Вернуться к Т.Р. Эсадзе. Чехов: Надо жить

Глава XI

В начале октября 1903 г. Горький напомнит Чехову о его обещании дать рассказ для сборника «Знание»1. Чехов к этому времени закончит «Вишневый сад» и предложит пьесу, однако сразу предупредит: «...я теперь, точно сутяга, всю мою жизнь во всем должен ссылаться на пункты. В договоре моем с Марксом пункт I) я сохраняю только право обнародования их (т. е. моих произведений) однократным напечатанием в повременных изданиях или в литературных сборниках с благотворительной целью; VIII)... обязуется он (т. е. я) уплатить Марксу неустойку в размере пяти тысяч рублей за каждый печатный лист своих произведений... в том случае, если произведений этих в собственность Марксу он не передаст, а воспользуется ими иным, чем указано в первом пункте сего договора, способом.

Стало быть, чтобы напечатать пьесу мою или рассказ, нужно, чтобы Ваш сборник был повременным изданием или литературным сборником с благотворительною целью. Имейте сие в виду и решайте сами, как быть. Пьеса моя уже в Москве, послезавтра я буду знать, пойдет она или не пойдет. Если решите, что пьеса может быть напечатана у Вас, то вытребуйте копию из Художеств[енного] театра, а потом корректуру пришлите мне в первых числах ноября, когда я буду в Москве и произведу переделки, какие потребуются»2.

Горький, на тот момент уже знакомый с пьесой и за глаза давший ей крайне негативную оценку, ответит Чехову: «Ольга Леонардовна, вероятно, уже написала Вам, что сборник будет благотворительный — 10% прибыли мы отчислим в пользу Нижегородского общества взаимопомощи учащих на постройку общежития для детей учителей. Это отчисление в счет гонорара авторам не входит»3. В тот же день Алексей Максимович напишет Пятницкому: «Ну — Чехов согласен, как я телеграфировал Вам. Хорошо ли это — увидим. Думаю, недурно. Относительно Маркса я ему напишу. А вот куда отчислим 10% прибыли, кои имеют придать сборнику необходимый для Чехова филантропический вид? Если б в пользу общества для детей учащих в Нижегородской губернии! То-то бы радость мне! И — этому учительскому о-ву»4. Когда Сборник товарищества «Знание» за 1903 год, кн. 25, в котором будет опубликован «Вишневый сад», выйдет в свет, на его титульном листе будет сообщено: «Из прибыли с настоящего сборника отчисляется: тысяча рублей — в распоряжение Литературного фонда, тысяча рублей — в распоряжение общества для доставления средств Высшим женским курсам, тысяча рублей — в распоряжение Общества для усиления средств Женского медицинского института, тысяча рублей — в распоряжение Общества взаимопомощи учителей и учительниц Нижегородской губернии на устройство общежития для детей, тысяча рублей — в распоряжение Нижегородского отдела Общества охранения народного здравия, секции гигиены, воспитания и образования на постройку детского дома и пятьсот рублей — на Немецкую народную читальню».

«Пьесу Чехова издатели сборника рассматривали как главное, самое интересное произведение, ради которого сборник будет покупать большая часть публики. Поэтому было очень важно, чтобы «Вишневый сад» не появился в издательстве Маркса, пока не будет распродан сборник»6.

В свою очередь Маркс по понятным причинам заинтересован в том, чтобы приоритет публикации «Вишневого сада» остался за его издательством: «Не пришлете ли мне рукопись новой пьесы «Вишневый сад». Весьма желал бы напечатать в «Ниве»»7. Чехов телеграфирует: «Пьеса уже отдана»8. Как мы помним, у него только один экземпляр рукописи, находящийся в МХТ, который готовит пьесу к постановке. Именно потому Чехов просит знаньевцев взять рукопись для набора у Немировича9.

В конце января, отправляя корректуру пьесы в «Знание», Чехов напишет Пятницкому: ««Простите, я немного задержал корректуру, это оттого, что уж очень много мелких ошибок, которые пришлось исправлять. <...> Если пришлете мне еще раз корректуру (в 2 или 3 экземплярах), то очень меня обяжете; удержу я ее не дольше, как на один день».

3 февраля Чехов сообщит Марксу о том, что в благотворительном сборнике «Знание» скоро выйдет пьеса «Вишневый сад». 24 февраля Маркс известит Чехова о своем намерении поместить в «Ниве» фотографии, сделанные на спектаклях «Вишневого сада» в Художественном театре.

«Причем он надеялся, что успеет это сделать до начала гастролей театра в Петербурге. Якобы только для ознакомления с пьесой составителя статьи к снимкам Маркс попросил Вл.И. Немировича-Данченко прислать ему корректурный оттиск «Вишневого сада». (Корректурные оттиски до выхода пьесы из печати Пятницкий посылал по просьбе Чехова не только сотрудникам Художественного театра, но также критикам, намеревавшимся писать о «Вишневом саде». Так, 12 февраля 1904 г. Чехов просил прислать один экземпляр «Вишневого сада» в корректурных листах в редакцию журнала «Театр и искусство» А.Р. Кугелю»10.

Немирович исполнит просьбу Маркса. Получив текст «Вишневого сада», издатель тут же распорядится набрать пьесу и отправит Чехову корректуру на просмотр. «Само собою разумеется, — напишет Маркс, — что мое издание будет выпущено только после того, как пьеса будет Вами обнародована в повременном издании или, как Вы предполагали на этот раз, в сборнике с благотворительной целью»11. Одновременно Маркс вышлет Чехову гонорар за пьесу «по тысяче рублей за лист, хотя по договору должен был уплатить только по четыреста пятьдесят рублей, и условие, т. е. акт передачи «Вишневого сада» в его полную собственность, которое Чехов должен был подписать.

18 марта Чехов выслал Марксу подписанное условие, а корректуру обещал возвратить, как только прочитает»12. В ожидании скорого выхода пьесы, Чехов сообщит В.Н. Львову13: «Вишневый сад» печатается в сборнике, издаваемом «Знанием», сборник должен выйти в свет на этих днях. Он давно уже должен бы выйти»14.

Между тем, выход «Знания» по непонятным причинам затягивался. «Эта задержка наносила Чехову материальный ущерб, так как текст пьесы оставался недоступным для провинциальных театров, и пьеса не могла быть поставлена, хотя цензурное разрешение было уже давно получено»15.

В начале апреля Чехов напишет супруге, находящейся на гастролях в Петербурге: «Отчего «Знание» с Пятницким и Горьким во главе не выпускают так долго моей пьесы? Ведь я терплю убытки, в провинции не по чем играть. Узнай, дуся, как-нибудь, и если увидишь Пятницкого (Николаевская, 4), то объясни ему, что сезон у меня пропал только благодаря отсутствию пьесы. Обещали выпустить в конце января, а теперь уже апрель. Вообще не везет мне с пьесами, говорю это не шутя»16.

«Маркс как всегда действовал гораздо оперативнее. Его очень беспокоило, что Чехов долго не возвращает корректуру»17. Чехов объяснит это тем, что у него нет ни одного экземпляра «Вишневого сада» и он не может сверить корректуру, пока не получит сборник «Знания» с напечатанной пьесой18.

Спустя неделю все задержки с изданием сборника разъяснятся сами собой.

Еще во второй половине января К.П. Пятницкий сообщит Чехову: «Набор «Вишневого сада» кончен. Отправляю Вам корректуры заказною бандеролью»19. 9 февраля, уже получив и внеся чеховские поправки, К.П. Пятницкий пошлет ему для просмотра исправленную корректуру (а также, по просьбе Чехова, четыре оттиска всех гранок). Когда листы второй книги сборника «Знание» частично поступят в брошюровочную, цензура наложит арест на нее из-за повестей Чирикова и Юшкевича20. Сообщив об этом Чехову в письме от 20 апреля, К.П. Пятницкий выразит надежду, что переговоры с цензурой скоро закончатся. Накануне, 19 апреля, он отправит Чехову готовую к выпуску верстку сборника, в тот самый день, когда А.М. Пешков прочитает гастролирующей в Петербурге труппе МХТ своих «Дачников», написанных под большим впечатлением и во славу тоски зеленой.

На завтра Книппер поделится с мужем впечатлением: «Что сказать?.. Тяжело, бесформенно, длинно, непонятно, хаотично. На всех лицах было уныние. Я старалась только, чтоб на моем не было видно тоски и скуки. Тебе я скажу, что это ужасно. Не чувствуешь ни жизни, ни людей, сплошная хлесткая ругань, проповедь. Мне было тяжело за Горького. Такое чувство, точно у льва гриву общипали. Не знаю, может быть, надо прочесть второй раз. Но общий голос, что это что-то ужасное и тоскливое и непонятное. Конст[антин] Серг[еевич] в унынии жестоком. Говорит, что если пьеса такова, как он ее понял, то Горький не стал бы читать. Очевидно, тут что-то непонятное есть. О постановке ее в таком виде и речи не может быть. Так примитивно, так неумело все сделано, точно написал это какой-то Чадра. У меня голова была как в тисках. Горький ведь хорош, пока он самобытен, стихиен, пока он рушит. Положим, и тут он оплевывает интеллигенцию, но наивно как-то. И какие это люди?! Во всяком случае, это никакое художественное произведение. Присутствовала вся труппа, Мария Федор [овна]21, конечно, со свитой из Пятницкого, Зиновия22, какого-то студента. Куда эта пьеса слабее и нелепее «Мещан»! Есть отдельные места, интересные, разговоры, но ведь из этого не слепишь пьесу. Горький носит бриллиантовое кольцо, но камнем внутрь23. Вчера говорит мне, что душиться стал. Я его пристыдила. Жалко мне его.

Как он далек от понимания настоящего искусства!

Вообще я была удручена. Обедала потом с Лужскими и Вишневским у Донона24. Все в ужасе, угнетены»25.

Примерно такими же окажутся впечатления Ивана Москвина, которыми он через силу поделится с женой: «Ты меня просила написать о горьковской пьесе, но, ей-богу, писать даже не хочется, до того не понравилось. Все только говорят какие-то пустые, но жестокие разговоры и никто ничего не делает. Вообще меня Горький удивляет, никакой любви к людям, холодный, жестокий. Ужасно досадно»26.

«Можно легко указать, что горьковская пьеса как бы предсказана в чеховском «Вишневом саде». Над вишневым садом витает идея «дачников». Лопахину она кажется спасительной, Раневской — пошлой. Категория «дачников», да и само это слово для Чеховских героев еще совершенно новое. «До сих пор в деревне были только господа и мужики, а теперь появились еще и дачники. <...> И можно сказать, дачник лет через двадцать размножится до необычайности»27, — пророчествует Лопахин.

Не прошло и года, как Горький пишет пьесу, в которой дачники уже заселили землю и стали полными хозяевами вишневого сада. Горький берет чеховских героев, чеховскую тему и договаривает ее с той ясностью и категоричностью, которые были свойственны его художественному сознанию и тысячекратно усиленные предреволюционной ситуацией. <...> В самом «Вишневом саде» горьковская поэзия, его понимание человека введены в текст драмы и оспорены. Уже отмечалось (например, в книге Б. Бялика «Драматургия Горького»), что в монологе Пети Трофимова отчетливо звучит антигорьковская нота. «Какая там гордость, — говорит Трофимов, имея в виду, очевидно, монолог Сатина, — есть ли в ней смысл, если человек физиологически устроен неважно... <...> Надо перестать восхищаться собой»28.

В «Дачниках» полемика с Чеховым развернута всесторонне и на разных уровнях. Оспорено понимание среды, способ конструирования характеров, основные чеховские «маски» и типы, финалы отдельных типичных для Чехова судеб и финалы его пьес. С противоположным знаком раскрывается человек в монологах, и совершенно иначе трактованы любовь и тема отношений мужчины и женщины. В конце концов ясно и вызывающе оспорен взгляд на положение и роль той социальной прослойки, которую Чехов описывал»29.

В самом деле, «для последних лет жизни А.П. Чехова было одинаково характерно и влечение к горьковскому творчеству, и отталкивание от него, доходившее иногда до явно несправедливого к нему отношения. Высоко оценив многое в первых повестях М. Горького и в его пьесе «Мещане», А.П. Чехов в то же время мог сказать (в письме к А.И. Сумбатову-Южину, в феврале 1903 г.): «...«Фому Гордеева» и «Трое» читать нельзя, это плохие вещи, и «Мещане», по-моему, работа гимназическая»30»31.

Впрочем, резкие оценки будут обоюдными. Б.А. Бялик называет их предвзятостью двух реалистов: «...и у Чехова и у Горького это была «предвзятость» особого рода, вызванная различием позиций писателей, различием двух типов реализма. Вот это различие глубоко понял Б.А. Бабочкин, ощутивший полемическую направленность «Дачников» против некоторых чеховских образов и мотивов. Он писал о диалоге Марьи Львовны и ее дочери Сони в третьем акте пьесы: «Все содержание слов Сони из «Дачников» спорит с финалом «Дяди Вани», вся сцена сознательно напоминает сцену из «Дядя Вани», но написана в ином ключе. Если у Чехова минор, то у Горького мажор, если у Чехова печаль, то у Горького предчувствие новой, светлой жизни»32»33. Однако именно «...в «Дачниках» острее, чем в других произведениях М. Горького, звучит полемическая нота по отношению к А.П. Чехову, — звучит острее именно потому, что здесь взята «чеховская» тема духовного кризиса интеллигенции, разрыва ее лучших представителен с мещанской средой»34.

Все это, безусловно, имеет место, за исключением природы конфликта. А она все та же, ибо чеховский реализм на самом деле вступает в конфронтацию с горьковским романтизмом.

Консолидированное впечатление художественников от «Дачников» — удручающее. Немирович в письме к Пешкову попытается разобраться в неудаче: «Автор злится. Это может быть крупным достоинством, когда предмет его злости заслуживает негодования и когда ясно, что автор любит. <...> Автор злится, говоря вообще, на то, что люди не умеют жить, боятся жизни, мельчат жизнь, суживают красоту жизни, лгут, мошенничают, грабят друг друга, прикрывают свои гнилые душонки отрепьями благородных фраз, вращаются в атмосфере бесцельного нытья, почитают то, что достойно презрения, трусят перед тем, что обвеяно свободой и силой духа».

Главную причину Владимир Иванович видит в нелюбви: «...я нахожу, что автор почти никого из своих действующих лиц не любит или, вернее, — не успел полюбить. Я говорю не о тех людях, художественными образами коих являются действующие лица пьесы. <...> Без этой любви, нежной, трогательной любви к своим художественным образам, как отца с большим, любвеобильным сердцем к своим детям, без этой любви нет художественного произведения».

Сказывается увлечение Немировича буддизмом (по примеру Льва Толстого, исключительно теоретическое): «И как буддист дорожит этим любвеобильным правилом своего Готамы35, так русский зритель дорожил каждым словом своего поэта. И когда Горький читал свою пьесу, он сам проливал слезы от напора любви к людям. И это делало его очень большим человеком, Готамой русского театра».

(Уже летом, в стремительно растущей приязни Владимира Ивановича к всепобеждающему учению Шакьямуни, новоиспеченный адепт в порыве нахлынувшего чувства напишет без пяти дней вдове Ольге Леонардовне Книппер-Чеховой так, будто день его рождения приходится не на середину декабря, а на конец июня: «И вот мне уже 45 лет! А потом будет 50. И, вероятно, я буду все такой же, если не разовьются недуги. И, может быть, легко подойдешь к тому, что смерть нисколько не будет страшна. Я становлюсь буддистом и все больше и больше верю тому, что жизнь и смерть не есть что-то различное, а все одно и то же. И в следующем нашем воплощении будет непременно лучше»36. Забегая вперед скажем, что дожидаться нового перевоплощения Владимиру Ивановичу не придется, непременно лучшее случится с ним в текущей жизни.)

Впрочем, сейчас, в апреле 1904 года, обращаясь к Алексею Максимовичу, счастливому обладателю чуткого, благородного и возвышенного сердца, мудрый Владимир Иванович по-детски недоумевает: «Что же произошло с тех пор? На кого он так обозлился, что написал пьесу, до такой степени озлобленную, что не может уже быть и речи об «уважай человека»?»37

В архиве Пешкова сохранится черновик не отосланного ответа на апрельское письмо Немировича: «Внимательно прочитав Вашу рецензию на мою пьесу мою, я усмотрел в Вашем отношении к вопросам, о которых у меня сложилось опре(деленное) неизменное мн(ение) которые мною решены вполне опр(еделенно) решены раз навсегда неизменно для меня, принципиальное разногласие. Оно неустранимо, и поэтому я не нахожу возможным дать пьесу театру, во главе которого стоите Вы»38.

Немирович еще пытается восстановить отношения: «Вы и Художественный театр должны были срастись в одно целое. Значение его, достойное Вашего имени, Вы никогда не отрицали, даже по окончании нынешнего сезона. Вы обязаны держаться этого театра и работать для него до тех пор, пока он не свернул с своей, чисто художественной, дороги или пока деятельность его не обесславлена поступками, противными Вашей душе»39.

Но в августе он уже пожалуется Книппер:

«Помните, я Вам рассказывал, что написал письмо Горькому? Спрашивал его о положении пьесы и в конце уверял, что мое отношение к нему остается неизменным.

Ответ получил приблизительно такой:

«Пьесу я решил сначала напечатать, а потом пусть ее играют все, кто хочет. А что до вашего уверения в том, что ваше отношение ко мне остается неизменным, то позволяю себе сказать вам, что мне всегда было важно и интересно мое отношение к людям, а не отношение людей ко мне. А. Пешков».

Я с трудом пережил это оскорбление»40.

К осени Владимир Иванович окончательно откажется от своей миротворческой миссии: «Через день после чтения г[осподин] Горький сказал мне, что за лето он окончит пьесу и пришлет ее мне к 15 августа, прибавив, что если бы он сам остался недоволен этой пьесой, то у него уже задумана другая, причем тут же в беглых чертах рассказал мне ее замысел... Что произошло потом, я не знаю. Кажется, г[осподин] Горький решил, что я не понял «Дачников»»41.

Алексеев «Дачникам» ужаснется: «В воскресенье к 1 часу были в театре, так как Горький читал новую пьесу. Конечно, он был с нею [Андреевой] и окружен своей свитой: Пятницкий, Зиновий — какой-то пришитый к нему студент. Он в косоворотке и (о ужас!) действительно с бриллиантовым кольцом на пальце. Все, что буду говорить дальше, это под большим секретом. Чтение оставило на всех ужасное впечатление. Казалось, что на глазах у всех гибнет большой талант. Впечатление от пьесы таково, что никто не мог понять: как Горький решился читать свое произведение не только труппе, но самому близкому другу. Пьеса настолько ужасна и наивна, что я принужден утешать себя мыслью об том, что просто мы все дураки и не поняли. Нельзя допустить, чтоб Горький мог относиться серьезно к такому произведению, каким представляется нам его детское писательство. Неужели он погиб и мы лишились автора?»42

«Талантливый, сочный писатель... — скажет Чехов с сожалением Евтихию Карпову три дня спустя после читки «Дачников» в Петербурге. — Зачем только он пьесы пишет?.. Совсем это не его дело... Хотя «На дне» очень хорошая вещь, но ведь это не драма... В повести «На дне» была бы куда лучше, полней, выпуклей... Горькому надо повести писать, а не драмы... А впрочем, он то же может сказать про меня... Какой я драматург, в самом деле...»43

Примерно тогда же, в двадцатых числах апреля Чехов получит, наконец, последнюю корректуру второго сборника «Знания» и наборный экземпляр пьесы. По нему он сверит марксову корректуру и 27 апреля отошлет Марксу44. Спустя десять дней Маркс вышлет Чехову два оттиска «Вишневого сада» в сверстанном виде с просьбой подписать листы к печати. «Вместе с тем не откажите добавить, — напишет Маркс, — для помещения впереди текста, список действующих лиц, которого в оригинале не было, а потому он не мог быть своевременно набран»45. Чехов попросит Пятницкого выслать ему первую страницу «Вишневого сада» со списком действующих лиц46.

Спустя неделю, отправляя Чехову гонорар, Пятницкий скажет: «Я так благодарен Вам и так рад, что Вы согласились отдать «Вишневый сад» в сборник «Знания» <...> Все ждут от Вас новой пьесы»47.

29 мая сборник «Знания» с «Вишневым садом» поступит в продажу, «и в тот же день Пятницкий пишет встревоженное письмо Чехову. Он просит не разрешать Марксу выпуск «Вишневого сада» до конца года: «Сборник выходит к лету. За летние месяцы разойдется мало. Рассчитываем, главным образом, на осень. Главным украшением сборника является, конечно, «Вишневый сад». Если бы Маркс выпустил его осенью, продажа сборника остановилась бы»48. Не подозревая о том, что акт передачи «Вишневого сада» в собственность Маркса уже подписан, Пятницкий просит «иметь в виду эти соображения при заключении «особого договора» с Марксом насчет «Вишневого сада»»49.

Для Чехова такой оборот дела станет полнейшей неожиданностью. «Отчего Вы не написали мне об этом раньше, по крайней мере месяц-два назад? — в растерянности спрашивает он Пятницкого. — Я бы тогда задержал у себя корректуру пьесы и не выпускал бы ее до января или дольше»50.

«Вы спрашиваете, почему мы не предупредили, что пьесу, проданную одной фирме, нельзя одновременно выпускать в другой, — переспрашивает Пятницкий. — Этот вопрос непонятен. Разве о таких вещах предупреждают? Если рассказ продан в майскую книжку «Мира божьего», нужно ли особое предупреждение, чтоб его не отдавали в майскую книжку «Образования»? Мы боялись обидеть такими предупреждениями. Самый факт покупки был предупреждением, вполне достаточным. Как бы высоко ни ценили мы данное произведение, мы не стали бы приобретать его для сборника, если бы знали, что оно одновременно будет отдано в другой сборник или в журнал, или для отдельного издания. Мы все время смотрели так: раз пьеса приобретена для сборника, это значит, она останется в нашем распоряжении, по крайней мере несколько месяцев, а потом, прежде чем передать ее Марксу, Вы спишитесь с нами. Ведь мы знали договор между Вами и Марксом, знали, что каждое новое произведение передается Вами Марксу лишь после первого издания, «по особому договору». Пока Вы сами не передали его Марксу, тот не может приступить к изданию. Вопрос об отдельном издании был всецело в Ваших руках. Вот почему мы были так уверены, что не случится ничего неожиданного, ничего, способного повредить сборнику»51.

Не видя другого выхода, Чехов обещает без промедления написать Марксу с просьбой задержать выпуск пьесы. Кажется, он еще верит в то, что Маркс исполнит его просьбу: «Корректура «Вишневого сада», мною подписанная, уже послана Вам. Я послал Вам корректуру и теперь убедительно прошу не выпускать моей пьесы в свет, пока я не кончу ее; мне хочется прибавить еще характеристику действующих лиц. И у меня договор с книжной торговлей «Знание» — не выпускать пьесы до определенного срока»52.

Но Маркс — коммерсант почище Горького с Пятницким, и ответит вежливым и твердым отказом. «2 июня Чехов получил сразу две телеграммы: одну от Горького и Пятницкого, другую от Маркса. Горький и Пятницкий просили «поставить Марксу условие не выпускать пьесу раньше конца года»53. Маркс писал: «Крайне огорчен невозможностью исполнить вашу просьбу и удивлен, что не предупредили меня своевременно. Теперь пьеса почти закончена печатанием, и поправок сделать уже нельзя. Затем о выходе пьесы помещено объявление в номере 23-м «Нивы», которого уже отпечатано около ста тысяч экземпляров, часть которых сегодня разослана. Будут поступать заказы. Отказывать в высылке объявленной книги для меня более чем неудобно, поэтому при всем желании не могу теперь ничего сделать»54. В тот же день, 2 июня, Чехов сообщит в письме текст этой телеграммы Пятницкому, а на следующий день, уезжая за границу, телеграфирует ему: «Маркс отказал. Посоветуйтесь с присяжным поверенным»55»56.

Пятницкий проконсультируется с адвокатом О.О. Грузенбергом57, и тот скажет, что «автору необходимо формально телеграфом протестовать против выпуска пьесы до конца года, иначе Маркс скажет, что действовал с согласия автора»58.

В отличие от Пятницкого Чехов не считает, что выход «Вишневого сада» в издательстве Маркса катастрофически подействует на сбыт сборника «Знания»: «...у Маркса свои покупатели, совершенно свои, у «Знания» — свои, и Маркс не причинит Вам убытка ни на один сантим»59.

Константин Петрович возразит: «Из драконовских неустоек видно, как боится он [Маркс] отдельных изданий, сколько вреда, по его мнению, могут причинить они журналу. Сборнику отдельное издание повредит больше, чем журналу. У журнала — определенный круг подписчиков; деньги с них получены в начале года. Сборник же просто не станут покупать»60. Проявляя исключительную принципиальность и дар предвидения, Пятницкий ни в одном пункте не согласится с Чеховым: «Вы предполагаете, что Маркс «издает только для театров». Но для этого достаточно 200—300 экз.; из-за них не стоило хлопотать <...> Спросите лучше у Маркса, сколько экз[емпляров] он напечатал. Цифра покажет, для кого назначается издание. Затем непонятно: почему же объявления пускаются не в театры, а в публику. Нам представляется: если Маркс пишет Вам о театрах, только о театрах, умалчивая о публике, — он едва ли искренен. Я беру эти слова назад, если Маркс даст формальную подписку в том, что до конца года ни один экз[емпляр] отдельного издания не поступит в магазины и не будет продан в публику»61. Пятницкий, правда, напрочь забудет об обещанных Чехову сроках выхода сборника — январь 1904 года. Но слова, как говорится, к делу не пришьешь. Другое дело — документ.

Не позднее 19 июня, уже находясь Баденвейлере Антон Павлович получит от Константина Петровича последнее письмо следующего содержания: «Мы с Алексеем Максимовичем просили Вас не выпускать пьесу, проданную в сборник, в другой фирме раньше конца года. Эта просьба вызывалась необходимостью. Мы не думаем о прибыли с данной книги. Но расходы должны быть покрыты: нужно вернуть стоимость бумаги и типографских работ, гонорар авторов и те отчисления в пользу разных учреждений, какие указаны в начале книги. Расходы эти, как Вы знаете, велики...

Составляя второй сборник, мы рассчитывали, что его будут покупать, главным образом, из-за «Вишневого сада»... Что же теперь вышло. Не успел второй сборник поступить в магазин, как Маркс выпускает «Вишневый сад» отдельной книгой — по 40 коп. Об этом напечатаны сотни тысяч объявлений в «Ниве» и крупных газетах. Значит, он печатал пьесу одновременно с нами — еще когда мы боролись с цензурой. Пьеса появилась в двух фирмах одновременно. Будут ли теперь покупать сборник из-за «Вишневого сада» — конечно, не будут»62.

Письмо Пятницкого произведет на Чехова удручающее впечатление: «Многоуважаемый Константин Петрович, со 2-го мая я был очень болен, все время лежал в постели, и, как теперь понимаю, я не подумал о том, о чем надлежало подумать именно мне, и потому во всей этой неприятной истории, хочешь не хочешь, большую долю вины я должен взять на себя. Убытки я могу пополнить только разве возвратом 4500 р., которые Вы получите от меня в конце июля, когда я вернусь в Россию, и принятием на свою долю тех убытков, которые издание может понести от плохой продажи. Так я решил и убедительно прошу Вас согласиться на это.

Юридически можно решить все дело только таким образом: Вы подаете на меня в суд (на что я даю Вам свое полное согласие, веря, что это нисколько не изменит наших хороших отношений); тогда я приглашаю в качестве поверенного Грузенберга, и он уж от меня ведет дело с Марксом, требуя от него пополнения убытков, которые Вы понесли и за которые я отвечаю.

Итак: или мирным порядком я уплачиваю Вам 4500 и убытки, или же дело решается судебным порядком. Я стою, конечно, за второе. Все, что бы я теперь ни писал Марксу, бесполезно. Я прекращаю с ним всякие сношения, так как считаю себя обманутым довольно мелко и глупо, да и все, что бы я ни писал ему теперь, не имело бы для него ровно никакого значения.

Простите, что я в Вашу тихую издательскую жизнь внес такое беспокойство. Что делать, у меня всегда случается что-нибудь с пьесой, и каждая моя пьеса почему-то рождается на свет со скандалом, и от своих пьес я не испытывал никогда обычного авторского, а что-то довольно странное.

Во всяком случае, Вы не волнуйтесь очень и не сердитесь; я в худшем положении, чем Вы. <...> Мне нездоровится. Крепко жму руку и остаюсь искренно Вас уважающий.

А. Чехов»63.

Он умрет в ночь с 1 на 2 июля, все персонажи продолжат жить своей особенной жизнью.

Через пять дней Горький напишет Е.П. Пешковой64: «Хорошо, удивительно хорошо то, что история с «Вишневым садом» не легла все-таки тенью на отношения А[нтона] П[авловича] к «Знанию» — за это уж я всей душой благодарю Константина Пет[ровича]. Его уму и такту я обязан тем, что он сдержал меня от резкой выходки по адресу Маркса, — выходки, которая, вероятно, задела бы и А[нтона] П[авловича]»65. Не заденет, — после смерти Чехова руководители «Знания» из каких-то особых соображений забудут о своей принципиальности и не предпримут никаких шагов против вероломного издателя Маркса.

За неделю до своего окончательного отъезда из Ялты Чехов получит из Москвы диковинное послание за подписью Владимира Ивановича Немировича-Данченко:

«Многоуважаемый Антон Павлович!

Посылаю Вам проект договора будущего Товарищества Московского Художественного театра и прошу Вас о следующем:

1) отметить те пункты, с которыми Вы не согласны;

2) указать, чего, по Вашему мнению, в этом проекте недостает;

3) известить меня до 1-го мая, согласны ли Вы в принципе вступить в будущее Товарищество и в каком размере взноса (в минимальном, в максимальном том, на какой каждый участник будет иметь право, в той сумме, какая останется от Вашего взноса по истечении срока нынешнего договора, или, наконец, в какой-нибудь определенной сумме);

4) сообщить мне совершенно конфиденциально, кого еще Вы находите нужным ввести в число участников будущего Товарищества.

Письмо, подобное данному, вместе с проектом, посылается мною всем участникам нынешнего Товарищества, а также, по соглашению моему с К.С. Алексеевым, — Бурджалову Г.С., Грибунину В.Ф. и Качалову В.И.

По получении ответов и никак не позже первых чисел мая я предлагаю устроить общее собрание для выработки окончательного проекта»66.

Письмо Немировича будет отправлено спустя три дня после ужасной читки «Дачников». В глаза бросится незнакомый почерк, вероятно, секретаря, — текст размножен на гектографе и заверен автографом Владимира Ивановича. К письму прилагается проект нового договора на пяти листах. (Исследователи обратят внимание на девственный характер листов документа, находившемся в чеховском архиве, т. е. полное отсутствие в нем каких-либо пометок.) Памятуя о том, что по действующему Уставу подобного рода документы могли исходить исключительно из канцелярии директора театра Морозова, объяснение невнимания Чехова лежит на поверхности. Так что короткий комментарий к нетронутому карандашом письму Владимира Ивановича в его эпистолярном двухтомнике выглядит как минимум странно: «4 мая Антон Павлович приехал в Москву и, очевидно, ответил на вопросы Немировича-Данченко при личном свидании»67.

О майских контактах основателей МХТ с Чеховым основным источником информации являются мемуары и письма Алексеева и Немировича.

Например, из «Моей жизни в искусстве» мы узнаем о живом интересе Антона Павловича к новым режиссерским фантазиям Константина Сергеевича: «Он очень интересовался спектаклем Метерлинка, который в то время усердно репетировался. Надо было держать его в курсе работ, показывать ему макеты декораций, объяснять мизансцены»68.

В первом томе «Жизни и творчества К.С. Станиславского» И.Н. Виноградская иллюстрирует несомненное оживление творческих контактов Чехова с МХТ следующей цитатой: «И непременно он [Чехов] хотел, чтоб мы его под музыку играли: «Какую-нибудь этакую мелодию, необыкновенную, пусть играют за сценой, — что-нибудь грустное и величественное»»69.

О.А. Радищева о ледниковом периоде отношений Чехова с художественниками и, в частности, с Алексеевым, напишет значительно скромнее: «Несмотря на разрыв с Чеховым на репетиции, Станиславский после «Вишневого сада» успел еще трижды написать ему и послать «три пакета» газетных вырезок. Ему не пришлось проводить Чехова в его последнюю поездку за границу, и он сожалел об этом. Из Любимовки он писал Чехову в Баденвейлер о страшном урагане, пронесшемся через Москву и Подмосковье, как можно писать близкому человеку. Писал он и о том, что с наслаждением перечитывает «всего Чехова», и это не из дипломатии или жалости к умирающему»70.

Остроту утраты Константин Сергеевич подтвердит в письме к жене спустя пять дней после смерти А.П.: «Внутри сидит беспрестанно одна мысль — это Чехов. Я не думал, что я так привязался к нему и что это будет для меня такая брешь в жизни»71.

Но, как известно, время лечит.

«Последняя моя встреча с Антоном Павловичем, — вспоминает К.С. Станиславский, — произошла при таких условиях. Я ему привез весною макет, последнюю его переделку. Здоровье Чехова было очень плохо. Собирались вести его за границу. ...Между прочим, он рассказал мне в этот день канву своей будущей пьесы. Муж и его друг влюблены в одну и ту же женщину. Проходит целая трагедия, перипетии которой были еще неясны тогда и самому автору. Кончается трагедия тем, что сначала муж, а затем и его друг решают отправиться в далекую экспедицию. Последний акт пьесы должен был происходить, по замыслу Чехова, на Северном полюсе. Чехову рисовался затертый льдами корабль, на котором стоят оба героя, муж и друг, смотрят в далекое пространство и оба видят, как проносится тень любимой ими обоими женщины. Так рассказывал Антон Павлович о своей будущей пьесе.

...Через несколько дней он уехал с женой в Баденвейлер...»72

В литературно-педагогических мемуарах возникнут подробности: «Сам он мечтал о новой пьесе совершенно нового для него направления. Действительно, сюжет задуманной им пьесы был как будто бы не чеховский. Судите сами: два друга, оба молодые, любят одну и ту же женщину. Общая любовь и ревность создают сложные взаимоотношения. Кончается тем, что оба они уезжают в экспедицию на Северный полюс. Декорация последнего действия изображает громадный корабль, затертый в льдах. В финале пьесы оба приятеля видят белый призрак, скользящий по снегу. Очевидно, это тень или душа скончавшейся далеко на родине любимой женщины.

Вот все, что можно было узнать от Антона Павловича о новой задуманной пьесе»73.

Ту же душещипательную арктическую историю про мужа и друга, которой словоохотливый Чехов в минуту обычной откровенности делился с Алексеевым, мы услышим и из уст Ольги Леонардовны, разве что про друга не будет ни слова, а угол зрения изменится: «В последний год жизни у Антона Павловича была мысль написать пьесу. Она была еще неясна, но он говорил мне, что герой пьесы — ученый, любит женщину, которая или не любит его, или изменяет ему, и вот этот ученый уезжает на Дальний Север. Третий акт ему представлялся именно так: стоит пароход, затертый льдами, северное сияние, ученый одиноко стоит на палубе, тишина, покой и величие ночи, и вот на фоне северного сияния он видит: проносится тень любимой женщины»74.

Согласно официальной версии событий, исходящей от летописцев МХТ Немирович в последний раз увидится с А.П. 20 мая 1904 г. Косвенно на саму встречу указывает строчка в письме Немировича Книппер: «Если бы я молился, я помолился бы за то, чтобы у Вас скорее наладилось на здоровье и Вы легко пожили в каких-нибудь хороших новых местах. Страстно хочу этого. Меня волнует несколько раз на день мысль о том, как я вас обоих оставил»75.

Однако единственная на сегодняшний день полная «Летопись жизни и творчества А.П. Чехова», для своего времени прекрасно составленная Н.И. Гитович76, свидетельствует о том, что, как минимум, никаких регулярных контактов в мае с художественниками в квартире в Леонтьевском переулке не отмечено77. В отличие от по дням расписанных посещений друзей, близких и знакомых Чехова, конкретных упоминаний о памятных встречах с режиссерами МХТ в летописи Гитович нет. Как нет и разговоров и вообще каких бы то ни было следов последующей реакции Чехова на записку Немировича. Ни единого слова.

Зато есть другое — желаемое, стойко выдаваемое за действительное, а также красноречивое молчание Чехова, которое легко соотносится с некоторыми событиями, случившими как до, так и после полученного письма с проектом нового договора.

Свидетельством посещения Чехова Алексеевым (разумеется, без даты) в книге Гитович станет все то же воспоминание Константина Сергеевича. О встрече А.П. с Немировичем в «Летописи Немировича» Л.М. Фрейдкиной существует такая запись: «Май 20. В последний раз видится с Антоном Павловичем Чеховым, который на прощание советует ему [Немировичу] обязательно писать пьесу. (Черновик письма Немировича-Данченко к Горькому, июль 1904 г. Архив Н.-Д, № 680)»78. Из того же источника мы узнаем, что Владимир Иванович приедет в Нескучное в 20-х числах мая. Следом начнется содержательная переписка с Книппер, в которой забота о здоровье Антона и мысли о буддистском перевоплощении после 50 лет будут перемежаться с муками творчества: «Писать пьесу еще не начал, конечно. Хотя не выхожу из кабинета и решительно ничем другим не занят, даже ничего не читаю. Напряженно вожусь с «материалом», как выражаются писатели. На мое желание ответьте мне, хоть мысленно, искренним пожеланием, чтоб я написал хорошую пьесу, чтоб лето у меня не пропало. И, может быть, наши обоюдные пожелания приведут нас к встрече, более счастливой, чем было расставание»79.

«Вы нужны для большой пьесы80, кроме Ярцевской81. Моя ли это будет, Горького ли, Ибсена ли, но такая пьеса необходима, без нее нет сезона»82.

Во второй половине месяца Владимир Иванович попробует даже пересказать бывшей ученице общее содержание наклевывающегося сюжета: «Пьеса укладывается в пять актов (и во втором героиня еще не показывается), но мне это не нравится, и я не знаю, что выбросить, чтобы было четыре акта. Есть еще только два лица (кроме нескольких мелких). Станиславский — муж, Вы — героиня. Ничего не понятно? Все равно прочтите Антону. Он что-нибудь скажет, какое-нибудь слово»83.

Через пять дней Немирович признается в том, что замыслов больше, чем возможностей: «Все еще кидаюсь из стороны в сторону. Вчера бросил все 4 пьесы и начал 5-ю, вернее сказать — самую первую, ту, которую пробовал писать лет 5 назад, еще до «В мечтах», и 4 года назад колебался между «Мечтами» и этой. Начал писать, написал несколько страниц. Пока увлекаюсь»84.

А еще через пять дней он встретит известие о смерти Чехова. Получив короткую телеграмму от Книппер: «Badenweiler 15, 8, 12 Anton Pawlowitsch plötzlich an Herzshwäche gestorben. Olga Tschechoff»85, и так толком ничего не написав, Немирович уедет на похороны в Москву, потом снова вернется в Нескучное, а 19 июля вместе с супругой отправится на отдых — в Ялту86.

Примечания

1. См. письмо А.М. Пешкова (М. Горького) — А.П. Чехову от 2 октября 1903 г. // ПСС. Письма. Т. 3. С. 206.

2. Из письма А.П. Чехова — А.М. Пешкову (М. Горькому) от 17 октября 1903 г. // ПСС. Т. 29. С. 277.

3. Из письма А.М. Пешкова (М. Горького) — А.П. Чехову от 20 октября 1903 г. // ПСС. Письма. Т. 3. С. 217.

4. Из письма А.М. Пешкова (М. Горького) — К.П. Пятницкому от 19 октября 1903 г. // Там же. С. 216.

5. Сборник т-ва «Знание» за 1903 год. Книга вторая. СПб., 1904.

6. Видуэцкая И.П. А.П. Чехов и его издатель А.Ф. Маркс. М., 1977. С. 60, 62.

7. Из телеграммы А.Ф. Маркса — А.П. Чехову от 24 октября 1903 г. ГБЛ, ф. 331, к. 51, ед. хр. 37д.

8. Из телеграммы А.П. Чехова — А.Ф. Марксу от 25 октября 1903 г. // ПСС. Т. 29. С. 286.

9. См. письмо А.П. Чехова — К.П. Пятницкому от 14 ноября 1903 г. // ПСС. Т. 29. С. 307.

10. Видуэцкая И.П. А.П. Чехов и его издатель А.Ф. Маркс. С. 62—63.

11. Из письма А.Ф. Маркса — А.П. Чехову от 24 февраля 1904 г. // Видуэцкая И.П. А.П. Чехов и его издатель А.Ф. Маркс. С. 63.

12. Там же.

13. Львов Василий Николаевич (1859—1907) — зоолог, эмбриолог, профессор зоологии Императорского Московского университета. Респондент Чехова.

14. Из письма А.П. Чехова — В.Н. Львову от 24 марта 1904 г. // ПСС. Т. 30. С. 71.

15. Видуэцкая И.П. А.П. Чехов и его издатель А.Ф. Маркс. С. 64.

16. Из письма А.П. Чехова — О.Л. Книппер-Чеховой от 4 апреля 1904 г. // ПСС. Т. 30. С. 78.

17. Видуэцкая И.П. А.П. Чехов и его издатель А.Ф. Маркс. С. 64.

18. См. письмо А.П. Чехова — А.Ф. Марксу от 10 апреля 1904 г. // ПСС. Т. 30. С. 82.

19. Из письма К.М. Пятницкого — А.П. Чехову от 22 января 1904 г. // Чехов А.П. ПСС. Т. 13. С. 504. Примечания.

20. Юшкевич Семён Соломонович (1868—1927) — русский писатель, драматург. Представитель так называемой «русско-еврейской литературы». Член московской литературной группы «Среда».

21. М.Ф. Андреева.

22. Пешков Зиновий Алексеевич (1884—1966) — старший брат большевика Я.М. Свердлова и крестник Пешкова. Немирович, отметив драматические и музыкальные способности юноши, рекомендовал ему постараться получить специальное музыкальное и артистическое образование. Учился в школе МХТ в сезоне 1902/03 г. на стипендию А.М. Пешкова (М. Горького).

23. Сочетание бриллиантового кольца и косоворотки шокировало тогда многих в окружении писателя.

24. Ресторан «Донон» открыт в 1849 г. предпринимателем Ж.Б. Дононом на наб. р. Мойки, 24. Был одним из самых фешенебельных ресторанов Петербурга, славился превосходной кухней, румынским оркестром и великолепным обслуживанием (все официанты — татары, объединенные в артель). В «Дононе» собирались писатели, актеры, художники, ученые.

25. Из письма О.Л. Книппер-Чеховой — А.П. Чехову от 19 апреля 1904 г. // Переписка А.П. Чехова и О.Л. Книппер. Т. 2. С. 379.

26. Из письма И.М. Москвина — Л.В. Москвиной от апреля 1904 г. ИМ, № 1127 // Актер Иван Москвин. Хрестоматия. М., 2013. Электронное издание. С. 48.

27. Чехов А.П. Вишневый сад // ПСС. Т. 13. С. 206.

28. Там же. С. 223.

29. Смелянский А.М. Тема и вариации: «Дачники» в БДТ и «театр Горького» 70-х годов // «Театр», № 6, 1979. С. 88.

30. Из письма А.П. Чехова — А.И. Сумбатову-Южину от 26 февраля 1903 г. // ПСС. Т. 29. С. 164.

31. Бялик Б.А.М. Горький — драматург. М., 1977. С. 173.

32. Бабочкин Б.А. В театре и кино. М., 1968. С. 92.

33. Бялик Б.А.М. Горький — драматург. С. 174.

34. Там же. С. 173.

35. Готама (Гаутама) Будда Ша́кьямуни (563 до н. э. — 483 до н. э.; дословно «Пробуждённый мудрец из рода Шакья (Сакья)») — духовный учитель, основатель буддизма, одной из трёх мировых религий.

36. Из письма В.И. Немировича-Данченко — О.Л. Книппер-Чеховой от 27 июня 1904 г. // ТН4. Т. 1. С. 526.

37. Из письма В.И. Немировича-Данченко — А.М. Пешкову (М. Горькому) от 19 апреля 1904 г. // Там же. С. 516.

38. Из письма А.М. Пешкова (М. Горького) — В.И. Немировича-Данченко от 20 апреля 1904 г. // ПСС. Письма. С. 74.

39. Из письма В.И. Немировича-Данченко — А.М. Пешкову (М. Горькому) конца июня 1904 г. // ТН4. Т. 1. С. 527.

40. Из письма В.И. Немировича-Данченко — О.Л. Книппер-Чеховой от 11 августа 1904 г. // Там же. С. 537—538.

41. Черновой набросок карандашом от 18 ноября 1904 г., по-видимому, предназначенный для прессы. Записная тетрадь 1904—1911 гг. // Фрейдкина Л.М. Дни и годы Вл.И. Немировича-Данченко: Летопись жизни и творчества. С. 195—196.

42. Из письма К.С. Алексеева (Станиславского) — М.П. Алексеевой (Лилиной) от 20 апреля 1904 г. // СС. Т. 7. С. 539—540.

43. Две последние встречи с Ант[оном] Павл[овичем] Чеховым Евт[тихия] П[авловича] Карпова // «Ежегодник императорских театров», 1909. Вып. V. С. 8.

44. См. письмо А.П. Чехова — А.Ф. Марксу от 27 апреля 1904 г. // ПСС. Т. 30. С. 96. Чехов держал корректуру отдельного издания «Вишневого сада» с 12 марта по 27 апреля 1904 г.

45. Из письма А.Ф. Маркса — А.П. Чехову от 7 мая 1904 г. // Видуэцкая И.П. А.П. Чехов и его издатель А.Ф. Маркс. С. 64.

46. См. письмо А.П. Чехова — К.П. Пятницкому от 18 мая 1904 г. // ПСС. Т. 30. С. 100.

47. Из письма К.П. Пятницкого — А.П. Чехову от 26 мая 1904 г. // Чехов А.П. ПСС. Т. 30. С. 352. Примечания.

48. Из письма К.П. Пятницкого — А.П. Чехову от 29 мая 1904 г. // Там же. С. 356. Примечания.

49. Видуэцкая И.П. А.П. Чехов и его издатель А.Ф. Маркс. С. 64—65.

50. Из письма А.П. Чехова — К.П. Пятницкому от 31 мая 1904 г. // ПСС. Т. 30. С. 109.

51. Из письма К.П. Пятницкого — А.П. Чехову от июня 1904 г. // Там же. С. 356. Примечания.

52. Из письма А.П. Чехова — А.Ф. Марксу от 31 мая 1904 г. // Там же. С. 110.

53. Из телеграммы А.М. Пешкова (М. Горького) и К.М. Пятницкого — А.П. Чехову от 2 июня 1904 г. // ПСС. Письма. Т. 4. С. 92.

54. Из телеграммы А.Ф. Маркса — А.П. Чехову от 2 июня 1904 г. РГБ, ф. 331, к. 51, ед. хр. 37д.

55. Телеграмма А.П. Чехова — К.П. Пятницкому от 3 июня 1904 г. // ПСС. Т. 30. С. 113.

56. Видуэцкая И.П. А.П. Чехов и его издатель А.Ф. Маркс. С. 65—66.

57. Грузенберг Оскар Осипович (Израиль Иосифович; 1866—1940) — российский юрист и общественный деятель.

58. Из телеграммы К.П. Пятницкого — А.П. Чехову от 21 июня 1904 г. РГБ, ф. 331, к. 56, ед. хр. 48а.

59. Из письма А.П. Чехова — К.П. Пятницкому от 2 июня 1904 г. // ПСС. Т. 30. С. 112.

60. Из письма К.П. Пятницкого — А.П. Чехову от июня 1904 г. // Там же. С. 357. Примечания.

61. Там же.

62. Из письма К.П. Пятницкого — А.П. Чехову от июня 1904 г. // Там же. С. 372—373. Примечания.

63. Из письма А.П. Чехова — К.П. Пятницкому от 19 июня 1904 г. // Там же. С. 127.

64. Пешкова Екатерина Павловна (урожд. Волжина; 1876—1965) — российская и советская общественная деятельница, правозащитница. Первая, а также единственная официальная жена А.М. Пешкова (М. Горького).

65. Из письма А.М. Пешкова (М. Горького) — Е.П. Пешковой от 4 (17) июля 1904 г. // ПСС. Письма. Т. 4. С. 102.

66. Из письма В.И. Немировича-Данченко — А.П. Чехову от 21 апреля 1904 г. // ТН4. Т. 1. С. 519.

67. Немирович-Данченко В.И. ИП. Т. 1. С. 562.

68. Алексеев К.С. (Станиславский). Моя жизнь в искусстве // СС. Т. 1. С. 347—348.

69. Интервью С[таниславского] / «Театральная Россия», СПб., 1905, № 18. С. 308 // Виноградская И.Н. Жизнь и творчество К.С. Станиславского. Летопись. 1863—1938. Т. 1. С. 456.

70. Радищева О.А. Станиславский и Немирович-Данченко: История театральных отношений: 1897—1908. С. 239.

71. Из письма К.С. Алексеева (Станиславского) — М.П. Алексеевой (Лилиной) от 7 июля 1904 г. // СС. Т. 7. С. 552.

72. Интервью К.С. Алексеева (Станиславского) / «Речь», 2/VII 1914 г. // Виноградская И.Н. Жизнь и творчество К.С. Станиславского. Летопись. 1863—1938. Т. 1. С. 457.

73. Алексеев К.С. (Станиславский). Моя жизнь в искусстве // СС. Т. 1. С. 348.

74. Книппер-Чехова О.Л. О А.П. Чехове // А.П. Чехов в воспоминаниях современников, 1986. С. 631.

75. Из письма В.И. Немировича-Данченко — О.Л. Книппер-Чеховой от 1 июня 1904 г. // ТН4. Т. 1. С. 521.

76. К сожалению, пока не завершенное академическое издание Института мировой литературы им. А.М. Горького обрывается на самом интересном месте: Летопись жизни и творчества А.П. Чехова. Т. 1. 1860—1888 / Сост. Л.Д. Громова-Опульская, Н.И. Гитович. М., 2000; Летопись жизни и творчества А.П. Чехова. Т. 2. 1889—1891, апрель / Сост. И.Ю. Твердохлебов. М., 2004; Летопись жизни и творчества А.П. Чехова. Т. 3. 1891, май 1894 / Сост. М.А. Соколова, И.Е. Гитович. М., 2009; Летопись жизни и творчества А.П. Чехова Т. 4. Кн. 1: 1895—1896; Кн. 2: 1897 — сентябрь 1898 / Сост. А.П. Кузичева. М., 2016.

77. См. Гитович Н.И. Летопись жизни и творчества А.П. Чехова. С. 805—810.

78. Фрейдкина Л.М. Дни и годы Вл.И. Немировича-Данченко. Летопись жизни и творчества. С. 196.

79. Из письма В.И. Немировича-Данченко — О.Л. Книппер-Чеховой от 1 июня 1904 г. // ТН4. Т. 1. С. 521.

80. «Большой пьесой» в сезоне 1904/05 г. станет сначала «Иванов», где Книппер сыграет Сарру, а затем «Привидения» Ибсена (Регина).

81. Осенью 1904 г. Немирович-Данченко поставит в МХТ пьесу П.М. Ярцева «У монастыря», написанную в импрессионистской манере, с игрой полутонов, с не бытовым звуком диалогов, передающих зыбкость внутренних состояний героев. О.Л. Книппер-Чехова исполнит роль Ольги.

82. Из письма В.И. Немировича-Данченко — О.Л. Книппер-Чеховой от 4 июня 1904 г. // ТН4. Т. 1. С. 522.

83. Из письма В.И. Немировича-Данченко — О.Л. Книппер-Чеховой от 22 июня 1904 г. // Там же. С. 523.

84. Из письма В.И. Немировича-Данченко — О.Л. Книппер-Чеховой от 27 июня 1904 г. // Там же. С. 525.

85. «Баденвейлер 15, 8, 12. Антон Павлович внезапно скончался от сердечной слабости. Ольга Чехова» (нем.). Телеграмма О.Л. Книппер-Чеховой — В.И. Немировичу-Данченко от 2 июля 1904 г. // Фрейдкина Л.М. Дни и годы Вл.И. Немировича-Данченко. Летопись жизни и творчества. С. 199.

86. См. Фрейдкина Л.М. Дни и годы Вл.И. Немировича-Данченко. Летопись жизни и творчества. С. 200.