К представлению дозволено 27 апреля 1889 г., № 2303.
Действующие лица:
- Прасковья Федоровна Трамбецкая — «театральная губительница», выискивает в любительских кружках женихов для своих дочерей.
- Клёпа (Клеопатра), Лика (Лидия) — ее дочери.
- Веньяминов, Погуляев — обеспеченные молодые люди, «любители», недавние знакомые Трамбецких по любительскому кружку.
- Горничная.
Действие в квартире Трамбецкой.
Гостиная у Трамбецких. Мягкая мебель, цветы, картины. В углу, на пьедестале, статуэтка Амура. Три двери: средняя, «входная», и две боковых. При поднятии занавеса Трамбецкая и Клёпа стоят посреди сцены в театральных позах.
Явление I
Трамбецкая и Клёпа.
Клёпа (декламирует):
«Уж носятся сомнительные слухи,
Уж новизна сменяет новизну;
А Годунов свои приемлет меры...»
(Мрачно озирается.)
Трамбецкая (аплодирует). Браво, Клёпа, браво!.. Превосходно!.. Поза, жест, мимика — все очень, очень хорошо!!
Клёпа. Merçi, maman.
Трамбецкая. Только смотри, не упусти, что я тебе говорила... Помни, дочь моя, что «репетиция на дому», наедине с молодым человеком — это чистый клад для незамужней женщины. Надо быть пошлой дурой, чтобы не воспользоваться таким счастливым случаем. Ты, разумеется, понимаешь, в чем дело?
Клёпа. Понимаю, maman.
Трамбецкая. Я потому и выбрала в «Борисе Годунове» сцену у фонтана, что это самое подходящее место в твоем положении. Ты ведь знаешь, что мой первый зять Бачманов сделал предложение моей Соне именно в этой же самой сцене. Хотя я и не особенная поклонница поэзии, но, должна признаться, в этом отношении очень много обязана Пушкину. Надеюсь, что ты сумеешь попасть в тон не хуже моей Сони?
Клёпа. Постараюсь, maman.
Трамбецкая. Помни же, от сегодняшней репетиции зависит твоя участь... Ну, будем продолжать... Позволь, я забыла за разговором твою реплику!
Клёпа. «А Годунов свои приемлет меры...»
Трамбецкая. Ах, да! (Декламирует с пафосом за Самозванца.)
«Что Годунов? Во власти ли Бориса
Твоя любовь, одно мое блаженство?
В глухой степи, в землянке бедной ты...
Ты заменишь мне царскую корону!
Твоя любовь...»
(Говорит.) В этом месте я тебя обнимаю... то есть не я, а он... monsieur Погуляев должен тебя обнять!
Клёпа. А если он этого не сделает? Он такой неопытный любитель.
Трамбецкая. Ты ему напомнишь... ты ему скажешь, что так надо... согласно театральным традициям.
Клёпа. Слушаю, maman. Можно продолжать?
Трамбецкая. Уж право не знаю. Если он порядочный человек, он не доведет репетиции до конца.
Клёпа. Отчего же не доведет?
Трамбецкая. Очень просто — потому, что сделает тебе предложение.
Клёпа. Вы думаете?
Трамбецкая. Ты увидишь. Впрочем, все зависит от тебя самой. Если ты будешь вести роль в том тоне, как я тебе наказала, я в успехе не сомневаюсь.
Клёпа. Все, все сделаю, как вы наказали, maman. Мне непременно хочется сделаться madame Погуляевой. Он такой покорный, такой услужливый и, вдобавок, говорят, ужасно богат.
Трамбецкая. Совсем не так ужасно, как говорят, но, во всяком случае, у него есть имение со строевым лесом и нигде не заложенное. А в наше время жених без долгов — это такая редкость, такая редкость... все равно что человек без задних мыслей!..
(Звонок в передней.)
Клёпа. Неужто уже о н? Ах, как страшно!
Трамбецкая. Не волнуйся, дитя мое, это звонок Веньяминова. Вот человек, который возмущает меня до глубины души. Ходит к нам вторую неделю и все не может найти подходящего материала для репетирования с Ликой. А еще адвокат, человек со средствами, с положением... не понимаю!
Клёпа. Он ужасно нерешителен, maman.
Трамбецкая. Какой вздор: он просто глуп! Помешался на Шекспире и выражается какими-то высокими изречениями, которых никто не понимает. Если он сегодня не будет выражаться яснее, я его устраню. Такие драматические женихи совсем не в моих видах! Займи пока его, а то я боюсь, чтоб не высказать ему сгоряча то, что думаю! А ты теперь знаешь — о чем я думаю?! (Уходит налево. В средней двери показывается Веньяминов с толстой книгой под мышкой и большим узлом, из которого торчит конец шпаги.)
Явление II
Клёпа и Веньяминов.
Клёпа (берет книгу и учит роль, как бы не замечая входящего Веньяминова).
«Часы бегут, и дорого мне время.
Я здесь тебе назначила свиданье
Не для того, чтобы...»
(Заметив Веньяминова.) Ах, Анатолий Павлович, это вы? Здравствуйте. Что это вы сегодня с каким багажом!.. это что за фолиант?
Веньяминов. Это Шекспир.
Клёпа. А узел с чем?
Веньяминов. А тут костюм Гамлета, главные принадлежности. Я без костюма совсем не могу репетировать, — Бог знает, что у меня тогда выходит. Но раз я надеваю костюм, я сейчас же вхожу в роль.
Клёпа. Наконец-таки вы решились репетировать! Как же это мне Лика ничего не говорила?
Веньяминов. Я, признаться, скрывал от Лидии Львовны. Хотел как следует приготовиться... все изучал «критику Белинского».
Клёпа. Теперь готовы?
Веньяминов. Хоть сейчас готов приступить, если Лидия Львовна дома!
Клёпа. Нет, она ушла в театральную библиотеку за новой ролью. Она сейчас придет.
Веньяминов. А как здоровье вашей матушки?
Клёпа. Благодарю вас. Она, по обыкновению, хлопочет по хозяйству.
Веньяминов. А вы, по обыкновению, все за изучением классических образцов?
Клёпа. Да, как видите. Искусство — это моя страсть, моя болезнь.
Веньяминов. И моя тоже.
Клёпа (аффектированно). Я как мотылек стремлюсь на огонек рампы, потому что вне атмосферы искусства ничего не вижу кроме прозы.
Веньяминов. «Рампа — есть предел иллюзии», — как сказал Джемс Льюис!
Клёпа. Право, если бы не maman, я бы бросила все и поступила на сцену.
Веньяминов. Я, кажется, тем кончу, несмотря на протесты моего папа, потому что адвокатская деятельность решительно мне не по сердцу... Достаточно одной судебной обстановки, чтобы убить всякую иллюзию... Прошу покорно тут вдохновиться — во фраке, в белом галстуке, с томом «Уложения о наказаниях» под мышкой! Вот если бы можно было облечься в костюм Отелло, или в какую-нибудь римскую тогу, это — другое дело: тут поневоле заговоришь не своим голосом... Нет, адвокатская деятельность положительно мешает драматической, в этом я убедился на первых же шагах...
Клёпа. Да, к сожалению, искусство требует всего человека, не позволяет мириться ни с какими уклонениями.
Веньяминов. Я вам скажу более: человек, посвятивший себя искусству, не должен даже жениться.
Клёпа. Ну, уж это крайность! (Пауза.) Извините за вопрос: разве моя сестра вам не нравится?
Веньяминов. Помилуйте, как можно, но, видите ли, Лессинг сказал... (При последних словах входит Трамбецкая.)
Явление III
Трамбецкая, Клёпа и Веньяминов.
Трамбецкая. Какой там Лессинг? Что он сказал? Здравствуйте! О чем вы тут спорите?
Клёпа. Вот Анатолий Павлович говорит, будто существует такое убеждение, что человек, посвятивший себя искусству, не должен жениться.
Трамбецкая. Какая нелепость! Да человека с подобным убеждением не примут ни в один семейный дом. И потом. Позвольте, в чем же, наконец, заключается цель искусства, как не в том, чтобы нас пленять? Ну, а раз вас пленили, брак неизбежен... Это ясно как день, тут не о чем и спорить.
Веньяминов. Вы смотрите слишком односторонне, Прасковья Федоровна; вы забываете, как высказался в этом случае Денис Дидро: «Миссия актера, — говорит он, — это величайшая миссия в мире, это...»
Трамбецкая (резко перебивая). А я вам, в качестве матери, скажу прямо, что величайшая миссия в мире — это миссия семьянина. Для того чтобы быть актером, совершенно достаточно одного желания, а для того, чтобы иметь, по нынешним временам, семью, тут нужно еще состояние... Солидное состояние, вроде как... (Сдерживаясь.) Ну да это все равно в каком роде, лишь бы было! Займемся теперь главным: решились вы, наконец, хоть что-нибудь прорепетировать с моею младшею дочерью или нет?
Веньяминов. Да, я решился... я выбрал «Гамлета». (Трамбецкая хмурится.) Вы, пожалуйста, не думайте, что я провалю... я долго к нему готовился... по Белинскому.
Трамбецкая. Гамлет!.. Знаю... Только забыла, чем кончается?
Веньяминов. Гамлет умирает...
Трамбецкая. Женатый?
Веньяминов. Нет, холостой... Он умирает на дуэли.
Трамбецкая. Я, право, не знаю, согласится ли Лика на Гамлета. Пьесы, которые кончаются так неопределенно, совсем не в характере моей дочери. Да и я сама, как мать, мало симпатизирую «незамужним» пьесам!
(Звонок.)
Клёпа. А вот и ваша Офелия.
(Вбегает Лика.)
Явление IV
Те же и Лика.
Лика (вбегая). Мамаша! Мамаша! знаешь, что я узнала... Ах, Анатолий Павлович, здравствуйте... я вас впопыхах и не заметила... (Кокетливо.) Отчего это вы вчера, милостивый государь, не изволили явиться в кружок, а?
Веньяминов. Помилуйте, я счел бы своей священной обязанностью, но... но я готовился к репетиции.
Клёпа. Анатолий Павлович говорит правду. Он решился, наконец, себя проявить.
Лика. Merçi. Это очень любезно с вашей стороны.
Трамбецкая. Только не знаю, будет ли тебе по вкусу выбор Анатолия Павловича... он выбрал Гамлета... сцену с Офелией... По-моему, это такая сухая вещь...
Веньяминов. Помилуйте, Прасковья Федоровна, совсем не сухая... Откуда вы взяли, что сухая?
Лика. Разумеется, все зависит от того, как ее играть... (Сосредоточенно задумывается.)
Веньяминов. О, я уверен, что Офелия выйдет у вас очень типична: у вас голубые глаза и белокурые волосы, — почти все, что требуется... О чем же вам думать?
Лика. Я думаю о том, что недурно было бы сделать... разрез.
Веньяминов. То есть как это разрез?
Лика. Так разрез... вот здесь, сбоку... (Указывает на юбку своего платья.) Это вышло бы очень эффектно!
Веньяминов. Но, помилуйте, Лидия Львовна, насколько известно по истории, — Офелия вовсе не была гречанкой!
Лика. Ах, история тут не при чем — это вполне дело портнихи и собственного вкуса... (Соображая.) Да, это выйдет необыкновенно эффектно! (Кротко.) Хорошо, я согласна... я на все согласна.
Трамбецкая. Она на все согласна... Вы видите, что это не девушка, а ангел! (Обнимает дочь.) Ну, рассказывай, моя стрекоза, что ты узнала?
Лика. Я только что из кружка!.. Там происходит, мама, что-то неладное: по сцене ходит пристав с хозяином дома и о чем-то таинственно шепчутся... А на лестнице — целая толпа любителей, из тех, которым не удалось до сих пор себя проявить... Иные плачут, а другие вслух бранятся, что даром внесли деньги... Как видно, наш милейший кружок доживает свои последние дни!..
Веньяминов. Вы говорите «последние»? Экая обида!.. Значит, мне теперь не удастся репетировать на подмостках?!
Трамбецкая. Вы можете репетировать без подмостков... Это решительно все равно... Истинный любитель будет репетировать в поле, в лесу, на берегу моря, где угодно... лишь бы было с кем репетировать!..
Веньяминов. Во всяком случае, вы мне позволите репетировать в костюме?.. Это меня вдохновляет!
Трамбецкая. Сделайте одолжение, если только это только вам к лицу.
Веньяминов. И вымазаться мне тоже можно?
Трамбецкая. Как вымазаться?.. Зачем вымазаться?
Веньяминов. То есть, я хотел сказать... «нагримироваться», чтоб быть Гамлетом с ног до головы!..
Трамбецкая. Нет, это будет как будто лишнее. Тем более, по ходу действия вам, вероятно, придется целоваться, а при гримировке это уж совсем неудобно.
Веньяминов (Лике). Если вы желаете, начнем репетировать?.. Я горю нетерпением.
Лика. Я тоже вся горю!
Трамбецкая. Потерпите минуту, дети мои... Сейчас должен явиться monsieur Погуляев... (Веньяминову.) Наш новый член... Вы только, пожалуйста, ничего не говорите ему о падении кружка: он слишком любит искусство, чтобы принять известие равнодушно. (Звонок.) Вот и он — легок на помине! (В сторону.) Искусство падает — надо будет принять самые энергические меры, чтобы поставить на ноги семью!!
(Входит Погуляев.)
Явление V
Трамбецкая, Клёпа, Лика, Веньяминов и Погуляев, потом горничная.
Трамбецкая. А, милейший Дмитрий Петрович, добро пожаловать! Вот позвольте вам представить — соперник по подмосткам, Анатолий Павлович Веньяминов, молодой адвокат... (Веньяминову.) Дмитрий Петрович Погуляев, черниговский помещик, тоже страстный театрал!..
Погуляев. Очень, очень приятно!
Веньяминов. Я тоже очень рад... Истинные театралы теперь такая редкость! (Отходят направо на авансцену. Трамбецкая в глубине наставляет дочерей.) Помилуйте, бросить поместье и приехать в город, чтобы подвизаться на подмостках — в наше материальное время это просто подвиг!
Погуляев. Надо вам сказать, что я питаю полнейшее отвращение к сельскому хозяйству, непреодолимое...
Веньяминов. Вероятно, такое же, как я к адвокатуре. Обелять мошенников совсем не в моей натуре — я предпочитаю громить их с подмостков.
Погуляев. А вы давно знакомы с семейством Трамбецких?
Веньяминов. Вторую неделю. Гостеприимнейшая семья... Меня здесь принимают как родного.
Погуляев. Да, превосходные люди. Я познакомился с ними только на днях, в Кружке, и уже приглашен сегодня пройти со старшей дочерью... сцену у фонтана.
Веньяминов. А я репетирую сегодня с младшей Гамлета... сцену с Офелией. Можно сказать, классическое семейство!.. И какие даровитые дочери... Вам которая нравится?
Погуляев. Мне кажется, что старшая...
Веньяминов. А мне сдается, что я неравнодушен к младшей. Но смотрите, мы пришли сюда, собственно, чтоб играть, — увлекаться в сторону не надо... «Искусство прежде всего!» — как сказал, если не ошибаюсь, Франсуа Сарсэ...
Погуляев (наивно). Да, разумеется, чтоб играть... надо прежде всего искусство!
Трамбецкая. Ну, господа, не будем терять золотого времени — приступим! (Веньяминову.) У вас по пьесе какая декорация?
Веньяминов. Зала во дворце.
Трамбецкая. Значит, вы можете репетировать в зале, вам не нужно никакой обстановки.
Веньяминов. Собственно говоря, во времена Шекспира и не было никакой обстановки, — играющие больше налегали на чувство...
Трамбецкая. Тем лучше, играйте, как во времена Шекспира — налегайте на чувство... А вы, monsieur Погуляев, потрудитесь здесь прорепетировать... Во времена Пушкина обстановкой не пренебрегали. Аннушка, Аннушка!
(Входит горничная.)
Лика (Веньяминову, который забрал с собой книгу и узел, театрально). «Здоровы ли вы, принц?»
Веньяминов (недоумевающе). Покорно вас благодарю... я здоров!
Трамбецкая. Ну, и идите себе, репетируйте на здоровье!
Лика. Принц, вашу руку?
Веньяминов. Милая Офелия!..
(Уходят направо.)
Явление VI
Трамбецкая, Клёпа, Погуляев и горничная.
Трамбецкая. Аннушка, приберите комнату.
Горничная (интимно). Для игры прибрать... как в позапрошлом году для Софьи Львовны?
Трамбецкая (вздыхая). Да, как в позапрошлом! Амура поставьте посреди... (Общими силами водружают посреди сцены пьедестал и статуэтку. Погуляеву:) Это будет заместо фонтана... Что делать, надо применяться к обстоятельствам. (Горничной.) Стол отодвиньте... Эта козетка будет вместо садовой скамьи... Цветов сколько угодно — совсем сад... Вот только нет луны... Разве это стенное блюдо... Вообразите, что это луна!.. Теперь все готово... (Горничной.) Никого не принимать! (Погуляеву и Клёпе.) Ну, репетируйте с Богом, репетируйте, я вам мешать не стану! (Уходит в среднюю дверь, подмигивая Клёпе. Горничная следует за ней.)
Явление VII
Погуляев и Клёпа.
Погуляев. Какая досада, что я не догадался захватить с собой костюма!
Клёпа. Это ничего, вы не так связаны...
(Пауза.)
Погуляев. Вы меня извините... Мне откуда выходить?
Клёпа. Вы выходите слева... А я отсюда... справа... это так по истории!..
(Становятся. Пауза. Погуляев смотрит смущенно на статую Амура, а Клёпа полуотворила дверь справа, откуда доносится завывание Веньяминова: «Умерреть — уснууть нне более!!»)
Клёпа. Что ж, начнемте?
Погуляев. Я, право, не знаю, как я начну... Я ужасно волнуюсь...
Клёпа (в сторону). Это счастливый признак. (Ему.) Иначе и быть не может, раз вы пришли на свидание... Ну-с, я жду?
Погуляев (выступает на середину сцены, откашливается и уныло протягивает): «Вот и фонтан...» (Говорит.) Нет, не так... вы меня извините, но сразу никак не попадешь в тон. (Гордо.) «Вот и фонтан...» (Говорит.) Опять не вышло!
Клёпа. Вы попробуйте произнести совсем просто... Ну, вот, как бы сказали: «а вот и я!..»
Погуляев. Merçi! (Имитирует.) «А вот и фонтан!» (Говорит.) Нет, не выходит... У меня начало никогда не выходит.
Клёпа. Так начнемте с середины, с моего выхода, а монолог пропустим. По правде говоря, эти противные монологи только затягивают действие.
Погуляев. Как пропустим? Ведь это некоторым образом Пушкин!
Клёпа. Ну, что ж такое, что Пушкин? Слава Богу, мы ведь свободные любители, а не наемные актеры, которые обязаны идти строка в строку. Да вот наш кружковский режиссер — тот всегда своими словами играет. Не далее как на масленице он играл в кружке Фамусова — и тоже своими словами.
Погуляев. И публика ничего?
Клёпа. Ничего, очень радушно принимала.
Погуляев. В таком случае приступим к действию!
Клёпа (откашливается и начинает). «Дмитрий... вы?..»
Погуляев (нараспев). «Волшебный, сладкий голос! (Подходит к Клёпе.) Ты ль, наконец?..»
Клёпа (прерывая). Что ж вы не целуете мои руки?
Погуляев. А разве это надо?
Клёпа. Обязательно. Это польская манера. Ведь вы Самозванец?
Погуляев. Ах, я совсем забыл, что я Самозванец! (Целует руки и продолжает скороговоркой, как заученный урок.)
«Тебя ли вижу я,
Одну со мной, под сенью тихой ночи?
Как медленно катился скучный день!
Как медленно заря вечерня гасла!
Как долго ждал во мраке я ночном!»
Клёпа (декламирует, перевирая и опуская слова, не имеющие прямого отношения к Погуляеву, и подчеркивая строки, идущие к делу).
«Часы бегут, и дорого мне время.
Я здесь тебе назначила свиданье
Не для того, чтоб слушать нежны речи
Любовника. Слова не нужны. Верю,
Что любишь ты, но слушай: я решилась
С твоей судьбой... соединить судьбу мою...
(Хватает его за руку.) То вправе
Я требовать, Дмитрий, одного:
Я требую, чтоб ты души своей
Мне тайные открыл теперь надежды,
Намеренья и даже опасенья,
Чтоб об руку с тобой могла я смело
Пуститься в жизнь — не с детской слепотой,
Не как раба желаний легких мужа...
Но как твоя законная супруга!»
(Пристально на него смотрит. Затем отрывисто.) Теперь вам.
Погуляев (конфузится и завирается).
«О, дай забыть хоть на единый час
Моей судьбы заботы и тревоги!
Забудь сама!.. Клёпа, зри...»
(Говорит.) Pardon! Я оговорился!
Клёпа. Ничего, это вышло у вас очень натурально.
Погуляев (запутываясь еще более).
«Клёпа, зри... О, зри... Воззри!»
(Говорит.) Забыл, как дальше. Без суфлера ужасно стеснительно идти, нет никакой нити для ума!
Клёпа. Зато какой простор для чувства! (Шепотом подсказывает.)
«О, выслушай моления любви!»
Погуляев (недослышав).
«О, выслушай меления мои!..
Дай высказать все то, чем сердце полно!
О!!...»
Клёпа. Здесь мы садимся.
Погуляев. У Пушкина этого нет!
Клёпа. Вы опять с Пушкиным!.. Надо соображаться со сценой, а не с Пушкиным. Раз написано «сердце полно» — ясно, нужен некоторый отдых. (Садятся на диван.) Я продолжаю:
«Послушай, князь; ты медлишь, а меж тем
Приверженность моя к тебе остынет;
Час от часу опасность и труды
Становятся опасней и труднее;
(Оглядывается.)
Уж носятся сомнительные слухи,
Уж новизна сменяет новизну;
А Годунов свои приемлет меры...»
(Снова тревожно оглядывается; в средних дверях показывается голова г-жи Трамбецкой.)
Погуляев (крикливо, размахивая руками).
«Что Годунов? Во власти ли Бориса
Твоя любовь, одно мое блаженство?»
Клёпа. Последний стих вырвался у вас прямо из сердца!
Погуляев (увлекаясь).
«Твоя любовь — одно мое блаженство!!..
Нет, нет! Теперь гляжу я равнодушно
На трон его, на царственную власть.
Твоя любовь... что без нее мне жизнь
И... и... и...»
(Говорит.) Опять потерял тон, — какая досада!
Клёпа. Это ничего. Как раз в этом самом месте вы меня обнимаете!
Погуляев. Кажется, этого нет в тексте?
Клёпа. Все равно, это так нужно... по ходу действия. (Погуляев нерешительно обнимает.) Вы обнимаете несколько раньше, после слов «твоя любовь», и делаете затем продолжительную паузу... И обнимаете решительнее — это польская манера!
Погуляев (совсем сбился с тона).
«Твоя любовь... твоя любовь...
Твоя... моя...»
(Обнимает и ждет реплики, склонив голову на плечо Клёпы; в эту самую минуту Трамбецкая выходит на середину сцены.)
Явление VIII
Те же и Трамбецкая.
Трамбецкая (выходя из прикрытия и простирая над ними руки). Благословляю, милые дети, благословляю!!
Погуляев (опешив). Как: «благословляю!» Зачем: «благословляю?» Разве это есть у Пушкина?!
Трамбецкая (со слезой в голосе). На что мне теперь Пушкин, — я и без Пушкина вижу, что вы друг друга любите! Целуйтесь, дети мои, не женируйтесь, — такие минуты в жизни очень редки, совсем редки! (Погуляев и Клёпа целуются.) Анатолий Павлович! Лика! Идите сюда!! Идите скорей!!!
Погуляев (освободившись из объятий Клёпы, в сторону). Переиграл!.. Непростительно переиграл!!..
(Входят Лика и Веньяминов; Веньяминов в костюме Гамлета: в плаще, в шляпе с пером и при шпаге.)
Явление IX
Трамбецкая, Лика, Клёпа, Погуляев и Веньяминов, потом горничная.
Трамбецкая. Идите же, идите! Позавидуйте на чужое счастье! Поздравьте торжествующую Марину и побежденного Самозванца! Порадуйтесь с матерью, отправляющей под венец свое предпоследнее дитя!
Лика и Веньяминов (смешавшись). Поздравляем! поздравляем!
Трамбецкая (кивая на Погуляева и Клёпу). Бесценные мои, как они счастливы! (Веньяминову.) И вам не завидно?.. Упреки совести вас не одолевают?
Веньяминов (опешив). Нет, одолевают, меня одолевают!
Трамбецкая (шутливо). Так в чем же дело? Женитесь... За невестой дело не станет...
Веньяминов (сбитый с толку). Вы знаете, в моем положении Гамлета это выйдет как-то ненатурально. По Шекспиру Гамлет умирает неженатым, а Офелия вследствие любви путается в уме.
Трамбецкая. Ну, а выходит как раз наоборот: вы путаетесь, а Офелия... О, я выпытала вчера у вашей маленькой Офелии одно признание, которое ее заставит сейчас же покраснеть!
Лика. Мамаша, зачем... ведь я вам сказала под секретом?
Трамбецкая. Никогда не надо иметь никаких секретов, моя крошка! (Веньяминову.) Не правда ли? пусть она выскажется вполне... Вы не прочь?
Веньяминов (покраснев). Я не прочь... А только выходит, что я совсем напрасно... готовился по Белинскому?!
Трамбецкая. Совершенно напрасно. У критиков одни взгляды на искусство, а у матерей — другие... (Лика, по знаку матери, склоняет голову на плечо Веньяминова.) Совсем другие!
Веньяминов (тупо). Офелия!.. О, нимфа! (Обалдевший, целуется с Ликой.)
Погуляев. Это просто удивительно, как это все вдруг... точно шутка! (Клёпа тоже склоняется и целуется с Погуляевым.)
Трамбецкая. Нет, это не шутка — сладить две свадьбы в один день. Далеко не шутка!! Ах, дети мои, если б вы только знали, что происходит в настоящую минуту в моем материнском сердце, вы бы бросились ко мне и расцеловали!.. (Лика, Клёпа, Погуляев и Веньяминов устремляются целовать Трамбецкую. Входит горничная.)
Горничная. Пожалуйте кушать... Суп подан.
Трамбецкая (растроганная). Суп? О, как кстати этот призыв! Суп — ведь это, так сказать, эмблема семейного счастья... Идемте же, дети, идемте!.. Клёпа, Лика, подите сюда — смотрите, как вы растрепались? (Оправляет в глубине туалеты дочерей.)
Веньяминов (на авансцене). Я не знаю, как я пойду обедать: у меня внезапно пропал весь аппетит!
Погуляев. У меня тоже!..
Веньяминов. Бедный Самозванец!
Погуляев. Несчастный Гамлет! (Растроганно обнимаются.)
Трамбецкая (подходя). Что это с вами такое?
Погуляев. Это с нами... от избытка чувств.
Веньяминов. Да, небольшой упадок нервов... обычный после сильной игры! (Печально совлекает с себя доспехи Гамлета.)
Трамбецкая. В таком случае пойдемте скорей... подкрепим силы... Марина... то есть Клёпа, бери под руку Дмитрия... Петровича!.. А вы, Анатолий Павлович, возьмите мою Офелию, мою Лику... мое сокровище!.. (Слезливо.) Идемте обедать... последний раз обедать!..
Погуляев и Веньяминов. Как последний раз? Отчего последний?
Трамбецкая. Последний... под крылом матери!.. Вы сами видите, как их окрылило ваше предложение?
Веньяминов (натянуто). Я придираюсь к вашим словам, чтобы послать за бутылкой шампанского. (Лике.) Я считаю долгом выпить за наше будущее...
Погуляев (грустно). А я пошлю от себя за другой... Я тоже хочу выпить! (Идут попарно налево.)
Трамбецкая (на авансцене). Они хотят выпить... Они на верху блаженства!.. Право, все это точно во сне: в один день — и две свадьбы! Вот это дело... Я понимаю!.. А все эти разные там Лессинги и Белинские — все это какие-то эмпиреи, совсем неприменимые к жизни!
Горничная (Трамбецкой, указывая на статую Амура). Их можно убрать? Игры больше не будет?
Трамбецкая. Ах, да, Амура? Уберите... хоть на чердак. Он больше не нужен. Игра кончена! (Ликующая следует за дочерьми. Горничная прибирает Амура.)
Примечания
«Артист». 1889, сентябрь. № 1. Приложения. С. 62—68.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |