Вернуться к А.А. Журавлева, В.Б. Катаев. Чеховская карта мира

О.В. Овчарская. Событийность в ранней прозе Чехова и «малой прессе» 1880-х годов

В литературоведении уже утвердилась мысль о том, что ранний этап творчества Чехова, связанный с сотрудничеством в юмористических журналах, повлиял на зрелую и позднюю поэтику автора1. В работах разных ученых подробно исследовались некоторые аспекты этого влияния: особенности композиции, внимание к деталям, работа с календарными жанрами2, мы бы хотели обратить внимание на такую черту чеховской поэтики как проблематизация события. Эта тема редко рассматривается в связи с ранним творчеством, которое чаще всего характеризуется как новеллистическое3, тем интереснее проследить, связаны ли ранние рассказы Чехова, напечатанные в юмористических журналах, с проблематизацией события в позднем творчестве автора.

В текстах юмористических журналов 1870—1880-х годов можно выделить две противоположные тенденции: с одной стороны, ориентация на годовой цикл, повседневность, обыденность, с другой — на злободневность, актуальные события.

Два ключевых фактора, обусловливающих жизнь персонажа «малой прессы» — это годовой цикл и профессия или социальный статус. Достаточно вспомнить сборник Н.А. Лейкина «Мученики охоты»4, где каждый рассказ дает определенный тип человека, одержимого каким-то увлечением: «Голубятник», «Собачник», «Нумизмат», «Собиратель портретов». Развитие этой же тенденции можно увидеть в юмореске Чехова «Два романа» (1883), где герои описывают свои любовные переживания языком своей профессии:

«Ее habitus не плох. Рост средний. Окраска накожных покровов и слизистых оболочек нормальна, подкожно-клетчатый слой развит удовлетворительно. Грудь правильная, хрипов нет, дыхание везикулярное. Тоны сердца» (С., 1, 481).

Подобные юморески, построенные на пересечении разных дискурсов (как в данном случае любовного и медицинского), появляются довольно часто. Интересно, что этот популярный в юмористике прием описания явления нехарактерным для него языком, актуален и для «большой» литературы второй половины XIX века, ориентирующейся на научные достижения. Достаточно обратиться к заглавиям: в русской литературе это «Физиология Петербурга» (1845), в зарубежной — замыслы Бальзака «Физиология брака», «Патология социальной жизни», «Анатомия педагогической корпорации» и многочисленные сборники «типологий»: «Французы, нарисованные ими самими», «Образы народа, или Портреты англичан». Таким образом, принципы научности и типизации, которые некогда были популярны в «большой» литературе в середине века, доводятся до крайности и остаются в журнальной юмористике, как писал А.П. Чудаков: «Массовая литература — своеобразный паноптикум, или холодильник литературных форм: перестав быть живыми в большой литературе, в массовой в «замороженном» виде и как восковые копии они могут сохраняться удивительно долго»5.

Связь отдельных жанров «малой прессы» с традициями физиологического очерка отмечал А.П. Чудаков, он назвал этот новый жанр «юмористической физиологией», где «в облегченно-комической или пародийной форме излагается история какой-либо профессии, обычая, института, привычки, моды»6.

Стремление к «полноте описания социофизического мира»7, к научности и ориентация на годовой цикл очень ярко отразились в книге «Человеческая комедия», выпущенной журналом «Стрекоза» в 1882 г. В предисловии И.Ф. Василевский, который также являлся главным редактором и постоянным автором журнала «Стрекоза», рассказывает, идея этой книги взята у французов.

«Известный бойкостью и оригинальностью своего карандаша карикатурист Берталль (Bertall) издал три объемистые тома своих донельзя разнообразных этюдов и пародий, воспользовавшись для текста литературным участием остроумного и заслуженного редактора «Journal amusant» Пьера Веррона.

Маленькая энциклопедия Берталля задалась мыслию воспроизвести пером и карандашом всю будничную историю человеческой жизни, начиная колыбелью, кончая могилою, и вышла под сборным заглавием «Comedie humaine». Книга Берталля, конечно, имела дело с французским обществом.

Нам понравился общий план Берталля и Веррона.

Он давал возможность, шутя, всюду забраться и обо всем, хотя бы вскользь, поговорить»8.

В книге представлены разделы, охватывающие все проявления человеческой жизни (рождение, крещение, учение и т. д.). Примечательно название книги — «Человеческая комедия», отсылающее к одноименному замыслу Оноре де Бальзака9. Как известно, Бальзак тоже стремился описать в своих произведениях всю жизнь современного ему общества. В предисловии к «Человеческой комедии» Бальзак писал:

«Общество подобно Природе. Ведь Общество создает из человека, соответственно среде, где он действует, столько же разнообразных видов, сколько их существует в животном мире. <...> Стало быть, существуют и всегда будут существовать виды в человеческом обществе, так же, как и виды животного царства. <...> Таким образом, предстояло написать произведение, которое должно было охватить три формы бытия: мужчин, женщин и вещи, то есть людей и материальное воплощение их мышления, — словом, изобразить человека и жизнь»10.

Как писатель-реалист, Бальзак ставил перед собой задачу всеобъемлюще описать жизнь общества, показать обусловленность человека средой. В России такую же цель ставили перед собой создатели альманаха «Наши, списанные с натуры русскими» (1841—1842). Они описывали в своих очерках современные им человеческие типы: водовоза, армейского офицера, знахаря, уральского казака. Тенденция к изображению «русских типов» продолжилась в сборнике «Физиология Петербурга» (1845).

«Человеческая комедия» Берталля и Василевского следует за бальзаковской и в принципе построения — произведение делится на сцены, что соотносится с жанровым определением «комедия» (у Бальзака романы цикла «Этюды о нравах» делились на сцены частной жизни, провинциальной, политической, парижской, военной и сельской). Но такая легкость переноса французского замысла на русскую почву была подготовлена и «типологическим подходом» натуральной школы.

Вторая тенденция юмористической журналистики — ориентация на злобу дня, также кажется довольно очевидной. В статье «Чехов и малая пресса 80-х годов» А.В. Коротаев писал: «...после более внимательного ознакомления с ними (с журналами. — О.О.) мы увидим, что календарь являлся лишь традиционным кругом, по которому совершали свое движение эти журналы, в значительной мере они шли за газетой, газетным репортажем, отражавшим ту или иную злобу дня»11.

Задачу отражать злобу дня осознавали и сами авторы «малой прессы». Так, И.Ф. Василевский подчеркивал, что русских читателей интересуют только самые последние новости:

В русской печати неизменно главенствуют и благоденствуют только газеты. Читатель требует не помногу, но многого. Человечество до того занято, оно так «и жить торопится, и чувствовать спешит», наскоро закусывая, наскоро читая и наскоро друг друга объегоривая, что литературная пища его непременно должна быть сборною окрошкою, «с пылу — с жару» подаваемою12.

Но при всем этом, на наш взгляд, актуальность содержания нивелировалась традиционностью формы. Новое событие описывалось в устоявшихся, хорошо знакомых читателю формах сценки, фельетона, мелочишки, что позволяло увидеть в новом что-то уже знакомое, «стирало» новизну и актуализировало обыденность. Событие становилось несобытийным. Например, в 1885 году в «малой прессе» при описании афганского кризиса авторы разных изданий часто прибегают к одному приему — они дают картину экзотической страны, в которой начался конфликт между Россией и Британской империей, глазами обывателя, далекого от понимания проблемы. Вот отрывок из постоянного фельетона «Стрекозы» «Всякие злобы дня»:

«Петербуржец смышлен и ловок, как ублюдок от ерша и вьюна, и если его хорошенько прижать к стене, да пристыдить как следует, так он и о Герате порасскажет кое-что. Во-первых, скажет он, географическая территория такая есть. Во-вторых, Герат лежит, наверное, за Оренбургом и где-то даже за Уфою. Нужно вам сказать, что в понимании нашем ясном и категорическом, восточные страны России ограничиваются Уфою. Дальше уже идет сплошь какая-то полуфабулезная Ташкентия, наиболее замечательная и занимательная своими щедринскими ташкенцами»13.

В «Осколках петербургской жизни» можно встретить следующее описание Англии:

«Говорят о войне с Англией...

Что такое Англия?

Англичане живут на островах, но из этого вовсе не следует, что у них там так же весело, как у нас на островах. Напротив, англичане презирают оперетку, шансонетку и француженок и страдают постоянно, вследствие туманов и фабричного дыма, сплином. Это такая особенно скучная болезнь: смесь насморка, мигрени, геморроя и карточного проигрыша»14.

Оба примера взяты из фельетона — жанра, который должен был бы острее всего реагировать на происходящие события. Как видно из примеров, актуальные события описываются по одному шаблону, который использовался постоянно. Его можно найти и в рассказе Чехова «К характеристике народов» 1884 года:

«Англичане очень дорого ценят время. «Время — деньги», говорят они, и потому своим портным вместо денег платят временем. Они постоянно заняты: говорят речи на митингах, ездят на кораблях и отравляют китайцев опиумом. У них нет досуга... Им некогда обедать, бывать на балах, ходить на рандеву, париться в бане. На рандеву вместо себя посылают они комиссионеров, которым дают неограниченные полномочия. Дети, рожденные от комиссионеров, признаются законными. Живет этот деловой народ в английских клубах, на английской набережной и в английском магазине. Питается английской солью и умирает от английской болезни» (С., 3, 114).

На наш взгляд, методы отсылок к актуальным событиям в «малой прессе» зависят от жанра. Чаще всего отсылки к «новостям» появляются в наиболее формализованном жанре — юмореске, в котором форма устойчивого языкового жанра (анекдот, библиография, рецепт) наполнялась актуальным содержанием. Многие юморески состоят из нескольких анекдотов, тематически объединенных вокруг одного события, например, юмореска «И то, и се (письма и телеграммы)» Чехова, посвященная приезду Сары Бернар.

В рассказах, сценках, очерках проникновение «злобы дня» намного более ограничено. Можно назвать два основных приема созданий иллюзии реальности. Во-первых, употребление незначительных для сюжета «маркеров» реальности. Например, как известно, Чехов просил Лейкина вставить в рассказ «Ворона» названия «увеселительных мест» Петербурга, чтоб рассказ стал более интересен для столичных жителей (П., 1, 151). Сам Лейкин часто использует этот прием. В сценке «В четырех стенах»15 сын графини насвистывает мотивы популярных арий и называет сами оперы (все они были в репертуарах театров в 1885 году), эта деталь сюжетно не связана с остальным текстом, построенным на комизме характера старой графини.

В зрелом творчестве Чехов иногда использует принцип «маркеров реальности». Так, в «Попрыгунье» упоминается, что Ольга Ивановна «поехала к портнихе, потом к Барнаю, который только вчера приехал, от Барная — в нотный магазин» (П., 6, 26), актер Людвиг Барнай действительно гастролировал в России в 1890 году. В «Рассказе неизвестного человека», как и в раннем рассказе «Ворона», Чехов упомянул дорогие петербургские рестораны: «обедали у Контана или Донона».

Во-вторых, актуальное событие может быть использовано как точка отсчета, фон, для диалогов сценки. Например, излюбленным приемом Лейкина было описание купцов в театре, на выставке или других культурных мероприятиях, которые проходили в то время. Само мероприятие было только фоном, главной задачей автора было продемонстрировать необразованность персонажей16.

Разумеется, в творчестве и молодого Чехова, и его современников-юмористов встречаются и рассказы, написанные на злобу дня. Рассказ Чехова «В Париж!», посвященный ажиотажу вокруг первых опытов лечения от бешенства, которые проводил в 1886 году Луи Пастер, или рассказ «Упразднили!» — отклик на отмену в 1885 году чинов майора и прапорщика. Но такие случаи являются, скорее, исключением.

Иногда намеки на «злобу дня» скрыты и нуждаются в комментарии. Например, в рассказе «Без места», опубликованном 18 ноября 1885 года, герои обедают в ресторане Палкина, который через неделю — 25 ноября — пышно отмечал свое столетие.

Как видно из приведенных примеров, объем актуальной информации оказывается обратно пропорционален свободе жанра: чаще всего новости подаются в виде юморески, пародирующей твердые жанровые формы. То, что составляло «злобу дня» описывалось не как новость, а как материал для наполнения старой формы, поэтому и «новости» подбираются такие, о которых все уже знают и говорят. Можно сказать, что «малая пресса» описывает не действительно происходящие события, а то, что о них говорят люди, устоявшиеся мнения, слухи.

Юмористические журналы во многом следовали традициям «натуральной школы», но принцип типизации и научности в них доводился до крайности и становился комичным. Актуальные события описывались с помощью старых шаблонов и оказывались не более новыми, чем новый дачный сезон или приход нового года. Чехов выходит из того странного типа журналистики, который не интересуется новым, а описывает мир как неизменный, двигающийся по кругу, наполненный скорее устойчивыми типами, чем характерами. Такое восприятие реальности и традиции ее описания не могли не повлиять на позднее творчество Чехова, в частности, на особенности описания событий в тексте.

Примечания

1. См.: Катаев В.Б. Чехов и его литературное окружение (80-е годы XIX века) // Спутники Чехова. М., 1982. С. 17—24; Сухих И.Н. Проблемы поэтики Чехова. СПб., 2007.

2. См.: Чудаков А.П. Мир Чехова: Возникновение и утверждение. М., 1986; Душечкина Е.В. Русский святочный рассказ: становление жанра. СПб., 1995.

3. См.: Замятин Е.И. Чехов // А.П. Чехов: pro et contra. Т. 2. СПб., 2010. С. 123—129; Кржижановский С.Д. Чехонте и Чехов (Рождение и смерть юморески) // А.П. Чехов: pro et contra. Т. 2. СПб., 2010. С. 487—511.

4. Лейкин Н.А. Мученики охоты. СПб., 1880.

5. Чудаков А.П. Указ. соч. С. 71.

6. Там же. С. 76.

7. Смирнов И.П. Мегаистория. К исторической типологии культуры. М., 2000. С. 39.

8. Василевский И.Ф. Человеческая комедия / рис. Н.А. Богданова, Г.А. Гельмсдорфа, А.И. Лебедева и др. СПб., 1882. С. I.

9. Среди книг Берталля нам не удалось найти книги с таким названием, скорее всего, Василевский имел в виду трехтомник «La comédie de notre temps» (1874—1876). Если наше предположение верно, то подобная замена названия показывает, что для Василевского произведения Берталля и Бальзака были связаны, пусть даже ассоциативно.

10. Бальзак О. Предисловие к «Человеческой комедии» // Бальзак О. Полное собрание сочинений: В 10 т. Т. 1. М., 1982. С. 38—39.

11. Коротаев А.В. Чехов и малая пресса 80-х годов // Ученые записки ЛГПУ им. А.И. Герцена. Т. 24. Л., 1939. С. 111—112.

12. Василевский И.Ф. Указ. соч. С. 125.

13. Б/п. Всякие злобы дня // Стрекоза. № 10. 1885. С. 2.

14. И. Грэк <Билибин В.В.> Осколки петербургской жизни // Осколки. № 12. 1885. С. 3—4.

15. Лейкин Н.А. В четырех стенах // Осколки. № 5. 1885. С. 5.

16. См.: Лейкин Н.А. На выставке картин Верещагина // Гуси лапчатые. СПб., 1881. С. 57—60.