Драматургия А.П. Чехова оказала значительное влияние не только на развитие театра России, стран Европы и Америки, но также воздействовала на процессы эволюции восточного театра, в частности, китайского. Если сценическое воплощение произведений А.П. Чехова как в России, так и в странах Запада изучено достаточно всесторонне, то характер освоения творчества русского драматурга в театральной культуре Востока — тема, которая не получила достаточного освещения в академической литературе. Реконструкция этапов и закономерностей исторического процесса рецепции и адаптации творчества Чехова в Китае, на наш взгляд, формирует одно из наиболее перспективных направлений чеховедения.
В современном китайском театре заметен определенный интерес к драматургии Чехова. Наблюдается большое разнообразие творческих подходов китайских режиссеров к созданию постановок по произведениям Чехова. Ведущей стала тенденция избегать реалистического прочтения творчества Чехова, в свое время традиционного для русского театра. Русские подходы, безусловно, пользуются в Китае большим уважением и неизменно привлекают к себе внимание исторической достоверностью. В то же время свое творчество китайские театральные деятели видят в ином ключе.
В связи с тем, что 2004 г. был объявлен ЮНЕСКО «Годом Чехова», в Китае прошел месячный фестиваль чеховских пьес. Широкой публике были показаны также гастрольные спектакли из Израиля и Канады. Русская версия «Вишневого сада» шла параллельно с китайской, поставленной Линь Чжаохуа при участии Цзян Вэньли. Эта постановка выдающегося представителя китайского театрального авангарда оказалась намного более успешной по сравнению с его работой 1998 г.
Линь Чжаохуа сказал: «В прошлом мы оставались только на интерпретации классики мастера с точки зрения драматической литературы, я думаю, что это время давно прошло, мы не можем вечно оставаться на уровне «какова тема Чехова», «каково настроение Чехова». Я просто передаю то, что чувствую сам; классика должна передаваться по наследству»1. Он не хочет повторять предыдущие постановки «Вишневого сада», а интерпретирует произведение в соответствии со своим собственным пониманием и чувством, сосредотачиваясь на выявлении комедийных элементов «Вишневого сада»2.
Линь считает, что в жанровом отношении «Вишневый сад» — это комедия, что соответствует замыслу автора и отличается от предыдущих режиссерских интерпретаций «Вишневого сада».
Режиссер предложил несколько идей для создания комического колорита: «Взять комика Дада на роль опустившегося помещика Пищика, а актеру, играющему Лопахина, добавить в его монологи местные китайские диалекты — харбинский и таньшаньский. В танцевальных сценах танцоры не появляются, только видны ножки, торчащие из пластиковых занавесок слева и справа от сцены, притопывающие в ритм танцевальной музыки»3. Эти элементы усиливают комедийный эффект.
Помимо акцентирования комедийных тем, в спектакле есть также смелые инновации и эксперименты по созданию пространства спектакля и его сценическому языку. В сценографии уже не отражены типичные картины русской жизни, а желтая пена и марля на потолке и на полу превращают маленький Северный театр, где идет спектакль, в холмистую, плотную подземную пещеру. Крыша настолько низкая, что лица актеров, появляющихся из-за кулис, практически не видны. Это дает возможность зрителям смотреть на персонажей сверху вниз, и в то же время пространство становится гнетущим для персонажей, отражая их основное психологическое состояние. Однако такое решение имеет тот недостаток, что звук сценического механизма часто заглушает диалог актеров и реквизиторов, когда они появляются из своих отверстий в земле. Словесное выражение приобрело уникальный стиль: «В оригинальной пьесе было много диалогов, но теперь я изменил их на прямое повествование для зрителей, что является сутью традиционного китайского искусства»4.
Новаторским является также спектакль «Чайка и другие птицы», который стал адаптацией пьесы Чехова «Чайка» и был представлен широкой публике в сентябре 2014 г. на сцене Национального центра исполнительских искусств в рамках международного театрального фестиваля в Пекине. Авторы адаптации отталкивались от высказывания самого Чехова — о том, что в его произведении мало действия, много разговоров и «пять пудов» любви. Тем не менее в китайской версии «Чайки» много не только любви и разговоров, но и действия. В спектакле задействованы все центральные персонажи чеховского оригинала: мужественный, измученный своими неуправляемыми амбициями и неразделенной любовью Константин Гаврилович Треплев (исполнитель роли — Ли Кай); его мать, актриса Ирина Николаевна Аркадина (Сунь Юэ); ее возлюбленный, недалекий, но успешный писатель Борис Алексеевич Тригорин (Хуэй Сяоли); Нина Заречная (Ван Цзинлэй), в начале пьесы наивная девочка, которая в результате приобретенного жизненного опыта становится большой актрисой, обретает крылья для творчества.
Новая постановка «Чайки» стала результатом совместного творческого проекта ирландского режиссера Гэвина Куинна, китайского продюсера Ван Чжаохуэй и китайской актрисы и писательницы Сунь Юэ5.
В одной из рецензий на новую версию чеховской пьесы было сказано: создатели спектакля «разорвали старый сценарий, подбросили его в воздух, собрали кусочки и соединили их заново в безоглядном исследовании того, что такое жизнь, как люди на самом деле не слушают друг друга и как они не очень любят говорить друг другу правду, особенно в Китае»6.
Такая адаптация, по мнению Ван Чжаохуэй, сложна для понимания, если зрители не знакомы с оригинальным текстом. Подобные мысли, внушавшие немалое беспокойство, появились еще во время национальной премьеры спектакля в Чэнду, столице провинции Сычуань, состоявшейся месяцем ранее. Тем не менее спектакль имел успех. Как признает Ван Чжаохуэй, она чувствовала, что зрители могут просто следить за развивающимся действием, — и они смогли.
Экспериментальный характер «Чайки и других птиц» поражает как по форме, так и по содержанию. Основой новаторства стало стремление создателей спектакля приблизить пьесу к реалиям китайской жизни, сделать ее более близкой и узнаваемой для китайского зрителя. Так, например, господин Сорин поет о своей жизни в стиле цюйцзюй, редкой разновидности пекинской оперы; внезапно включаются фрагменты из популярного китайского ток-шоу. Актеры, одетые в пачки и трико, напевают песню о любви китайского рокера Цуй Цзяня «Господин Красный», классику социалистов «Нефть дарю Родине!» и песню «Я не люблю понедельники» ирландской рок-группы «Boomtown Rats».
Подобную эклектику создатели объясняют влиянием текста оригинала. «Для меня это «Чайка», — сказала Ван Чжаохуэй о новой пьесе. — Чехов был одним из первых деконструктивистов, который ставил под сомнение единый нарратив обычного театра, представляя вместо этого стиль, который позволяет людям взаимодействовать, но часто вызывая чувство фрагментарности и неудовлетворенности»7. По мнению авторов постановки, она хорошо подходит для современного Китая: «Вы видите этих разгневанных молодых людей, таких, как Константин, пытающихся что-то создать, и как ему сложно, и жизнь мало что меняет... Неважно, в Пекине ли, или в Дублине, или в России люди стремятся создать новую форму, у них похожие мечты, и они испытают одинаковые разочарования»8.
В основу спектакля положена, безусловно, чеховская «Чайка». Формулировка в названии «и другие птицы» относится к различным текстам, новым и старым, которые включены в пьесу: эти вставки отражают поиск Константином новых художественных форм, нового искусства. Так, например, в спектакле появляются пятиминутные адаптации двух самых известных китайских пьес «Гроза» и «Чайхана». Зрители активно вовлекаются в действие: во время грозы они машут руками по кругу и падают на пол. Новые тексты в пьесе «Чайка и другие птицы» объединены названием «ток-шоу»: это отсылки к программам китайского телевидения и радио, посвященным разным современным темам.
Другая вставка — это фрагмент, вдохновленный популярной в Китае корейской драмой «Человек со звезды». В пьесе также присутствуют сцены, на которые повлияло китайское исполнительское искусство. Например, когда мужские персонажи веревками связывают героиню Ван Цзинлэй, бегут к зрителям, крича о том, что происходило в ее детстве, о ее воспоминаниях, связанных с отцом, а затем яростно тянут ее назад. Вскоре вариант этой постановки был показан в Дублине, и дублинская версия содержала гораздо больше сексуальности, чем китайская. Как признает Ван Чжаохуэй, в Китае недопустимо говорить о подобных вещах на сцене9. Это противоречит китайской театральной традиции.
При этом постановка «Чайки и других птиц» дает современным драматургам возможность исследовать потенциал драматического искусства Китая, понять, каким может быть или мог бы быть китайский театр. Авторы постановки по-своему обыгрывают оригинальное произведение Чехова, по-новому структурируют его. Их эксперименты с формой и языком пьесы привели к появлению нового художественного целого.
Одним из интересных вопросов, которые неизбежно возникают в ходе рассмотрения подобных экспериментальных проектов, становится вопрос о причинах сотрудничества китайских театральных деятелей с зарубежными коллегами. В этой связи Ван Чжаохуэй отмечает, что для нее совместный проект с ирландским режиссером стал ценной возможностью развивать театральные принципы, которые были бы как можно более свободными от коммерческих интересов и основывались на чистом искусстве. В результате такое сотрудничество помогает раздвинуть существующие границы китайского сценического искусства: «Если честно, есть не так уж много китайских режиссеров, с которыми мне нравится работать, — призналась Ван Чжаохуэй в интервью. — Их театральный стиль не так уж и оригинален»10.
Таким образом, современные китайские драматурги высоко оценивают творческий потенциал наследия Чехова и с большим удовольствием работают с материалом его пьес. Неослабевающий интерес к чеховской драматургии тесно связан с поиском новых средств выразительности и стремлением расширить пределы китайского театрального искусства. При постановке чеховских пьес китайские режиссеры выбирают путь преодоления реалистических тенденций, но в то же время обнажают все, даже самые неприглядные или самые сложные, реалии современной жизни.
Хочется думать, что освоение драматургии Чехова в китайском театре будет продолжаться и развиваться: в этом видится бесконечная перспектива возможностей и будущих творческих открытий.
Литература
Лю Вэньфэй. Два «Вишневых сада» // Чтение. 2004. № 12. С. 12—17.
Tatlow, Didi Kirsten. Chekhov's The Seagull, Adapted and Updated for Beijing. Sinosphere. Dispatches From China. 4.09.2014. URL: https://archive.nytimes.com/sinosphere.blogs.nytimes.com/2014/09/04/chekhovs-the-seagull-adapted-and-updated-for-beijing/ (accessed: 05.11.2022).
Jian, Dong. (2007). Withering of the spirit of contemporary Chinese drama. Frontiers of Literary Studies in China 1, 4, 571—580. Available From: Brill. URL: https://doi.org/10.1007/s11702-007-0027-1 (accessed: 02.07.2023).
Примечания
1. Лю Вэньфэй. Два «Вишневых сада» // Чтение. 2004. № 12. С. 13.
2. Jian, D. (2007). Withering of the spirit of contemporary Chinese drama. Frontiers of Literary Studies in China 1, 4, 571—580. Available From: Brill. URL: https://doi.org/10.1007/s11702-007-0027-1 (accessed: 02.07.2023).
3. Лю Вэньфэй. Два «Вишневых сада». С. 15.
4. Там же. С. 16.
5. Tatlow, Didi Kirsten. Chekhov's The Seagull, Adapted and Updated for Beijing. Sinosphere. Dispatches From China. 4.09.2014. URL: https://archive.nytimes.com/sinosphere.blogs.nytimes.com/2014/09/04/chekhovs-the-seagull-adapted-and-updated-for-beijing/ (accessed: 05.11.2022).
6. Ibid.
7. Ibid.
8. Ibid.
9. Ibid.
10. Ibid.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |