92. Всегда

что-то мешает. Что-то внутри ждёт, томится.

Человек живёт «не настоящим» —

Алёхин полюбил чужую жену...93

Учительница в деревне тоскует о настоящем 24294

Иероним на пароме95

«Три сестры»96

Характерно: почтальоны, кондукторы, интеллигенты, скотоводы для других, без своего.

А жизнь прошла, не вернёшь97 её никак98.

* * *

XV.

Рассказы о тоскующем человеке99

— «Тоска», Пет<ербургская> газ<ета> 1886, 27/I IV т.

— «Мелюзга», Оск<олки> 1885, 23/III III т.

«Почта»? «Печенег»?100

«Святою ночью», Н<овое> Вр<емя> 1886, 13/IV

«Мечты», Н<овое> Вр<емя> 1886, 15/XI; V, 144

«Ванька», Пет<ербургская> газ<ета> 1886, 25/XII, V, 198 с.

«Счастье», Н<овое> Вр<емя> 1887, 6/VI; V, с. 398 и 451

«Свирель», Н<овое> Вр<емя> 1887, 24/VIII; VI, с.

«Почта», П<етербургская> г<азета> 1887, 14/IX; VI, с.

«Степь»101

Борьба с пессимизмом102

«Иванов»103

«Огни»104

— Что мешает105

Деспотизм

Обы<ва>тельство106

Темнота

«Бабы»107

«О любви»

«Мужики»108

* * *

XVI.

Что мешает

— Деспотизм. Пришибеев

«Муж», Оск<олки> 1886, 9/VIII. т. V, с. 15

«Тяжёлые люди», Н<овое> Вр<емя>, 1886, 7/X, V, 81

«Необыкновенный», Оск<олки> 1886, 25/X, V, с. 106

«На мельнице», П<етербургская> г<азета> 1886, 17/XI; V, 151

«Тесс!..» (о пасеке), Оск<олки> 1886, 16/XI, т. V, 141

— Обывательство «Обыватели», П<етербургская> г<азета> 1887, 15/V;

V, 381109

* * *

XVII.

«Поцелуй»110

Что-то есть, что не укладывается в жизни и

скучает Томится.

Рябович чувствует, «что в жизни его

совершается что-то необыкновенное, глупое,

но чрезвычайно хорошее и радостное». 148111

Обыкновенный. Подбодрило112.

Рисовал её и своё счастье. 151113

Случайный поцелуй.

«Вспоминал, что в его жизни есть что-то

хорошее и тёплое».

Вода бежит. К чему, зачем?114

«И весь мир, вся жизнь показались Рябовичу

непонятной, бесцельной шуткой... А отведя глаза

от воды и взглянув на небо, он опять вспомнил, как

судьба в лице незнакомой женщины нечаянно обласкала

его, вспоминал свои летние мечты и образы, и его

жизнь показалась ему необыкновенно скучной, убогой

и бесцветной».

Не пошёл к генералу.

* * *

XVIII.

К «Чайке»115

— Противопоставл<ение> тёмной, серой жизни

Анализом установить,

как делается тёмное, серое

и как светлое

и светлой (в самой мечте,

не всегда намеренно скрытой,

а просто закрытой.

Нужен повод, чтобы поднялось)116

Порядок: от тёмного к светлому

и вновь к тёмному («Муж», «На подводе»).

На фоне серого — 1) иллюзорно ожидаемое

2) возвращ<ение> к тёмному («Поцелуй»).

Из чего состоит тёмное (будничное, привычное, серое, что оно?)

Из чего светлое (и это что?).

* * *

XIX.

«Дом с мезонином»117

— Как далека мечта от реальности.

— «Меня томило недовольство собо,

было жаль своей жизни, которая протекала

так быстро и неинтересно, и я всё думал о том, как хорошо

было бы вырвать из своей груди сердце, которое стало

у меня таким тяжёлым». 273

— Праздность, и Мисюсь в праздности.

— Сад счастливый. Праздность. Хочется, чтобы вся жизнь

была такою. 274118

— «Ей хотелось, чтобы я ввёл её в область вечного

и прекрасного, в этот высший свет, в котором, по

её мнению, я был своим человеком, и она говорила

со мной о боге, о вечной жизни, о чудесном.

И я говорил: «да, люди бессмертны, да, нас

ожидает вечная жизнь... И она верила». 275119

— Лида не ласкалась, говорила только о серьёзном. 275

— О себе: «Моя жизнь скучна, однообразна,

потому что я — художник, «странный — художник»»120

«издёрган завистью, недовольством собой,

неверием в своё дело, я всегда беден, я бродяга». 276121

— В след<едующей> главе III — столкновение —

Что же тут столкнулось?

Деловой фанатизм. Как бы ни было высоко дело,

это лишь одна сторона жизни.

Человек хочет счастья. А счастье где? —

В том, о чём мечтает художник.

Но именно только мечтает.

Сравнительно с его мечтой — её дело и деловитость122

ничтожны123.

С другой стороны, художник и сам

понимает, что его мечта, сколь бы страстно

её ни хотелось, только мечта.

Трезвая и трудная сторона жизни

неумолимо остаётся. Его подъём лишь порыв.

«Мы высшие существа.

Жить для высших целей,

а не нуждами и злобами дня,

и всякому были бы как боги.

Гений и обыденность

Преодоление трудной сторон<ы> жизни

и даже смерти124.

Природа чудесна, очаровательна,

но в ней одиноко. 282125

«Трезвое, будничное настроение

овладело мной, и мне стало стыдно всего,

что я говорил у Волчаниновых, и по-прежнему

стало скучно жить». 283

В художнике — Чехов, но не весь Чехов.

Чехов знает, что жизнь — бремя. Невыполнимость

мечты. И художник знает.

Мечтательное настроение миновало

при трезвом взгляде.

И ему стыдно.

* * *

XX.

1) «Желание служить общему благу должно непременно быть потребностью души, условием личного счастья126, если же оно проистекает не отсюда, а из теоретических или иных соображений, то оно не то».

Из Зап<исных> кн<ижек> (1891—1904) XII, стр. 7.

«Если вы будете работать для настоящего, то ваша работа выйдет

ничтожной; надо работать, имея в виду только будущее. Для настоящего

человечество будет жить только разве в раю, оно всегда жило будущим».

XII, 14

2) К любви

«То, что мы испытываем, когда бываем влюблены, быть может есть

нормальное состояние. Влюблённость указывает человеку, каким он

должен быть».

Из Зап<исных> кн<ижек> XII, стр. 8127. Ещё стр. 24.

3) «Счастье и радость жизни не в деньгах и не в любви, а в правде. Если захочешь животного счастья, то жизнь всё равно не даст тебе опьянеть и быть счастливым, а то и долго будет огорошивать тебя ударами».

Зап<исные> кн<ижки> XII, 24

«Без веры человек жить не может».

Там же, с. 28

Использовать — об успехе в письме Книп<пе>р осень. I, 103128

«Так называемая детская чистая жизненная129 радость есть животная

радость». 33

4) «Какое наслаждение уважать людей! Когда я вижу книги, мне нет дела до того, как авторы любили, играли в карты, я вижу только их изумительные дела».

Зап<исные> кн<ижки> XII, 33.

* * *

XXI.

Чехов впервые подглядел, что всем другой130

жизни хочется.

Захватывает человека в ту минуту, когда

человек находится в каком-то душевном полёте,

когда в подъёме светлого и чистого, поэтического

и невинного обстановкой ощущает,

что жизнь замусорена, искалечена, не та131

равнодушием, безучастием, деловой

сухостью, мелкими помыслами, заботой,

нуждой, тщеславием, грубостью чувств и грубостью

желаний

НКП-РСФСР
САРАТОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
имени Н.Г. Чернышевского
ПРОРЕКТОР ПО НАУЧНО-УЧЕБНОЙ ЧАСТИ

«4» июня 1945 г<ода>

Ув<ажаемый> Александр Павлович!

Григ<орий> Ал<ександрович> просит Вас сегодня зайти к нему на

квартиру, как только Вы сможете, он хотел идти к Вам, но Вас <...>.

На этом запись в прямом смысле слова обрывается.

132

Итак — в повестях и рассказах:

Человек в полёте желаний.

На фоне длительных и беспощадно-неустроенных будней.

Это одно. Жизнь в суммирующем итоге.

Другое:

Одиночество. Расходимость, рознь между

людьми. Бессильное томление о неведомом

счастье сочетается с одиночеством. Это

томление всегда одиноко, не разделимо,

у всякого по-своему. (В «Степи», напр<имер>, не понимают

поющего).

Мир желаемого различен. Узкое своё133.

Взять к этому примеров из пов<естей> и расс<казов>

и применить к «Чайке».

Начать так: Приходилось говорить о том, в чём

состоит главный жизненный драматизм, воспроизводимый

в пьесах Чехова. Хочу отметить, что этот134 драматизм принадлежит не только пьесам135 и повестям и рассказам. Отт

Литература

Литературоведы Саратовского университета. 1917—2009: Материалы к биографическому словарю / Сост. В.В. Прозоров, А.А. Гапоненков; Под ред. В.В. Прозорова. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2010. 288 с.

Новикова Н.В. А.П. Скафтымов: «Чехов и Толстой» (Постановка проблемы. Подготовительные материалы) // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. Вып. 3. Ч. II. Сентябрь 2008. С. 82—92.

Новикова Н.В. Логика сопоставительного анализа в рабочих записях А.П. Скафтымова («Чехов и Толстой») // Александр Павлович Скафтымов в русской литературной науке и культуре: статьи, публикации, воспоминания, материалы / редколл.: В.В. Прозоров (отв. ред.) [и др.]. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2010. С. 181—194.

Новикова Н.В. «Существо драматического сложения» пьесы А. Чехова «Леший» (по рукописям А. Скафтымова) // Философия Чехова: Материалы международной научной конференции. Иркутск, 2—6 июля 2011 г. / Под ред. А.С. Собенникова. Иркутск: Изд-во ИГУ 2012. С. 169—193.

Новикова Н.В. «Чайка» в черновых записях А.П. Скафтымова // Наследие А.П. Скафтымова и поэтика чеховской драматургии: Материалы Первых международных Скафтымовских чтений (Саратов, 16—18 октября 2013 г.): Коллективная монография / редкол.: В.В. Гульченко (гл. ред.) [и др.]. М.: ГЦТМ им. А.А. Бахрушина, 2014. С. 17—35.

Новикова Н.В. Из рукописей А.П. Скафтымова: ««Чайка» среди повестей и рассказов А.П. Чехова» // Наследие А.П. Скафтымова и актуальные проблемы изучения отечественной драматургии и прозы: Материалы Вторых международных Скафтымовских чтений (Саратов, 7—9 октября 2014 г.): Коллективная монография / редкол.: В.В. Гульченко (гл. ред.) [и др.]. М.: ГЦТМ им. А.А. Барушина, 2015. С. 28—48.

Скафтымов А.П. (1) [О «Чайке»] / Подгот. текста А.А. Гапоненкова, К.Е. Павловской; Примечания А.А. Гапоненкова // Филология: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Ю.Н. Борисов и В.Т. Клоков. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1998. Вып. 2. С. 154—170.

Скафтымов А.П. (2) «Чайка» среди повестей и рассказов Чехова. II / Сост., вступит. заметка, подгот. текста и примеч. А.А. Гапоненкова // Филология: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Ю.Н. Борисов и В.Т. Клоков. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1998. Вып. 2. С. 178—184.

Скафтымов А.П. К вопросу о принципах построения пьес Чехова // Скафтымов А.П. Собр. соч.: В 3 т. Т. 3 / Составители Ю.Н. Борисов и А.В. Зюзин, примеч. составила Н.В. Новикова. Самара: Изд-во «Век # 21», 2008. С. 443—481.

Чехов А.П. Затерянные произведения, неизданные письма, новые воспоминания, библиография. Под ред. М.Д. Беляева и А.С. Долинина. Труды Пушкинского Дома. Л: Атеней, 1925. 304 с.

Чехов А.П. Полн. собр. соч.: В 12 т. / Под ред. А.В. Луначарского и С.Д. Балухатого. М.; Л.: Госиздат, 1930—1933.

Примечания

Публикация, вступительная статья, примечания Н.В. Новиковой.

1. Нумерация авторская.

2. Здесь и далее, тем же карандашом, подчёркнуто в рукописи.

3. Вставка сверху: «Надо ли это «итак...»?». От подчёркнутого слова по левой стороне страницы вниз до конца — вертикальная черта простым же карандашом.

4. Зачёркнуто: «— Среди писателей 80—90-х годов тема о счастье».

5. Зачёркнуто: «о тонусе».

6. Вставка: «Тут и разница».

7. Вставка над зачёркнутым: «Неизбежность этого том<ления>».

8. Отсюда — стрелка к обведённой записи 3-го пункта.

9. Здесь и далее красными же чернилами подчёркнуто в рукописи.

10. Дата вставлена сверху.

11. Дата вставлена сверху.

12. Предложение вставлено сверху.

13. Частица пропущена.

14. Над заглавием — вставка: ««...Хотелось жаловаться...»».

15. Записи сделаны красными чернилами с одной стороны тетрадных листов в линейку, помещенных под обложку из сложенной пополам страницы с заголовком рукой А.П. Медведева (синими чернилами, столбиком, с подчёркиванием первого слова: «Заготовки цитаты выписки»).

16. Список составлен затупившимся простым карандашом, подчёркнуто им же. Все названия — без кавычек.

17. Обведены чертой дата написания этого рассказа и, в продолжение строки, — название и дата написания другого, по названию — тёзки: «1886 «Весной» 1887».

18. Вставлено чернилами.

19. Вставлено рукой А.П. Медведева, подчёркнуто простым карандашом.

20. Вставлено чернилами.

21. Обведено чернилами.

22. Обведено чернилами.

23. На четвертушке шероховатой нелинованной бумаги, начало записи — чернилами бирюзового цвета. Две трети названий — без кавычек.

24. Второе название вставлено простым карандашом.

25. Отсюда и до конца — простым карандашом.

26. У Чехова: «...против воли причиняющего своему ближнему жестокие, незаслуженные страдания».

27. Название выделено графически и обведено красным карандашом.

28. Знак вопроса в рукописи.

29. Подчёркнуто простым карандашом и далее запись ведётся им же.

30. Страница указана ошибочно: следовало «67».

31. Четверть нестандартного листа в линию, исписанная с обеих сторон, сначала бледно-бирюзовыми чернилами, потом карандашом малинового цвета.

32. Последние три названия вписаны синим карандашом.

33. Дата вписана карандашом малинового цвета.

34. Название вписано карандашом фиолетового цвета.

35. Дата вписана карандашом малинового цвета.

36. Вписано чернилами, столбиком.

37. Дата вписана карандашом малинового цвета. Далее запись ведётся только им.

38. Так в рукописи.

39. Здесь и далее подчёркнуто малиновым же карандашом.

40. На всех трёх страничках запись ведётся фиолетовыми чернилами, подчёркивания делаются ими же.

41. См.: Фридкес Л.М. Описание мемуаров о Чехове. М.; Л.: Academia, 1930. 152 с. Книга из библиотеки А.П. Скафтымова. В её тематическом указателе есть рубрика «Экскурс: Чехов и Толстой». Большинство соответствующих этой теме изданий, приведённых здесь, отмечены исследователем птичкой.

42. Поперечная черта — в рукописи.

43. См.: Чехов М.П. Антон Чехов на каникулах // Чеховский сборник. Найденные статьи и письма. Воспоминания. Критика. Библиография. М., 1929. 352 с. Издание «Общ-ва А.П. Чехова и его эпохи». Книга из библиотеки А.П. Скафтымова.

44. Из письма к М.О. Меньшикову от 15 января 1894 года. См: А.П. Чехов. Затерянные произведения, неизданные письма, новые воспоминания, библиография / Под ред. М.Д. Беляева и А.С. Долинина. Труды Пушкинского Дома. Л.: Атеней, 1925. 304 с. Книга из библиотеки А.П. Скафтымова в фондах ЗНБ СГУ

45. Приписка синим карандашом, указывает на сведения из Примечаний: о письмах А.П. Чехова А.С. Суворину, в которых идёт речь о «Чёрном монахе».

46. Вписано и подчёркнуто красным карандашом.

47. Зачёркнуто: «влиянием».

48. А.П. Скафтымов сокращённо выписывает цитату из некрологической статьи М.О. Меньшикова, на которую ссылается в предисловии к публикации писем писателя к критику М.Д. Беляев.

49. Под чертой исследователь приводит данные о публикации меньшиковских воспоминаний не по «Новому времени», как у М.Д. Беляева.

50. В письме: «Если бы он умер, то у меня в жизни образовалось бы большое пустое место».

51. Слово пропущено.

52. На полях книги около этих цитат и фрагмента со страницы 93 простым карандашом крупно отмечено: «Т<олст>ой», кроме того, цитированные строки и их окружение подчёркнуты красным карандашом.

53. Вставлено сверху.

54. Далее вставка сверху: «и в других произведениях этого времени».

55. Название зачёркнуто.

56. Запись фиолетовыми чернилами, на одной стороне тетрадного листа в клетку.

57. План — фиолетовыми чернилами, на тетрадных листах в линию, с обеих сторон, поверх лекции на тему «Жизнь и деятельность Н.Г. Чернышевского», записанной простым карандашом и расположенной «вверх ногами».

58. Здесь и далее подчёркнуто чернилами.

59. «То, что» вставлено сверху.

60. Придаточная часть предложения вставлена сверху.

61. Последнее слово вставлено сверху.

62. От «для полноты...» вставлено сверху.

63. Два последних определения вставлены сверху.

64. Слово вставлено сверху.

65. Запись ведётся фиолетовыми чернилами, здесь подчёркнуто ими же.

66. Дата вставлена сверху простым карандашом.

67. До «Степи» всё подчёркнуто простым карандашом.

68. До «настроений» подчёркнуто чернилами.

69. Здесь и далее подчёркнуто простым карандашом.

70. Подчёркнуто чернилами.

71. Подчёркнуто чернилами.

72. Подчёркнуто простым карандашом.

73. Вставлено А.П. Медведевым, простым карандашом. Запись ведётся фиолетовыми чернилами. Все названия — без кавычек.

74. Слово вставлено сверху.

75. Здесь и далее подчёркнуто чернилами.

76. Подчёркнуто простым карандашом.

77. Подчёркнуто чернилами.

78. Сноска в рукописи. Запись ведётся фиолетовыми чернилами, подчёркнуто ими же, с нажимом.

79. См.: А.П. Чехов. Несобранные письма. Редакция Н.К. Пиксанова, комментарии Л.М. Фридкеса. М.; Л.: ГИЗ, 1927. Книга из библиотеки А.П. Скафтымова.

80. Впервые опубликовано: Скафтымов А.П. «Чайка» среди повестей и рассказов Чехова. II / Сост. вступит. заметка, подгот. текста и примеч. А.А. Гапоненкова // Филология: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Ю.Н. Борисов и В.Т. Клоков. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1998. Вып. 2. С. 182.

81. Подчёркнуто красным карандашом. Запись ведётся фиолетовыми чернилами.

82. Подчёркнуто фиолетовыми чернилами.

83. У Чехова: «Гуляя одиноко по платформе и слушая дачников, Яншин всякий раз почему-то вспоминал, что ему уже тридцать один год и что, начиная с двадцати четырёх лет, когда он кончил в университете, он ни одного дня не прожил с удовольствием: то тяжба с соседом из-за межи, то у жены выкидыш, то кажется, что сестра Вера несчастна, то вот Михаил Ильич болен и нужно везти его за границу; он соображал, что всё это будет продолжаться и повторяться в разных видах без конца, и что в сорок и пятьдесят лет будут такие же заботы и мысли; одним словом, из этой твёрдой скорлупы ему не выйти уже до самой смерти».

84. У Чехова: «запутались другие».

85. Пометка рукой А.П. Скафтымова: дата написания в томе отсутствует, после публикации значится: «Рассказ не закончен».

86. Четвертинка тетрадного листа. Вся запись — чёрной тушью, как и часть записей начала 1940-х годов о «Войне и мире».

87. Подчёркнуто простым карандашом.

88. Названия вписаны простым карандашом, столбиком, без кавычек.

89. Подчёркнуто тушью.

90. Подчёркнуто простым карандашом.

91. Подчёркнуто простым карандашом.

92. Подчёркнуто тушью.

93. Из рассказа «О любви».

94. Из рассказа «На подводе».

95. Из рассказа «Святою ночью».

96. Подчёркнуто простым карандашом.

97. Подчёркнуто простым карандашом.

98. Внесены уточнения и дополнения в первую публикацию отрывка: Скафтымов А.П. «Чайка» среди повестей и рассказов Чехова. II / Сост. вступит. заметка, подгот. текста и примеч. А.А. Гапоненкова // Филология: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Ю.Н. Борисов и В.Т. Клоков. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1998. Вып. 2. С. 179—180.

99. На четвертинке гладкого листа без опознавательных знаков. До «Степи» запись сделана фиолетовыми чернилами.

100. Оба названия вписаны красным карандашом, с вопросительными знаками.

101. Красным карандашом, без кавычек, так же — далее.

102. Красным карандашом, обведено синим.

103. Синим карандашом.

104. Синим карандашом, обведено красным.

105. Это и следующее — синим карандашом.

106. Это и следующее — красным карандашом.

107. Это и следующие — синим карандашом.

108. Часть записи (по «Иванов») и следующая целиком (XVI) объединены, завершены словом «Темнота» и в таком виде уже опубликованы под названием «Рассказы о тоскующем человеке»: Скафтымов А.П. «Чайка» среди повестей и рассказов Чехова. II / Сост. вступит. заметка, подгот. текста и примеч. А.А. Гапоненкова // Филология: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Ю.Н. Борисов и В.Т. Клоков. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1998. Вып. 2. С. 180.

109. Запись фиолетовыми чернилами, тем же почерком, что и предыдущая (XV) до «Степи».

110. Запись начата фиолетовыми чернилами.

111. У Чехова: «что в его жизни совершилось что-то».

112. С этой строки запись ведётся простым карандашом.

113. У Чехова: «И мысль, что он обыкновенный человек и что жизнь его обыкновенна, обрадовала и подбодрила его. Он уже смело, как хотел, рисовал её и своё счастье и ничем не стеснял своего воображения».

114. У Чехова: «Вода бежала неизвестно куда и зачем. Бежала она таким же образом и в мае; из речки в мае месяце она влилась в большую реку, из реки в море, потом испарилась, обратилась в дождь, и, быть может, она, та же самая вода, опять бежит теперь перед глазами Рябовича... К чему? Зачем?»

115. Здесь и далее подчёркивается фиолетовыми чернилами. Посередине верхней части записи ими же проведена вертикальная черта. Все названия без кавычек, кроме «Мужа».

116. Подчёркнуто красным карандашом.

117. Здесь и далее подчёркнуто фиолетовыми чернилами, которыми и ведётся запись с обеих сторон четвертинки шероховатой нелинованной бумаги.

118. У Чехова: «Когда зелёный сад, ещё влажный от росы, весь сияет от солнца и кажется счастливым, когда около дома пахнет резедой и олеандром, молодёжь только что вернулась из церкви и пьёт чай в саду, и когда все так мило одеты и веселы, и когда знаешь, что все эти здоровые, сытые, красивые люди весь длинный день ничего не будут делать, то хочется, чтобы вся жизнь была такою».

119. У Чехова: «И я, не допускавший, что я и моё воображение после смерти погибнем навеки, отвечал: «да, люди бессмертны», «да, нас ожидает вечная жизнь». А она слушала, верила и не требовала доказательств».

120. Две строки после двоеточия — вставка сверху.

121. У Чехова: «Моя жизнь скучна, тяжела, однообразна, потому что я художник, я странный человек, я издёрган с юных дней завистью, недовольством собой, неверием в своё дело, я всегда беден, я бродяга».

122. Слово вставлено сверху.

123. В правом нижнем углу пометка: «На обороте». Далее — текст согласно пометке.

124. У Чехова: «Мы высшие существа, и если бы в самом деле мы сознали всю силу человеческого гения и жили бы только для высших целей, то в конце концов мы стали бы как боги. Но этого никогда не будет — человечество выродится, и от гения не останется и следа».

125. У Чехова: «Я нравился Жене как художник, я победил её сердце своим талантом, и мне страстно хотелось писать только для неё, и я мечтал о ней, как о своей маленькой королеве, которая вместе со мною будет владеть этими деревьями, полями, туманом, зарёю, этою природой, чудесной, очаровательной, но среди которой я до сих пор чувствовал себя безнадёжно одиноким и ненужным».

126. На всех четвертинках одной и той же официальной бумаги записи ведутся фиолетовыми чернилами, подчёркивания — ими же, в этом случае — волнистой линией.

127. Страница указана ошибочно: следовало «12».

128. Вставка («Использовать...») простым карандашом. Имеется в виду следующее место письма А.П. Чехова к О.Л. Книппер от 1 ноября 1899 года из Ялты: «<...> раз навсегда надо оставить попечение об успехах и неуспехах. Пусть это Вас не касается. Ваше дело работать исподволь, изо дня в день, втихомолочку, быть готовым к ошибкам, которые неизбежны, к неудачам, одним словом гнуть свою актрисичью линию, а вызовы пусть считают другие. Писать или играть и сознавать в это время, что делаешь не то, что нужно, — это так обыкновенно, а для начинающих так полезно!» // Переписка А.П. Чехова и О.Л. Книппер: В 3 т. / Ред. и примеч. А.Б. Дермана. Т. 1. М.: Мир, 1934. С. 103. Книга из библиотеки А.П. Скафтымова в фондах ЗНБ СГУ

129. Слово вставлено сверху.

130. Запись ведётся фиолетовыми чернилами. На обороте — верхняя часть официального бланка типографской печати, на котором начало письма к А.П. Скафтымову. Рукой секретаря — просьба Григория Александровича Гуковского, тогдашнего проректора:

131. Далее зачёркнуто: «сухостью».

132. Черта, делящая страницу пополам, — в рукописи.

133. Предложение в скобках и два следующих вставлены чернилами же.

134. Далее — перпендикулярно записям, по правой кромке листочка.

135. Очевидно, пропущено «но».