Заявленная тема звучит не совсем оригинально. В замечательной книге театрального критика В.М. Гаевского «Флейта Гамлета», посвящённой театральным впечатлениям, воспоминаниям, исследованиям, рецензиям автора, есть глава «Флейта Гамлета» о любимовской постановке Пастернаковского Шекспира, — «поэтическом представлении» с Высоцким в главной роли [Гаевский 1990: 113—131]. Среди трагедийных персонажей любимовского «Гамлета» оказался нетрагический персонаж — мальчик-флейтист. Это маленький друг, безмолвный спутник-союзник: он ходит за Гамлетом, лежит где-нибудь невдалеке, наигрывая мотив, который звучит как их общая тайна.
Хорошо известна и книга Л.В. Карасёва «Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики» [Карасев 2009], в которой есть тоже ряд интересных наблюдений.
Мы рассмотрим «флейту Гамлета» в другом ракурсе.
В творчестве Чехова встречается множество упоминаний музыкальных инструментов, частота их указана в скобках: рояль (140), скрипка (108), гармоника (54), гитара (37), фортепьяно (32), пианино (31), контрабас (31), флейта (20), виолончель (17), арфа (16), свирель (14), труба (12), балалайка (10), тромбон (7), барабан (7), орган (7), дудка (6), бубен (4), фагот (4), мандолина (4), кларнет (3), фисгармония (3), рожок (3), валторна (1), кастаньеты (1). Всего в прозе, драматургии и письмах Чехова насчитывается 25 различных наименований. Такие инструменты, как рояль, фортепьяно, контрабас, виолончель, арфа, были востребованы прежде всего музыкально образованной частью общества; для другой, менее притязательной в своих музыкальных пристрастиях части публики, более привлекательны гармоника, свирель, дудка, рожок.
Флейта относится к достаточно популярному у Чехова музыкальному инструменту: 20 упоминаний в прозе и 3 — в письмах. Откуда Чехов мог так хорошо знать этот музыкальный инструмент? Конечно, ещё с Таганрога. По данным Еврейской энциклопедии, согласно переписи 1897 года, на 50 тыс. жителей Таганрога приходилось 2960 евреев; в Таганроге имелась хоральная синагога (основанная в 1850-е годы), 2 молельни, погребальное братство, возникшее в конце XVIII века [Еврейская энциклопедия 1991: 674]. Несомненно, на такое количество евреев-таганрожцев приходился не один еврейский оркестр, потому что издревле ни одна еврейская свадьба не обходилась без музыкантов. Флейта входила в описываемый неоднократно Чеховым состав еврейского оркестра. Например, в «Скрипке Ротшильда»: «...скрипка взвизгивала, у правого уха хрипел контрабас, у левого — плакала флейта, на которой играл рыжий тощий жид <...> носивший фамилию известного богача Ротшильда»; этот флейтист «даже самое весёлое умудрялся играть жалобно» [С VIII, 297—298]. Ротшильдовская флейта плакала даже тогда, когда исполнялась весёлая танцевальная мелодия! При чистоте и полноте звучания флейта очень элегична, печальна по тембру, и даже во время исполнения самых весёлых мелодий слышатся её грусть и тоска. Этот же инструмент отмечен и в еврейском оркестре в «Вишнёвом саде»:
Любовь Андреевна. <...> Словно где-то музыка.
Раев. Это наш знаменитый еврейский оркестр. Помнишь, четыре скрипки, флейта и контрабас [С XIII, 220].
И в этом эпизоде флейта не даёт уйти в веселье, плачет о невозвратно ушедшем.
Старинный инструмент, обладающий высокими техническими и звуковыми возможностями, флейта с XVIII века стала подлинно концертным инструментом. Применяется она и в оркестре, и в ансамбле, и соло. Чехов хорошо знал симфоническую оркестровую музыку по Таганрогу, где проходили гастроли видных музыкантов, устраивались камерные музыкальные вечера, был симфонический оркестр в оперном театре, часто играл в городском саду. Превосходно играл на флейте двоюродный брат писателя Алексей Долженко, музыкант-самоучка. Среди друзей Чехова был и замечательный профессиональный флейтист Александр Игнатьевич Иваненко. Чехов познакомился с ним в Москве в 1885 году, когда брат Николай Павлович привел Иваненко на журфикс. После знакомства с Иваненко Чехов стал иногда называть всякого музыканта, играющего на флейте, просто — «флейта». Так, в рассказе «Контрабас и флейта» (1885) читаем: «контрабас пил чай вприкуску, а флейта внакидку, что при общинном владении чая и сахара не могло не породить сомнений» [С IV, 191]; или в рассказе «Случай с контрабасом» (1886): «по той же дороге проходили на дачу Бибулова товарищи Смычкова, флейта Жучков и кларнет Размахайкин» [С V, 5]. На титульном листе книги «Сказки Мельпомены. Шесть рассказов А. Чехонте» (М., 1884) дарственная надпись А.П. Чехова: «Флейте А.И. Иваненко от литературного контрабаса, в день ангела. 86. IV. 10» [П XII, 145].
Не случайно флейта встречается в чеховском творчестве с самого начала 1880-х и до конца 1890-х годов. В рассказе «Корреспондент» (1882): в провинциальном оркестре пьяный флейтист роняет на «пол флейту, не смотрит в ноты и без причины смеётся» [С I, 179]. В рассказе «Два скандала» (1882): в оркестре «сфальшивила флейта и не вовремя закашлял фагот» [С I, 443]. В рассказе «Доктор» (1887): отчетливо доносятся «звуки оркестра, игравшего на дачном кругу. Слышны были не только трубы, но даже скрипки и флейта» [С VI, 311]. В «Даме с собачкой» (1899): во время встречи Гурова с Анной Сергеевной в театре «запели настраиваемые скрипки и флейта» [С X, 139].
Сказанное относится к реальному знакомству автора с флейтой, но было ещё и театральное, и литературное. Еще в юности Чехов видел в театре «Гамлета» с его знаменитой флейтой, — «Гамлет» шел на таганрогской сцене с 1844 года [Летопись жизни и творчества Чехова 2000: 26—27]; наконец, читал эту пьесу. В Таганрогской гимназической библиотеке было полное собрание сочинений Шекспира [Таганрог и Чеховы 2003: 74]. По воспоминаниям выпускника Таганрогской гимназии В.В. Зелененко, молодые люди в 1870-е и первой половине 1880-х годов «сильно увлекались Шекспиром — особенно «Гамлетом»»: гимназисты «зачитывались монологами «Гамлета», имели несколько переводов, сравнивали их и отдавали предпочтение тому или иному переводу. Монологами и отдельными фразами «Гамлета» мы пересыпали нашу речь» [Таганрог и Чеховы 2003: 97, 266]. Увлечение Шекспиром и трагедией «Гамлет», а также любительскими спектаклями нашло отражение в ранней чеховской пьесе <«Безотцовщина»>.
Монолог Гамлета с флейтой в переводе Н. Полевого включён в одноактный драматический этюд Чехова «Калхас (Лебединая песня)». Возможно, упоминаемые здесь служители сцены Егорка и Петрушка, которых призывает главный герой, носят такие имена не случайно. В статье «Театральные впечатления Чехова-гимназиста» М.Л. Семанова предположила, что они имеют отношение к таганрогским театральным ларам — бутафору и афишеру Жоржу (Жоржетти) и машинисту сцены Петрарке [Семанова 1960: 162].
В январе 1887 года в письме к М.В. Киселёвой Чехов назвал «Лебединую песню» «самой маленькой драмой во всём мире» и, сообщив о ее появлении на свет, добавил: «Драму свою писал я 1 час и 5 минут. Начал другую, но не кончил, ибо некогда» [П II, 14]. Эта другая пьеса — водевиль «Гамлет, принц датский», который Чехов собирался написать совместно с Лазаревым-Грузинским. Действие пьески должно было происходить за кулисами провинциального театра во время репетиции «Гамлета». Всё начиналось сборами на репетицию, рассказом актёра Тигрова о своих многолетних скитаниях, а закончиться должно было скандалом и общим кавардаком. Во втором действии предполагалось дать сцену из «Гамлета» [П II, 432].
Неизвестно, предполагалось ли использовать в водевиле, где «сплошная путаница», «каждая рожа <...> с характером и говорит своим языком», «непрерывное движение» [П II, 148], эпизод с Гамлетом и флейтой, но в «Лебединой песне» Светловидов вспоминает именно сцену с флейтой:
Светловидов. ...Еще что-нибудь... еще что-нибудь этакое... стариной тряхнуть... Хватим (закатывается счастливым смехом) из «Гамлета»! Ну, я начинаю... Что бы такое? А, вот что... (Играя Гамлета.) «Ах, вот и флейтщики! Подай мне твою флейту! (Никите Иванычу.) Мне кажется, будто вы слишком гоняетесь за мною».
Никита Иваныч. «Поверьте, принц, что всему причиной любовь моя к вам и усердие к королю».
Светловидов. «Я что-то не совсем это понимаю. Сыграй мне что-нибудь!»
Никита Иваныч. «Не могу, принц».
Светловидов. «Сделай одолжение!»
Никита Иваныч. «Право, не могу, принц!»
Светловидов. «Ради бога, сыграй!»
Никита Иваныч. «Да я совсем не умею играть на флейте».
Светловидов. «А это так же легко, как лгать. Возьми флейту так, губы приложи сюда, пальцы туда — и заиграет!»
Никита Иваныч. «Я вовсе не учился».
Светловидов. «Теперь суди сам: за кого ты меня принимаешь? Ты хочешь играть на душе моей, а вот не умеешь сыграть даже чего-нибудь на этой дудке. Разве я хуже, простее, нежели эта флейта? Считай меня, чем тебе угодно: ты можешь мучить меня, но не играть мною!» (Хохочет и аплодирует.) Браво! Бис! Браво! Какая тут к черту старость! Никакой старости нет, всё вздор, чепуха! Сила из всех жил бьет фонтаном, — это молодость, свежесть, жизнь! Где талант, Никитушка, там нет старости! [С XI, 213—214].
«Гамлет» был в творческом сознании Чехова, когда он работал над «Ивановым». Сопоставление чеховского «Иванова» с шекспировским «Гамлетом» встречается в ряде исследовательских работ [Елизарова 1964; Смолкин 1967; Норец 1974; Шах-Азизова 1977; Катаев 1989].
Шекспировский контекст присутствует в «Иванове» прямо и скрыто. Есть явный, чётко расставляющий акценты и выполняющий свою художественную задачу: «Я умираю от стыда при мысли, что я, здоровый, сильный человек, обратился не то в Гамлета, не то в Манфреда, не то в лишние люди... сам черт не разберет! Есть жалкие люди, которым льстит, когда их называют Гамлетами или лишними, но для меня это — позор! Это возмущает мою гордость, стыд гнетет меня, и я страдаю...» (д. 2, явл. VI) [С XII, 37]; «...ты воображаешь, что обрела во мне второго Гамлета, а, по-моему, эта моя психопатия, со всеми ее аксессуарами, может служить хорошим материалом только для смеха и больше ничего! Надо бы хохотать до упаду над моим кривляньем, а ты — караул! Спасать, совершать подвиг!» (д. 3, явл. VII) [С XII, 57—58]; «Поиграл я Гамлета, а ты возвышенную девицу — и будет с нас» (д. 4, явл. VIII) [С XII, 70]. Вторая редакция пьесы свидетельствует о том, что Чехов явно усиливал звучание «гамлетовской» темы, и даже другой — неявный, отсылочный план, призывающий читателя или зрителя внимательнее отнестись к тексту, начинает расцвечивать текст дополнительными смыслами:
Иванов (после паузы). Лишние люди, лишние слова, необходимость отвечать на глупые вопросы — все это, доктор, утомило меня до болезни (д. 1, явл. 3) [С XI, 225].
Эта реплика осталась и во второй редакции (д. 1, явл. III) без изменений [С XII, 12].
Пример предположительной гамлетовской аллюзии — реплика героини:
Анна Петровна. Я полюбила его с первого взгляда. (Смеется.) Взглянула, а меня мышеловка — хлоп! (д. 1, явл. 7, д. 1, явл. VII) [С XI, 233; С XII, 22].
Вероятно, и разговор Иванова с доктором Львовым в III действии: «Как просто и несложно... Человек такая немудреная, простая машинка... Нет, доктор, в каждом из нас слишком много колес, винтов и клапанов, чтобы мы могли судить друг об друге по первому впечатлению или по двум-трем внешним признакам. Я не понимаю вас, вы меня не понимаете, и сами мы себя не понимаем...» (д. 1, явл. 6; д. 1, явл. VI) [С XI, 265; С XII, 54, 56] — восходит к эпизоду с флейтой из «Гамлета». В 1970-е годы об этой параллели упоминал в своем спецкурсе «Драматургия Чехова» в Ленинградском университете известный исследователь творчества Чехова Г.А. Бялый (сообщено А.Г. Головачёвой); позже В.Б. Катаев обозначил этот эпизод как «вариация на гамлетовскую тему» [Катаев 1989].
Почему же в «Иванове» нет сцены с флейтой? Она есть в «Лебединой песне», где Светловидову дано сыграть в последний раз этот эпизод, он как актёр состоялся — сыграл «Гамлета» на сцене. В «Иванове» — именно «вариация», а не сам гамлетовский текст, потому что, как верно отметил В.Б. Катаев, «герой Шекспира — личность исключительного нравственного благородства и богатства, носитель великих идей. Блеск мысли, величие чувства, неотразимое обаяние ставят Гамлета в ряд немногих избранников человечества. Иванов же — «средний человек»» [Катаев 1989: 128]. Гамлета и Иванова окружают дурная молва, мышиная возня. Но путь Гамлета — от мышеловки к открытой дуэли, от мышиной возни — к открытому бою, потребность его души — смыть позор с себя и со всего, что вокруг. А Иванов сам признаёт, что он не Гамлет, «вовлеченный силой обстоятельств и складом своей мыслящей и совестливой личности в гамлетовскую ситуацию, в отличие от датского принца, — человек обыкновенный, по словам Чехова, «ничем не замечательный», типичный» [Шах-Азизова 1977: 243]. Иванову не даётся в руки гамлетовская флейта, не даётся и шекспировская цитата — только «вариация на гамлетовскую тему». Подобно Гамлету, он понимает, что человек — сложный механизм, «слишком много колес, винтов и клапанов», и в какой-то момент пытается не позволить на себе «играть» (Иванов — Боркину: «(Дрожа.) Вы играете мной?..» (д. 3, явл. 10) [С XI, 268]; «(Дрожа.) Вы играете мною?» (д. 3, явл. VIII) [С XII, 61]), но не может удержаться на этой позиции. Изменение чеховского текста во втором варианте, как нам кажется, помогает ощутить разные движения души героя — от возмущения к усталости.
При явном сходстве с шекспировским Гамлетом (на что указывали многие исследователи), Иванов всё же остаётся чеховским «русским Гамлетом», Гамлетом без флейты, или, по определению Лебедева — самоваром — «не все он стоит в холодке на полке, но, бывает, и угольки в него кладут: пш... пш... Ни к черту это сравнение не годится, но да ведь умнее не придумаешь...» (д. 3, явл. 5) [С XI, 262] — «ну, да ведь умнее не придумаешь...» (д. 3, явл. V) [С XII, 50—51].
Литература
Гаевский В.М. Флейта Гамлета // Гаевский В.М. Флейта Гамлета: Образы современного театра / Ред. С.К. Никулин. М.: В/о «Союзтеатр» СТД СССР, 1990. С. 113—131.
Еврейская энциклопедия: Свод знаний о еврействе и его культуре в прошлом и настоящем: В 16 т. СПб.: Изд-е Общества для Научных Еврейских Изданий и Издательства Брокгауз-Ефрон, [1908—1913]. Том 14. Репринт. М.: Терра, 1991. 14950 с.
Елизарова М.Е. Образ Гамлета и проблема «гамлетизма» в русской литературе конца XIX века // Филологические науки. 1964. № 1. С. 25—36.
Карасёв Л. Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики. М.: Знак, 2009. 208 с. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.telenir.net/kulturologija/fleita_gamleta_ocherk_ontologicheskoi_poyetiki/p3.php
Катаев В.Б. «Иванов»: русский Гамлет? Лишний человек? // Литературные связи Чехова. М.: Изд-во МГУ, 1989. С. 211—143.
Летопись жизни и творчества А.П. Чехова: В 5 т. Т. 1 / Сост. Л.Д. Громова-Опульская, Н.И. Гитович. М.: Наследие, 2000. 512 с.
Норец Ж.С. Иванов и Гамлет (Опыт сравнительной характеристики) // Страницы русской литературы середины XIX в. Л.: ЛГПИ, 1974. С. 160—172.
Семанова М.Л. Театральные впечатления Чехова-гимназиста // А.П. Чехов: Сб. ст. и мат-лов. Вып. 2. Литературный музей А.П. Чехова, Таганрог. Отв. ред. В. Седегов. Ростов-н/Д: Ростов. кн. изд-во, 1960. С. 157—183.
Смолкин М. Шекспир в жизни и творчестве Чехова / Шекспировский сборник. М.: ВТО, 1967. С. 72—84. Таганрог и Чеховы. Материалы к биографии А.П. Чехова. Таганрог: ООО «Издательство «Лукоморье», 2003. 732 с.
Шах-Азизова Т.К. Русский Гамлет // Чехов и его время. М.: Наука, 1977. С. 232—246.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |