Пьеса «Вишневый сад» начинается с ожидания Раневской, она приезжает из Парижа. В конце пьесы она тоже уезжает в Париж.
Образ барыни или барина, с шиком прокатившегося за границу и прожившего немало денег встречается в романах Тургенева, Достоевского, Толстого. Это и «бабулинька» в «Игроке», семейство Щербацких на курорте, сцены из романа «Дым», книга Лейкина «Наши за границей» и «Мимочка на водах» В. Микулич.
Живописная сцена из «Игрока» как нельзя ярче рисует сцену из жизни богатых русских за рубежом: «Я сегодня пятнадцать тысяч целковых просадила на растреклятой вашей рулетке. В подмосковной я, пять лет назад, дала обещание церковь из деревянной в каменную перестроить, да вместо того здесь просвистала. <...>
— А воды-то, бабушка? Ведь вы приехали воды пить.
— И, ну тебя с водами твоими!»1
(Вспомним, что именно 15 тысяч от ярославской бабушки Раневская забирает, когда снова уезжает в Париж.)
Вне сомнения, поездка в Париж — почти что каноническая примета жизни богатого русского дворянства. Старый Фирс говорит, что барин (отец Раневской и Гаева) тоже в Париж на лошадях ездил.
Тем интереснее попытаться понять, какими были те шесть лет, которые «великолепная» Любовь Андреевна провела на Французской Ривьере и потом в Париже, как жили за границей современники героини «Вишневого сада», люди ее круга и ее сословия, какой образ жизни они вели. Наконец, как выглядела Раневская в глазах общества, к которому она принадлежала по праву рождения и воспитания.
О прошлом Любови Андреевны известно, что она была замужем, что муж ее делал только долги и «умер от шампанского». Трудно предполагать, что муж Раневской был богат. Очевидно, что она выбрала человека не своего круга безо всякого расчета, по большой страсти. Скорее всего, супруг Любови Андреевны жил на деньги жены. Равно как и ее любовник. «Я всегда сорила деньгами без удержу, как сумасшедшая, и вышла замуж за человека, который делал одни только долги», — говорит Раневская (С., 13, 220).
Шампанское, легкое игристое вино в XIX веке символизировало «легкое» отношение к жизни, прожигание жизни как таковой. Так, в уже упоминавшейся очень популярной в конце позапрошлого столетия повести Лидии Веселитской (В. Микулич) «Мимочка на водах» главная героиня отчаянно завидует своей кузине Нетти. Бесприданнице Мимочке пришлось стать женой толстого генерала Спиридона Ивановича. Нетти же, подобно Раневской, вышла замуж по любви, за «легкомысленного и ненадежного молодого человека». «Но как живут! Боже мой, как они живут! Правда, что они проматывают капитал, правда, что поклонник Нетти как бы крепче и крепче прирастает к дому, так что многие уже, говоря о нем, многозначительно улыбаются, правда, что маман и тетки Мимочки говорят, что Нетти на опасной дороге, но что же из того! Зато Нетти веселится, Нетти живет! Нетти одевается эксцентрично, Нетти ездит в оперетку, в маскарады, в рестораны, смеется над всем и всеми и довольствуется мужским обществом. Муж терпит, и все терпят. И вокруг Нетти жизнь и веселье играют и искрятся, как шампанское, которое не сходит с ее стола»2.
Нет сомнений, что шампанское не сходило со стола мужа Любови Андреевны. Пробка от бутылки с шампанским, упомянутом в первом действии, «выстреливает» в последнем. Лопахин заказывает шампанское, чтобы отпраздновать отъезд и начало новой жизни, и еще один паразит, прилепившийся к Раневской, лакей Яша, важно уверяет, что «шампанское не настоящее».
Сама Раневская не просто живет не по средствам, живет «взаймы». С легкостью необыкновенной она забирает последние деньги, которые могли бы обеспечить будущее ее дочерей, Ани и Вари. Однако готова оплачивать красивую жизнь своих мужчин, даже лакея Яши. Характерно, что сюжет, когда женщина оказывается за границей, для Чехова неизменно связан с чем-то нечистым, замешенном на праздности («Ариадна», «Моя жизнь») или же несчастливым, гибельным, с примесью того же адюльтера («Рассказ неизвестного человека»).
Во Франции Раневская оказалась потому, что бежала от своего прошлого и воспоминаний о гибели Гриши. Вслед за ней устремился туда ее любовник. Мы не знаем его имени, можно лишь догадываться, что это или русский, предпочитающий жить в Европе, или же француз (Аня упоминает «патера с книжкой», встреченного в парижской квартирке матери. Быть может, Раневская думала о том, чтобы перейти в католичество). Именно для любовника Раневская купила дачу в Ментоне.
Звучащие экзотически для большинства современных читателей и зрителей названия — Ментона, Ницца, Биарицц — французские курорты, популярные в XIX веке у богатых русских.
Хотя, говоря о русских путешественниках позапрошлого столетия, необходимо сделать некоторое пояснение. До шестидесятых годов выезд за границу могли себе позволить немногие, очень богатые люди, да и то по особому соизволению властей. Один только паспорт стоил 500 рублей, деньги огромные для того времени. Все изменила смерть императора Николая I, смягчились прежние порядки, и поездка в Европу перестала быть редкостью.
Начало «сезонам на Французской Ривьере» положил приезд в Ниццу вдовствующей императрицы Александры Федоровны зимой 1856/57 года. Императрица открыла подписку на строительство православного храма, он был построен довольно быстро. Естественно, что место, где часто бывала царская семья, довольно скоро стало модным у русских путешественников. В Ницце даже было открыто русское консульство. Когда Чехов жил в Ницце он подружился с Николаем Ивановичем Юрасовым, русским вице-консулом в Ментоне и помощником консула в Ницце.
Сам Ментон (или Ментона) — город на Французской Ривьере, в 30 километрах от Ниццы, известный как город садов и парков, около итальянской границы. Есть в Ментоне русское кладбище и русская церковь.
Чехов наблюдал русских в Париже, Ницце и Ментоне во время своих поездок за границу. В 1897 году он жил в «Русском пансионе» в Ницце. В круге его русских знакомых были художник В.И. Якоби, писатель Вас. И. Немирович-Данченко, журналист В.М. Соболевский.
Жизнь на Французской Ривьере сам Чехов характеризовал как «дешевую». Так, за еду в русском пансионе он платил 11 франков. В письме к сестре от 15 (27) октября 1897 года он писал, что жизнь в Ницце дешевле, чем в Ялте, и что вполне можно обходиться 100 рублями в месяц (П., 7, 75). Хотя, конечно, все зависит от стиля жизни, трат и привычек. Та же Раневская замечает, что крупной суммы, присланной ярославской тетушкой, ей «хватит ненадолго».
Из текста пьесы мы знаем, что, приехав на Ривьеру, героиня «Вишневого сада» купила для заболевшего любовника виллу. Надо сказать, что покупка и содержание дачи (виллы) в Ментоне — поступок, позволительный лишь для состоятельных людей. Хотя, с другой стороны, в сравнении со стоимостью имения и сада, которые Раневская прогуляла стремительно, цена собственно виллы не кажется такой уж огромной. Скорее это говорит о том, как широко жила и какие гигантские суммы тратила Раневская, буквально бросая деньги на ветер.
Так, живя в Ницце, Чехов познакомился с известным социологом Максимом Максимовичем Ковалевским. В то время Ковалевский был вынужден уехать из России и оставить преподавание в университете. Во Франции он жил на собственной вилле в окрестностях Ниццы, в деревне Болье.
Сохранилось описание виллы Ковалевского. Она стояла на крутом склоне над морем: «Это очень уютный двухэтажный дом с террасой и балконами, окруженный небольшим, но очень тенистым и полным самых разнообразных растений садом <...> Рядом с пальмами и агавами в садике цвели апельсины и лимоны и прекрасные штамбовые розы. В полуподвальном этаже располагалась огромная библиотека»3. Можно уверенно предполагать, что и у Раневской вокруг виллы в Ментоне цвел сад, хотя и не вишневый.
В архиве города Ментоны остались записи (купчие) продажи вилл того времени. Некий месье Фабрисино 4 марта 1903 году оформил в нотариальной конторе города продажу виллы, при вилле была лимонная роща. Вилла ушла за 7 тысяч франков. 29 апреля 1903 года тот же нотариус оформил продажу виллы «Зина», продавцом был некий месье Новазо. Вилла ушла за 7400 франков. В вилле на первом этаже располагались гостиная, столовая, коридор, комната прислуги, ватерклозет и лестница. На втором этаже — 4 спальни, спальня прислуги, ватерклозет, ванная и бельевые комнаты. В сделку входили два сервиза и кухонная утварь. При доме был сад4.
Себестоимость «русской» и «французской» жизни можно понять по письмам Чехова. 12 (24) октября 1897 года Чехов написал из Ниццы Я.Л. Барскову, который предлагал ему денег взаймы: «<...> в настоящее время я имею в своем распоряжении более 7 тысяч франков [около 2500 рублей]. Этого мне хватит, тем более что у меня расходы не бог весть какие, а главное — я теперь в таком настроении, что могу работать, и, по всей вероятности, это настроение не мимолетно. Мне хочется писать. Стало быть, если бы, представьте, у меня украли те 7 тысяч, то все-таки я не остался бы на бобах» (П., 7, 73). Ключевые слова здесь, конечно, «расходы не бог весть какие» и «хочется работать».
У Раневской, в отличие от автора пьесы, расходы огромные, а источником дохода являются деньги за заложенное в банк имение. Ту же виллу надо содержать, надо платить прислуге (трудно представить, что ленивый Яша брал на себя обязанности садовника или повара). Поэтому виллу в Ментоне ей приходится продать довольно скоро.
Однако расходы свои Раневская сократить попросту не может. Аня жалуется, что к моменту возвращения домой у них не осталось ни копейки, однако мать по привычке заказывала в дороге «все самое лучшее» и давала на чай по рублю. Раневская носит в кошельке золотые. Именно золотой она дает случайному прохожему во втором действии.
Золотой рубль как «золотой денежный стандарт» появился в России в 1895—1897 годах по инициативе министра финансов Витте. Существовали золотые «пять рублей», «семь с половиной рублей», «десять рублей», «пятнадцать рублей». Так что если Раневская дает пятирублевый золотой на чай, это весьма щедрая «милостыня». Не зря Варя, которая кормит слуг горохом, едва может сдержать свое возмущение.
Что такое была жизнь Раневской на Ривьере, кем она была для людей ее сословия и ее круга? Разумеется, русские дворяне, особенно аристократы, жившие постоянно или временно на заграничных курортах, составляли свое сообщество, причем весьма закрытое. Они всячески стремились отгородить себя от «нуворишей», людей иных сословий или же семей, запятнавших себя неблаговидным поведением. Происходило то, что Толстой в «Анне Карениной» означил так: «Как и во всех местах, где собираются люди, так и на маленьких немецких водах, куда приехали Щербацкие, совершилась обычная как бы кристаллизация общества, определяющая каждому его члену определенное и неизменное место»5. Вопрос в том, было ли вообще у Раневской, открыто жившей на вилле с любовником, «место» как таковое.
В повести «Дуэль» Мария Константиновна Битюгова, жена чиновника, отнюдь не дама высшего общества, но всего лишь бывшая гувернантка, с осуждением и брезгливостью относится к Надежде Федоровне, которая сожительствует с Лаевским.
В другой повести, «Моя жизнь», мать семейства Ажогина, стыдит Мисаила Полознева, сестра которого стала любовницей доктора Благово и теперь ждет ребенка от него: «— Друг мой, это ужасно, — проговорила она, ломая руки и, по обыкновению, пристально всматриваясь мне в лицо. — Это ужасно! Ваша сестра в положении... она беременна! Уведите ее, прошу вас...
Она тяжело дышала от волнения. А в стороне стояли три дочери, такие же, как она, худые и плоские, и пугливо жались друг к другу. Они были встревожены, ошеломлены, точно в их доме только что поймали каторжника. Какой позор, как страшно! А ведь это почтенное семейство всю жизнь боролось с предрассудками; очевидно, оно полагало, что все предрассудки и заблуждения человечества только в трех свечах, в тринадцатом числе, в тяжелом дне — понедельнике!» (С., 9, 268).
Размышляя о нравах и обычаях русских дворян, живших за рубежом, любопытно обратиться к истории семьи Башкирцевых, той самой, к которой принадлежала автор знаменитого дневника6. Художница Мария Башкирцева и Чехов жили в одну эпоху, были практически сверстниками. Как и многие его современники, Чехов прочитал дневник Башкирцевой, о котором, впрочем, высказался так: «Читаю «Дневник» Башкирцевой. Чепуха, но к концу повеяло чем-то человеческим» (П., 5, 127).
Записки Башкирцевой, изданные посмертно, были отредактированы и «выправлены» ее матерью. Даже дата рождения Марии оказалась измененной. Причины такой «ретуши» кроются не только в желании создать идеальный образ талантливой художницы, умершей от чахотки совсем молодой. Но и в том, что дневник являл порой весьма грустные сцены из повседневной жизни «благородного семейства», имевшего много денег и не очень приглядную репутацию.
Мария Башкирцева родилась в 1858 году недалеко от Полтавы, в семье предводителя дворянства. Ее отец владел плодородными землями в Малороссии.
Вообще, вопрос о том, где же, собственно, находится цветущий «вишневый сад», позволяет предполагать, что не в средней полосе России, но недалеко от Малороссии, где и можно было культивировать такой необыкновенный сад, про который написано «даже в энциклопедическом словаре». Не зря география чеховских рассказов, повестей и пьес постоянно включает Харьков, в Харьков собирается ехать Лопахин, в Харьков, как вспоминает Фирс, возили вишню из вишневого сада.
Родители Марии расстались, когда ей было 11 лет. Из дневника Марии явствует, что с семьей часто происходили потрясения и скандалы. Так, дядя Марии по матери, Георгий Бабанин, был, подобно гоголевскому Ноздреву, человеком «историческим», постоянно попадая в самые неприглядные истории и скандалы. Более всего на свете «дядя Жорж» интересовался женщинами, вином и картами, судился с собственным братом, клянчил и воровал деньги своих близких, преследуя их даже за границей.
Вот что писала о нем Мария: «Этот ужасный и несчастный человек уже с девятнадцати лет предавался всем возможным безумствам. Предмет восхищения и обожания родных, он перешагивал через всех, а начал с того, что попал в несколько скандальных историй; при встрече с полицией испугался и спрятался за юбки матери, которую иногда бил. Он все также пьянствовал с некоторыми перерывами и в эти моменты становился галантным, образованным, загадочным, соблазнительным, очень красивым, рисовал карикатуры, писал восхитительные шуточные стихи, а затем вновь — водка и связанные с ней ужасы»7. Закончил Жорж Бабанин клошаром.
В книге «Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой» рассказывается еще одна история о близкой родственнице художницы, ее тетке по матери, весьма напоминающая сюжет повести Достоевского «Дядюшкин сон»: «Сказочно богатый старый холостяк Фаддей Романов, появившись на горизонте, сначала ухлестывал за матерью Марии Башкирцевой, кажется, у него даже был с ней кратковременный роман (они вместе ездили в Краков), заглядывался он и на десятилетнюю Марию, но в итоге семья, не без помощи дяди Жоржа, окрутила его и женила на некрасивой Надин. Иногда на него находили приступы безумия, возможно, белой горячки, а через год после свадьбы он скоропостижно скончался, однако успев оставить завещание на свое огромное состояние в пользу молодой жены. Тут же поползли слухи об отравлении Романова, стали пересказывать историю его женитьбы: будто бы его опоили и обманом женили на младшей сестре; семья Романова (его сестра и другие родственники) через суд оспорила завещание, утверждая, что подпись его на завещании подделана. Начался процесс, который длился без малого десять лет и отголоски которого мы находим даже в напечатанном тексте дневника»8.
Нетрудно догадаться, что осуждение, сплетни и пересуды постоянно окружали семью полтавского предводителя дворянства. Вполне объяснимо, что после расставания с мужем мать Башкирцевой вместе с сестрой (той самой, против которой начали процесс), детьми и домочадцами предпочла уехать за границу.
Описываемый период жизни Башкирцевых на европейских курортах приходится на семидесятые — середину восьмидесятых годов XIX века. Однако вряд ли довольно консервативные нравы, обычаи и образ жизни русских дворян за границей могли поменяться кардинально к концу столетия — времени, когда Раневская поселилась в Ментоне.
В Европе Башкирцевы жили в Вене, модном Баден-Бадене, затем осели в Ницце, где Надин Романова купила роскошную виллу. Однако богатая жизнь постоянно омрачалась новыми скандалами и сценами, возможно, напоминающими те, которые мог устраивать Раневской ее любовник.
Уже упоминавшийся дядя Жорж дебоширил и пьянствовал и даже предстал за это перед судом. Родного брата Марии, подростка Павла, исключили из нескольких школ, куда его пробовали записать. Русское светское общество в Ницце не просто сторонилось Башкирцевых, они существовали как бы за незримой чертой, несмотря на огромные деньги и родственные связи. Очевидно, что в глазах круга, которому она принадлежала по праву рождения, и Раневская была парией, изгоем. Еще поэтому годы с любовником, который измучил ее, были такими горькими — у нее не было другого общества, не было своего круга — собственно, то, что было ее «кругом» — дочери Аня и Варя, домочадцы, она бросила в России.
Для барышни, а потом барыни, привыкшей к гостеприимству, гостям и балам (не зря лакей Фирс вспоминает прежние балы, и не случайно Раневская затевает бал в день продажи вишневого сада), жизнь на вилле с любовником, который при этом болел, была совсем не сладкой. Не зря Раневская признается, что больной измучил ее и что «душа ее высохла».
Своеобразной иллюстрацией того, как могла себя чувствовать героиня на чужбине, может служить запись из дневника Марии Башкирцевой, разумеется, не включенная ее матерью в опубликованный дневник: «Как жаль, что у нас не соблюдаются никакие обычаи. Сегодня Пасха, а ничего не изменилось, ни подарков, ни развлечений, ничего. Это отдаляет от семьи, делает эгоистичным, злым. В других семьях устраивают друг другу сюрпризы, это поддерживает дружбу, умиляет, это так хорошо. У нас ничего этого нет. Нужно было бы пригласить людей, ну хотя бы детей, однако ничего не сделано. Живем, как собаки. Пьем, довольно плохо едим, спим неизвестно как... и играем в Монте-Карло...»9
Конечно, гибель Гриши определила то, что Раневская бежала «куда глаза глядят» из имения. Однако ее связь с любовником, ныне живущим в Париже, началась до смерти ребенка. Выбор заграницы, французского курорта или столицы Франции, — это попытка убежать от прежней жизни, от воспоминаний и людской молвы.
Вспомним, как уезжает в Париж героиня «Рассказа неизвестного человека», обманутая Зинаида Федоровна. Покидая свой город, она вспоминает повесть Бальзака «Отец Горио», ее знаменитый финал, когда Растиньяк бросает вызов Парижу: «<...> герой глядит с вершины холма на Париж и грозит этому городу: «Теперь мы разделаемся!» — и после этого начинает новую жизнь. Так и я, когда из вагона взгляну в последний раз на Петербург, то скажу ему: «Теперь мы разделаемся!» И, сказавши это, она улыбнулась этой своей шутке и почему-то вздрогнула всем телом» (С., 8, 197).
Тоска настигает Зинаиду Федоровну и ее спутника именно в Ницце: «Я прогулялся по скверу, где играла музыка, зашел в казино; тут я оглядывал разодетых, сильно пахнущих женщин, и каждая взглядывала на меня так, как будто хотела сказать: «Ты одинок, и прекрасно...» Потом я вышел на террасу и долго глядел на море. Вдали на горизонте ни одного паруса, на левом берегу в лиловатой мгле горы, сады, башни, дома, на всем играет солнце, но все чуждо, равнодушно, путаница какая-то» (С., 8, 203).
Зинаида Федоровна начинает сторониться героя, тайком уезжает в Монте-Карло: «Я воображал, как она с нехорошим болезненным лицом, беременная, сильно затянутая, стоит около игорного стола в толпе кокоток, выживших из ума старух, которые жмутся у золота, как мухи у меда, вспоминал, что она уезжала в Монте-Карло почему-то тайно от меня...» (С., 8, 204).
В дневнике шестнадцатилетней Башкирцевой есть зарисовка «из жизни отдыхающих», которая по понятным причинам была удалена родными художницы во время подготовки книги к публикации. Она удивительно совпадает с ощущениями героя «Рассказа неизвестного человека». В записи идет речь еще о развлечении богатых русских на курортах — казино (игроманией были одержимы мать и тетка Башкирцевой): «Я злилась на маму, потому что она несколько раз спрашивала у крупье: «Сколько времени? Малышка боится, что мы опоздаем на поезд». Я неприятно чувствовала себя в зале, где были одни кокотки. Но нужно было ждать еще час, и я была вынуждена оставаться там... Каждый был со своей дамой. Это действительно было не очень прилично. Но что было самым скабрезным, так это их уход: эти дамы уводили этих господ с такими криками, с такими песнями!.. Поезд уже трогался, а их песни еще были слышны, и как мало эти песни гармонировали с красотой неба, луной и морем, выделяющемся на фоне гор. Дома эта очаровательная история продолжается и длится долго. У-бо-жество! Неужели все мужчины живут так же, как те, которых я видела сегодня вечером? Все это производит неприятное и грустное впечатление. Эти мужчины, эти женщины, которые... Каждая уводит свою добычу»10.
Страсть к игре, по-видимому, не оставляла мать Башкирцевой на протяжении всей ее жизни. Много лет спустя, в 1897 году, Чехов наблюдал Марию Степановну Башкирцеву в Монте-Карло и сделал запись в дневнике: «Видел, как мать Башкирцевой играла в рулетку. Неприятное зрелище» (С., 17, 226).
В произведениях Чехова сюжет о «русской даме за рубежом» имеет неизменный лейтмотив — это не просто история про побег от прошлого, праздность или «нечистую» или несчастливую жизнь. В равной степени это сюжет про то, как живописная, комфортная и в конечном счете чуждая действительность не развязывает узлы, затянутые на родине. Но, наоборот, делает их неразрешимыми.
Так, героиня «Рассказа неизвестного человека», мечтавшая «разделаться с Парижем», в конце концов разделалась только со своей жизнью. Разуверившись во всем и во всех, она решает отравиться: «Опять приходила ко мне Дарья Михайловна и с отчаянным лицом, ломая руки, говорила: «О, это ужасно! Доктор подозревает, что она приняла яд! О, как нехорошо ведут себя здесь русские!»» (С., 8, 209).
Раневская признается: «А в прошлом году, когда дачу продали за долги, я уехала в Париж, и там он обобрал меня, бросил, сошелся с другой, я пробовала отравиться... Так глупо, так стыдно!» (С., 13, 220). Вполне можно представить, что другая «Дарья Михайловна» говорила то же самое о пытавшейся покончить с собой Раневской.
И в заключение — финал истории героини, которая тоже «жила так, как ей хотелось» — кузины Нетти из романа Микулич «Мимочка на водах». Той самой Нетти Полтавцевой, которая вела жизнь вполне беспечную, проматывала наследство, у которой был муж и друзья-мужчины, и чья жизнь «искрилась, как шампанское».
Героиня повести Микулич Мимочка возвращается с вод, где у нее был тайный роман с женатым мужчиной вполне в духе чеховской «Дамы с собачкой». Причем даже собачка была при ней во время ее путешествия на курорт. И родственницы сладостно сообщают Мимочке последние новости о ее кузине: «— Нетти-то! — говорит тетя Софи. — Вы не слыхали о скандале? Разошлась с мужем и теперь пропадает в Париже, меняя любовников как перчатки. Страсть что такое! Она всегда поступала как дурочка. Перед самым отъездом мужа в плавание ее вдруг начинает разбирать совесть. Уж молчала бы хоть до его возвращения! Нет, она идет исповедоваться и рассказывает священнику все: так и так, говорит, виновата перед мужем. Тот сейчас говорит: «А муж знает?» — «Нет», — говорит. — «Ну, так и не говорите ему». И начал ей разъяснять, почему она должна молчать, что она согрешила, пусть она и мучится, а его мучить не за что... Ну, она приходит с исповеди домой и говорит мужу: «Я была у священника и сказала ему о моем грехе». — «Какой грех?» А вот какой. Как?!. Сцены, объяснения. Он хочет застрелиться, она хочет застрелиться. Он хочет убить ее, убить того, убить себя... В конце концов он уезжает в плавание, а она, подбросив всех детей старикам Полтавцевым, переселяется к возлюбленному и начинает хлопотать о разводе. Через два месяца тот уже не в силах выносить ее и бежит от нее. Она отравляется, доктора спасают, и она уезжает в Париж. Вот уже три недели, что она там, и о ней очень дурные, очень дурные слухи...»11
Литература
Александров Александр. Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой. М.: «Захаров», 2003. 320 с.
Достоевский Ф.М. Собр. соч.: в 12 т. М.: Правда, 1982. Т. 3. 461 с.
Летопись жизни и творчества А.П. Чехова. Кн. II. 1897 — сентябрь 1898. М.: ИМЛИ РАН, 2004. 592 с.
Микулич В. Мимочка: роман; рассказы. М.: Книжный Клуб Книговек, 2017. 412 с.
Толстой Л.Н. Собр. соч.: в 22 т. М.: Худож. лит., 1981. Т. 8. 495 с.
Примечания
1. Достоевский Ф.М. Собр. соч.: в 12 т. М.: Правда, 1982. Т. 3. С. 395—396.
2. Микулич В. Мимочка: роман; рассказы. М.: Книжный Клуб Книговек, 2017. С. 47.
3. Летопись жизни и творчества А.П. Чехова. Кн. II. 1897 — сентябрь 1898. М.: ИМЛИ РАН, 2004. С. 325.
4. За предоставленные сведения о документах архива Ментоны и помощь я благодарю Светлану Пэйн.
5. Толстой Л.Н. Собр. соч.: в 22 т. М.: Худож. лит., 1981. Т. 8. С. 237.
6. См.: Александров Александр. Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой. М.: «Захаров», 2003. 320 с. Сведения о семье Башкирцевых заимствованы из этого издания.
7. Александров Александр. Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой. С. 21—22.
8. Там же. С. 25.
9. Александров Александр. Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой. С. 52.
10. Александров Александр. Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой. С. 52.
11. Микулич В. Мимочка. С. 126.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |