Более всего от литературных критиков писателю досталось за повесть «Жена» (1892), которая в журнальной редакции заканчивалась призывом к равнодушию. В произведении, в котором идет речь о народном бедствии, голоде, о проблеме помощи народу, главный герой в финале говорил: «единственное наше спасение — <...> полнейшее равнодушие» (С., 7, 607). Вот как, например, прореагировал на эти слова литературный критик М. Протопопов: «В то время как тяжелое на подъем русское общество только что начинает ясно сознавать свою обязанность прийти на помощь обездоленному народу, ничего не может быть тактичнее, как пуститься уверять ее, что надо быть равнодушным»1.
Комментаторы седьмого тома ПССП А.П. Чехова суть чеховского призыва к равнодушию трактуют так: «В чеховском тексте под словом «равнодушие» понимается спокойствие, ощущение внутренней правоты «перед богом и людьми», «чистая совесть» — в противоположность беспокойству и суете виноватого, смятению в душе того, в ком «совесть нечиста»» (С., 7, 714). В этой трактовке непонятно, в чем была нечиста совесть Асорина и почему вдруг в финале повести мы видим его уже с чистой совестью.
Преувеличением выглядит мнение Н.В. Капустина: «Равнодушие, о котором идет речь, — это осознание сути бытия, его непреложных, постоянных законов»2. Асорин ничего не говорит о сути бытия, о его непреложных законах.
Чехов пропагандировал равнодушие не только в повести, но и в майских письмах 1889 года. Например, он писал Суворину: «Природа очень хорошее успокоительное средство. Она мирит, т. е. делает человека равнодушным. А на этом свете необходимо быть равнодушным. Только равнодушные люди способны ясно смотреть на вещи, быть справедливыми и работать — конечно, это относится только к умным и благородным людям; эгоисты же и пустые люди и без того достаточно равнодушны» (П., 3, 203). Отметим, что Чехов связывает равнодушие как обязательное ее условие («только равнодушные») с одной из важнейших для него этических категорий — справедливостью.
Вскоре Чехов начинает писать «Скучную историю», в которой Николай Степанович утверждает: «Говорят, что философы и истинные мудрецы равнодушны. Неправда, равнодушие — это паралич души, преждевременная смерть» (С., 7, 306). Судя по этим словам старого профессора, писатель отказался рассматривать равнодушие как качество, необходимое для нормальной жизни человека. Почему же он через почти что два года вновь призывает людей к равнодушию? Что же произошло за это время?
Чехов писал Суворину: «Постарел я не только телесно, но и душевно. Я как-то глупо оравнодушел ко всему на свете, и почему-то начало этого оравнодушения совпало с поездкой за границу. Я встаю с постели и ложусь с таким чувством, как будто у меня иссяк интерес к жизни» (П., 5, 49). Таким образом, Чеховым с весны 1891 г. владеют, по его словам, «вялость и полное равнодушие». Очевидно, что в это время писатель испытывал упадок психической деятельности.
Его жизненная ситуация в то время такова: в стране народное бедствие, крестьяне тяжело страдают, а он равнодушен к этому. В свое время А.Б. Дерман писал: «Как реагировал на голод Чехов? <...> он оказался почти что зрителем его»3.
Таким образом, победить свое равнодушие писатель не смог, а потому он вновь вернулся к идейному оправданию его.
Мы можем полагать, что прав был А.Б. Дерман, когда писал: «Дисгармония в природе Чехова состояла в том, что при уме обширном и поразительно ясном он наделен был «молчанием сердца», — слабостью чувства любви (к ближнему. — П.Д.). То, что мы называем непосредственностью чувства, было ему незнакомо»4. Вспомним и то, что А. Ахматова не любила Чехова, что крупный советский поэт Арсений Тарковский говорил: «Мне Чехов тоже не нравится — людей он не любил, потешался над ними»5. Но утверждение о том, что у Чехова был недостаток любви к людям, может быть лишь гипотезой, подтвердить или опровергнуть которую невозможно.
Что же Чехов подразумевает под равнодушием? Почему для него это не только положительное, но и необходимое для человека качество?
Обратим внимание на то, что Чехов говорит о равнодушии философов, что Николай Степанович пишет в своих записках: «истинные мудрецы равнодушны», — а мудрец — это идеал философа-стоика. Вспомним, что в конце 1880-х годов Чехов прочитал книгу Марка Аврелия «Размышления императора Марка Аврелия о том, что важно для самого себя», экземпляр которой с пометами писателя хранится в ялтинском Доме-музее Чехова, и книгу со вступительной статьей В.Г. Черткова и изречениями Эпиктета: «Римский мудрец Эпиктет. Его жизнь и учение». В этот период своей жизни Чехов увлекся философией поздних стоиков. О том, как высоко он ценил Аврелия и Эпиктета, можно судить по тому, что в «Скучной истории» Николай Степанович говорит о современных студентах, которые «охотно поддаются влиянию писателей новейшего времени, даже не лучших, но совершенно равнодушны к таким классикам, как, например, Шекспир, Марк Аврелий, Епиктет или Паскаль» (С., 7, 288).
Когда умер брат Николай, Чехов писал Суворину: «О Марк Аврелий Антонин! О Епиктет! Я знаю, что это не несчастье, а только мое мнение; я знаю, что потерять художника — значит возвратить художника, но ведь я больше Потемкин, чем философ, и решительно не способен дерзко глядеть в глаза рока, когда в душе нет этой самой дерзости» (П., 3, 189). Писатель с сожалением видел, что следовать в жизни учению стоиков у него плохо получается.
Тема «Чехов и стоики» уже становилась предметом изучения6.
К уже написанному на эту тему сделаем добавления. Вспомним, что в апреле 1889 года, то есть после чтения римских стоиков, Чехов писал Плещееву: «Буду держаться той рамки, которая ближе сердцу и уже испытана людьми посильнее и умнее меня. Рамка эта — абсолютная свобода человека, свобода от насилия, от предрассудков, невежества, черта, свобода от страстей и проч.» (П., 3, 186). И в этом высказывании отразилось, можно полагать, влияние Марка Аврелия, который писал: «Душа человека, просвещенная разумением, свободная от страстей <...> есть твердыня»7, — и против этих слов Чехов сделал в книге античного философа помету «свобода».
Аврелий не раз писал о свободе человека как об идеале жизни, а Эпиктет утверждал: «Для человека самое большое благо есть свобода»8. И мы можем предполагать, что поздние стоики оказали влияние на Чехова в деле выработки писателем идеала свободы. Еще раз процитируем писателя, в 1888 г. он писал Плещееву: «Мое святая святых — это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновение, любовь и абсолютнейшая свобода, свобода от силы и лжи, в чем бы последние две ни выражались» (П., 3, 11).
В рассматриваемый нами период жизни Чехов не раз говорил о справедливости. Например, в 1890 г. он возмущался в письме Суворину: «Как мало в нас справедливости и смирения, как дурно понимаем мы патриотизм!» (П., 4, 140). Чехов прилагал требование справедливости и к художественному творчеству: «...смею напомнить о справедливости, которая для объективного писателя нужнее воздуха» (П., 4, 273), — писал он Е.М. Шавровой в 1891 г.
В призывах Чехова быть справедливыми опять можно видеть влияние Марка Аврелия, который в своей книге много писал о справедливости. Античный мыслитель призывал своих читателей «ничего не делать против справедливости», «во всяком устремлении являть справедливость», призывал «жить всегда по правде и справедливости» и т. д.
И наверняка под влиянием римского стоика Чехов выдвигал справедливость на первое место среди человеческих добродетелей, полагая, что остальные человеческие положительные качества проистекают из нее. В 1890 г. он писал Суворину: «Главное — надо быть справедливым, а остальное все приложится» (П., 4, 140). А Марк Аврелий утверждал: «рождается справедливость, а из нее возникают остальные доблести»9.
Вернемся к проблеме равнодушия. Стоики в своем учении делили мир на то, что находится во власти человека, и на то, что в его власти не находится. Не во власти человека находится все внешнее по отношению к нему. То, что находится вне власти человека, есть ни зло, ни добро, к нему надо относиться безразлично, то есть с полным бесстрастием. Марк Аврелий писал: «Сила духа не оставляет человека, если он относится равнодушно к вещам внешним или средним. Равнодушие это достигается опытностью...»10
Спокойное приятие того, что находится вне власти человека, основывается также на том, что все, что происходит в мире, происходит по воле благого Бога и является благом: «Если всмотреться глубже и стараться понять смысл того, что приключается с людьми, то окажется, что все для них добро и польза, ибо все исправляет, улучшает их, приспосабливает к общению с людьми, то есть к всемирной гражданственности», — так писал Марк Аврелий. В чеховском экземпляре книги Аврелия подчеркнуты слова: «все, что случается, есть воля Божия»11. А по мнению Эпиктета: «Бог управляет всем, что делается во вселенной»12.
На мой взгляд, Чехов воспринял эту часть учения стоиков и слово «безразличие» заменил на синоним — слово «равнодушие». Голод в стране не зависит от воли Чехова и его персонажа Асорина, поэтому к нему нужно относиться безразлично, с полным спокойствием. Так писатель стал на время проповедником равнодушия.
Таким образом, Чехов пишет слово «равнодушие», имея в виду «безразличие» в его истолковании стоиками, именно оно дает его персонажу, как пишет Д. Хаас, «уравновешенное состояние духа, гармоническое состояние души»13.
Теперь мы можем уточнить связь равнодушия и справедливости, по Чехову: равнодушие — условие справедливости, равнодушие — незаинтересованность в происходящем, принятие того, что не зависит от твоей воли, и спокойное, бесстрастное отношение к нему. Равнодушие является и условием объективности, столь необходимой для справедливости.
Что же было «не то» в отношении Асорина к голодающим крестьянам до его перерождения, до обретения им равнодушия?
Об этом говорит ему его жена: «...есть люди совершенно равнодушные, лишенные всякого чувства сострадания, но которые не проходят мимо человеческого горя и вмешиваются из страха, что без них могут обойтись. Для их тщеславия нет ничего святого. <...> Я вижу, что вы беспокоитесь, но голод и сострадание тут ни при чем. Вы беспокоитесь оттого, что голодающие обходятся без вас и что земство и вообще все помогающие не нуждаются в вашем руководительстве» (С., 7, 466, 477).
Обратим внимание также и на то, что Асорин вспоминает строчки из старинного стихотворения: «Как приятно добрым быть!» Слова «приятно добрым быть» подсказывают нам, что творить добро можно не только ради самого этого добра, не только из любви к людям, а и из других, эгоистических мотивов. Сознание того, что он творит добро, может возвышать человека в его глазах, сознание того, что именно он находится во главе такого важного дела, как спасение людей от голодной смерти, может льстить его самолюбию, тешить его тщеславие, сознание того, что он исполняет свой долг, дает человеку основание гордиться собой. Именно это мы и наблюдаем у Асорина, именно это и открывается ему в его прозрениях: «И то вздор, будто мною руководит самолюбие или тщеславие... Какие пустяки! Разве за голодающих дадут мне звезду, что ли, или сделают меня директором департамента? Вздор, вздор! И перед кем тут в деревне тщеславиться?» (С., 7, 481) — так он пытается избавиться от разоблачающих его мыслей, но это ему не удается.
Таким образом, к искреннему желанию помочь голодающим у Асорина прибавлялись и выходили на первый план эгоистические мотивы. А безразличие (или равнодушие, по его определению), к которому приходит Асорин, означает и спокойное, личностно не заинтересованное отношение к страдающим крестьянам.
В конце повести мы видим главного героя участвующим в деле помощи голодающим, но участвующим не прямо, как он ранее хотел, а опосредованно: он не препятствует жене тратить деньги на голодающих, несмотря на то, что скоро они должны разориться.
Так в повести «Жена» отразилось увлечение Чехова поздними стоиками.
Это увлечение было недолгим, уже в 1892 г. он пишет «Палату № 6».
Традиционно считается, что в этом произведении Чехов критикует философию стоиков. Но в свое время А.П. Скафтымов обратил внимание на то, что «Марк Аврелий требует от личности отречения от суетных страстей и твердого подавления собственных страданий не для самоуспокоения, как это происходит у Рагина, а для того чтобы они не заслоняли собою чужого несчастья и не мешали быть всегда готовым сочувствовать и помогать другим»14. «Нужна твердость духа по отношению ко всему внешнему; беспристрастие и справедливость во всем, что исходит от тебя для содействия общему благу...»15 — цитирует римского императора А.П. Скафтымов.
Наиболее полно провели сопоставление того, что говорит Рагин, с высказываниями Марка Аврелия комментаторы восьмого тома Полного собрания сочинений и писем Чехова. Они отметили много схождений, но и обратили внимание на то, что «во взглядах героя повести и древнего мыслителя есть большие расхождения. Самое существенное из них — полное неприятие Рагиным нравственно-этических принципов учения Аврелия, призывающих к «помощи ближнему», к заботе об «общем благе»» (С., 8, 448).
Как же соотносится учение стоиков с содержанием повести Чехова? На наш взгляд, чтобы ответить на этот вопрос, следует обратить внимание на слова Громова, обращенные к Рагину: «Стоики, которых вы пародируете (курсив наш. — П.Д.), были замечательные люди, но учение их застыло еще две тысячи лет назад и ни капли не подвинулось вперед и не будет двигаться, так как оно не практично и не жизненно» (С., 8, 101). И далее чеховский персонаж делает обобщающий вывод: «А презираете вы страдания и ничему не удивляетесь по очень простой причине: суета сует, внешнее и внутреннее, презрение к жизни, страданиям и смерти, уразумение, истинное благо — все это философия, самая подходящая для российского лежебока» (С., 8, 103).
Таким образом, в «Палате № 6» Чехов показывает, как ряд основных положений учения стоиков может быть использован для построения мировоззрения, обосновывающего равнодушие человека к страданиям ближних и отказ от активного участия в жизни. Видимо, писатель предупреждал об опасности некритичного усвоения философии античных мыслителей.
Литература
Аврелий Марк. Размышления императора Марка Аврелия о том, что важно для самого себя. М.: Тип. И.Д. Сытина и Ко, 1888.
Головачева А.Г. «Размышления Марка Аврелия» в философских спорах героев А.П. Чехова // Личная библиотека А.П. Чехова: литературное окружение и эпоха. Ростов н/Д: Foundation, 2016. С. 17—29.
Дерман А. Творческий портрет Чехова. М.: кооп. изд-во «Мир», 1929. 348 с.
Капустин Н.В. «Чужое слово» в прозе А.П. Чехова: жанровые трансформации. Иваново: Изд-во ИвГУ, 2003. 262 с.
Кащеев В.И. «Размышления императора Марка Аврелия Антонина о том, что важно для самого себя»: чеховский экземпляр книги // Личная библиотека А.П. Чехова: литературное окружение и эпоха. Ростов н/Д: Foundation, 2016. С. 30—49.
Митина С. Из бесед с Арсением Тарковским // «Я жил и пел когда-то...» Воспоминания о поэте Арсении Тарковском. Томск: Водолей, 1999. С. 300—304.
Протопопов М. Письма о литературе. Письмо третье // Русская мысль. М., 1892. Кн. 2. С. 192—215.
Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей: статьи и исследования о русских классиках. М.: Худож. лит., 1972. 543 с.
Собенников А.С. А.П. Чехов и стоики // Философия А.П. Чехова: материалы Междунар. науч. конф. (Иркутск, 27 июня — 2 июля 2006 г.). Иркутск, 2008. С. 168—179.
Хаас Д. «Не беспокоятся равнодушные». (Об одном повороте в творчестве Чехова) // Молодые исследователи Чехова. III. М., 1998. С. 31—37.
Чертков В.Г. Римский мудрец Эпиктет. Его жизнь и учение. М.: Тип. И.Д. Сытина и Ко, 1889. 142 с.
Примечания
1. Протопопов М. Письма о литературе. Письмо третье // Русская мысль. М., 1892. Кн. 2. С. 213.
2. Капустин Н.В. «Чужое слово» в прозе А.П. Чехова: жанровые трансформации. Иваново: Изд-во ИвГУ, 2003. С. 72.
3. Дерман А. Творческий портрет Чехова. М., 1929. С. 134.
4. Там же. С. 130.
5. Митина С. Из бесед с Арсением Тарковским // «Я жил и пел когда-то...»: Воспоминания о поэте Арсении Тарковском. Томск: Водолей, 1999. С. 301.
6. См.: Собенников А.С. А.П. Чехов и стоики // Философия А.П. Чехова: материалы Междунар. науч. конф. (Иркутск, 27 июня — 2 июля 2006 г.). Иркутск, 2008. С. 168—179; Головачева А.Г. «Размышления Марка Аврелия» в философских спорах героев А.П. Чехова // Личная библиотека А.П. Чехова: литературное окружение и эпоха. Ростов н/Д: Foundation, 2016. С. 17—29; Кащеев В.И. «Размышления императора Марка Аврелия Антонина о том, что важно для самого себя»: чеховский экземпляр книги // Личная библиотека А.П. Чехова: литературное окружение и эпоха. С. 30—49.
7. Аврелий Марк. Размышления императора Марка Аврелия о том, что важно для самого себя. М.: Тип. И.Д. Сытина и Ко, 1888. С. 121.
8. Чертков В.Г. Римский мудрец Эпиктет. Его жизнь и учение. М.: Тип. И.Д. Сытина и Ко, 1889. С. 95.
9. Аврелий Марк. Размышления императора Марка Аврелия о том, что важно для самого себя. С. 158.
10. Там же. С. 120.
11. Там же. С. 41.
12. Чертков В.Г. Римский мудрец Эпиктет. Его жизнь и учение. С. 10.
13. Хаас Д. «Не беспокоятся равнодушные». (Об одном повороте в творчестве Чехова) // Молодые исследователи Чехова. III. М., 1998. С. 32.
14. Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей: статьи и исследования о русских классиках. М.: Худож. лит., 1972. С. 387.
15. Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей: статьи и исследования о русских классиках. М.: Худож. лит., 1972. С. 387.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |