Существующие переклички в представлениях Киркегора и Чехова о субъективном переживании времени позволяют обозначить и особенности временного измерения человека в произведениях Чехова. Эстетической стадии жизненного пути, согласно учению Киркегора, присуще дискретное, неравномерно текущее время. Вектор времени эстетика направлен в прошлое. Однако это не фактическое прошлое, а эстетизированное, сродни художественному варианту событий. На этической стадии основной задачей человека становится олицетворение своей жизнью «общечеловеческого». Этическое требование постоянного осуществления добра, постоянной работы над собой наполняет время, и ни один момент больше не выпадает, не является пустым. Обозначено также и направление времени — вперед, к осуществлению этического идеала.
Время чеховских эстетиков исчерпывается рамками виртуального недействительного мира. Эстетическое переживание времени как бессмысленного и быстропроходящего обесценивает жизнь человека. Пытаясь наполнить свою жизнь смыслом, Маша Должикова («Моя жизнь»), например, предпринимает несколько энергичных попыток эстетизировать действительность, как типичный киркегоровский эстетик, вращаясь в мире облагороженных воспоминаний и художественной фантазии. Героини драмы «Три сестры» пытаются поэтизировать труд, но терпят поражение, поскольку действительность поддается эстетизации только в обители мечты.
В отличие от эстетиков время Мисаила Полознева, как этика, живущего своим трудом, наполнено смыслом и непрерывностью, связано с объективным «общечеловеческим» временем, направлено на становление личности героя и устремлено в будущее. Так решается для этика кантовский вопрос «Что мне надлежит делать?». Однако вопрос «На что я смею надеяться?» в чеховском творчестве не получает ответа. В жизни Мисаила, чеховского этика, отсутствует гармония. Спасение отдельного единичного человека, обладающего этическим мужеством, способностью взять на себя ответственность за собственное Я, за собственную подлинность, оказывается ничем не гарантировано, так как проблематичным остается наличие Бога, который в творчестве Чехова осторожно заменен тем, что современная теология называет «опытом переживания нуминозного»1. И неслучайно единственное прямое обращение Мисаила к небу «награждается» переживанием абсолютного одиночества.
«Три пальмы» Лермонтова и «Три сестры» Чехова вопрошают о человеке, который стремится преодолеть заданные временные и пространственные рамки, ограничивающие его существование, пытается обрести смысл своей жизни, стать счастливым, тщится сам управлять своей жизнью и гибнет в столкновении с надличностными силами (Богом, судьбой, движением истории). Ситуация современного человека, как она представлена в творчестве художников с экзистенциальным мироощущением — это ситуация заброшенности человека на самого себя, обреченность на сомнения в существовании Высшего разума и попытка найти выход из трагической ситуации исключительно своими ограниченными силами, которая оборачивается усиливающимся отчаянием или катастрофой.
Историософские взгляды Чехова и Киркегора также оказываются созвучны. Киркегор писал о том, что история человечества (обыкновенная история) протекает во времени, но Священная история, не отделимая от Христа, существует в Вечности. Для истинного христианина Христос — современник, события Священной истории живут в современности, наполняя ее смыслом. Особенности историософского взгляда Чехова ярче всего демонстрирует рассказ «Студент». Писатель дает понять своему герою и своему читателю, что правда и красота, со времен Христа направляющие и одухотворяющие жизнь человека, вновь и вновь обретаются и утверждаются уникальным опытом каждого человека, способного к повторению (в киркегоровском смысле). Экзистенциальность чеховского взгляда на историю проявляется в том, что, как свидетельствует рассказ «Студент», история человечества, воссоединение связи времен, приобщение к Вечности напрямую зависит от личного участия каждого отдельного человека во временной исторической ситуации.
Разрешение антропологических проблем оказывается невозможным без приближения к миру Абсолюта. В произведениях Чехова нередко на статус высшей силы, таинственной для человека, претендовала Природа. Природа выступала и в качестве эстетического и этического ориентиров, и измерения человеческой личности. Мысль о взаимосвязи и взаимозависимости, равноценности и равноправности всего сущего отражена во многих произведениях Чехова.
Присутствие сокровенного Разума, общая душа и цель, воплощенные в мире как едином организме, приоткрываются чеховским героям лишь в редкие мгновения гармонии с Природой, когда смещаются пределы времени и пространства. Встреча с тайной лунного света и становится для чеховских героев «опытом переживания нуминозного», опытом проецирования себя в мир как образ Бога. Лучшие герои зрелого чеховского творчества — «люди поля», ищущие свой вектор пути между отрицанием и обретением Бога.
Примечания
1. Тиллих П. Избранное: Теология культуры. М., 1995. С. 331.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |