Девятнадцатый век подарил миру целую плеяду великих русских писателей. Мы не будем останавливаться на первой его половине, а рассмотрим вторую, когда шло формирование мировоззрения литераторов, прославивших своими именами не только отечественную литературу, но и заявившими о себе и в России, и в мировом культурном пространстве. Одни из них были наиболее известны: В.Г. Короленко, А.П. Чехов, А.И. Куприн, И.А. Бунин. Имена других — критиков, издателей, журналистов — А.М. Скабичевского, Н.К. Михайловского, А.С. Суворина, Н.Д. Телешова, И.Н. Потапенко современному читателю известны менее, однако, они внесли свой неоценимый вклад в развитие русской литературы. В этом сообществе особое место занимает русский писатель уральского происхождения Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк. В том, что это место особое, можно убедиться, изучая его жизнь и творчество.
Д.Н. Мамин-Сибиряк родился в 1852 году, на восемь лет раньше А.П. Чехова (1860), но в литературе считал себя младшим по сравнению с ним. При всей разнице их творчества, личные взаимоотношения Антона Павловича и Дмитрия Наркисовича и их место в литературе заслуживают особого внимания исследователей. Чехов писал о Мамине: «Мамин принадлежит к тем писателям, которых по-настоящему начинают читать и ценить после их смерти. Потому что они свое творчество не приурочивали к преобладающим направлениям <...> когда я читал маминские писания, я чувствовал себя таким жиденьким, будто бы сорок дней и ночей постился» [4, с. 218]. И Мамин-Сибиряк в письме к матери: «Сейчас с увлечением читаю сочинения Антона Павловича. Понимаю, что мои труды рядом с ним и не звучат. Особенно с подлинной элегией «Дом с мезонином»» [10].
Социально-экономические процессы и общественные явления предопределили взаимосвязи и «перекрёстки» в жизни и творчестве двух писателей. Некоторые аналогии можно провести, начиная с рождения. Мамин-Сибиряк родился в семье священника, обучался в Екатеринбургском духовном училище и в Пермской семинарии, но в зрелом возрасте его отношение к церкви было неоднозначным. Чехов родился в глубоко верующей семье, где свято соблюдались все православные традиции и каноны, однако, и его отношение к религии в зрелые годы было неоднозначным. И эта неоднозначность отразилась в творчестве обоих писателей. Чехов получил профессию врача на медицинском факультете Московского университета, Мамин изучал медицину в Военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге. В студенческие годы оба сотрудничали с газетами. Антон Павлович — с московскими, Дмитрий Наркисович — с петербургскими. Зарабатывали на жизнь частными уроками. И Мамин, и Чехов в молодом возрасте после потери своих отцов взяли на себя ответственность за матерей. Оба были женаты на актрисах театра. С той разницей, что непродолжительный брак Дмитрия Наркисовича с актрисой М.М. Абрамовой закончился трагедией — её смертью при родах. И остаток своей жизни, несмотря на брак с гувернанткой своей дочери О.Ф. Гувале, Мамин тосковал по любимой женщине. В то время, как в браке Чехова и Книппер долгожданных детей так и не появилось, а Ольга Леонардовна, пережив мужа на 55 лет, сохранила верность его памяти, прожив эти годы одна. Можно еще обратить внимание на место младших сестер в жизни того и другого писателя. И Елизавета Мамина, и Мария Чехова были учителями, поддерживали своих братьев-писателей, увековечивали их память в литературном и историческом пространстве. Мария Павловна Чехова всю свою жизнь посвятила сохранению дома и созданию музея Антона Павловича в Ялте. Благодаря Елизавете Наркисовне, в замужестве Удинцевой, и особенно ее сыну Борису, удалось сохранить мемориальный дом семьи Маминых в Екатеринбурге и открыть там литературно-мемориальный музей писателя. Более того, Б.Д. Удинцев всю свою жизнь посвятил изучению и сохранению творческого наследия дяди.
Казалось бы, это только внешние аналогии, возможно, даже типичные для XIX века. Но дело в том, что они нашли отражение в мировоззрении и творчестве двух писателей. Мамин родился в Висимо-Шайтанском заводе, небольшом уральском поселке, где жили в основном крепостные рабочие одного из демидовских заводов. Урал тем и отличался от центральной России, что здесь были крепостные рабочие, вокруг которых сформировался уникальный горнозаводской уклад. Этот уклад Мамин-Сибиряк с этнографической точностью отразил в известных своих романах «Три конца», «Горное гнездо», «Дикое счастье», «Приваловские миллионы», «Золото». Как писал литературный критик либерально-народнического направления А.М. Скабичевский: «Д.Н. Мамину пришлось многие годы провести в малокультурном полудиком крае, где рядом с веянием европейской цивилизации <...> до сих пор еще мирно уживаются грубые до зверства нравы средневековья» [6, с. 134]. Об этих нравах он будет писать во всех своих произведениях: коротких рассказах и больших романах. Несмотря на то, что последние двадцать лет своей жизни Мамин проведет в Санкт-Петербурге, внутренне с Уралом он никогда не расстанется.
Чехов родился в 1860 году в Таганроге и вырос в этом южном, приморском городе, резко отличающемся от Среднего Урала, где формировался Мамин. Антон Павлович окончил Таганрогскую гимназию, учебное заведение, которое было не по средствам сыну священника Мамина. Тем не менее, Таганрог тоже был глубокой провинцией, что не могло не сказаться на творческом пути Чехова.
Об этом писал А.М. Скабичевский: «...Но при этом читатели забывают, что из этой же среды выходят Чеховы, Мамины и что редкому беллетристу-разночинцу, выходцу из далекой провинциальной глуши, явившемуся в столицу по неодолимому призыву литературного червячка, копошащегося под юным черепом, не приходится пройти тяжкого и тернистого пути литературной богемы, прежде чем добиться хотя бы самой скромной известности» [8]. То есть, в данном случае Скабичевский в прямом смысле через запятую называет Чехова и Мамина, которым, как выходцам из провинции, выпала на литературном поприще одна участь — пробивать свой путь в литературе.
И путь этот был сложным. Обратимся снова к словам Скабичевского: «В то самое время, т. е. в конце семидесятых и начале восьмидесятых годов, вышли на литературное поприще разом несколько молодых беллетристов, которые пессимистическим характером своих произведений как нельзя более гармонировали с мрачным фоном эпохи. Таковы были Новодворский, Гаршин, Альбов, Баранцевич, Ант. Чехов. К этой же группе следует присоединить и Д.Н. Мамина», — пишет он в своей статье «Дмитрий Мамин-Сибиряк», анализируя не только творчество Мамина, но и общественную ситуацию в целом. По мнению Скабичевского, современника Мамина и Чехова, это была эпоха общего разочарования и уныния. «Это были годы тревожных сумерек, быстро наступивших после радостного солнечного дня и обещавших безрадостно-темную и бурную ночь» [6, с. 133].
Какие же социально-экономические предпосылки оказывают влияние на «русскую мысль», определение, под которое можно подвести всех известных литераторов XIX века? Два таких страшных бедствия, разразившихся в начале 90-х годов, как голод и холера, а вместе с тем и переселенческое движение, весьма обратили на себя внимание общества и литературы, обострив вопрос об отношении интеллигенции к народу. И в этой связи мы можем рассматривать романы и рассказы Мамина об отмене крепостного права и жизни горнозаводского рабочего (Мамин не был сторонником отмены крепостного права, считая, что в таком случае рабочий лишается всех социальных гарантий) и рассказы и драмы Чехова о поиске смысла русской интеллигенцией.
Еще одним событием этого века, волнующим умы русской интеллигенции, было поражение России в Крымской войне в 1856 году и не оправдавшиеся в связи с этим надежды. Литературный критик Н.В. Шелгунов в статье «Очерки русской жизни», опубликованной в журнале «Русская мысль», 1888 г., также анализирует общественную формацию, и влияние на русскую мысль толстых журналов, в которых печатались все прогрессивные писатели того времени. Одним из ведущих журналов являлась «Русская мысль», в которой публиковались, в том числе, Чехов и Мамин. О роли литератора в процессе формирования русской мысли оба в своих произведениях писали неоднократно. Очередное сравнение Мамина и Чехова А. Скабичевский приводит в критических письмах «Литература в жизни и жизнь литературы» в журнале «Новое слово» № 1, октябрь 1895 год. Выделяя группу беллетристов-пессимистов, он пишет: «Не меньшим пессимизмом отличаются произведения и таких двух занимающих в настоящее время первое место по своей талантливости, беллетристов, как Д.Н. Мамин и А.П. Чехов».
«Во всех как больших романах, так и мелких рассказах Мамина вас поражает на первом плане, тот безысходный хаос, тот всеобщий раздор и разлад человеческой жизни, который ведет к роковой гибели каждое мало-мальски прекрасное существование, каждое благое начинание. <...> Такова философия г. Мамина, проникающая во все его произведения. Не уступает ему и А.П. Чехов в своем столь же безотрадном пессимизме. И у г. Чехова, в его наиболее сильных произведениях («Палата № 6», «Рассказ неизвестного человека») вы видите тот же мрачный хаос и разлад в человеческой жизни, то же разочарование в возможности достигнуть чего-либо желанного-хорошего, то же гнетущее отчаяние» [7].
Мамина и Чехова объединяло то, что они не встраивались ни в какие модные течения, не старались походить на других литераторов. Мамин вообще был уральцем-одиночкой, так и не сжившийся со столичными литературными течениями. Не случайно хрестоматийная статья о творчестве Мамина, написанная известным критиком XIX — начала XX века Еленой Колтоновской, так и называлась «В стороне от главного русла». Это Мамин, в силу своего одиночества, остался в стороне от главного литературного русла, что обеспечило ему как раз особое место в русской литературе.
Чехова подкупала в Мамине способность всегда, в любой ситуации оставаться самим собой, не подстраиваясь под вкусы публики ни внешне, ни внутренне. Заинтересовавшись личностью Мамина, Чехов начинает его читать. Он велит прислать из книжного магазина все его отдельные издания и читает их в свободные часы каждый день, а после делится своим мнением с И.Н. Потапенко, известным в то время беллетристом, состоявшим в дружеских отношениях с Маминым и Чеховым. «Он в книгах такой же точно, как и в жизни <...> Тот же чернозем — жирный, плотный, сочный, который тысячу лет может родить без удобрения <...> За культурностью он не гоняется, но зато в каждом его рассказе какой-нибудь Поль Бурже1 извлек бы материала на пять толстых романов...» [4, с. 219].
И Мамин в письме к Потапенко: «...Из Чехова прочел рассказ «Дом с мезонином». Поразительно смело и свежо. Последние слова: «Мисюсь, где ты?» звучат как зов ушедшей юности и утраченному счастью. Мне очень это близко. Вы чаще встречаетесь с Антоном Павловичем, передайте ему мое восхищение» [2]. Они писали совершенно по-разному. Мамин, со свойственной ему основательностью, взращенной на уральском «черноземе», но с тоской по положительному герою. Чехов с интеллигентной утонченностью, высокой художественностью, но с той же тоской по идеалу, с высокими нравственными требованиями к литературному герою. С.А. Венгеров — историк и критик литературы, пишет: «Он не создаёт положительных типов, потому что не может довольствоваться малым. Если, читая Чехова, и приходить в отчаяние, то это все-таки отчаяние облагораживающие: оно поселяет глубокое отвращение к мелкому и пошлому <...> и заставляет презирать отсутствие нравственной и общественной выдержки» [1, с. 622].
И при таком пессимистическом подходе в литературе и Мамин, и Чехов отмечали в друг друге то, чего каждому из них не доставало в своём творчестве, а возможно, и в жизни. Но что без сомнения их объединяло, так это чувство свободы и независимости.
Интересными параллелями в творчестве Мамина и Чехова являются два публицистических произведения — «Бойцы» и «Остров Сахалин». Обе эти книги — путевые записки, раскрывают журналистский талант писателей, что выражается в репортерской точности повествования, в документальности фактов, в исследованиях, которые проводятся, казалось бы, в ходе путешествий, в то время, как оба писателя при написании записок использовали большой объем аналитического материала.
Впервые очерк весеннего сплава «Бойцы» был опубликован в седьмой и восьмой книгах журнала «Отечественные записки» за 1883 год, когда Дмитрию Наркисовичу был 31 год. «Остров Сахалин» вышел в печати на десять лет позже, в 1893 году, когда Антону Павловичу было 33 года, а путешествие на Сахалин им было предпринято в 30 лет. То есть, авторы писали эти работы в одном возрасте. Следуя на Сахалин, Чехов на три дня останавливался в Екатеринбурге, где теоретически, мог встретиться с Маминым, о котором к тому времени был уже наслышан. В Екатеринбурге Антон Павлович жил в «Американской гостинице», где в настоящее время находится художественное училище им. И. Шадра, и где его навещал родственник, А.М. Симонов, издатель газеты «Екатеринбургская неделя», в которой активно публиковался Мамин. В письме сестре Марии Чехов писал о том, что «Больше всех нравится в здешних краях Сибиряк-Мамин, описывающий Урал. О нем говорят больше, чем о Толстом» [12]. Но встречи двух писателей в тот момент не произошло.
Гораздо позже, уже после их знакомства, Чехов вновь позволит себе невольное сравнение Мамина с Толстым в письме к А.С. Суворину, журналисту, издателю и театральному критику, от 23 марта 1895 года. «...Мамин-Сибиряк очень симпатичный малый и прекрасный писатель. Хвалят его последний роман «Хлеб», особенно в восторге был Лесков. У него положительно прекрасные вещи, а народ в его наиболее удачных рассказах изображается нисколько не хуже, чем в «Хозяине и работнике»2. Я рад, что вы познакомились с ним хоть немножко» [4, с. 218].
Но вернемся к «Бойцам» и «Сахалину». Очерк посвящен весеннему сплаву барок-коломенок, на которых доставляли демидовский металл с Урала в Европу. В действительности Д.Н. Мамин путешествовал вверх и вниз по Чусовой в 1868, 1869 и 1870 годах. А также несколько раз с 1878 по 1882 годы, о чем позже вспоминал в своей автобиографии. Чусовая — это левый приток Камы, одна из самых живописных рек Урала. Особенность ее состоит в том, что она пересекает Уральский хребет и во время весеннего сплава очень опасна из-за скал-бойцов, о которые бились барки.
Анализируя произведения авторов XIX века, нам кажется справедливым обращаться к рецензиям критиков — их современников. Вот как объясняет поездку А.П. Чехова на Сахалин А.А. Измайлов — петербургский беллетрист: «Литературно его могла завлекать мысль написать под прямым давлением обстоятельств книгу, устанавливающую за ним репутацию действительного исследователя жизни, бытописателя необследованного края. Надо вспомнить, как настойчиво в тогдашней критике звучал мотив упрека Чехову в несерьезности труда, в неспособности дать что-нибудь крупное. Чехов знал, что это путешествие, может быть, недешево дастся ему, зато из него он привезет материал для целой монографии» [3, с. 425—427]. То есть, если сравнивать с Маминым, который путешествует по Чусовой в силу личных обстоятельств и с целью изучения весеннего сплава, Чехов специально едет на Сахалин, чтобы, исследуя каторжный остров, зарекомендовать себя не только писателем-лириком в прозе, коим он себя проявил с первого романа «Драма на охоте», но и бытописателем, публицистом, способным с фотографической точностью передать сложную жизнь на острове».
В чём же при публицистической похожести наблюдается принципиальное различие двух авторов в путевых заметках? В том, что Мамин оставался художником при написании «Бойцов», что и подчеркивали критики, а Чехов в «Острове Сахалине» пытался избавиться от себя-художника, хотя ему это не всегда удавалось. На что указывает Измайлов: «Прекрасный талант Чехова, его великолепная пытливая наблюдательность, мастерство психологического постижения сказались и в «Сахалине». Но Чехов как бы намеренно гасил в этой книге себя как художника. Блестки художественного таланта прорываются здесь как бы против его воли. Он хотел остаться только спокойным холодным учёным и, видимо, насильно удерживал себя от той передачи факта, какая отличает беллетриста» [3, с. 427].
А теперь о первом знакомстве Мамина и Чехова. Их первая встреча предположительно состоялась 30 декабря 1892 года в доме литератора и создателя частного музея писателей России и Германии Фидлера, куда он обоих писателей пригласил вполне намеренно. «Беседа их продолжалась довольно долго <...> Видел, что Мамин был непринужден и непосредственен, как всегда, а Чехов, как всегда, — сдержан» [4, с. 218], — записал Фидлер в дневнике. После более близкого знакомства писателей Чехов отводил совершенно особенное место Мамину в русской литературе. Он отмечал, что «жизнь вот этого человека трепала, как может быть ни одного из нас, а он между тем не уступил ей ни капли из своего уральского колорита» [4, с. 120]. В те приезды Мамина в Москву, которые совпадали с приездом в столицу Чехова, они обязательно встречались. Чаще всего это происходило во время так называемых «общих плаваний». Случалось это в дни приезда Чехова из его именья Мелихова или других поездок, когда Антон Павлович останавливался в «Большой Московской гостинице», о чем тут же узнавала вся литературная богема и собиралась вокруг него.
При всей разнице письма Чехова и Мамина у них есть произведения похожие по темам, стилю и внутреннему ощущению. Подобную аналогию можно провести между не самыми известными рассказами «Архиерей» и «Последняя треба». Оба они посвящены служителям церкви. Как уже упоминалось выше Чехов и Мамин выросли в верующих семьях. И тема веры явно или косвенно, но проходит через многие произведения писателей.
Буквально на нескольких страницах повести «Последняя треба», впервые опубликованной в двенадцатой книге журнала «Мир Божий» за 1892 год, Мамин показывает, как происходит нравственное перерождение русского человека: от лютой ненависти до глубокого участия, чему способствует поп Савелий, совершающий причастие умирающей женщине.
В рассказе отражена боль и тоска по рано ушедшему из жизни отцу писателя и по любимой женщине Марии Морицовне, умершей при родах в 1892 году. Известный уральский литературовед Лидия Слобожанинова в своей статье «Непрочитанный Мамин. 900-е годы» пишет: «...этот рассказ, высоко ценившийся в петербургском литературном окружении Мамина, в советское время не переиздавался и не рассматривался, оставаясь в ряду произведений, не отвечающих идейным приоритетам эпохи» [9]. «Рассказ «Последняя треба» безупречен с бытовой и психологической стороны и вместе с тем ненарочито философичен, как это характерно для классических рассказов Мамина-Сибиряка» [9].
Рассказ Чехова «Архиерей» впервые был опубликован в «Журнале для всех» (1902, № 4), то есть на десять лет позже «Последней требы». Исследователи творчества Чехова также считают, что в этом произведении автор передал личные переживания, связанные с собственной болезнью в последние годы жизни. О том есть ли подлинный прототип викарного архиерея — главного героя рассказа, исследователи во мнении расходятся. Тем не менее, существует история об архиерее, владыке Михаиле (Грибановском) епископе Таврическом, фотография которого, запечатленного вместе с его матерью хранилась в кабинете Чехова. Они не были знакомы лично. Фотографию Антон Павлович приобрел у ялтинского фотографа, «его поразило лицо и удивительные глаза священника, прильнувшего к старенькой матери. Фотография явилась как бы иллюстрацией к ещё не написанному, но уже задуманному рассказу» [11]. Оба рассказа проникнуты личными переживаниями Чехова и Мамина, и наполнены любовью не только к своим близким, но и к каждому человеку. Повествование в рассказах происходит во время двух больших православных праздников Рождества и кануна Пасхи, когда в людях раскрываются лучшие их качества, хочется любить и делать добро. Оба рассказа проникнуты лиричностью, светлой грустью и любовью.
Общий писательский и творческий круг предопределил встречи двух писателей. Мамин и Чехов встречались не только в Москве. В начале 1896 года Дмитрий Наркисович во время приезда в Царское Село своей младшей сестры Елизаветы, чтобы ее порадовать, устроил два литературных обеда. На первом присутствовали литераторы Михайловский, Давыдова, Южаков, Скабичевский. А 8 января он принимал у себя Чехова и Потапенко. В этот день Дмитрий Наркисович подарил Чехову книгу «Три конца», изданную в 1895 году, с надписью: «Обедавшему у меня 8 января 96 г. в Ц. Селе Антону Павловичу Чехову — от Д. Мамина-Сибиряка» [5, с. 515].
7 апреля 1900 года Мамины приехали в Ялту. В это время в Крыму отдыхало много писателей — Станюкович, Бунин, Куприн, Горький с женой и сыном; на своей даче в Аутке жил Чехов. Мамин встретил много знакомых и друзей. Среди них был доктор и писатель С.Я. Елпатьевский. В Ялте, освободившись от врачебных приёмов, он, конечно же, проводил время в кругу писателей. И вспоминал, что вокруг Мамина сразу собрался свой круг, как возле очень интересного, «своеобычного» и оригинального человека. Такие встречи в городском саду их завсегдатаи называли «правильными заседаниями». Когда Дмитрий Наркисович был в добром расположении духа, он набивал трубочку, закуривал и говорил: «О-отец дья-якон рассказывал...», — и Мамин своими огромными черными глазищами оглядывал публику. И все ждали веселого собеседования. «Отец дьякон был уральский человек и всегда рассказывал веселые вещи, иногда посоленные крупной уральской солью, но всегда яркие, остроумные, рассказывал короткими фразами, неожиданными и яркими образными выражениями» [4, с. 205], — вспоминал Елпатьевский, дополняя, что от Мамина никто не хотел уходить, так он подкупал своей простотой и душевностью. И в то же время Сергей Яковлевич замечает, как много неиспользованного осталось из силы его творчества и наблюдений. Как и в Петербурге, он мало интересовался ялтинской курортной публикой, кроме этого «спевшегося» в городском саду кружка. Но сразу же в первое утро своего приезда отправился на ялтинский базар, где завел знакомство со стариком, продававшим квас. После чего каждый день ранним утром отправлялся к нему пить квас, а на самом деле беседовать со Степанычем. А как-то Дмитрий Наркисович и вовсе вернулся с базара веселый и оживленный и заявил, что встретил тамбовских мужиков — целую артель.
Мамин был очень рад тому, что встретил в Ялте исконно русских людей, которых понимал и испытывал к ним большой интерес и сочувствие. Позже в 1901 году в журнале «Русское богатство» будет опубликован очерк Мамина «Перекати-поле», отражавший тяжелое положение пореформенной деревни. В основу его будет положен сюжет о приезде в Ялту на заработки большой артели тамбовских крестьян. Так что все свои наблюдения и встречи Дмитрий Наркисович не просто коллекционировал, но старался использовать в новых произведениях.
Любил он бывать в порту и разговаривать там с портовыми рабочими. Иногда писатели все вместе встречались в доме у Антона Павловича Чехова. Он был болен, и навещали его только по разрешению врача. Здесь Мамин разговаривал с Горьким, который очень ценил его произведения и говорил, что они помогли ему глубже понять русский народ и русский язык, отмечал уральские рассказы, показывающие большое значение фольклора и быта. Оба писателя обсуждали новинки в литературе, беседовали о Куприне, Бунине, Телешове. Часто Дмитрий Наркисович гулял с дочкой Аленушкой, которая тогда передвигалась на костылях, и компанию им составляла Е.П. Пешкова — жена Горького, с маленьким сынишкой Максимом. Собирались вместе и у доктора Л.В. Средина, который был большим поклонником литературы и искусства. Фотографировались на веранде его дачи вместе с Горьким, Буниным, Телешовым. К Ялте Мамин не прикипел. Солнце и тепло не смогли заменить ему родного севера. Отмечал это Елпатьевский: «...слишком много в нем было Урала и слишком глубоко сидел в нем Урал <...> Ему не доставало уральской елочки, белой березки, — того, что ему милее было и пальм, и каштанов, и великолепных магнолий» [4, с. 206].
О том, что Мамин не стал приверженцем Ялты, вспоминал и Н.Д. Телешов. В Ялте был книжный магазин, хозяин которого, Синани, много лет собирал в огромную книгу автографы знаменитых писателей, артистов, деятелей науки. Мамин не мог обойти стороной магазин, где часто встречались писатели и художники. А Синани не мог обойти его. И, конечно, подвел его к своей книге. Мамин недолго думая написал: «Ехал в Ялту с радостью, уезжаю из Ялты с удовольствием». Когда Синани прочитал эту запись, он обиделся и жаловался всем: «Вот Мамин-Сибиряк большой писатель, а про нашу Ялту написал такое, что даже верить не хочется» [5, с. 546].
Вернувшись из Ялты, Мамин, по-прежнему, живет в Санкт-Петербурге. Сам страдающий от многочисленных недугов, он тяжело переживает обострение болезни Чехова. И 7 июля 1904 г. после смерти Чехова пишет матери: «Плачу горько, как еще не плакал с тех пор, когда прощался с Марусей. Никто не заменит Чехова, никто!» [2].
Мамин пережил Чехова на восемь лет и, тяжело болея, ушел из жизни в Санкт-Петербурге 2 ноября 1912 года, когда ему исполнилось 60 лет. Так закончили свой земной путь два русских писателя одной эпохи, всегда продолжая жить в своих произведениях.
Список использованных источников
1. Венгеров С.А. Антон Павлович Чехов // Попрыгунья. Белый город. — С. 622.
2. Галеева Р.С. Никто не заменит Чехова! Никто! // Литературный квартал. — 2009—2010. — № 5.
3. Измайлов А.А. Антон Павлович Чехов. Критико-биографический очерк // Чехов А.П. Степь. Повести и рассказы. — Белый город. — С. 425—427.
4. Мамин-Сибиряк Д.Н. в воспоминаниях современников. — Свердловск, 1962. — С. 218.
5. Паэгле Н.М. Дмитрий Мамин-Сибиряк // Екатеринбург, 2017. — С. 515.
6. Скабичевский А.М. Дмитрий Наркисович Мамин // Новое слово. — Санкт-Петербург. — 1896.
7. Скабичевский А.М. Литература в жизни и жизнь литературы // Новое слово. — Санкт-Петербург. — Октябрь 1895. — № 1.
8. Скабичевский А.М. Черты из жизни Пепко // Новости и Биржевая газета. — Санкт-Петербург. — 24.11.1894.
9. Слобожанинова Л.М. Непрочитанный Мамин. 900-е годы // Урал. — 2009. — № 11.
10. Фонд МАУК «Объединенный музей писателей Урала». — Из неопубликованных писем Д.Н. Мамина-Сибиряка: письмо Д.Н. Мамина — А.С. Маминой от 12 марта 1898 г. (Царское Село).
11. Ханило А.В. Чехов в Ялте. — Симферополь: Нижняя Орианда, 2016. — С. 54.
12. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1949. — Т. 15 (Письмо М.П. Чеховой от 29.04.1890). — С. 66.
Примечания
Паэгле Наталья Михайловна — начальник управления стратегии и информационной политики, Уральский государственный педагогический университет; Российская федерация, г. Екатеринбург.
1. Французский писатель, декадент — прим. Н.М.
2. Л.Н. Толстого — прим. Н.М.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |