З.Г. Ливицкая. Ялтинские реалии в пьесе «Три сестры»

«Внутреннее состояние Чехова, мир его ялтинских мыслей, образов, ассоциаций — все это проникло в пьесу «Три сестры» и отозвалось не только в лейтмотиве — «В Москву! В Москву! В Москву!». Автобиографические отклики и отголоски были самые неожиданные»¹, — писал о пьесе З.С. Паперный. Но в разное время исследователи видели в пьесе и реалии таганрогских воспоминаний писателя, и сибирские мотивы. О ялтинских реалиях пьесы писал В.Я. Звиняцковский². Мы хотим добавить к этому еще несколько фактов.

Автобиографическое в пьесе связано не только с самим А.П. Чеховым, но и с его семьей. Это отмечали еще современники Чехова. Так, Б.А. Лазаревский писал: «Что-то прелестное есть в выражении ее глаз, что-то умное и вместе с тем страдальческое... Несомненно, что Мария Павловна — это одна из трех сестер (С. 13, 423, примеч.). Сестра писателя Мария Павловна много лет работала в гимназии, несмотря на то что не была обделена вниманием мужчин, так и не вышла замуж. В монологе Ольги из пьесы слышатся, может быть, и ее настроения: «Оттого, что я каждый день в гимназии и потом даю уроки до вечера, у меня постоянно болит голова и такие мысли, точно я уже состарилась. И в самом деле, за эти четыре года, пока служу в гимназии, я чувствую, как из меня выходят каждый день по каплям силы и молодость».

Но нельзя не увидеть здесь настроения и самого Чехова. В письме Суворину от 8 января 1900 г. он писал: «Этот милый город надоел мне до тошноты, как постылая жена. Он излечит меня от туберкулеза, зато состарит лет на десять» (П. 9, 10).

Некоторые факты биографии Михаила Павловича Чехова отразились в образе Андрея Прозорова. Как и герой пьесы, младший брат Чехова был хорошо образован и одарен многими талантами. Он окончил юридический факультет Московского университета, обладал литературным даром, сотрудничал в журналах, знал три языка (английский, французский, итальянский), переводил. Вспомним фразу Маши из пьесы: «В этом городе знать три языка — ненужная роскошь». Михаил Павлович был, как и Андрей Прозоров, «мастером на все руки»: играл на рояле, расписывал фарфор, выпиливал из дерева рамочки, сам сконструировал и выпилил из дерева часы. В пьесе Андрей дарит Ирине в день рожденья рамочку для портрета, сделанную им самим. Ольга, представляя его Вершинину, говорит: «Он у нас и ученый, и на скрипке играет, и выпиливает разные штучки, одним словом, мастер на все руки».

М.П. Чехов много жил в провинции, какое-то время работал чиновником в земстве г. Алексина Тульской губернии, хозяйствовал в Мелихове, даже в Ялте, в музее, он вел самую рутинную работу отчетность и бухгалтерию. Возможно, что отголоски его настроений отразились в образе Андрея Прозорова.

Об «автобиографических откликах» в диалогах Вершинина и Маши писал З.С. Паперный, и это также можно отнести к ялтинским настроениям и ассоциациям пьесы³.

Тема провинции — одна из главных в пьесе, что характерно и для ялтинских настроений Чехова. Это известно из неоднократно цитировавшихся ялтинских писем А.П. Чехова А.С. Суворину, В.М. Соболевскому, Ф.Д. Батюшкову, В.Ф. Комиссаржевской, О.Л. Книппер. В этих письмах — тоска по столице, настоящей литературной жизни, общению, а иногда по среднерусской природе. В письме Горькому от 18 марта 1901 г.: «Скоро у вас весна, настоящая, русская, а у нас уже крымская весна в самом разгаре: здешняя весна как красивая татарка — любоваться можно и все можно, но любить нельзя» (П. 9, 321). О том же О.Л. Книппер в ноябре 1901 г.: «Сегодня долго сидел у себя в саду и думал о том, что погода здесь великолепная, но все же ехать теперь в санях гораздо приятнее» (П. 10, 108). Так и в пьесе неважно, тепло или холодно там, где живут героини, главное, что «в Москве в эту пору уже все в цвету и залито солнцем». Похоже, что если бы сестры Прозоровы оказались в Крыму, а не где-то там в Перми, то им не хватало бы московских хлябей и морозов.

Семья Прозоровых напоминала М.П. Чеховой семью Маевских^* из Воскресенска, где Чехов побывал в 1884 г. Но, вероятно, наслоились и ялтинские впечатления, что-то едва уловимое связывает героев пьесы с ялтинскими семьями Ярцевых и Срединых.

Григорий Федорович Ярцев (1858—1918) родился в Московской губернии. Судьба занесла его в Крым, в Ялту, где он с семьей жил с 1892 по 1906 год. Ярцев служил старшим лесничим в Южнобережном лесничестве. Много времени и сил он отдавал благотворительности, был председателем Ялтинского отделения Русского благотворительного общества, занимался организацией работы приютов, убежищ, столовых и попечительств для бедных, членом Ялтинского уездного комитета попечительства о народной трезвости, членом уездного и епархиального училищных советов. Г.Ф. Ярцев был неплохим художником, его картины экспонировались в Париже на известной Всемирной выставке в 1900 г. и были отмечены серебряной медалью. Картина «Крым. Яйла» была закуплена Третьяковым для его галереи; крымские этюды хранятся в Ялтинском государственном объединенном историко-литературном музее. Дом Ярцевых в Ялте на Гимназической (ныне ул. Войкова, 9) был хорошо известен многим деятелям отечественной культуры, здесь бывали многие русские писатели, актеры, музыканты и художники. Все годы жизни в Ялте Ярцев находился под надзором полиции как политически неблагонадежный, в 1906 г. он был выселен из Ялты и последние 12 лет прожил в Москве.

Леонид Валентинович Средин (1860—1909) родился в Архангельске. Так же, как и Чехов, окончил медицинский факультет Московского университета. Работал в Москве, но, заболев туберкулезом, в 1891 г. переселился в Ялту. Здесь практиковал как хирург, работал в больнице Красного Креста, в Кореизе открыл хирургическое отделение. С 1897 г. семья Срединых жила в доме Ярцевых на Гимназической, снимали весь второй этаж с двумя обширными балконами. Именно здесь, в квартире Средина, а чаще на одном из балконов проходили встречи местной и российской интеллигенции. В разное время у Срединых в Ялте бывали К.С. Станиславский, М.Н. Ермолова, О.Л. Книппер-Чехова, М.В. Нестеров, В.М. Васнецов, М. Горький, А.И. Куприн, Д.Н. Мамин-Сибиряк, И.А. Бунин, Ф.И. Шаляпин, С.В. Рахманинов, Л.А. Сулержицкий и др.

Л.В. Средин скончался от туберкулеза 8 октября 1909 г. (ст. ст.), похоронен на Иоанно-Златоустовском кладбище Ялты, могила не сохранилась.

Знакомством и дружбой с семьями Срединых и Ярцевых скрашивалось ялтинское одиночество Чехова. Отзывы многих современников об этих людях порой напоминают монологи и диалоги пьесы «Три сестры»: Чехов — Средину: «Нижайший поклон и привет всей Вашей семье, Вашему милому дому, который я так люблю» (П. 9, 137); Ермолова — Средину: «В Вас не одна доброта, а свет, свет, свет. Вся обстановка около Вас дышит порядочностью и теплотой»⁴; М. Горький — Е.П. Пешковой: «Но я крайне доволен, тем, что помимо Чехова, узнал Ярцева и Средина, — вот славные семьи!»⁵. Средина Горький назвал «душою тонкой, чуткой и отзывчивой», в письме Чехову он пишет о Средине: «...он тоже чертовски хорошая душа»⁶. Художник М.В. Нестеров вспоминал: «Бывало тянутся люди в гору к дому Ярцева, где проживал, медленно угасающий в злой чахотке, Средин, объединивший вокруг себя ищущих правду жизни...»⁷

И, кажется, о семьях Средина и Ярцева можно было бы сказать словами Вершинина из пьесы Чехова: «Допустим, что среди ста тысяч населения этого города, конечно, отсталого и грубого, таких, как вы, только три...»

К реалиям ялтинской жизни Чехова можно отнести и наблюдение В.Б. Катаева о горьковских чертах в образе Соленого^**, так как именно в Ялте Чехов и Горький познакомились и узнали друг друга.

Гимназическую линию в «Трех сестрах» О.А. Петрова⁸ связывает с Таганрогом, но, думается, что это не только так. То были воспоминания Чехова о годах ученичества, отношениях с товарищами и преподавателями. В Ялте писатель приобрел другой опыт, опыт общения с учителями гимназии в дружеской домашней обстановке. Чехов был избран членом Попечительного совета Ялтинской женской гимназии, дружил с ее начальницей Варварой Константиновной Харкеевич, через нее познакомился с учительницами и учителями гимназии и народных школ. О. Сергий Щукин, преподававший в церковно-приходской школе, а потом и в гимназии, вспоминал, что Чехов «с удовольствием слушал о школе, расспрашивал и смеялся разным маленьким анекдотам, которые нередко <...> случались»⁹. В пьесе Кулыгин дарит Ирине «Историю гимназии за пятьдесят лет», в которой можно найти фамилии всех, кто окончил ее. В библиотеке А.П. Чехова в ялтинском Доме-музее хранится «Историческая записка о Ялтинской женской гимназии за двадцатипятилетие ее существования (с 1876 по 1901 гг.)». Она составлена по поручению педагогического совета законоучителем гимназии священником И. Воскресенским, издана в Ялте в 1902 г., когда пьеса уже увидела свет. Но, скорее всего, работа над «Исторической запиской» велась к юбилею гимназии, как раз тогда, когда Чехов работал над пьесой. Возможно, что обсуждение этой брошюры в гимназии или на казенной квартире В.К. Харкеевич, где писатель часто бывал¹⁰, послужило толчком для использования этого эпизода в пьесе.

Биография начальницы Ялтинской женской гимназии В.К. Харкеевич перекликается с биографией Ольги в пьесе «Три сестры». Молодой девушкой Харкеевич (урожденная Сытенко) начала работу в Екатеринославской гимназии. С 1876 г., когда открылась прогимназия в Ялте, она работает учительницей приготовительного класса, но уже в декабре этого же 1876 г. исполняла обязанности начальницы гимназии из-за болезни последней. В начале 1877 г. попечителем Одесского учебного округа она была утверждена в должности и проработала в Ялтинской женской гимназии более 40 лет.

В пьесе «Три сестры» Ольга сначала работает учительницей, потом она сообщает: «Наша начальница больна, теперь я вместо нее». Родные стали называть ее не по имени, а начальницей. Именно так называли В.К. Харкеевич в семье Чеховых, именно так упоминается она в письме Чехова к О.Л. Книппер в сентябре 1900 г. (П. 9, 108).

Отголоски разговоров о Москве с писателем, врачом и общественным деятелем С.Я. Елпатьевским, который жил в Ялте в одно время с Чеховым, можно услышать в пьесе в диалогах сестер, где они с любовью вспоминают названия московских улиц (Басманной, Немецкой и т. д.), в словах Андрея: «Я не пью, трактиров не люблю, но с каким бы удовольствием я посидел бы теперь в Москве у Тестова или в Большом Московском, голубчик мой...». Теми же оттенками окрашены воспоминания С.Я. Елпатьевского о Чехове: «Запас сведений о Москве у нас обоих обширен — мы оба учились в Московском университете. Чехов вдохновляется и говорит: А помните?.. И начинает вспоминать знаменитые пирожки «с лучком, перцем, с собачьим сердцем», которые готовились в грязном переулке на Моховой, <...> вспоминает любезные Патриаршие пруды и миловидные Бронные и Козицкие переулки...»¹¹

Для ялтинских друзей и знакомых Чехова Москва — это реальный город, куда одни приезжали, как В.К. Харкеевич, в отпуск или, как С.Я. Елпатьевский, по литературным делам; другие просто переехали в Москву, как семьи Ярцевых и Срединых, осуществив в реальности мечту трех сестер. Но для героев пьесы Чехова «Три сестры» Москва так и осталась символом счастья, которого невозможно достигнуть, а можно только мечтать о нем.

Примечания

*. См. статью Е.А. Лебедевой «Старинный приятель» в наст. сб.

**. См. статью В.Б. Катаева «Буревестник Соленый и драматические рифмы в «Трех сестрах»» в наст. сб.

1. Паперный З.С. Засохшее дерево // Чеховские чтения в Ялте: Чехов в Ялте. М., 1983. С. 49—52.

2. Звиняцковский В.Л. Вера, надежда, любовь (Символы и реалии в «Трех сестрах») // Чеховские чтения в Ялте: Чехов сегодня. М., 1987. С. 56—66.

3. Паперный З.С. Указ. соч. С. 51.

4. Ермолова М.Н. Письма. Воспоминания. М., 1955. С. 130.

5. Горький М. Собр. соч.: В 30 т. М., 1954. Т. 28. С. 71.

6. Там же. С. 114.

7. Нестеров М. Памяти Горького // Огонек. 1938. № 14.

8. Петрова О.А. Классическая гимназия в пьесе «Три сестры» // Чеховские чтения в Ялте: Чехов в Ялте. С. 53—57.

9. Щукин С.Н. Из воспоминаний об А.П. Чехове // А.П. Чехов в воспоминаниях современников. М., 1960. С. 460.

10. Подробнее об этом см.: Ливицкая З.Г. Из ялтинского окружения А.П. Чехова // Чеховские чтения в Ялте: Чехов в меняющемся мире. М., 1993. С. 129—136.

11. Елпатьевский С.Я. Антон Павлович Чехов // А.П. Чехов в воспоминаниях современников. М., 1986. С. 557.