М.А. Шерешевская. Переводы

1

Имя Чехова впервые появилось в англоязычной печати в 1889 г. на страницах английского еженедельника «Атенеум». В обзоре «Литература европейских стран за июль 1888 г. — июнь 1889 г.» (раздел «Россия») Чехов был представлен англичанам как «приятный» автор небольших психологических этюдов и неудачливый драматург, в чьей пьесе «Иванов» «нет действия, а главные герои представляют собой невероятную смесь разноречивых качеств, что приводит читателя в недоумение»¹. Два года спустя американский журнал «Шёт стори. Э магазин оф фэкт энд фикшен»^* впервые познакомил своих читателей с рассказом Чехова «Дома» в переводе Изабел Ф. Хепгуд², уже зарекомендовавшей себя переводами Толстого. До начала XX в. «английская чеховиана» пополнилась всего двумя новыми публикациями: в лондонском журнале «Темпл бар» в 1897 г. были напечатаны переводы двух рассказов Чехова — «Пересолил» и «Тоска»³, — а в тридцатитрехтомном издании «Универсальная антология; собрание лучших образцов литературы — древней, средневековой и современной» (т. 31) был помещен перевод рассказа «Тиф»⁴. В основном же редакторы и издатели упорно отвергали присылаемые им переводы. Во всяком случае предложение англичанина В.Д. Чайлдса в 1898 г. и русской знакомой Чехова О.Р. Васильевой в том же году приняты не были⁵. Очевидно имели место и другие предложения, которые также были встречены отказом. Неудивительно, что Чехов, которому сначала Чайлдс, а затем О.Р. Васильева сообщали о неудачных попытках поместить свои переводы в Англии, отвечал последней: «...мне кажется, для английской публики я представляю так мало интереса, что решительно все равно, буду ли я напечатан в английском журнале или нет» (9 августа 1900 г. — Письма, IX, 97).

Такое медленное освоение Чехова английскими переводчиками было, возможно, помимо обычной боязни издателей потратиться не незнакомое читающей публике имя, вызвано также и тем обстоятельством, что в выборе русских авторов они в значительной мере прислушивались к мнению политических эмигрантов из России, прежде всего революционного народника С.М. Степняка-Кравчинского⁶, пользовавшегося симпатиями радикальной английской интеллигенции. В своих публичных лекциях, статьях и публикациях С.М. Степняк-Кравчинский широко пропагандировал творчество Тургенева, Толстого, Салтыкова-Щедрина и тех писателей, которых считал их непосредственными последователями — Н. Успенского, В. Слепцова, Г. Успенского, Вл. Короленко. Чехов же, в его глазах, явно не входил в число литераторов, разоблачающих «мерзости русской жизни». Характерно, что в составленную им антологию «Русский юмор» (1895 г.), куда наряду с гоголевской «Женитьбой», горбуновскими сценками из городского быта, сатирическими сказками Салтыкова-Щедрина вошли также поздние рассказы Н. Успенского и Г. Успенского, не нашлось места ни для одного рассказа Чехова⁷.

Тем не менее, деятельность эмигрантов-народников в значительной мере подкрепила уже возникший интерес к русской литературе в целом и содействовала его устойчивости в более широких литературных, читательских и даже академических кругах. Одним из проявлений этого интереса было образование в начале 90-х годов Англо-русского литературного общества, регулярно, с 1893 по 1916 г., печатавшего Отчеты⁸, а также учреждение в 1900 г. кафедры славянской филологии в Оксфордском университете, положившее начало изучению русского языка студентами некоторых английских университетов⁹.

С другой стороны, все возрастающая популярность Чехова и внимание, оказываемое его творчеству критикой, как на родине, так и за рубежом — в других западноевропейских странах, — не могло не возбудить желания в англоязычном мире познакомиться с ним. Первым истолкователем Чехова в Англии стал английский журналист и литератор Р.Э.К. Лонг¹⁰, неоднократно посещавший Россию начиная с 1898 г. в качестве специального корреспондента различных английских и американских газет. Ему же принадлежат составление и перевод первых сборников¹¹ рассказов Чехова, вышедших в Англии в 1903 и 1908 гг.

Статья Р.Э.К. Лонга «Антон Чехов», появившаяся в 1902 г. на страницах английского журнала «Фортнайтли ревью»¹², и почти одновременно в американском журнале «Ливинг эйдж»¹³, была вплоть до 1911 г. единственной публикацией на английском языке, сообщавшей некоторые сведения о жизни и творчестве русского писателя.

Лонг увидел в Чехове писателя, чье творчество целиком вышло из мрачных 80-х годов, когда «отказ от всех надежд на политическое возрождение, ограничение любой гражданской деятельности и закрытие всех путей для личной инициативы» привели русскую жизнь к застою, лишенному радости упования. «В этой обстановке, — писал Лонг, — когда все мало-мальски значительное подавлялось, рутинная повседневность приобрела гигантские размеры. И именно Чехову суждено было заняться этим материалом. Его темами стала тупая оцепенелость деревенской жизни, пошлая суета городской, бессмысленность существования без мечты и идеала... Как по кругу тем, так и по творческому методу, — заключает Лонг, — Чехов — художник бесполезно протекающей жизни»¹⁴. Судьбы его героев — отнюдь не героических — демонстрируют безуспешность борьбы с окружающей их средой, жить в которой, не впадая в отчаяние, могут либо люди пустые и легкомысленные, либо низкие душой. Первых Чехов описывает с грустным юмором, вторых безжалостно разоблачает. По беспощадности обнажения человеческой низости Чехова можно сравнить только со Свифтом. Но в отличие от английского сатирика он предельно объективен: никогда не морализирует и никогда не делает никого из героев рупором своих идей. В этой объективности изображения, по мнению Лонга, чрезвычайная сила чеховского художественного метода. Его картины обладают исключительной правдивостью и жизненностью.

В заключительной части статьи Лонг отрицательно отзывается о пьесах Чехова, полагая, что драматургия противопоказана его таланту.

Во вступительной статье к сборнику рассказов Чехова «Черный монах и другие рассказы», которые он издал в своих переводах, Р.Э.К. Лонг повторил те же мысли о Чехове, добавив, что в целом творчество Чехова выражает «пессимизм, навеянный фатализмом и отрицанием своего времени, но смягченный юмором и апатией»¹⁵.

Эта интерпретация чеховского творчества, совпадая с высказываниями о Чехове М. Вогюэ¹⁶ и Ив. Странника¹⁷, явно была навеяна не только прочтением рассказов и пьес Чехова, но и критики на них в русских журналах. Характерен и подбор рассказов в обоих сборниках: первый включал, кроме заглавного, рассказы «На пути», «Задача», «Дома», «В ссылке», «Скрипка Ротшильда», «Отец», «Враги» (в английском переводе «Две трагедии»), «Спать хочется», «В усадьбе», «Событие», «Палата № 6» — всего двенадцать рассказов, а второй — пятнадцатью «Поцелуй», «Верочка», «В суде», «Панихида», «Тайный советник», «Беглец», «Свирель», «Попрыгунья», «Рассказ старшего садовника», «Устрицы», «Бабы», «Горе», «Зиночка», «Княгиня», «Мужики».

В этом подборе обращают на себя внимание две характерные черты — отсутствие юмористических рассказов Чехова и невнимание к хронологии: рассказы размещены в произвольном порядке. Последнее останется неизменным и для всех последующих изданий рассказов Чехова как в Англии, так и в Америке вплоть до конца 40-х годов нашего столетия.

Перевод рассказов Чехова выполнен Лонгом в основном без смысловых искажений, хотя почти в каждом рассказе есть одна-две прямых словарных ошибки или неточности. Например, о черном монахе у Чехова сказано, что на его лице «выделялись черные брови» (т. 8, с. 240), у Лонга: «выделялись черные пятна» (black spots, op. cit., p. 24); слово «удел» (т. 8, с. 243) переведено «идеал» (ideal, p. 28), «обойденный счастьем» (т. 8, с. 254) — «избалованный счастьем» (spoiled by happiness, p. 84), «воро́ны» (т. 6, с. 36) превратились в «во́ронов» (ravens, p. 166) и т. д.

Однако беда этих переводов была не в отдельных смысловых ошибках, а в стилистическом несоответствии, значительно меняющем всю тональность рассказов. Вызвано это главным образом тем, что рассказ, который у Чехова почти всегда ведется с точки зрения одного из героев, передается Лонгом, явно не владеющим соответствующей техникой письма, традиционным авторским повествованием. Не справляется Лонг также и с диалогом, нивелируя речевые характеристики чеховских персонажей до гладкой литературной речи. К этим двум основным недостатком, вызванным общим непониманием особенностей стилистической структуры чеховской прозы, следует добавить также обилие амплификаций, упрощений и даже пропусков трудных по своих стилистике или по передаче реалий мест. Например:

В результате переводы Лонга давали в целом верное представление о сюжете и героях чеховских рассказов, но весьма приблизительное об их стилистическом своеобразии и языковой структуре.

Тем не менее, при всем несовершенстве чеховских переводов Лонга появление их имело большое значение. Да и стилистическое их несходство с подлинником мало кому дано было заметить: в начале века лишь очень немногие в Англии могли прочесть Чехова в оригинале. Кроме того, в переводах русской художественной прозы видели в первую очередь средство познакомиться с условиями жизни, взаимоотношениями, бытом, мыслями и т. д. тех, кто населял Российскую империю. Именно за это — за то, что «мистер Лонг своими превосходными переводами приобщил нас к русскому образу мысли и русской жизни» благодарил переводчика рецензент в «Отчетах англо-русского литературного общества» за 1909 г.¹⁸

Первым, кто отметил рассказы Чехова как художественное открытие, как новую манеру, был Арнольд Беннетт, один из крупнейших английских романистов и новеллистов первой четверти XX в. Прочитав в начале 1909 г. обе книги, на которые ему предстояло писать рецензии для литературно-художественного журнала «Нью эйдж», он записывает в своем дневнике: «Чехов производит на меня все более и более сильное впечатление, и мне все больше и больше хочется написать много очень коротких рассказов в его манере»¹⁹. Особенно Беннетт восхищается рассказом «Палата № 6». Свою рецензию Беннетт начинает с утверждения, что «среди вышедших в последнее время беллетристических книг наибольшего внимания, пожалуй, заслуживает сборник рассказов Антона Чехова «Поцелуй и другие рассказы» в переводе Р.Э.К. Лонга»²⁰. Обойдя молчанием предложенную Лонгом интерпретацию Чехова, Беннетт обращает внимание читателей прежде всего на особенности художественного метода русского реалиста: «Он достиг предельного реализма... Ни одна крупица правды им не упущена и не преувеличена. Никаких умствований, никаких потрясающих подвигов виртуозности, все звучит просто, искренне, почти по-детски»²¹. Указав на то, что для современного писателя в рассказах Чехова заключен «глубокий смысл», он завершает свой разбор словами: «Эти два тома необходимы каждому образованному человеку»²².

Другой крупный английский беллетрист, Фрэнк Свиннертон, который заинтересовался сборником «Поцелуй и другие рассказы» в 1911 г. под впечатлением первой постановки «Вишневого сада» в Англии (см. ниже), впоследствии вспоминал: «Поцелуй» показался мне совершенством в жанре новеллы»²³.

Очевидно, по сборнику «Черный монах и другие рассказы» впервые познакомились с творчеством Чехова новеллистка Кэтрин Мэнсфилд: сюжет ее ранней новеллы «Ребенок, который устал» («The child-who-was-tired», 1910) почти целиком повторяет историю Варьки из чеховского рассказа «Спать хочется», вошедшего в сборник Лонга²⁴. Однако тональность, поэтика и стилистика рассказа, впоследствии вошедшего в ее натуралистический сборник «В немецком пансионе» (In the German pension, 1911), свидетельствует о том, что Мэнсфилд, тогда еще начинающая писательница, при первом знакомстве не заинтересовалась особенностями художественной манеры Чехова, пропагандистской и преемницей которого она стала в зрелые годы. Ее новелла «Ребенок, который устал», в отличие от чеховского рассказа «Спать хочется» является натуралистической бытовой картинкой²⁵.

В течение первого десятилетия XX в. появилось также несколько английских переводов из Чехова в американской, английской и канадской периодической печати. Причем предпочтение отдавалось рассказам более или менее «фабульным». Так, дважды переводился рассказ «Страшная ночь»²⁶, был опубликован новый английский вариант рассказа «Спать хочется»²⁷, рассказ «В суде» вошел во второй том «Антологии русской литературы» (1905) в переводе ее составителя Л. Винера²⁸, канадский журнал поместил «Хамелеон»²⁹, в следующем американский — «Произведение искусства»³⁰; в качестве образца детективного жанра «Шведская спичка» вошла в 4-й том серии «Лучшие детективы мира»³¹, в 1909 г. бостонский журнал напечатал «Каштанку»³², в 1910 г. лондонский — «Шуточку»³³. В том же году впервые были опубликованы три рассказа Чехова в переводе Констанс Гарнет³⁴, хорошо известной и высоко ценимой англоязычным читателем переводчицы русской классики — Гончарова, Островского, Толстого. Год спустя, 28 мая 1911 г., на сцене Олдвич Тиетр (Лондон) была впервые представлена пьеса Чехова — «Вишневый сад» — в постановке Общества любителей сцены. Английский текст был выполнен Констанс Гарнет³⁵. Эта постановка почти не имела успеха у зрителей³⁶. Правда, среди восхищавшихся драматургией Чехова были Бернард Шоу, Фрэнк Свиннертон и другие подлинные ценители новаторского искусства. Возможно, что именно этот «провал» повлиял на решение Констанс Гарнет отложить работу над переводами Чехова, к которым она вернулась лишь пять лет спустя.

Тем временем, в 1912 г., в Лондоне вышла книга «Две пьесы: Чайка; Вишневый сад»³⁷ в переводе известного слависта Джорджа Колдерона. Переводы Колдерона, снабженные предисловием, в котором он давал свое толкование особенностям чеховской драматургии, пояснения трудных мест и реалий, во многом содействовали популяризаций пьес Чехова в Англии, дав толчок к дальнейшим их постановкам и переводам.

Совсем иной характер имело осуществленное в том же году широко распространенное в Англии американское издание: «Пьесы Антона Чехова: «Дядя Ваня», «Иванов», «Чайка», «Лебединая песня»» в переводе Мэриан Фелл³⁸. В предисловии к сборнику она повторяла уже известную англоязычному читателю трактовку творчества Чехова как изображение последних — мрачных для России — лет конца XX в. «В эти хмурые годы, — писала Мэриан Фелл, — в глухих деревнях прозябало крестьянство, порабощенное нуждой и непосильным трудом, а в застойных провинциальных городишках — образованные классы, порабощенные бездельем и скукой. Большинство так называемых «интеллигентов», которым некуда было деть свою энергию, находили забвение в водке и карточной игре; лишь немногие, самые идейные, задыхались в этой душной атмосфере, проклиная в отчаянии засасывающую их среду и питая жалкую надежду на счастье для всего человечества через «двести-триста лет». Вот эту-то трагедию их существования и нарисовал Антон Чехов — ныне самый любимый, пожалуй, в России современный писатель»³⁹.

Драматургия Чехова рассматривалась Мэриан Фелл прежде всего как ряд сцен, достоверно изображающих русскую действительность «глухих» 80—90-х годов XIX в. Художественные открытия Чехова не привлекли ее внимания. Берясь за перевод, она явно не ставила себе задачу дать стилистически адекватный текст чеховских диалогов. Не обладая необходимыми знаниями ни русской жизни, ни русской культуры и имея очень поверхностное представление о творчестве Чехова в целом⁴⁰, она не сумела создать даже более или менее приемлемый подстрочник. Ее перевод пестрит ошибками — словарными, географическими, этническими, историческими, неправильными датами, перепутанными именами, перевранными числами⁴¹. В английской и американской печати эти переводы должной оценки не получили и тремя годами позже Мэриан Фелл опубликовала два сборника рассказов Чехова под заглавиями: «Рассказы о русской жизни» и «Русские силуэты. Еще несколько рассказов о русской жизни»⁴². Подборка и расположение рассказов в первом сборнике произвольные, во втором сделана попытка разместить материал тематически по трем разделам: «Рассказы о детстве», куда отнесены «Мальчики», «Гриша», «Кухарка женится», «Житейская мелочь» и другие; «Рассказы о юности», включающие «Шуточку», «После театра», «Злой мальчик» и другие, и «Свет и тени», объединившие рассказы «Хористка», «Ионыч», «На подводе», «Тайный советник», «Печенег», «Архиерей» и ряд других. За несколькими исключениями, все эти произведения публиковались на английском языке впервые.

И эти чеховские переводы Мэриан Фелл — хотя словарных и прочих ошибок в них было несколько меньше, чем в переведенных ею пьесах, — не давали англоязычному читателю даже приблизительно верного представления о художественном своеобразии, лексическом богатстве и синтаксической непринужденности языка и стиля Чехова. Достаточно привести в качестве примера несколько строк из ее английского варианта чеховского «Ваньки», сравнив его с соответствующим отрывком подлинника, чтобы убедиться в стилистическом несоответствии перевода оригиналу:

Разговорный синтаксис передан грамматически правильными оборотами, а характерная просторечная лексика (вчерась, выволочка, отчесал, ихнего ребенка, по нечаянности, ейной мордой, мне в харю тыкать, трескают) стилистически нейтральной (yesterday, to beat, the baby, his head, my face, to drink up, etc.) и даже книжной (without meaning to).

Само название «Маленький Джек», несомненно, как отметила А. Тове⁴³, ассоциирующееся у читателей с сентиментальными детскими книжками типа «Маленькие мужчины» или «Маленькие женщины» Луизы М. Элкот, чудовищно дисгармонировало с общим тоном рассказа и его русским бытом.

На протяжении всего текста обеих книг Мэриан Фелл упорно заменяет живую, колоритную, индивидуально окрашенную лексику чеховских рассказов — и в авторской речи и в речи персонажей — наиболее нейтральной, лишенной каких бы то ни было эмоциональных или экспрессивных оттенков словами. И хотя приводимое ниже суждение К. Чуковского о ее переводах относится к пьесам, оно справедливо и для ее переводов всего Чехова. Определяя для себя, «в чем же заключается главное бедствие» чеховских переводов Мэриан Фелл, Чуковский приходит к выводу, что это «тот пресный, бесцветный и скаредный стиль, который она навязывает произведениям Чехова, вытравляя из чеховских книг — систематически, страница за страницей — каждую образную, колоритную фразу, каждую живую интонацию»⁴⁴.

Напротив, у английских читателей, судивших о переводах М. Фелл без знания русских оригиналов, они поначалу не вызвали возражений. «Яркие, остроумные, эти русские истории и очерки, — отзывался о сборнике «Рассказы о русской жизни» рецензент Англо-русского литературного общества, — отличаются своеобразным ароматом, а приятная плавность достоверного перевода придают им особую привлекательность»⁴⁵. Однако, говоря о втором сборнике и по-прежнему очень высоко оценивая сами рассказы, автор отзыва уже не выражает восторгов по поводу их перевода, и заключительная фраза звучит скорее иронически: «Переводы Мэриан Фелл читаются очень гладко, а крупный шрифт не утомляет глаз»⁴⁶.

Такой же неумелой попыткой создать английский адекват чеховской прозы был сборник «Степь и другие рассказы»⁴⁷ в переводе Эделин Листер Кей, заслуживший отрицательный отзыв в литературно-критическом еженедельнике «Атенеум»⁴⁸. Текст, как отмечал рецензент, пестрел буквализмами, иногда доходящими до бессмыслицы, неудобочитаемыми транслитерациями собственных имен (например, Schtshedrin вместо принятого Shchedrin) и русских реалий, которые переводчицей не объяснялись.

Тем не менее, даже эти чрезвычайно слабые переводы внесли свой вклад в знакомство англичан с Чеховым. Именно книга Кей, по всей очевидности, дала толчок творческим поискам Кэтрин Мэнсфилд, которые в конечном итоге привели ее к преобразованию поэтики английской short story и заслужили ей имя «английского Чехова». Рассказ «Прелюд» (Prelude, начат в 1915 г.), знаменующий ее переход к новой, «чеховской», манере, несет на себе явные следы воздействия повести «Степь»⁴⁹.

Ко времени появления двух сборников, подготовленных американской и английской переводчицами, в Англии уже вышли куда более квалифицированные переводы С.С. Котелянского⁵⁰.

С.С. Котелянский был выходцем из России. Прибыв в Англию в 1911 г. и оставшись там, очевидно, как политический эмигрант, он три года спустя подружился с Д.Г. Лоренсом, а через него вошел в кружок молодых литераторов во главе с Дж.М. Марри, группировавшихся вокруг журнала «Ритм» (1911—1913). На страницах этого журнала звучали призывы к обновлению английского реализма начала века, в котором, по мнению Д.Г. Лоренса, К. Мэнсфилд и других писателей, сотрудничавших с Дж.М. Марри, слишком много внимания уделялось изображению внешних условий жизни человека и слишком мало его внутреннему миру и общим философским вопросам бытия. Именно в этой среде с особым жаром восприняли уроки Достоевского⁵¹, увидев в нем писателя, противостоящего натурализму, писателя, открывавшего пути проникновения в сокровенный мир человеческой души. С этой же стороны искали подход и к Чехову. Он интересовал прежде всего как мастер психологической прозы, как новатор, изменивший поэтику традиционной новеллы, как писатель, который, по выражению А. Беннетта, «достиг предельного реализма»⁵².

Этот поворот в отношении к Чехову был несомненно обусловлен также и изменением оценок его наследия в русской, французской, а вслед за ними и в англоязычной критике.

Переводы из Чехова для первой книги — «Пари и другие рассказы» (1915)⁵³ — были выполнены С.С. Котелянским в соавторстве с Дж.М. Марри⁵⁴. Помимо заглавного рассказа, в сборник вошли «Скучная история», «Припадок», «Несчастье», «После театра», «Житейская мелочь» и ряд других, всего тринадцать рассказов, из которых только два — «Враги» (включен в сборник Лонга 1903 г.) и «Злой мальчик» (напечатан в журнале «Инглиш Ревью» за 1910 г. в переводе К. Гарнет) — были уже известны англоязычным читателям.

Переводчики не предваряли свой чеховский сборник вступительной статьей, однако подбор рассказов говорил сам за себя. Представляя Чехова английскому читателю, Котелянский и Марри менее всего рассматривали его как художника мрачной русской действительности на рубеже XIX и XX вв., а его произведения как иллюстрации к теме «Россия и русские». Чехов интересовал их главным образом как автор психологической новеллы, поэтому сделанный ими выбор падал на те рассказы, в которых первостепенную роль играет свойственный Чехову тончайший анализ «подробностей чувств», а основой сюжета являются движения души — происходящие в ней колебания, изменения, переходы и сдвиги, — скрытые за обыденным течением повседневной жизни. В отличие от Лонга и Фелл, они предпочитали рассказы с наименьшим числом деталей национального быта, без густого «местного колорита», отвлекавшего внимание от общечеловеческих психологических и общефилософских проблем.

Характерно, что реалии в переводе С.С. Котелянского, особенно в этом сборнике, несколько затушеваны: характерные русские названия заменены близкими по значению общеевропейскими. Так, в рассказе «Припадок» «зала» переводится «салон» (salon), «хозяйка» — «мадам» (madame), «падшая» — «проституткой» (prostitute), «портер» превращается в «шампанское» (shampagne), а «кабак» в английский public house и т. д.

В отличие от своих предшественников Котелянский уделяет внимание передаче ритмического рисунка чеховской прозы, лирического настроя чеховского пейзажа. Его переводы отличает большая тщательность в прочтении оригинала⁵⁵. Тем не менее, он также не сумел, да, видимо, и не пытался воспроизвести живую разговорную речь чеховских диалогов, исключительно богатых разнообразными оттенками и индивидуальными характеристиками как в лексике, так и в синтаксисе. Другим недостатком переводов Котелянского в сборнике «Пари», от которого он избавился с годами, было наличие буквализмов.

Второй сборник переводов С.С. Котелянского (в соавторстве с беллетристом Гилбертом Кэнненом) «Дом с мезонином и другие рассказы» (1917)⁵⁶ — характеризует та же направленность. Кроме заглавного рассказа в него вошли: «Тиф», «В ссылке», «Дама с собачкой», «Гусев», «Моя жизнь». Только два последних появились на английском языке впервые: рассказы Чехова приобрели популярность у англоязычного читателя и их усиленно переводили (в том числе и такие известные переводчицы с русского как Р.С. Таунсэнд и К. Гарнет) по обе стороны океана⁵⁷.

Несмотря на то, что новые переводы Котелянского были совершеннее предыдущих (впоследствии они переиздавались и использовались составителями антологий и сборников⁵⁸), в дальнейшем он почти прекратил работу над художественными произведениями Чехова, выступая в основном в качестве переводчика его эпистолярной прозы, мемуаров о нем и других материалов о его жизни и творчестве⁵⁹.

2

В 1916 г. почти одновременно в двух издательствах — лондонском и нью-йоркском — вышли первые две книги тринадцатитомного собрания «Рассказы Чехова» в переводах Констанс Гарнет⁶⁰, заслуженно считавшейся современниками лучшей переводчицей русской прозы⁶¹. Свою переводческую деятельность Констанс Гарнет начала в 1893 г. Овладев русским языком — учителем ее был политический эмигрант Феликс Волховский, — она стала переводить роман И.А. Гончарова «Обыкновенная история». Этот ее первый опыт был одобрен С.М. Степняком-Кравчинским, отредактирован им и опубликован в 1894 г. С тех пор и вплоть до конца 20-х годов XX в. К. Гарнет, за исключением нескольких коротких перерывов, работала над переводом русской классики. Первым ее значительным вкладом в знакомство англоязычных читателей с русской литературой было собрание романов, повестей и рассказов И.С. Тургенева, выходившее в ее переводах с 1894 по 1899 г. Вслед за ними ею была переведена «Гроза» Островского (1899), «Анна Каренина» и «Война и мир» Л. Толстого (1901 и 1904 г. соответственно), и ряд других менее крупных его произведений. Особый успех у английских читателей имел ее перевод — в 1912 г. — романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы».

«С 1912 года, — пишет К. Хайлбрун, биограф семьи Гарнет, — и, пожалуй, вплоть до второй мировой войны для большинства современников ее имя олицетворяло перевод с русского»⁶².

Однако, хотя именно переводы из Достоевского «(Братья Карамазовы» были лишь первым из переведенных ею произведений великого русского романиста, составивших английское собрание в тринадцати томах), заслужили ей признание не только в Англии, но и за ее пределами, любимыми писателями переводчицы, как и ее мужа, критика Эдуарда Гарнета (1868—1937), были Тургенев и Чехов.

С произведениями Чехова К. Гарнет, очевидно, познакомилась во время своей первой поездки в Россию в 1894 г.⁶³ Через год после возвращения на родину она обратилась к Чехову с письмом⁶⁴, в котором просила о разрешении перевести на английский язык «Чайку» для постановки в Независимом театре. В начале письма упоминалось о том, что она с восхищением прочитала рассказы Чехова и несколько из них перевела. Однако первые публикации чеховских рассказов в переводах К. Гарнет относятся к более позднему времени. К тому же, начало ее работы над произведениями Чехова не было для нее многообещающим: спектакль «Вишневый сад», поставленный по ее английскому тексту, как уже было сказано, успеха не имел. Тем не менее, К. Гарнет продолжала работать над рассказами полюбившегося ей писателя, урывая время в перерывах между переводами романов Достоевского. Во всяком случае, когда несколько лет спустя ей предоставилась возможность опубликовать свои переводы из Чехова, у нее почти сразу нашлось материала на два сборника. Вот как об этом рассказывает Фрэнк Свиннертон:

«Однажды на вечере у Р.А. Скотт-Джеймса, где собралась литературная братия и друзья дома, я встретил Эдуарда Гарнета.

— Я слышал, вы написали рецензию на издание чеховских писем в России, — сказал я.

— Написал, — подтвердил он.

— Мы — т. е. «Шатто и Уиндус» — только что выпустили томик писем Достоевского. А чеховские письма стоило бы перевести?

Он замялся, не отводя от меня взгляда.

— Не думаю, — начал он. Затем, вспомнив, что я обратился к нему от имени «Шатто и Уиндус», добавил: — Ваше издательство на редкость инициативно!

— Стараемся, как можем, — ответил я. — А я горячий поклонник Чехова.

— Вот как? Вот как? — заулыбался он мне. — Жена как раз собирается перевести один-два его рассказа.

— Я видел несколько ее переводов в «Нью Уикли».

— Да? — он помолчал, — «Хейнеман сейчас решает вопрос об их издании. Но как будто большого энтузиазма не проявляет. Если он откажется, возможно, ваше издательство?..

— Конечно, — сказал я. Впрочем, я, кажется, выразился более осторожно: «Пожалуй».

Вот и все... Хейнеман отказался издавать рассказы Чехова. В моем издательстве нам, после некоторых усилий, удалось убедить шефа отважиться на эксперимент и выпустить два чеховских тома. Он считал рассказы «трудным» товаром, но, питая большое доверие к моим суждениям, в конце концов перестал возражать. Вся честь последующего успеха принадлежит миссис Гарнет. Однако восхищение Чеховым среди английских писателей и читателей началось именно с этих двух «пробных» томов, выпущенных в 1916 г. И оно было столь пламенным и столь всеобъемлющим, что я не в силах не заявить о той крошечной, чисто технической роли, которую и я тут сыграл»⁶⁵.

Собрание «Рассказы Чехова» в переводах Констанс Гарнет включало 201 прозаическое произведение — 188 из 240, отобранных Чеховым для прижизненного, «марксовского», издания и 13 из появившихся в нем посмертно. Более 100 рассказов, в том числе: «Именины», «Дуэль», «Соседи», «Рассказ неизвестного человека», «Бабье царство», «Три года», «Убийство», «Ариадна», «Случай из практики», «Новая дача», «Невеста» — увидели свет на английском языке впервые. Были представлены все рассказы и повести зрелого Чехова (за исключением рассказа «Неприятность» и рассказа «У знакомых», не включенного в прижизненное издание), а также многие из тех, которые принадлежали периоду А. Чехонте, в том числе и несколько, не включенных в «марксовское» собрание.

Издание не ставило себе никаких научных целей. Отбор ранних произведений определялся, очевидно, вкусами и возможностями переводчицы. При расположении рассказов по томам хронология не учитывалась. За основу, можно считать, был взят тематический принцип. «Диапазон охватываемых Чеховым тем, сцен и ситуаций так необъятен, — писал в предисловии к первому тому Э. Гарнет, — что для удобства мы классифицируем его рассказы по следующим рубрикам: а) короткие юмористические сценки, которых он написал несколько сотен, в основном, в юности; б) рассказы о горожанах — об «интеллидженсиа»; сцены семейной и домашней жизни, из которых «Дуэль» и «Три года» — изображение московской атмосферы и среды — самые длинные; в) рассказы о провинции, в которых описываются ее многообразные типы — помещики, чиновники, доктора, священнослужители, учителя, купцы, кабатчики и т. д.; г) рассказы о деревенской жизни — оседлых людях; д) рассказы о людях странных, деклассированных — разного рода бродягах; е) психологические этюды, как, например, «Черный монах», «Палата № 6»⁶⁶.

Примерно этой классификации и придерживается К. Гарнет, распределяя рассказы по томам. Так, первая книга Собрания может быть определена как «Женские типы» (в нее вошли: «Душечка», «Ариадна», «Поленька», «Дом с мезонином»), вторая охватывает преимущественно рассказы об «интеллидженсиа», городской и сельской («Дуэль, «Хорошие люди», «Соседи», «Княгиня» и др.), шестая показывает деревенскую жизнь и деревенские типы («В овраге», «Мужики», «Новая дача», «Егерь», «Счастье» и др.), седьмая священнослужителей («Архиерей», «Святой ночью», «Кошмар», «Перекати-поле», а также «Убийство» и «Степь»); в нескольких томах собраны «психологические этюды», в двенадцатом томе — рассказы о детях («Детвора», «Гриша» и другие), и животном мире («Налим», «Белолобый», «Нахлебники», «Каштанка» и другие), в одиннадцатом и тринадцатом — в основном, рассказы раннего периода, причем в последнем помещены сценки и этюды, не включенные Чеховым в прижизненное Собрание сочинений. Такое размещение материала было традиционным: по тематическому принципу распределял свои сочинения Бальзак в «Человеческой комедии», свои романы Золя и т. д. Оно показывало Чехова как художника русской жизни, с одной стороны, как исследователя человеческих типов и психологии, с другой.

Представленные в таком значительном объеме, в добросовестных переводах К. Гарнет, выгодно отличавшихся от предшествующих богатством литературной лексики и выдержанных в едином стилистическом и ритмическом ключе, английские тексты «Рассказов Чехова» давали возможность судить о тематике и поэтике, основных принципах художественной манеры и мироощущении русского писателя. Вступительная статья Э. Гарнета, предпосланная 1-му тому «Рассказов...» также имела большое значение для ориентации англоязычных читателей в творчестве Чехова.

Свои рассуждения об искусстве Чехова (позднее предисловие получило название «Чехов и его искусство») Гарнет начинает со ставшего уже традиционным сравнения Чехова с Мопассаном; но останавливается не столько на сходстве, сколько на различиях «французского и русского мастера». «Искусство этих двух законченных (unflinching) реалистов, исследующих мотивы человеческих поступков, проникнуто страстными поисками правды и поэтическим чувством красоты. Но если духовная атмосфера у Мопассана отличается ясностью, отточенностью, резкостью с оттенком жесткой, холодной рассудочности, то у Чехова она более теплая и мягкая, согретая более доброй почвой... Это различие художественных темпераментов нормандца и русского отличает по сути дела различие традиций и духовных ценностей в их национальных культурах. В качестве иллюстрации можно привести то, как Чехов изображает двух гадких женщин — Ариадну и жену-хищницу из рассказа «Супруга». Характерно, что и ту и другую он показывает глазами доброго, благодушного мужчины, который при всем своем раздражении не способен судить с жестокостью и злостью. Чехову часто грустно смотреть на людей, но он редко относится к ним с презрением; он смотрит на человеческую натуру милосердным взглядом мудрого доктора, знающего по опыту, что она такая, какая есть, и иной быть не может»⁶⁷. Далее Гарнет обращает внимание читателей на предельный объективизм, присущий Чехову в показе жизни и человека, и в этом отношении противопоставляет его Достоевскому: «Заметьте, что в отличие от Достоевского Чехов почти никогда не отождествляет себя со своими грешниками и страдальцами; он стоит где-то рядом со своими персонажами, тихо наблюдая за ними и регистрируя их внешние обстоятельства и чувства с такой полнотой, что нам уже некого судить». Достигается же эта полнота вовсе не перечислением всех «внешних обстоятельств и чувств», а передачей «сути ситуации и человеческих мнений с помощью нескольких нот из всей гаммы их меняющихся чувств». Картина пейзажа, которую рисует Чехов, импрессионистична, но его «гибкий и ясный метод воспроизводит пульс и биение жизни, ее тяжесть, ее текучесть, ее движущие силы, ее ритм и изменения удивительно уверенно и свободно»⁶⁸.

С издания «Рассказы Чехова» в переводах К. Гарнет, которым сопутствовали «Письма Чехова к семье и друзьям» (1920) и два тома пьес (1923), началось то увлечение и восхищение Чеховым в странах английского языка, которое не ослабевает и по сегодняшний день. В непосредственных откликах на «Рассказы Чехова» и «Письма» — рецензиях и статьях, печатавшихся в английской и американской прессе начала 20-х годов — наибольшее внимание уделялось особенностям чеховского искусства — «гуманности его реализма» (статья Дж.М. Марри в «Атенеуме» так и называлась «Гуманность Чехова»)⁶⁹. Все они так или иначе опирались на вступительную статью Э. Гарнета к первому тому этого собрания. В большинстве этих откликов искусство Чехова противопоставлялось натурализму, не шедшему дальше внешних показаний о жизни человека. «Его рассказы вновь и вновь ставят перед нами вопрос о реализме, — писал Л. Вульф в статье «Чехов» — рецензии на три первых тома Собрания. — «Ибо Чехов, как отмечает Э. Гарнет и многие другие, более чем несомненно принадлежит к мопассановской школе «законченных реалистов». Но это утверждение нас, в конечном итоге, никуда не приводит, и мы с полным правом задаем вопрос: что же такое этот «законченный реализм». Ответ прост, когда дело идет о старом фотографическом и кинематографическом реалисте. Для него было достаточно заключить под обломки книги кусок унылой, неприкрытой жизни: такова была цель его искусства, и само его Искусство... Но если Чехов «законченный реалист», то такого рода «законченный реализм» не является его целью»⁷⁰. Чехова, по мнению Вульфа, отличает от Золя и его школы то, что за повседневной обыденностью, которую он рисует, за «кусочком реальной жизни», мастерски схваченном в его рассказах, он видит более глубокие пласты, в которые и приглашает заглянуть читателя. Его произведения «оставляют у читателя чувство незавершенности, ощущение того, что на другой стороне страницы еще что-то есть, чувство озадачивающего вопроса». Именно в этом приглашении к размышлению Вульф видит особенность и значение чеховского реализма.

Новизну поэтики чеховского рассказа отмечали Дж.М. Марри, У. Джерарди⁷¹ и многие другие, написавшие о Чехове сразу по выходе в свет тринадцатитомного издания его рассказов⁷². Неудивительно, что творческий метод Чехова, новаторская поэтика его новеллы нашли немало приверженцев и подражателей среди молодых английских новеллистов, усилиями которых — в первую очередь Кэтрин Мэнсфилд и Альфреда Эдгара Коппарда — английская short story получила совершенно новое направление⁷³.

«И по сей день Чехов продолжает оказывать действенное влияние на рассказ, — писал двадцать лет спустя Г.Э. Бейтс, новеллист и критик, в своей книге «Современная новелла» (Modern short story. L., 1942), — «в этом жанре он значительно опередил нас, и никому, даже самому Мопассану, за ним не угнаться...»⁷⁴

Стилистическая достоверность переводов Гарнет не подвергалась сомнению. Напротив, как и предыдущие работы К. Гарнет, ее чеховские переводы вызвали множество похвал у современников и последующего поколения. Практически на протяжении почти полувека — вплоть до середины 50-х годов — в странах английского языка читатели составляли свои суждения о чеховской прозе в основном по гарнетовским переводам. Ими зачитывались и восхищались Дж. Голсуорси и Конрад, К. Мэнсфилд и Коппард, позже О'Коннор и О'Флаэрти, Дж.Б. Пристли и Г.Е. Бейтс; их цитировали все писавшие о Чехове, начиная от Дж.М. Марри и кончая У.Г. Брэфордом⁷⁵.

«Читаю Чехова в переводе Констанс с огромным удовольствием», — писал Дж. Голсуорси Э. Гарнету по выходе первого тома Собрания в 1916 г.⁷⁶

«Благодарю, дорогой, за том Чехова. Такое наслаждение, что не выразить словами. Высочайшее искусство. Высочайшее. Передайте Вашей жене мое восхищение, возрастающее с каждой страницей ее перевода», — писал ему же Дж. Конрад в 1922 г.⁷⁷

Переводы миссис Гарнет с русского, — утверждал критик Дж.М. Марри, — настолько совершенны, что «следующее поколение еще охотнее признает, сколь многим Англия обязана ее таланту»⁷⁸.

В этом хоре похвал только несколько голосов выразили неуверенность в адекватности английских текстов русским оригиналам. Одним из них был голос Вирджинии Вульф: «Из всех, кто за последние двадцать лет наслаждался Толстым, Достоевским и Чеховым, — писала она в статье «Русская точка зрения» — хорошо если один, в лучшем случае двое, могли читать по-русски. Наши представления об особенностях русских классиков формировались критиками, не умевшими ни слова прочесть по-русски, не видавшими России, даже не слыхавшими, как русские говорят на своем языке и вынужденными рабски и слепо доверять переводчикам.

Иными словами, мы судили и судим о целой литературе, лишенной своего стиля. Если мы меняем в предложении каждое русское слово на английское, к тому же, слегка преобразуя его значение, звучание, удельный вес, ударение — то что же остается, кроме приблизительного, огрубленного смысла. После такой обработки великие русские писатели напоминают людей, которые, претерпев землетрясение или железнодорожную катастрофу, утратили не только свою одежду, но и нечто большее — манеры, своеобразие, характер»⁷⁹.

В. Вульф несомненно говорит здесь не только об английских переводах русских классиков, а скорее о прозаическом переводе в начале XX в. в целом, и сетует она не на К. Гарнет, усилиям которой, безусловно, отдавала должное, а на ограниченные возможности современного ей перевода художественной прозы, который не был еще способен создавать хотя бы примерный стилистический адекват.

Необычайную осторожность проявил в оценке английских переводов Чехова и автор первой английской книги о нем У. Джирарди. Отмечая исключительную поэтичность, насыщенность и музыкальность чеховской прозы, он высказал опасение, что она вообще не может быть передана на иностранном языке и что переводы Гарнет «лучшие среди заведомо обреченных быть плохими»⁸⁰.

Заметим также, что такая тонкая художница, как Кэтрин Мэнефилд, пристально изучавшая поэтику чеховской новеллы, читавшая и перечитывавшая его рассказы (выписками из произведений Чехова в переводах К. Гарнет заполнены ее записные книжки)⁸¹, не высказывает никаких суждений относительно стиля и языка столь любимого ею писателя.

Переводы Гарнет сделали чеховскую прозу чрезвычайно популярной в странах английского языка.

Рассказы Чехова с их новой, отличной от традиционной поэтикой — отсутствие внешней фабулы, сугубая объективность в подаче жизненного материала, в котором была скрыта, «утоплена» точка зрения автора, как бы отсутствующего в своем произведении, мнимая незавершенность повествования, скорее ставившего перед читателем вопрос, нежели его решавшего — вызвали много подражаний. Однако английским последователям Чехова не всегда было дано увидеть его новаторство во всех его аспектах и поворотах. Им было ясно то, от чего он отказался, но то, что он внес в искусство рассказа, оставалось нередко вне поля их зрения. Они не замечали, что идея, выводы, этический урок были заложены в образной системе, в самой ткани его новеллы, что исключительную роль в ней играло точно найденное слово, индивидуализация речевой характеристики каждого персонажа, эвфония и многое другое, что реализуется через словесный рисунок художественного произведения. Все это оставалось им недоступным: в переводах, через которые они знакомились с Чеховым, ничего этого не было. Вот почему «подражание» Чехову нередко шло по ложному пути, сводясь к изъятию фабулы и регистрации обстоятельств будничной жизни или регистрации так называемого «потока сознания». Именно такое направление в следовании Чехову, которое господствовало в западной новеллистике, особенно в англоязычной, преимущественно на Британских островах, в 20—30-е годы, подвергает критике Джон Голсуорси.

«Я бы сказал, что во многих странах за последние двадцать лет, — писал он в 1932 г., — Чехов был самым мощным магнитом для молодых новеллистов. Это очень большой писатель, но его влияние оказалось в основном пагубным. Потому что метод, которым он так непринужденно пользовался, кажется легким, но в действительности он очень труден для Запада. К тому же, Западная Европа познакомилась с его творчеством в период, когда писателями овладело беспокойство и когда им очень хотелось выйти в люди, не затрачивая особых усилий...⁸²

Есть все основания сказать, что творческий метод Чехова мог показаться молодым новеллистам «легким» только потому, что таким он представлялся им по недостаточно адекватным переводам, в значительной мере скрадывавшим стилистическое и языковое мастерство русского писателя.

На протяжении трех следующих десятилетий после выхода в свет «Рассказов Чехова», которые переиздавались в начале 1930-х и полностью в 1950 г., прозу Чехова по обе стороны океана читали в основном в переводах К. Гарнет. Неоднократно — в 1927, в 1928, в 1938, в 1949, в 1950⁸³ — издавались и переиздавались однотомники избранных рассказов Чехова в ее переводах. Авторы большинства антологий, включая рассказы Чехова, также широко пользовались гарнетовскими переводами⁸⁴.

* * *

Уже первые тома «Рассказов Чехова» не могли не вызвать у англоязычного читателя интереса к личности русского новеллиста. Тем более, что критика — пока еще весьма скудная — выводила особенности художественного метода писателя из; его душевного склада. Будь то ранние интерпретаторы Чехова, которые, подобно Р.Е.К. Лонгу, видели в его творчестве выражение глубокого пессимизма, или более поздние, которые, подобно Дж.М. Марри, объясняли поэтику чеховских произведений «гуманностью» Чехова, они подводили к выводу, что путь к Чехову-художнику лежит через знакомство с Чеховым-человеком.

Назревшей потребности обрести представление о личности Чехова должна была отвечать книга «Письма Антона Чехова к семье и друзьям»⁸⁵, составленная по шеститомнику «Письма А.П. Чехова, под редакцией М.П. Чеховой». М., 1912—1916. Английское издание писем было подготовлено К. Гарнет, которая работала над ним одновременно с работой над переводами для тринадцатитомного Собрания «Рассказы Чехова». В книгу «Письма Антона Чехова к его семье и друзьям» вошли отрывки из двухсот девяноста трех писем Чехова, начиная с письма к брату М. Чехову от 1 июля 1876 г. и кончая письмом к Марии Чеховой, датированным 28 июня 1904 г. «Из 1890 писем⁸⁶, — писала во вступительной заметке переводчица, — мною отобраны те, которые наилучшим образом отображают жизнь Чехова, его характер и суждения»⁸⁷. Книгу открывало жизнеописание Чехова, воспроизводившее с некоторыми купюрами и вставками биографический очерк, написанный Михаилом Чеховым для шеститомника писем. Этот очерк впервые знакомил англоязычного читателя с существенными подробностями биографии Чехова и в течение долгого времени вместе с письмами служил источником для тех беллетризованных биографий, которые в расчете на широкого читателя писались в странах английского языка⁸⁸.

При отборе отрывков, из которых за редкими исключениями состоит книга «Письма...», К. Гарнет уделила наибольшее внимание той части эпистолярного наследия Чехова, которая, характеризуя его отношения с членами семьи, в то же время дает представление о наиболее важных событиях его жизни, его окружении и быте. При этом особый интерес составительницы вызвали те фрагменты (нередко в 5—6 строк), в которых Чехов, говоря о своем нездоровье, жалуется на безденежье и тоску, и тем не менее проявляет жизнелюбие и мужество. Большое место отведено дневникам путешествий: описаниям поездки в Таганрог 1887 г. (письма к сестре М.П. Чеховой), в Крым 1888 г. (письма к сестре и брату М.П. Чехову), путешествие на Сахалин в 1890 г. (письма к сестре, матери, издателям Н.А. Лейкину и А.С. Суворину), впечатления от пребывания за границей в 1891 г. (письма к сестре, брату И.П. Чехову, писательнице М.В. Киселевой). Наряду с этим в подборку включены выдержки из писем, освещающие врачебную и общественную деятельность писателя (письма к земскому начальнику в Нижегородской губ. Е.П. Егорову и к помещику А.И. Смагину в декабре 1891 г. о мерах по борьбе с голодом), а также его деловые и литературные связи с издателями, писателями, редакторами (отрывки из писем к Н.А. Лейкину 1885—1887 гг., письмо к Д.В. Григоровичу от 28 марта 1886 г., значительное число отрывков из писем к А.С. Суворину, начиная с письма от 21 февраля 1886 г. и кончая письмом от 1 июля 1903 г., отрывки из писем к А.Н. Плещееву, Д.Ф. Батюшкову, И.Л. Леонтьеву-Щеглову и другим). Обширно цитируются письма к М. Горькому. Приведены, хотя менее полно, высказывания Чехова по этическим (письмо к брату Н.П. Чехову — март 1886 г.) и эстетическим вопросам (письма к А.С. Суворину, писателям Ал.П. Чехову, М.В. Киселевой, Е.М. Шатровой, Л.А. Авиловой и другим), в том числе и мнения о русских классиках XIX в. (в основном известных английскому читателю — Гончарове, Тургеневе, Достоевском, Толстом) и некоторых зарубежных романистах, а также мысли о современном театре и драматургии (отрывки из писем к Вл.И. Немировичу-Данченко, К.С. Станиславскому и другим).

Перевод писем был сделан К. Гарнет с присущей ей тщательностью и за исключением немногочисленных мест точно передавал содержание и в основном тональность подлинников — их лаконичность, доброжелательный юмор и лиричность⁸⁹. Все это несомненно содействовало раскрытию перед англоязычным читателем человеческого облика Чехова. Книга «Письма...» вызвала незамедлительные отклики у английских и американских критиков, в особенности у тех, которые не соглашались видеть в Чехове «певца сумерек» и проповедника безнадежности и пессимизма.

«...По мере того, как мы читаем его письма, — писал Дж.М. Марри в статье «Гуманность Чехова»⁹⁰, посвященной изданию книги «Письма...» в переводах К. Гарнет, — в нас постепенно растет убеждение, что он был героем, более того, что он и есть подлинный герой нашего времени.

Знаменательно, что, читая его письма, мы забываем, что имеем дело с художником. С первых же строк мы очарованы Чеховым-человеком, направившим свои усилия (о которых в силу присущей ему сдержанности нам приходится догадываться самим) на то, чтобы беспрестанно работать над бесконечно сложным материалом современного ума и души, и в собственном случае вылепившим из него совершенное, положительное и в высшей степени обаятельное существо»⁹¹.

Останавливаясь на письме молодого Чехова к брату Николаю, Марри добавляет: «В этом письме перечислены все качества, которые были присущи самому Чехову. Он поставил себе задачу стать Человеком новой нравственности (new humanity) и стал им»⁹². Новаторство Чехова-художника Марри выводит из чеховской гуманности — гуманности нового типа, которая, по мнению Марри, рождалась из «чувства свободы, достигаемого огромным усилием, направленным на воспитание в себе дисциплины и нравственного совершенства».

«Чистота души — вот то преобладающее впечатление, которое оставляет Чехов. Он сознательно добивался и достиг душевной красоты, и именно в этом <...> кроется секрет его величия как художника и его значения для нас сегодня»⁹³.

Другой английский критик — Р. Линд — опирается на сборник «Письма...», чтобы подвергнуть резкой критике концепцию творчества Чехова, выдвинутую в статьях Л. Шестова⁹⁴. Главу о Чехове в своей книге о современной литературе «Книги и их авторы» Линд полемически называет «Воображаемая безнадежность Чехова»⁹⁵, опровергая в ней основной шестовский тезис: «Чехов был певцом безнадежности... Настоящий, единственный герой Чехова — это безнадежный человек».

Приведя пространные цитаты из «Писем...», Р. Линд указывает на общественную деятельность Чехова: поездка на Сахалин, самоотверженная работа по поддержке голодающих крестьян, борьба с эпидемией холеры, хлопоты по устройству Народного дома в Москве, постройка школ и т. д. Отрицая шестовское обвинение Чехова в политическом индифферентизме, Линд напоминает о той страстности, с какой Чехов откликнулся на дело Дрейфуса.

Чехов-человек и Чехов-художник в глазах Линда нераздельны. Реализм Чехова, по его мнению, не имеет ничего общего ни с «безысходным реализмом» (disheartening realism) писателей конца XIX — начала XX в., ни с литературой, пытающейся навести на жизнь идеализирующий глянец. Вывод этот Линд делает, опираясь на творчество Чехова и на его литературные взгляды, почерпнутые из выдержек, опубликованных в сборнике «Письма...». Он приводит прежде всего высказывание писателя из письма к М.В. Киселевой от 14 января 1887 г. («Художественная литература потому и называется художественной, что рисует жизнь такою, какова она есть на самом деле. Ее назначение — правда безусловная и честная <...> литератор не кондитер, не косметик, не увеселитель; он человек обязанный, законтрактованный сознанием своего долга и совестью...» Ссылается он и на письмо к Е.М. Шавровой от 16 сентября 1891 г. («У Ноя было три сына <...> Пишущие не должны подражать Хаму»).

Особенность реализма Чехова заключается, по мнению Линда, в том, что Чехов относится к своим героям не как судья, а как беспристрастный свидетель, дающий свои показания с чувством сострадания и терпимости. «В Чехове, как ни в одном другом писателе последних лет, правда и нежность слиты воедино. Он говорит нам правду — даже жесточайшую правду — с добрым чувством. Нередко он пишет так, словно он доктор, делающий обход больного мира. Но к этому больному миру он относится с любовью»⁹⁶.

«Письма...» становятся настольной книгой для новеллистки К. Мэнсфилд. Выписки из чеховских писем занимают большое место в ее «Записных книжках» начиная с 1920 г., неоднократно упоминаются они и в письмах к мужу и друзьям⁹⁷.

Знакомство в Англии и Америке с письмами Чехова несомненно содействовало более глубокому прочтению рассказов и пьес писателя, которые начиная с 20-х годов прочно вошли в репертуар английских, а позднее и американских театров. С другой стороны, издание «Писем...» усилило интерес к личности Чехова, желание узнать о нем от него самого и от тех, кто был ему близок. В том же 1920 г. в журнале «Атенеум» вслед за пространной статьей Дж.М. Марри о Чехове в связи с выходом в свет книги «Письма...» появился «Дневник Антона Чехова»⁹⁸ в переводе С.С. Котелянского и К. Мэнсфилд, а американское издательство выпустило книгу «Воспоминания Максима Горького, Александра Куприна и И.А. Бунина об Антоне Чехове»⁹⁹ в переводе С.С. Котелянского и Л. Вульфа. Необычайно увеличился интерес к творческой лаборатории Чехова. В 1921 г. почти одновременно лондонский журнал «Меркури» и нью-йоркский «Фримен» публиковали «Записные книжки Антона Чехова» в переводе С.С. Котелянского и Л. Вульфа¹⁰⁰. В том же году «Записные книжки» вместе с «Воспоминаниями Максима Горького о Чехове» вышли в Англии отдельным изданием¹⁰¹.

В течение последующих четырех лет в Англии и в США было опубликовано три сборника избранных писем Чехова: в 1924 г. — «А. Чехов. Письма о новелле, драме и на другие литературные темы», в 1925 г. — «Жизнь и письма Антона Чехова» и «Письма Антона Павловича Чехова к Ольге Леонардовне Книппер».

Сборник «Антон Чехов. Письма о новелле, драме и на другие литературные темы» (составитель и редактор Луи С. Фридлянд)¹⁰² оказался на редкость своевременным. Он отмечал потребности, назревшей в читательских и литературных кругах, глубже и систематичнее познакомиться с эстетическими воззрениями русского писателя, чья драма и в особенности новелла стали в 20-е годы одним из существенных факторов литературного процесса сначала в Англии, а затем и в других англоязычных странах (прежде всего в Ирландии и США). «Когда, в конце концов, «чеховская новелла» была принята, — пишет по этому поводу американский литературовед Д. Брюстер, — многие читатели почувствовали глубокое удовлетворение, начиная понимать, что традиционная short story искажала человеческую психологию, сводя ее к установившейся схеме, и фальсифицировала живое впечатление от жизни»¹⁰³. Стремление следовать поэтике чеховской новеллы, которая «утвердилась как новая форма» сначала в Англии, а затем и в США, было, по наблюдениям Д. Брюстер, особенно сильным в середине 20-х годов¹⁰⁴.

«Письма о новелле...» были адресованы в первую очередь литераторам — новеллистам и драматургам. Книга состояла из четырнадцати разделов, в каждом из которых были собраны высказывания Чехова по различным эстетическим вопросам: о поэтике и технике письма повествовательных жанров, прежде всего новеллы (разделы 1, 4, 9, 10) и драмы (разделы 5, 6, 8), мысли об идейной позиции художника и его отношении к жизненному материалу (разделы 11, 12), о театре (раздел 7) и ряд других. В подборку, помимо отрывков, уже известных англоязычному читателю по книге «Письма...» (1920) в переводах К. Гарнет, вошло значительное число выдержек из писем, вошедших в русский шеститомник 1912—1916 гг., но не включенных английской переводчицей в упомянутую книгу, а также ряд писем или выдержек из писем, опубликованных в русской печати в разные годы (письма к Я.П. Полонскому, письмо к В.Э. Мейерхольду¹⁰⁵ и другие).

«Мысль — отобрать из обширной переписки Чехова письма, посвященные литературе и театру, и издать их отдельной книгой, — писал в рецензии на фридлендовское издание Джон Б. Пристли, — безусловно, очень удачна. Влияние Чехова всегда было огромно, и оно отнюдь не кончилось. Лучшие из наших современных новеллистов охотно признают, что они многим обязаны Чехову — постоянно и с неизменным восторгом перечитывая его, они, с одной стороны, черпают вдохновение в его мастерстве, с другой, изучают его критические замечания об искусстве рассказа»¹⁰⁶.

Именно раздел «Искусство рассказа», в котором были собраны письма Чехова к различным писателям с анализом их творчества и рядом советов, Пристли считал наиболее ценным. Очень высоко ставя поэтику чеховской новеллы, Пристли приветствовал утверждение ее в современной английской литературе, полагая, что знакомство новеллистов с указаниями Чехова поможет им овладеть художественным методом, «где кажущаяся простая объективность изложения служит выражению тончайшей субъективности автора». «То, что этот метод прививается в современной литературе, — заключал он свою статью, — самое большое счастье для нее»¹⁰⁷.

Книга «Жизнь и письма А. Чехова»¹⁰⁸, составленная С.С. Котелянским и переведенная им совместно с Филипом Томлинсоном, включала более трехсот писем и извлечений из писем Чехова, опубликованных в шеститомнике 1912—1916 гг. Свод писем предваряла хронологическая таблица главных событий жизни Чехова, публикаций его основных произведений и постановок его пьес, а также статья Е. Замятина «Антон Чехов. Биографические заметки» и две статьи М.П. Чехова.

Книга «Жизнь и письма...» была задумана Котелянским еще в 1919 г. и начата в соавторстве с К. Мэнсфилд, о чем свидетельствуют два ее письма. В мае 1919 г. она писала В. Вульф: «У Чехова есть одно очень интересное письмо, которое на следующей неделе появится в «Атенеуме». Задача писателя не решение вопроса, а постановка вопроса. Главное — поставить вопрос. Тут-то, по-моему, и проходит черта, отделяющая писателя подлинного от лже-писателя»¹⁰⁹. В начале января 1920 г. она сообщала мужу: «...посылаю длинное чеховское письмо. Если не пожелаешь воспользоваться им для своих целей, то отдай, пожалуйста, на машинку и отошли экземпляр Котелянскому для нашей книги»¹¹⁰. Болезнь и смерть К. Мэнсфилд (1923), очевидно, задержали работу над этим изданием. К тому же, как уже было сказано, в 1920 г. вышла книга «Письма...» в переводах К. Гарнет, которая, получив высокую оценку читателей и критики, удовлетворила запросы книжного рынка. В 1923—1924 гг. Котелянскому удалось опубликовать часть из переведенных им чеховских писем в журнале «Адельфи» — подборку писем к Горькому, письмо к Александру Чехову (апрель 1883) (переведено совместно с К. Мэнсфилд), к А.С. Суворину от 18 октября 1888 г. (переведено совместно с Дж.М. Марри), письма к О.Л. Книппер¹¹¹. Тогда же, очевидно, начались переговоры с лондонской фирмой «Cassel & Со» об издании нового тома писем Чехова. Чтобы гарантировать согласие издателей, Котелянский обратился к М. Горькому с просьбой принять участие в работе над книгой.

«...В 1919 г. вместе с Katherine Mansfield, — сообщал он М. Горькому в письме от 12 августа 1924 г. — я начал печатать перевод из шеститомного издания «Писем А.П. Чехова» в английском еженедельнике «Атенеум». Письма А.П. Чехова вызвали здесь очень большой интерес, и я собрался составить том избранных писем в английском переводе. Но пока я искал издателя, известная здесь переводчица успела опубликовать том писем Чехова. Мне же все время казалось, что можно и нужно сделать лучшее собрание писем Чехова, но найти издателя в последние годы было трудно. Наконец, после пяти лет, я нашел английского издателя, который согласен выпустить новое собрание писем Чехова в одном большом томе (между прочим, ни я, ни мой английский сотрудник не получим платы за перевод, так как издатель не уверен, будут ли покрыты его расходы по изданию)...

В переговорах с издателем я указал ему, что, если бы удалось получить Ваше предисловие, то успех нового тома писем А. Чехова можно было бы считать обеспеченным. Издатель с этим согласился, но, к сожалению, не может предложить Вам больше, чем 20 фунтов стерлингов за предисловие.

Просьба: Не найдете ли возможным написать статью о Чехове (содержание и размер на Ваше усмотрение) для книги «Письма А.П. Чехова» в одном томе, на английском языке; гонорар 20 фунтов. Причем, статью Вашу необходимо иметь здесь весьма скоро, ввиду того, что манускрипт «писем» должен быть доставлен до 15 сентября...¹¹²

Хотя при работе над составом книги «Жизнь и письма А. Чехова» Котелянский черпал из того же источника, что и Гарнет — шеститомного издания «Письма А.П. Чехова» (М., 1912—1916), — его подборка значительно отличается от гарнетовской. Котелянский ставил своей задачей дать возможность английским читателям проследить по письмам Чехова его писательский путь — формирование и развитие Чехова-художника, историю рождения и создания его произведений, рост его морального и художественного авторитета в литературных и театральных кругах, осознание им своего новаторства в новелле и драме. Быт и уклад средней русской семьи, впечатления Чехова от его поездок по России и выездов за границу и т. д. представлялись Котелянскому (в отличие от Гарнет) «несущественными для английских читателей»¹¹³ и не нашли отражения в его подборке. Котелянский познакомил англоязычных читателей с циклом писем Чехова 1876—1877 гг. к его двоюродному брату М.М. Чехову, в которых обнаруживается огромное человеческое достоинство будущего писателя, со значительным числом писем к брату Александру и И.Л. Леонтьеву-Щеглову, в которых Чехов критикует их произведения и дает им советы по технике письма, с письмами к В.А. Тихонову (в том числе и от 7 марта 1889 г., где дана характеристика писателей 80—90-х годов), с рядом писем, остававшихся до тех пор неизвестными англоязычным читателям, к А.С. Суворину, связанных с делом Дрейфуса и участием в нем Золя, с письмами к литераторам и театральным деятелям — В.Ф. Комиссаржевской, И.А. Бунину, В.В. Вересаеву (Смидовичу), С.А. Найденову, Н.Е. Эфросу и другим. В целом из более 300 писем и выдержек, помещенных в книге «Жизнь и письма А. Чехова», свыше 200 были представлены на английском языке впервые. «Это в высшей степени интересная книга» — восклицал Леонард Вульф в рецензии на книгу «Жизнь и письма...», опубликованной в журнале «Нейшн и Атенеум»¹¹⁴.

К сожалению, перевод писем Чехова, выполненный Котелянским и Ф. Томлинсоном, страдал тяжеловесностью. По мнению С. Карлинского «излишняя приверженность букве оригинала придает многим предложениям и даже абзацам двусмысленность, делая некоторые непонятными»¹¹⁵. Недостатки перевода С.С. Котелянского и Ф. Томлинсона были особенно ясно видны в тех случаях, когда помещенные ими материалы совпадали с материалами, отобранными и переведенными К. Гарнет для книги «Письма...» (1920), которым они уступали в языковом и стилистическом отношении.

Книга «Письма Антона Павловича Чехова к Ольге Леонардовне Книппер» (1925)¹¹⁶ явилась последней в гарнетовской «чеховиане», составившей в целом семнадцать томов. Источником для английского издания «Писем...» (1925) послужила вышедшая в Берлине книга «Письма А.П. Чехова к О.Л. Книппер» (1924)¹¹⁷, которая была полностью воспроизведена К. Гарнет, включая «Вступительную заметку Ел. Коншиной и краткие воспоминания — «Несколько слов об А.П. Чехове, 1898—1904» — О.Л. Книппер, предварявшие публикацию писем.

При передаче чеховских писем на английском языке К. Гарнет в основном удалось сохранить их тон. Однако у нее не нашлось того же многообразия словесных форм для шутливо-нежных обращений, ласковых прозвищ, уменьшительных наименований и т. д., которыми так богаты эти письма. Чеховские «милая, милюся моя, миленькая, дуся и т. д.» переводятся словом «darling», а для передачи «актриса, актрисуля, актрисочка, актриска» в словаре Гарнет оказалась только одна форма — «actress» и т. д. Это, естественно, упрощает и обедняет эмоционально-экспрессивную гамму чеховских писем.

Переводы эпистолярной прозы Чехова усилили интерес англоязычных читателей к его жизненному и творческому пути, окружению, оценке современников. В 1927 г. усилиями С.С. Котелянского была опубликована книга переводов воспоминаний о Чехове «Антон Чехов. Литературные и театральные мемуары»¹¹⁸. Книга состояла из введения и трех разделов. Вводная часть включала биографические материалы: краткую автобиографию писателя, составленную им для юбилейного альбома выпускников 1884 г. медицинского факультета Московского университета¹¹⁹; воспоминания Ал.П.Чехова (А. Седого) о детских годах брата («Антон Павлович — лавочник» и «Чехов — певчий»), а также его рассказ «Завтра экзамен», в котором выведена семья Чеховых¹²⁰. В первый раздел, посвященный оценкам литературной деятельности Чехова, вошли: статья Ю.В. Соболева об особенностях писательского метода Чехова — сокращенный перевод книги: Соболев Ю. О Чехове. Творческий путь. (Опыт исследования). М., 1915; отрывок из воспоминаний М.П. Чехова о первых шагах А.П. Чехова на литературной стезе¹²¹, отрывок из воспоминаний Вл.Г. Короленко¹²², записи из дневника А.С. Суворина¹²³, высказывания Л.Н. Толстого о Чехове по воспоминаниям М.А. Горького¹²⁴, записям А.Б. Гольденвейзера¹²⁵, а также воспоминания Ал.И. Куприна и И.А. Бунина¹²⁶. Раздел заканчивался отрывками из воспоминаний Горького о Чехове, перевод которых публиковался Котелянским ранее¹²⁷. Во втором разделе были собраны материалы, характеризующие отношения Чехова с Московским художественным театром. Раздел открывался переводом статьи Н.Е. Эфроса «Чехов и Московский художественный театр» и заметки Вл.И. Немировича-Данченко под тем же названием¹²⁸. За ними следовал перевод публикации Л.А. Сулержицкого «Из воспоминаний об А.П. Чехове в Художественном театре» (со слов И.П. Чехова, К.С. Станиславского, А.Л. Вишневского и др.)¹²⁹. В заключение приводился отрывок из статьи Л.Н. Андреева «Письма о театре»¹³⁰. Третий раздел составили переводы произведений А.П. Чехова, либо не печатавшиеся при его жизни (одноактная пьеса-шутка «Татьяна Репина»¹³¹), либо вошедшие в прижизненное Собрание чеховских сочинений (рассказы «На кладбище», «В почтовом отделении», «В Москве»), переводы которых публиковались С.С. Котелянским ранее¹³². В целом книга «Антон Чехов. Литературные и театральные мемуары» давала английскому читателю ряд ценных и достоверных сведений и материалов, значительно дополнявших портрет писателя и его окружения. О ее популярности в Англии и США свидетельствуют неоднократные переиздания.

3

Вплоть до конца 40-х годов новые переводы повестей и рассказов Чехова создавались относительно редко, а новые сборники писем Чехова и вовсе не появлялись. Основные усилия переводчиков были направлены на расширение «чеховского репертуара»: читателя знакомили с тем, что не вошло в гарнетовское собрание. Это относилось прежде всего к Юношеским произведениям Чехова — юморескам и разного рода сценкам, которые в переводах Гарнет были представлены в незначительном числе. В 30-х годах и позже — в 40-х — они эпизодически появлялись на страницах английской газеты «Нью стейтсмен энд нейшн», американского журнала «Голдн бук мэгэзин» и других¹³³.

Однако юмористические рассказы Чехова не давались английским переводчикам. Примером тому может служить первая и до. 1975 г.¹³⁴ единственная попытка собрать юмористические рассказы Чехова под одной обложкой — сборник «Девять юморесок» в переводе И. Гольдберга и Г.Т. Шниткинд, выпущенный в 1918 г. в Нью-Йорке¹³⁵. Сборник включал ряд уже переводившихся на английский язык рассказов и четыре — «Месть», «То была она», «Неосторожность» и «Пассажир I-го класса» (озаглавленный «Такова слава!» — «Such is fame!»), — которые были представлены по-английски впервые. Два последних, правда, впоследствии вошли в гарнетовское собрание. В кратком предисловии переводчиков к сборнику Чехов-юморист сравнивался с О'Генри. Различие между двумя новеллистами составители сборника видели лишь в некотором несходстве композиционных принципов: «Многие чеховские рассказы, — писали они, — напоминают картину без рамы — безграничный русский простор, в рассказах же О'Генри обрамление часто важнее самой картины»¹³⁶. Целью сборника было представить читателю «русского О'Генри» (хотя не обошлось и без традиционной параллели с Мопассаном). Намерение свое переводчикам реализовать не удалось, главным образом из-за неумелого перевода, который в лучшем случае можно считать более или менее добросовестным подстрочником.

Были и попытки дать прозу Чехова в несколько ином, чем она прозвучала в переводах К. Гарнет, ключе. В 1926 г. одновременно в Лондоне и Филадельфии вышли две книги, представлявшие чеховскую прозу в переводах А.Е. Шамо. В первую — «Попрыгунья и другие рассказы»¹³⁷ — наряду с новыми вариантами таких уже неоднократно переводившихся на английский язык повестей и рассказов, как «Черный монах», «В овраге», «Крестьяне», «Анна на шее» и другие, были включены образцы ранней чеховской прозы — «Грач» и «Предложение» (рассказ для девиц). По мнению переводчика, ему также принадлежала честь «открытия» англоязычному читателю рассказа «Страшная ночь». Однако эта сценка, о чем А.Е. Шамо не знал, уже дважды печаталась в американских журналах. Вторая книга содержала юношескую повесть Чехова «Драма на охоте»¹³⁸, переводившуюся на английский язык впервые.

В задачи Шамо входило, с одной стороны, познакомить англоязычного читателя с еще не известным ему Чеховым («Эти юношеские попытки, — писал он в предисловии к «Драме на охоте» — интересны тем, что показывают развитие и рост замечательного таланта, изменение его метода...»¹³⁹). С другой — дать по-новому прочитанного Чехова. Основное художественное стилистическое своеобразие рассказов Чехова Шамо видел в будничности материала и простоте стиля. «Его темы взяты из окружающей его жизни, — писал он в предисловии к «Попрыгунье». — В его рассказах нет героических характеров; все персонажи — обыкновенные люди, крестьяне, которых он встречал, разные слои городского населения, с которыми ему приходилось сталкиваться. Они не совершают великих дел, не ставят себе возвышенных целей; немногие пытаются — но большей части безуспешно — исправить зло, которое видят вокруг. Чехов любит писать о людях заурядных, неудачливых, нищих духом, придавленных, несчастных, но под его талантливым пером они обретают для нас интерес: благодаря нескольким живым, характерным штрихам они живут и читатель узнает в них те типы, какие встречаются ему в повседневной жизни. Публика сразу поняла, какая сила искусно спрятана за простотой стиля»¹⁴⁰.

Однако «простота стиля» обернулась в самих переводах Шамо стилистической скудостью. Лексика его переводов, как правило, менее книжна, чем в соответствующих текстах К. Гарнет, но при этом намного беднее. Не сумел он также принципиально изменить синтаксис: даже в диалогах он сохраняет полнооформленный, грамматически правильный строй литературной речи. Таким образом, новой стилистической интерпретации чеховской прозы у Шамо не получилось, и его перевод, не улучшив предшествующих, не внес ничего существенно нового (если не считать, как уже указывалось, несколько впервые переведенных им юношеских произведений Чехова¹⁴¹) в английскую Чеховиану.

Исключительная популярность Чехова в Англии, как и в Америке, имела и свою оборотную сторону. Он стал желанным автором для издателей, заинтересованных в финансовом успехе. Так, в 1929 г. в Нью-Йорке вышел однотомник, включавший избранную прозу и пьесы Чехова¹⁴², с явно коммерческими целями. Он был составлен из различных переводов (в том числе и Шамо, как наиболее «простых»), слегка отредактированных, а в ряде случаев и адаптированных. Длинные рассказы и повести — «Черный монах», «Анна на шее», «Мужики», «Драма на охоте», «В овраге» и другие — были, очевидно, для удобства читающей публики, разделены на подглавки, снабженные заголовками. Наибольшее внимание было уделено внешнему оформлению книги, которая, как всякий «бестселлер», получила различные — более или менее дорогие — переплеты.

Немногим лучше был и изданный в 1932 г., также в Нью-Йорке, составленный Р.Н. Линскоттом однотомник «Рассказы Антона Чехова»¹⁴³, включавший 22 рассказа в переводах различных авторов.

* * *

После окончания второй мировой войны — войны с фашизмом, победа над которым была одержана, благодаря героическим усилиям и жертвам советского народа — на Британских островах и в США значительно оживился интерес к русской литературе. В ней искали объяснения тем чертам «русской души», которые проявились в беспримерной стойкости и мужестве защитников Бреста и Москвы, Ленинграда и Сталинграда. Этот новый подход к наследию русских классиков, в частности, Чехова, отметил в своем предисловии к однотомнику чеховских писем, озаглавленному «Из личного архива Антона Чехова» (1948)¹⁴⁴, американский публицист и литературовед Мэтью Джозефсон:

«Русские Чехова, жившие пятьдесят лет назад, — писал он, — не только предавались меланхолии. Напротив, ими владел дух утопического оптимизма, помогавший побороть отчаяние. Мы видим их, обращающими взоры не на злосчастную действительность, а в будущее, на которое они уповают, и слышим, как они, подобно героям «Вишневого сада», восклицают: «Какой прекрасной, какой неизмеримо лучшей будет жизнь!» в грядущие годы. Ту же веру обнаруживаем мы у русских и в наши дни, в недавнем прошлом, наполненном бедствиями войны массовыми трагедиями»¹⁴⁵.

Творчество Чехова, по мнению Джозефсона, созвучно и англичанам, и американцам, в особенности последним, также и в силу «внутренних причин»: в силу неудовлетворенности социальным устройством и политическим положением своих стран в первые послевоенные годы, которые, вопреки ожиданиям, не принесли им уверенности в прочности мира на Земле.

«Чехов изображал последствия социальной несправедливости своего времени — настроения разочарованности и обеспокоенности. Эти настроения оказались близкими душевному состоянию так называемого «потерянного поколения» 20-х годов; они близки и нам, в 40-х, после второй великой войны, когда не только русские, но и американцы, и народы всей Земли жаждут мира, единого содружества всей планеты, тогда как общество, в котором мы живем, движется в направлении, возмущающем разум»¹⁴⁶.

Третья причина нового приобщения к Чехову, на которую указывал М. Джозефсон, — его новаторство в поэтике драмы и новеллы, предварившие и в какой-то мере определившие кардинальные повороты в прозе и в драматургии XX в.:

«...хотя Чехов писал главным образом в 80-е и 90-е годы прошлого столетия, когда только рождалось поколение, увлекавшееся Марселем Прустом и Джеймсом Джойсом, тонкость его психологического анализа заставляет видеть в нем предшественника этих более поздних экспертов по части подсознательного мира души. Но если техника Джойса и Пруста отбивала охоту следовать им, то чеховская поэтика, казавшаяся на первый взгляд простой, вызвала широкое подражание»¹⁴⁷.

Книга «Из личного архива Антона Чехова» должна была вновь открыть перед литераторами и читателями двери в творческую лабораторию Чехова. Однако она оказалась более интересной по замыслу, чем по исполнению. Новых материалов она не включала, а лишь по-новому компоновала старые. В нее вошли «Записные книжки» и «Дневник» в переводе С.С. Котелянского и Л. Вульфа, а также отрывки из писем в переводе К. Гарнет. Последние были разбиты тематически (хотя хронологический принцип при этом не нарушался) и снабжены заголовками, как, например: «Талант и дисциплина», «Цена славы», «Ответственность писателя», «Общее и специальное», «Научный метод», «О театре» и т. д. Значительное место в подборке занимали высказывания А.П. Чехова о Льве Толстом, о Максиме Горьком, много внимания уделялось истории провала «Чайки», триумфу «Вишневого сада» в МХТ.

Главным недостатком этой подборки писем Чехова была крайняя отрывочность приводимых в ней цитат, вырванных из необходимого контекста. Такого рода «обработка» чеховских высказываний обедняла его мысль, лишала ее присущей ему четкости и глубины, не говоря уже о том, что читатель не имел возможности составить себе сколько-нибудь полное представление об эпистолярном стиле Чехова.

Следующий однотомник — «Избранные письма Антона Чехова» (1955)¹⁴⁸, выпущенный известной американской писательницей Лилиан Хеллман, отличался от предшествовавших как по составу, так и по оформлению. Большая подборка чеховских писем, начиная с письма к Н.А. Лейкину от 12 октября 1885 г. и кончая письмом к М.П. Чеховой от 28 июня 1904 г., была сделана по первому русскому научному изданию «Полное собрание сочинений и писем Чехова» в 20 томах (Письма т.т. 13—20), осуществленному в 1944—1951 гг. Это позволило значительно расширить знакомство англоязычных читателей с эпистолярным наследием Чехова. В книгу вошло около тридцати писем, не переводившихся ранее на английский язык, в том числе, ряд писем к Ал. Чехову 1887—1888 гг., к М.И. Чайковскому от 16 марта 1890 г., к В.М. Лаврову от 10 апреля 1890 г., к П.Б. Бычкову от 4 мая 1892 г., к В.И. Яковленко от 30 января 1897 г., к Л.А. Авиловой от 21 октября 1898 г. и другие. Впервые перевод писем давался в основном полностью или с небольшими купюрами.

При отборе материала для книги: «Избранные письма Антона Чехова» Хеллман руководствовалась стремлением полнее раскрыть человеческий и нравственный облик Чехова-писателя. В состав однотомника она включила главным образом письма, характеризующие его литературную и общественную деятельность, отношение к общественным событиям, высказывания по эстетическим и этическим вопросам, а также ряд писем, иллюстрирующих факты его писательской биографии.

Подбор писем, принцип полного, а не частичного (как у Гарнет, Котелянского и других) перевода должны были, по замыслу составительницы, содействовать окончательному опровержению «чеховской легенды», рисующей его мрачным пессимистом, певцом отчаявшихся и никчемных людей.

«Мне непонятно, как можно считать Чехова пессимистом, — писала Лилиан Хеллман в биографической заметке, предварявшей публикацию писем Чехова. — Я не знаю другого писателя, который бы с большей ясностью заявлял, что верит в будущее. Между состоянием отчаяния и грустным настроением разница огромная. Чехову часто бывало грустно, но в целом он был человеком веселым, жизнерадостным, ровным, приветливым и любящим шутку»¹⁴⁹.

Состав сборника и предисловие, написанное к нему Лилиан Хеллман, были приняты читателями и критикой с одобрением. Однако переводы С. Ледерер вызвали возражения.

«Новая подборка (чеховских писем. — М.Ш.), предложенная Л. Хеллман, — писал в рецензии на «Избранные письма...» известный новеллист Фр. О'Коннор, — отличается большей сообразностью и лучше скомпонована, чем составленная некогда К. Гарнет. Кроме того, ее предваряет превосходное введение, написанное составительницей. Однако переводы С. Ледерер (следует цитата. — М.Ш.), на мой взгляд, менее изящны и вряд ли более точны, чем переводы К. Гарнет <...> Русский язык — трудный язык, но если неточности в переводе рассказа или пьесы, художественный эффект которых зависит не только от логически верного значения слова, не столь уж пагубен, то, когда дело идет о передаче мысли, ошибка в переводе может создать непреодолимый барьер между читателем и автором»¹⁵⁰.

Неумелость переводчицы значительно снизила ценность издания. Тем не менее на протяжении последующих лет американский читатель за неимением лучшего пользовался и продолжает пользоваться книгой «Избранные письма Антона Чехова» очень широко¹⁵¹.

4

Юбилейные чеховские годы: 1954 — пятидесятилетие со дня смерти, 1960 — столетие со дня рождения, были отмечены чрезвычайным интересом к Чехову в странах английского языка, особенно в Великобритании и США. Увеличилось число чеховских спектаклей, переизданий переводов его прозы и драматургии; в периодической печати публиковались юбилейные статьи. Однако наиболее значительным можно считать появление в 1950—1960-м гг. нескольких монографий, посвященных жизни и творчеству Чехова¹⁵². Последнему обстоятельству несомненно содействовало как значительное оживление чеховедения в Советском Союзе, так и укрепление культурных связей между советскими и зарубежными исследователями, в свою очередь способствовавшее расширению и углублению работы славянских кафедр английских и американских университетов.

Выход первого Полного собрания сочинений и писем А.П. Чехова (1944—1951) и ряда литературоведческих работ, в которых наметился поворот в отношении к его личности и творчеству, к поэтике его произведений¹⁵³, не замедлил сказаться и на английской чеховиане. Непосредственно это проявилось в том, что переводчикам стали доступны многие ранние литературные работы Чехова, не включавшиеся в предыдущие издания его сочинений. С другой стороны, суждения советских чеховедов нашли отклик и были использованы английскими и американскими исследователями, послужив во многом опорой для их концепций и выводов.

Английские монографии о Чехове оказали активное воздействие и на перевод. Хотя в отличие от критиков 20-х годов, судивших о Чехове в основном без знания его родного языка, английские чеховеды 50—60-х годов — Магаршак, Хингли, Виннер, Симмонс и другие — изучали его творчество и связанные с ним материалы по русским источникам, свои анализы, суждения и выводы они адресовали англоязычной аудитории и, следовательно, излагали их по-английски, иллюстрируя выдержками и цитатами в переводе на английский язык. Однако оказалось, что принятые переводы, в том числе и переводы К. Гарнет, вызывавшие восхищение ее современников, стилистически неадекватны подлинникам и не могут служить должной иллюстрацией в серьезном исследовании. Р. Хингли, например, решительно отказался пользоваться имевшимися вариантами, заменив их своими. Остальные авторы подвергали приводимые ими переводы значительной переработке и редактуре¹⁵⁴. Вывод о необходимости пересмотра английских текстов Чехова напрашивался сам собой. Тем более, что нарекания по адресу гарнетовских переводов начали раздаваться еще в довоенные годы. Правда, поначалу они касались только переводов пьес. Еще в 1938 г. американские театральные критики указывали на тяжеловесность диалогов в гарнетовских вариантах, приветствуя новые переводы Старка Янга как значительный шаг вперед по отношению к работам его предшественницы. По мнению критики тех лет, Гарнет не владела сценическим диалогом и даже воздвигала «языковой барьер» между сценой и театральным залом¹⁵⁵. Вслед за Янгом переводчики стали один за другим предлагать свои варианты чеховских пьес: на протяжении двух десятилетий число переводов «Чайки» возросло до 17, «Вишневого сада» до 12 и т. д. В 50-е годы на неполноценность гарнетовских переводов стали указывать все более настойчиво. Впоследствии, как бы подводя итог этой «ревизии», Хингли писал в приложении к своей монографии «Новая книга о жизни Антона Чехова»:

«Хотя Гарнет далеко не самый несведущий переводчик Чехова, ее английский язык портит налет неестественности. Читатели, не владеющие русским языком, нередко относили эту черту на счет отражения переводчицей некой соответствующей особенности оригинала; а между тем какими бы Качествами ни отличался язык Чехова, неестественностью он никоим образом не страдает. Исследование показывает, что экзотическая окраска, присущая гарнетовским и некоторым другим переводам, не более как результат поспешности, с которой они выполнялись. Именно «переводизм», а не какой-либо придуманный стилистический прием, придают гарнетовскому Чехову тот оттенок языковой отдаленности, которая порою человеку некомпетентному нравится как специфически «русский»»¹⁵⁶.

Однако раскритиковать старые переводы было куда проще и быстрее, чем создать новые, соответствующие как современным представлениям об особенностях чеховского языка и стиля, так и высоким требованиям стилистической адекватности, предъявляемыми во второй половине XX в. к искусству перевода. Чеховская «простота» могла быть воссоздана только в результате тщательного и вдумчивого отбора языковых и стилистических средств. А на это даже самым талантливым и знающим переводчикам нужно было время. Поэтому неудивительно, что 50-е годы не дали новых вариантов уже известных в переводах чеховских вещей. Юбилейные 50-е и в Англии, и в Америке прошли под знаком расширения знакомства с Чеховым. Более 60 рассказов 1882—1887 гг. был представлены в четырех сборниках, вышедших на протяжении этих лет в Лондоне (в 1953 г. — «Роман с контрабасом и другие рассказы» в переводе А. Фицлайэн и К. Зиновьева, в 1960 г. — «Ранние рассказы» в переводе Н. Готлиб¹⁵⁷ и в Нью-Йорке (в 1954 г. «Неизвестный Чехов» в переводе А. Ярмолинского, в 1959 г. — «Петров день и другие истории» в переводе Ф.Г. Джонза)¹⁵⁸.

Примечательно, что эти переводы, каковы бы ни были одаренность и знания переводчиков, делались с учетом замечаний, высказанных по адресу К. Гарнет. Все их отличает большее или меньшее использование разговорной речи, ее лексики, идиоматики и синтаксиса. Наиболее последовательным, систематически следующим поставленной перед собой задаче переводчиком выступил А. Ярмолинский, чей пример в какой-то степени определил характер и двух других американских авторов, воссоздавших по-английски ряд рассказов А. Чехонте.

А. Ярмолинский обратился к Чехову еще в конце 40-х годов; часть своих переводов чеховских произведений он включил в однотомник «Портативный Чехов»¹⁵⁹ (1947), куда вошло 28 рассказов, две пьесы («Медведь» и «Вишневый сад») и подборка из 19 писем, в основном также в переводе Ярмолинского. Книга была снабжена вступительной заметкой, перечнем важнейших биографических дат и избранной библиографией. Впервые рассказы были размещены в сборнике в хронологическом порядке, правда, с некоторыми смещениями.

Свои задачи как составителя сборников чеховской прозы и переводчика Чехова Ярмолинский сформировал в предисловии к тому «Неизвестный Чехов»¹⁶⁰, куда вошли 20 рассказов, сценка «О вреде табака» в двух вариантах, несколько очерков и отрывки из путевых записок «Остров Сахалин», ранее не воспроизводившиеся по-английски. Предлагая англоязычному читателю познакомиться с ранними рассказами Чехова — они составляли в сборнике львиную долю, — Ярмолинский указывал, что эти рассказы «с самого начала <...> свидетельствовали о подлинном чувстве смешного, о сатирической жилке, об остром глазе на характерную деталь во внешности и поступках, об остром слухе к живой речи, о проявлении того «таланта человечности», с присущими ему всепониманием и состраданием, которые и обозначают писателя по имени Чехов»¹⁶¹. Иными словами, как составитель Ярмолинский ставил себе задачу показать развитие чеховского таланта, а как переводчик стремился передать по-английски указанные им выше чеховские черты.

Рассказы следовали в строго хронологическом порядке. В переводе значительно шире, чем у предшествующих переводчиков, использовалась разговорная лексика и идиоматика, включая американизмы: например, a slew of aristocratic schoolmates («куча институтских подруг-аристократок» — «Оба лучше», 1885), chuck it! («наплюй!» — «Водевиль», 1884) и др. Ярмолинский вводил даже более низкие, чем у Чехова, разговорные обороты, например, I give him a dressing («я его распекаю» — «Двое в одном», 1883), chumming with («...за панибрата» — «Староста», 1885), when in his cups («когда был пьян» — «Perpetuum mobile», 1884) и т. д., компенсируя ими в целом более высокий регистр речи персонажей в переводимых им рассказах. В ряде случаев переводчик пытался проиллюстрировать полуграмотную речь: например, у Чехова: «...могу без скромности и всяких там репрессалий сказать тебе» («Староста») в переводе Ярмолинского: «...I can tell you without false modesty and without exadjuration» (вместо правильного exaggeration); у Чехова: «...физиомордия, знаешь, этакая тово» (там же), в переводе Ярмолинского: «And his physiogmony too... (вместо правильного physiognomy) и т. д. В речи персонажей впервые широко используются стяженные формы вспомогательных и модальных глаголов don't, doesn't, ain't, can't, многократное отрицание. I wasn't doing no one no harm и другие лексические, морфологические и синтаксические структуры, отклоняющиеся от грамматической нормы.

Таким образом, язык персонажей получил куда более живое, естественное, приближающееся по интонации, манере, лексике и идиоматике звучание к языку чеховских героев. Именно поэтому удачными оказались переводы тех ранних рассказов, в которых повествование ведется от имени героя с характерной речевой окраской («Оба лучше», «Староста») или же, где диалог преобладает над авторским текстом («Винт», «Утопленник»). Менее удачным оказался перевод трех рассказов зрелого периода «Неосторожность», «У знакомых», «Мужики». В них, как и во всех произведениях Чехова последних лет, в авторском повествовании преобладает несобственно-прямая речь, т. е. такое повествование, которое грамматически оформлено как авторская речь, но по своей лексике, некоторым синтаксическим структурам и интонации совпадает с речью того из персонажей, с чьей точки зрения в данном отрывке, части, главе и т. д. ведется рассказ. Этот, как и другие приемы объективизации авторской речи характерны для зрелого Чехова, но и в ранних его рассказах речь персонажа нередко проникает в речь автора, накладывая на нее свой отпечаток¹⁶². Ярмолинскому, как правило, не удавалось передать такого рода повествование хотя к 50-м годам англоязычная литература, как английская (Джойс, Вульф, Мэнсфилд, Кэри, Грин и многие другие), так и американская (Ш. Андерсон, Хемингуэй, Фолкнер, Сэлинджер и многие другие) уже имела огромный опыт по использованию этого приема, унаследованного частично и от Чехова.

В 60-е годы, на протяжении пяти лет (с 1961 по 1965 г.), английские и американские издатели опубликовали восемь сборников¹⁶³, в которых предлагались новые английские варианты таких уже неоднократно переводившихся рассказов Чехова, как «Черный монах», «Дом с мезонином», «Дама с собачкой» и другие. Все это были попытки — удачные и неудачные — воссоздать чеховскую прозу в ее стилистической неповторимости, во всем богатстве ее интонаций, с лексическим разнообразием и синтаксисом, характерным для современного психологического письма, одним из пионеров которого был Чехов. Задаче сделать языковую фактуру перевода адекватной поэтическому духу подлинника сопутствовала другая, ее обусловливавшая: только воссоздав чеховскую прозу в ее подлинном стилистическом ключе, можно было полностью разрушить годами питавшую мнения англоязычной аудитории легенду о Чехове — певце «хмурых людей» и о Чехове — печальнике о никчемности «интеллиджентсиа» с ее тонкой, но не приспособленной к тяготам современной жизни душой. И та, и другая точка зрения на Чехова если и не получила прямого подтверждения в стилистике английских переводов его прозы 20-х годов, то, во всяком случае, не разрушалась ею. Напротив, усредненный, «переводческий» язык ранних английских вариантов позволял делать неправомерные выводы о якобы «серой тональности» чеховского языка, которой одни находили оправдание в том, что она подобна колориту «черно-белой гравюры мастера, чьи тончайшие градации чиароскуро заменяют яркую цветную гамму»¹⁶⁴ (Э. Гарнет), другие в том, что «этот серый тон русского писателя соответствует умонастроению, господствующему в послевоенной Англии» (Д. Мирский)¹⁶⁵.

Разрушить «легенду» не только при помощи тщательного анализа содержания и образов чеховской новеллы, но и дав ей иное языковое обличье в переводе, показав всю палитру его красок, языковых приемов и средств — такова была задача.

«Подзаголовок книги Нины Тумановой (о Чехове. — М.Ш.) — «Голос сумеречной России»¹⁶⁶ — резюмирует все ложное и неразумное, воплотившееся в этом стереотипе», — писала Р.М. Мэтью в послесловии к новым переводам А. Даннинген шести повестей Чехова — «Палата № 6», «Дуэль», «Скучная история», «Моя жизнь», «Именины» и «В овраге». Нам предлагают видеть в Чехове наблюдателя человеческих «безмозглостей», сочетающего едкий юмор с всепрощающей жалостью, чьи нежные, воздушные «этюды настроений» улавливают вибрации человеческой души и мягко увещевают соотечественников жить лучше... Да, Чехов несомненно был мудр, сострадателен, неравнодушен к людям, но он был также суров, скептичен, даже безжалостен, в том смысле, что не боялся приводить свидетельства всей глубины и необъятности человеческой тупости, как не боялся изображать насилие, тайное и явное, уродовавшее жизнь его современников»¹⁶⁷.

Венцом этих усилий создать «нового» английского Чехова, в полной, по возможности, мере соответствовавшего тем концепциям его творчества и поэтики, которые опирались на глубокое и всестороннее изучение его жизненного и писательского пути, было предпринятое в 1964 г. академическое издание пьес и поздних прозаических сочинений Чехова в переводе Р. Хингли, которое было завершено им в 1980 г.¹⁶⁸

Практически как переводчик Чехова Р. Хингли выступил еще в 1950 г.: свою первую книгу о русском новеллисте и драматурге — «Чехов. Очерки жизни и творчества» — он, как уже упоминалось, иллюстрировал собственными переводами. Признавая заслуги К. Гарнет, «сослужившей великую службу английским читателям, открыв им в начале 20-х годов доступ к произведениям Чехова»¹⁶⁹, он тем не менее считал существенным недостатком гарнетовского «Собрания рассказов А.П. Чехова» (1916—1922) произвольное расположение в нем чеховской прозы. Хингли видел в этом одну из причин того факта, что рассказы и повести Чехова, являющиеся, по его мнению, самой ценной частью чеховского наследия, пользуются в Англии меньшей популярностью, чем его пьесы. Читающая публика не имела возможности должным образом оценить Чехова-новеллиста, так как в гарнетовском собрании «образцы чеховского зрелого, обдуманного стиля шли вперемежку с разного рода ранними юморесками, набросанными наспех, чтобы погасить срочный счет бакалейщика»¹⁷⁰.

Книга Хингли, написанная с учетом новых материалов и работ советских литературоведов о Чехове, во многом содействовала более правильному восприятию Чехова в Англии¹⁷¹. Значительное место в книге было уделено стилю и языку чеховской прозы, а также вопросу о воспроизведении ее на иностранных языках.

Прослеживая творческую эволюцию Чехова, Хингли, вслед за многими советскими исследователями, ведет ее от ранних бытовых сценок, пародий и юморесок, в которых отмечает сатирическую направленность в духе гоголевской традиции, к психологическим рассказам 1886—1887 гг., наметившим основные черты поэтики чеховской новеллы, и далее к зрелому творчеству 1888—1904 гг., когда эти черты воплотились в законченную систему, открывавшую новые пути в психологической прозе XX в. и в значительной мере определившую ее развитие.

Касаясь языка и возможностей перевода чеховских произведений, Хингли указывает на разноречивость мнений в английской критике на этот счет. У. Джирарди в своей книге о Чехове¹⁷² отмечал лаконичность его языка, музыкальность его прозы и считает, что она много теряет при переводе. Напротив, Д.С. Мирский утверждал, что проза Чехова не обладает какой бы то ни было мелодикой, язык ее, как и язык драм, бесцветен, лишен индивидуальности, а все герои говорят на одном — чеховском языке. Само собой разумелось, что переводить Чехова не может составить большого труда. Излагая это суждение Мирского, Р. Хингли не без сарказма комментирует, что «не только по этим вопросам компетентные судьи разойдутся с ним во мнениях»¹⁷³.

Сам Хингли придерживается противоположной точки зрения. Опираясь на высказывания Горького — «Как стилист Чехов недосягаем, и будущий историк литературы, говоря о росте русского языка, скажет, что язык этот создали Пушкин, Тургенев и Чехов»¹⁷⁴, Хингли видит в чеховской прозе пример исключительной динамичности и музыкальности. Он отмечает как существенную особенность стиля Чехова чрезвычайную точность в выборе «раскрывающей» (suggestive — буквально — наводящей на мысль) языковой детали. Не случайно между книгой Хингли о Чехове и первым изданным им томом переводов из Чехова прошло почти пятнадцать лет. Столько же заняла работа над «Оксфордским Чеховым».

Оксфордское издание сочинений Чехова — «Оксфордский Чехов» (The Oxford Chekhov) — включает 9 томов, из которых в три первых вошли все драматические произведения Чехова, а в остальные шесть его художественная проза, начиная с повести «Степь». Тома выходили не в порядке обычного следования, а по мере их готовности: в 1964 г. — т. 3: «Дядя Ваня, Три сестры, Вишневый сад, Леший»; в 1965 — т. 8: «Рассказы 1895—1898 гг.», в 1967 — т. 2: «Платонов, Иванов, Чайка», в 1968 — т. 1: «Одноактные пьесы», в 1970 — т. 5: «Рассказы 1889—1891 гг.», в 1971 — т. 6: «Рассказы 1892—1893 гг.», в 1975 — т. 9: «Рассказы 1898—1904 гг.», в 1978 — т. 7: «Рассказы 1893—1895 гг.» и в 1980 — т. 4: «Рассказы 1888—1889 гг.». В приложениях к каждому тому включены относящиеся к соответствующему периоду отрывки из литературного наследия Чехова, не публиковавшиеся при его жизни. В пределах 4—9 томов все рассказы и повести Чехова размещены в хронологическом порядке с учетом расположения, принятого в Полном собрании сочинений и писем Чехова в 20-ти томах 1944—1951 гг., а с выходом в свет Полного собрания сочинений и писем в 30-ти томах (с 1974 г.), за основу взято это последнее Собрание. По текстам этих же изданий делался перевод. Таким образом, в английских вариантах приняты во внимание те разночтения и изъятия, которые явились результатом запретов царской цензуры и были затем восстановлены в советских изданиях. В комментариях использованы новые материалы, опубликованные в т. 68 за 1960 г.

Каждый том предварен предисловием, в котором оговорены некоторые переводческие решения, касающиеся данного тома, и критико-биографическим очерком, охватывающим соответствующий период жизни и творчества Чехова. Приложения, следующие за основными текстами, освещают историю их замысла, работу над ними, прослеженную по письмам, записным книжкам и воспоминаниям современников. Приводятся основные варианты текста. В примечаниях дается реальный комментарий, а также буквальный перевод и толкование отдельных мест, которые в силу тех или иных причин потребовали от переводчика функциональных замен. В конце каждого тома приведена избранная библиография, где указываются источники, существующие английские переводы, биографическая и критическая литература на английском и русском языках, сборники писем и мемуаров, переведенные на английский язык, а также русские работы по истории периода, использованные при работе над томом.

Определяя переводческие задачи нового издания, Р. Хингли писал: «Мы пытались пользоваться современным английским языком, живым, но не вульгарным (lively without being slangy). Более всего мы стремились исключить тот «переводческий язык», который в прошлом так часто придавал переводам русской литературы ненатуральное, если не сказать нарочитое, специфическое звучание, имеющее очень мало соответствия чему-нибудь в русских оригиналах»¹⁷⁵.

В связи с этой общей задачей — дать стилистически верный языковой эквивалент — Р. Хингли ставит и ряд частных, ранее не привлекавших внимания английских переводчиков Чехова. Это прежде всего передача собственных имен персонажей, в том числе, развернутой системы русских уменьшительных и ласкательных имен на английский язык, где такая система практически отсутствует; это способы выражения разного рода экспрессивно-эмоциональных слов и оборотов, в том числе и бранных; обозначение средствами английского языка различных установлений и учреждений, типичных для России конца XIX — начала XX в. (например, земство) — т. е. все то, что относится к области «непереводимого в переводе». Особое внимание уделено труднейшей проблеме — переводу просторечья и тех форм лексико-грамматических отступлений от правильной речи, которые вызваны социальной, профессиональной или иной другой принадлежностью персонажа. В последнем случае Хингли широко использует приемы целостного преобразования и компенсации¹⁷⁶.

Длительная подготовка к работе над переводами текстов, тщательно обдуманный выбор общего стилистического и языкового ключа не могли не сказаться на качестве переводов Р. Хингли. В них впервые в какой-то мере передана та «непревзойденная энергия краткости» и та «музыкальная тональность речи», которые отмечали в прозе Чехова все писавшие о его стиле. Достигается это прежде всего тем, что Р. Хингли, в отличие от своих предшественников, опыт которых он по собственному признанию тщательно изучал, отказался от копирования русского синтаксиса, предлагая всякий раз весьма удачные адекватные русским синтаксическим структурам английские решения.

Например:

Употребив специфическую английскую форму страдательного оборота I was told и соответственно изменив как субъектно-объектные отношения в предложении, так и порядок следования прямой речи и комментария к ней, Хингли добился адекватной интонации, краткости и выразительности предложения.

Или:

Русское предложение, в котором состояние выражено глагольной формой с дополнением (не имела забот, проводила жизнь) в одном случае переданы по-английски глаголом-связкой с предикативным членом (was a carefree person), что естественно для английского синтаксиса, а в другом изменен порядок слов и введен глагол с дополнением, выраженным однокоренным существительным (lived a life of...) — специфическая для английского языка синтаксическая структура (cognate object).

Строя синтаксис своих переводов подобным образом, Р. Хингли добивается естественного звучания английских чеховских текстов, сохраняет правильную интонацию и правильное распределение логических и эмфатических ударений как в повествовании, так и в диалогической речи.

Главная же особенность переводов Хингли в том, что в них в значительной мере воссоздается несобственно-прямая речь, характерная для стиля зрелого Чехова, который широко использовал эту лексико-синтаксическую структуру в повествовании. Именно через этот стилистический элемент реализовалась чеховская объективность в показе жизненных явлений и раскрытии человеческой психологии. Английские тексты чеховских переводов Хингли построены, как правило, с учетом тех необходимых вкраплений, которые делают авторское повествование близким по духу и тональности к речи того героя, чье видение является в рассказе господствующим. Это воссоздание несобственно-прямой речи, последовательно проведенной Хингли во всех переводах чеховской прозы, делает его тексты по сравнению с предыдущими интонационно более адекватными чеховским.

«Оксфордский Чехов» вызвал большой интерес в английской критике, в целом оценившей это новое английское собрание сочинений Чехова весьма положительно. «Ни один русский автор не был еще представлен английским читателям с такой полнотой, как представлен им Чехов на страницах этого издания» — писал один из рецензентов «Оксфордского Чехова», критик К. Браун¹⁷⁷. Переводческие принципы Хингли нашли полную поддержку у рецензента, считающего, что по сравнению с предшествующими переводами, включая гарнетовские, значение которых он никоим образом не отрицает, «английский Чехов» Хингли отличается естественностью звучания, в особенности в диалогах.

Еще более хвалебный отзыв переводы Хингли получили у английского исследователя чеховской прозы Д. Рейфилда, полагавшего, что «появление «Оксфордского Чехова» в значительной мере снимает языковые барьеры»¹⁷⁸, существующие для восприятия Чехова англоязычным читателем.

Более трезвой точки зрения придерживается известный английский критик В.С. Притчетт¹⁷⁹. Оценивая переводы Хингли в основном положительно, он, тем не менее, далек от того, чтобы считать их безупречными и указывает, что в своем стремлении оживить диалог, Хингли иногда теряет меру, используя просторечные формы и слэнг, относящиеся к значительно более позднему, чем чеховский, периоду. В целом его высказывания подтверждают мнение К. Чуковского, что, хотя «к чеховским текстам переводчики стали относиться любовно и бережно, но даже перед самыми лучшими из них встают порой почти непреодолимые трудности...»¹⁸⁰ При всем внимании к передаче просторечья и различных экспрессивно и эмоционально окрашенных форм языка, отклоняющихся от грамматической нормы, он, как пишет Чуковский, воспроизводит их далеко не всегда, и язык перевода во многом уступает подлиннику в лексическом многообразии и колоритности.

«Оксфордский Чехов» подытожил работу над созданием нового «английского Чехова» и в известной мере ограничил число попыток на этом поприще других переводчиков. В 70-е годы, за редкими исключениями¹⁸¹, ежегодно публикуемые сборники прозаических произведений зрелого Чехова являлись либо переизданиями старых переводов, в том числе и ранних¹⁸², либо удешевленными выпусками переводов Р. Хингли, рассчитанными на широкие круги читателей.

Переводы Р. Хингли из прозы Чехова ограничились произведениями зрелого периода. В 1980 г. издание «Оксфордский Чехов» прекратилось, однако работа по воссозданию новеллистического наследия Чехова на английском языке на этом по-видимому не закончилась. В 1982 г. в Лондоне вышел однотомник «Чехов. Ранние рассказы, 1883—1888»¹⁸³, составленный и переведенный английскими чеховедами П. Майлзом и Г. Питчером, уже известными своими переводами из Чехова и работами о нем. Однотомник включил тридцать пять рассказов. Все они уже в разное время переводились на английский язык, некоторые, как, например, «Страшная ночь», «Ванька» (1886), «Верочка», «Поцелуй» по многу раз. Цель нового однотомника, как указывают в предисловии составители-переводчики, состояла в том, чтобы показать становление Чехова-новеллиста и передать характерные стилевые особенности его ранней прозы, которая, как подчеркивают П. Майлз и Г. Питчер, и сама по себе представляет большой интерес. Как переводчики Майлз и Питчер следуют принципам, заявленным Р. Хингли: они добиваются стилистического соответствия, широко используя все виды функциональных замен и уделяя особое внимание передаче несобственно-прямой речи, которую считают «одним из тончайших приемов показа характера»¹⁸⁴ у Чехова. Стремясь сохранить в диалогах индивидуальные речевые характеристики, они вводят просторечные обороты на всех языковых уровнях. Например:

Стяженная форма, с фонетическими отклонениями «Wossat», избыточное слово — местоимение them — them nuts, объектный падеж местоимения us вместо we, существительное folks в разговорном значении «родня, близкое окружение» — все это придает репликам героя рассказа, крестьянина Дениса Григорьева, соответствующее оригиналу звучание.

Впервые переводчики попытались передать так называемые «говорящие имена», которыми пестрят ранние юмористические рассказы Чехова. Червякову из рассказа «Смерть чиновника» дана фамилия Kreepikoff от английского to creep (произносится kri:p) — ползать, пресмыкаться; конторщику Самолучшеву из рассказа «Жалобная книга» — Paragonsky, от английского paragon — лучший образец, идеал; надзирателю Очумелову из рассказа «Хамелеон» — Moronoff от moron — слабоумный, идиот; домовладельцу Трупову из рассказа «Страшная ночь» — Kadavroff от cadaver — труп и т. д.

Усилия Майлза и Питчера вдохнуть новую жизнь в английский перевод раннего Чехова вызвали много одобрительных откликов¹⁸⁵, хотя излишняя «модернизация» ими текста за счет американизмов, в последнее время проникших в разговорный английский язык, встретили справедливые нарекания В.С. Притчетта¹⁸⁶.

Это неустанное и неуклонное стремление по возможности максимально приблизить английские тексты к подлинникам, постоянный и неубывающий спрос на его книги более всего другого свидетельствуют о любви к Чехову в странах английского языка. Он пользуется признанием не только как «писатель для писателей», у которого последующие поколения учатся методу, технике, приемам письма, но и как писатель, необходимый широкой читательской аудитории, сердца которой он неизменно трогает и ум которой все больше и больше питает. Подобно Шекспиру в России, Чехов в англоязычных странах, в особенности в Англии, воспринимается как «свой», вошедший в национальную литературу писатель.

Чехов. Ранние рассказы. Лондон, 1982. Составление и перевод П. Майлса и Х. Питчера. Суперобложка

А. Чехов. Избранные рассказы. Под редакцией С. Коновалова. Обложка

Примечания

*. Здесь и далее учитываются американские издания, которые были распространены в Англии (как и в других англоязычных странах) и, таким образом, являлись фактом английской культуры.

1. «The Athenaeum». 1889. N 3219. July 6. P. 26—28.

2. «Philosophy et hoirie». Tr. by Isabel F. Hapgood // Short Stories. A magazine of fact and fiction. 1891. October. P. 64—72. В наиболее полной англоязычной библиографии по Чехову: Munir Sendich. Anton Chekhov in English: A Comprehensive Bibliography of Works About and By Him (1889—1984) — переводы учтены во второй части: Part two. Translations (Russian Language Journal. Русский язык. Ed. by S. Senderowich. Cornell University and M. Sendich. Michigan State University. V. XXXIX. 1985. N 132—134. P. 339—379).

3. Two tales from the Russian by Anton Tchechov: The biter bit. Sorrow» // Temple Bar. A London magazine. 1897. V. III. P. 104—113. То же в журнале «The Livingage» CCXIII (June 26, 1897), p. 879—892.

4. The universal anthology; a collection of the best literature, ancient, medieval and modern... ed by Richard Garnett. L. V. 31. 1899. P. 328—403. Английское название «Сестра» (The Sister).

В 1903 г. были переведены: «В семье» (In exile. Transl. by R.E.C. Long — The Fortnighgtly review. L., 1903.V. 80. P. 529—535), «Предложение» («A marriage proposal». Transl. by W.H.H. Chambers // Bates A. The drama; it's history, literature and influence on civilization. L., 1903. V. 18. P. 175—192).

5. В письме к А.П. Чехову от 19 июня 1898 г. В.Д. Чайлдс сообщал: «Я только что получил Ваше открытое письмо. Мои переводы не пойдут...» (II. VII, 728). В 1897 г. с просьбой о разрешении перевести ряд рассказов на английский язык к Чехову обращался В. Стерн (II. VII, 718). О.Р. Васильева, знакомая Чехова по Ницце, в 1898 г. обратилась к нему с просьбой разрешить ей: «перевести кое-что из <...> рассказов» (Там же, 516). Когда в письме от 20 июля 1898 г. Чехов поинтересовался: «А как Ваши переводы?» (Там же, 242), Васильева ответила: «Что касается переводов моих, то я недавно писала в редакцию одного английского журнала «New Age», думаю послать на рассмотрение Вашего «Егеря» (Там же, 594). Перевод этот опубликован не был. В том же письме О.Р. Васильева сообщала со слов Ф. Волховского: «...еще год назад целый том Ваших рассказов переведен на английский) язык хорошей переводчицей, но... до сих пор странствует от одного издателя к другому» (Там же). Этой переводчицей, возможно, была Констанс Гарнет, которая в письме от 11 декабря 1896 г., обращаясь к Чехову за разрешением перевести на английский язык «Чайку», писала: «Я с восхищением прочла несколько Ваших рассказов и, переведя один-два на английский язык, сейчас пытаюсь познакомить с ними нашу читающую публику. Короткие повествования обычно не в чести у английских читателей, однако мы надеемся найти в молодом поколении достаточное число любителей, способных оценить психологическую достоверность и тонкое мастерство Ваших рассказов». С.: Алексеев Н.А. Письма к Чехову от его переводчиков // Вестник истории мировой литературы. 1961. № 2. С. 103.

6. Степняк-Кравчинский С.М. (1851—1895) — революционер-народник — с 1884 г. поселился в Лондоне. Вынужденный жить в эмиграции, он посвятил себя делу пропаганды идей русской революции «среди заграничной публики». В 1888 г. по его инициативе было образовано «Общество русской свободы», а с 1890 г. начал издаваться орган этого общества «Free Russia», где наряду с политическими и экономическими статьями появлялись переводы из русских писателей.

7. The Humour of Russia. Tr. by E.L. Voynich, with an Introduction by Stepniak. L., 1895.

8. The Anglo-Russian literary society proceedings, 1893—1916. Рецензия на статью Е.М. де Вогюэ «Антон Чехов» (Vogue E.-M. Littérature Russe. Anton Tchekhoff // Revue des Deux Mondes. 1902. LXXI Année. T. VII. P. 201—217) в этом издании в 1902 г. (№ 35) и раздел о Чехове в статье Дж. Колдерона о русской литературе (Calderon G. Beauties of Russian Literature) в 1905 г. (№ 43) принадлежат к наиболее ранним откликам английской критики на творчество Чехова.

9. См.: Григорьев А.Л. Русская литература в зарубежном литературоведении. Л., 1977. С. 70—71.

10. Роберт Эдуард Крозьер Лонг (1872—1938) — английский журналист и литератор. В 1898 г. приехал в Россию, чтобы взять интервью у Л. Толстого, в 1899 г. находился в России в качестве специального корреспондента английской газеты «Дейли», а затем в 1906—1907 гг. в качестве корреспондента различных английских и американских газет.

11. «The black monk, and other stories; translated from the Russian by R.E.C. Long. L., 1903; The kiss and other stories; translated from the Russian by R.E.C. Long. L., 1908.

12. Long R.E.C. Anton Tchekhoff // The Fortnightly review. 1902. V. 78. P. 103—118.

13. То же. Living age. 1902. N 234. P. 720—727.

14. The Fortnightly review». Op. cit. P. 104.

15. The black monk and other stories. Op. cit. P. IX.

16. См. примеч. 8.

17. Strannik I. «La pensée russe contemporaine». P., 1903. Во вступительной статье к сборнику Лонг ссылается на эту книгу, считая название главы о Чехове «Неспособность к жизни» (L'impuissance de vivre) весьма удачным. Странник Иван — псевдоним Анны Митрофановны Аничковой (1868—1935), проживавшей в Париже и сотрудничавшей во французских журналах «Revue de Paris», «Revue Bleu», «Figaro» и других.

18. The Anglo-Russian literary society proceedings. 1909. P. 54, 67.

19. Bennet A. The journal of Arnold Bennett, 1896—1928. N.Y., 1933. P. 320.

20. Цит. по: Bennett A. Books and persons. Being comments on a past epoch, 1908—1911. L., 1915. P. 117.

21. Ibid. P. 117—118.

22. Ibid. P. 119.

23. Swinnerton F. Background with chorus. A footnote to changes in English literary fashion between 1901—1917. L., 1956. P. 144.

24. «Один из ее (Мэнсфилд. — М.Ш.) рассказов, опубликованных в «New age» был плагиатом чеховской новеллы», — замечает по этому поводу Фрэнк Свиннертон (Swinnerton Fr. Op. cit. P. 148). См. также: Schneider E. K. Mansfield and Chekhov // Modern language notes. 1939. V. 5. P. 304—339. Однако не исключена возможность, что Мэнсфилд впервые прочла рассказы Чехова в немецком переводе. См.: Alpers A. Katherine Mansfield. A biography. N.Y., 1953. P. 124.

25. См.: Шерешевская М.А. К. Мэнсфилд и Чехов // Ученые записки ЛГУ. № 234 (Серия филологических наук. Вып. 37). Л., 1957. С. 213.

26. Fugitive coffins: a weird Russian tale» by Anton Petrovich (sic) Tschechoff. Tr. from. the Russian by Grace Eldredge // Short stories. A magazine of fact and fiction. N.Y., 1902. July. P. 50—53; A terrible night // Current Literature. N.Y., 1907. V. 42. P. 112—114.

27. Sleepyeye // Cosmopolitan magazine. N.Y., 1906. V. 41. P. 151—156.

28. «Anthology of Russian literature». N.Y.; L., 1902. V. 2. P. 459—467. Во вступительной заметке составитель Л. Винер писал: «...все его (Чехова, — М.Ш.) произведения отмечены пессимизмом, а все персонажи таковы, что, кажется, подлежат лечению у психиатра. Русская публика его очень любит, но иностранцы, прочтя его книги, закроют их, восхищаясь его талантом и содрогаясь при мысли о беспросветных жизненных обстоятельствах, в которых существует русское общество» (Там же. С. 459).

29. A street scene in Russia; from «Chameleon» // The Canadian magazine. Toronto, 1905. V. 24. P. 556—557.

30. «A work of art; the story of a gift». Tr. from the Russian by Arcibald J. Wolfe // Short stories. A magazine of fact and fiction. N.Y., 1906. January. P. 53—56.

31. Safety match // Library of world's best mystery and detective stories, ed. by Julian Hawthorne. N.Y., 1908. V. 4.

32. Kashtanka // New England magazine. Boston. 1909. New series. V. 30. P. 564—577.

33. Just for a lark! // The English review. L., 1910. V. 6. P. 625—628.

34. Three sketches», tr. by Constance Garnett // The English review. 1910. V. 4. P. 385—392. (В подборку вошли рассказы: «Злой мальчик», «В усадьбе», «Знакомый мужчина».)

35. Впоследствии перевод «Вишневого сада» вошел в книгу: Tchekhov A. Plays, from the Russian by Constance Garnett L., 1923. V. 1.

36. Swinnerton F. Background with Chorus. Op. cit. P. 142.

37. «Two plays». The seagull. The cherry orchard. T.R. with an intr. and notes by George Calderon. L., 1912.

38. «Plays by Anton Tchekhoff: Uncle Vanya, Ivanoff, The seagull, The swan song.» Tr. from the Russian, with an intr. by Marian Fell. N.Y., 1912. L., 1912. Мариан Фелл (Marian Fell, псевдоним Marian F. Vans Agnew, 1886—1942) — американская переводчица Чехова и Короленко.

39. Plays by Anton Tchekhoff. Op. cit. P. 3.

40. На стр. 11, предваряя текст перевода, М. Фелл дает «Список произведений Антона Чехова в хронологическом порядке», поражающий своей безграмотностью. Так, под рубрикой «Романы (sic!) и рассказы» значатся: «Забавные люди», 1887 г. (очевидно, имеется в виду сборник «Невинные речи»); «Старые женщины России», 1894 г. (имеется в виду рассказ «Бабы», вышедший в России отдельным изданием в 1894 г.); «Каштановое дерево», 1895 г. (имеется в виду рассказ «Каштанка», 1891 г., который с 1882 г. по 1899 г. ежегодно выходил отдельным изданием). В разделе «Разное» числятся «Остров Сахалин», «Мужики», «Жизнь в провинции» (имеется в виду «Моя жизнь». Обе повести вышли отдельным изданием под общим заглавием: «Рассказы. 1) Мужики, 2) Моя жизнь», изд. А.С. Суворина. СПб., 1897). В этот же раздел включен сборник «Детвора», 1899 г. Сборник вышел в России отдельным изданием в 1889 г.

41. См.: Чуковский К.И. Мед и деготь // Театр и искусство. 1916. № 37. С. 746—747. Частично повторено в книге: Чуковский К.И. Высокое искусство. О принципах художественного перевода. М., 1964. С. 14—17, и в книге: Чуковский К.И. О Чехове. М., 1967. С. 194.

42. Tchekhoff A. Stories of Russian life, tr. from the Russian by Marian Fell. N.Y., 1915; Tchekhoff A. Russian silhouettes, more stories of Russian life, tr. from the Russian by Marian Fell. L., 1915; N.Y., 1915.

43. Тове А.Л. Переводы Чехова в Англии и США // Научные доклады высшей школы. 1963. № 1. С. 150.

44. Чуковский К.И. Высокое искусство. С. 16.

45. Anglo-Russian literary society proceedings. 1915. N 72. P. 45.

46. Ibid. N 74. P. 73.

47. Tchekhov A. The steppe and other stories / Tr. by Adeline Lister Kaye. L., 1915; N.Y., 1916.

48. The Athenaeum. 1915. June 5. N. 4571. P. 505.

49. См.: Шерешевская М.А. Мэнсфилд и Чехов. С. 214—218.

50. Самуил Соломонович Котелянский (Koteliansky S.S., 1880—1955) — английский переводчик русской классики. Сыграл значительную роль в увлечении русскими писателями целой группы английских литераторов. «Надо полагать, — пишет английский литературовед Дж.Дж. Зитарук, — что своим знакомством с произведениями русских писателей Вирджиния Вульф, Кэтрин Мэнсфилд и Дж.М. Марри частично обязаны переводческой деятельности Котелянского» (Zytaruk G.J. The Quest for Rananim. D.H. Lawrence's letters to S.S. Koteliansky, 1914—1930. L., 1970. P. XXVIII).

51. Джон Миддлтон Марри (Murry John Middleton, 1889—1957) — автор первой английской книги о Достоевском (Murry J.M. Fyodor Dostoevsky. L., 1916), оказавшей большое воздействие на восприятие Достоевского в Англии. См.: Лурье М.М. Миддлтон Марри о Достоевском // XXI Герценовские чтения. Л., 1968.

52. Bennett A. Books and persons. Being comments on a Past Epoch, 1908—1911. L., 1915. P. 117 (см. ЛН. Т. 68. С. 807).

53. Anton Tchekhov. The bet and other stories // Tr. by S.S. Koteliansky and J.M. Murry. Dublin, 1915; Boston, 1915.

54. Так как родным языком С.С. Котелянского был русский, большая часть его переводов, особенно в начале его переводческой деятельности, была выполнена в соавторстве с английскими литераторами — Дж.М. Марри, К. Мэнсфилд, Г. Кэнненом, Л. Вульфом, Ф. Томлинсоном, Д.Г. Лоренсом, которые редактировали его английский текст. См. об этом: Woolf L. Kot // The New Statesman and Nation. 1955. V. XLIX. N 1248. P. 170—172. Впоследствии при переизданиях Котелянский снял имена своих соавторов с титулов.

55. Сб. «The bet and other stories» получил положительный отзыв в литературно-критическом еженедельнике «Атенеум». См.: The Athenaeum. 1915. December 18. N 4599. P. 480.

56. Tchekhov A. The house with the mezzanine and other stories / Tr. from the Russian by S.S. Koteliansky and Gilbert Cannan. N.Y., 1917; L., 1920.

57. В 1917 г. только в различных периодических изданиях и антологиях появилось семь переводов чеховских рассказов (Dushitchka) // The Pagan. N.Y., 1917. V. II. N 5. P. 3—11; The trousseau // The Touchstone. N.Y., 1917. V. I. P. 376—380; A work of art // A Russian anthology in English. L., 1917. P. 4—9; The darling, The bet, Vanka — Best Russian short stories. N.Y., 1917. P. 134—159; The trousseau // The Warner library... N.Y., 1917. V. 6. P. 3600e—3600i). Составители сборника ««Скрипка Ротшильда» и другие рассказы» (Rothschild's fiddle and other stories. N.Y., 1917) даже имели возможность сделать выбор, взяв те переводы, которые считали лучшими.

58. См.: Chekhov A. The kiss and other stories // Kansas, 1921 (Little Blue Book. N. 24); Tchekhoff A. Plays and stories / Tr. by S.S. Koteliansky. L., 1937; N.Y., 1938, то же 1958. Неоднократно публиковался рассказ Чехова «Пари» в переводе Котелянского (см.: Heifetz A. Chekhov in English. A list of works by and about him. N.Y., 1949. N 38, 83, 88, 109, 111).

59. В 1920 г. Котелянский опубликовал переводы трех рассказов Чехова: «На кладбище», «В почтовом отделении», «В Москве» в литературно-критич. еженедельнике «Атенеум». Вошли также в сб.: Tchekhov A. Literary and theatrical reminiscences / Tr. and ed. by S.S. Koteliansky. L., 1927 и в сб.: Plays and stories. Op. cit. В 1925 г. в переводе Котелянского отдельным изданием вышла пьеса «Леший» (Tchekhov A. The wood demon. A comedy in four acts / Tr. by S.S. Koteliansky. L., 1925; N.Y., 1926). Им же переведена одноактная пьеса-шутка «Татьяна Репина» (Tatiana Repin. L., 1925. V. 12. P. 579—597; Plays and stories. Op. cit.).

60. Tchekhov A. The darling and other stories / From the Russian by Constance Garnett. L., 1916; N.Y., 1916 (The tales of Tchehov. V. I); «The duel and other stories / From the Russian by Constance Garnett. L., 1916; N.Y., 1916 (The tales of Tchekhov. V. II). Все издание — 13 томов — выходило в течение семи лет: с 1916 по 1922 г.

61. Об оценке переводческой деятельности К. Гарнет см.: Тове А.Л. Констанция Гарнет — переводчик и пропагандист русской литературы / Русская литература. 1958. № 4. С. 193—199, а также: Heilbrun C.G. The Garnett family. N.Y., 1961. P. 163—166.

62. Heilbrun C.G. The Garnett family. Op. cit. P. 185.

63. Ibid. P. 179—180.

64. См. примеч. 5.

65. Swinnerton F. Background with chorus. Op. cit. P. 173—174. См. также: Swinnerton F. An autobiography. Garden City (N.Y.), Doubleday, 1936. P. 127—128.

66. Garnett E. Introduction // Tchehov A. The darling and other stories. Op. cit. P. 5. Позднее «Введение» вошло как первый раздел в статью Гарнета «Чехов и его искусство» (Tchehov and his art // London quarterly review. 1921. V. 236. N 469. P. 257—269); включено также в книгу: Garnett E. Friday nights, Literary criticism and appreciations. L., 1922. P. 41—62.

67. Garnett E. Friday nights. Op. cit. P. 42.

68. Ibid. P. 43—45.

69. Murry J.M. The humanity of Tchehov // The Athenaeum. 1920. V. 152. P. 299—301.

70. Woolf L. Tchehov // The New Statesman. L., 1917. V. 9. P. 496—498.

71. См. «Английские писатели и критики о Чехове», публ. Шерешевской М.А. // ЛН. Т. 68. С. 813—814, 819—823.

72. Heifetz A. Chekhov in English. Op. cit. См. также: Субботина К.А. Творчество А.П. Чехова в оценке английской критики 1910—1920-х годов // Русская литература. Л., 1964. С. 139—146.

73. См.: Brewster D. East-West passage. A study in literary relationship. L., 1954. P. 232—235. См. также: Пучкова Г.А. Кэтрин Мэнсфилд и традиции А.П. Чехова; Альфред Коппард и Чехов (К вопросу о традициях Чехова в английской новеллистике 20-х годов XX века) // Ученые записки МГПИ им. В.И. Ленина. 1966. Т. 245. С. 121—142, 143—158.

74. Bates H.E. Modern short story. L., 1942. P. 85.

75. См.: Bruford W.H. Chekhov and his Russia, a sociological study. L., 1948.

76. Galswarthy J. Letters from John Galswarthy, 1900—1932 / Ed. by Edw. Garnett. L., 1934. P. 227.

77. Conrad J. Letters from J. Conrad, 1895—1924 / Ed. by Edw. Garnett. L., P. 311—312.

78. Murry J.M. Fyodor Dostoyevsky. A critical study. L., 1916. p. XIII.

79. Woolf V. The Russian point of view // Woolf V. The common reader. L., 1925. P. 222—223. См. рус. перевод в кн.: Писатели Англии о литературе. М., 1981. С. 282—288.

80. Gerhardi W. Anton Chekhov. A critical study. N.Y., 1923. P. 22.

81. См.: ЛН. Т. 68. С. 816—818.

82. Galsworthy J. Four novelists in profile // Galsworthy J. Candelabra. Selected essays and addresses. L., 1932. P. 229—230. Фрагмент статьи в русском переводе см.: ЛН. Т. 68. С. 811.

83. См.: Heifetz A. Chekhov in English. Op. cit. N 21, 28, 33; Yachnin R. Chekhov in English. A selective list of works by and about him, 1949—1960. N.Y., 1960. N 22, 46, 48.

84. См.: Heifetz A. Op. cit. N 40, 42, 46, 48, 49, 55, 61, 79, 82, 84, 100, 117, 118.

85. Letters of Anton Tchehov to his family and friends; tr. from the Russian by Constance Garnett. L., 1920; N.Y., 1920.

86. Имеются в виду 1890 писем, опубликованных М.П. Чеховой в шеститомнике «Письма А.П. Чехова» / Под ред. М.П. Чеховой. М., 1912—1916.

87. Letters of Anton Tchehov... Op. cit. P. 1.

88. В 1937 г. такого рода биография была опубликована в США (Toumanova N.N. Anton Chekhov, the voice of twilight Russia. N.Y., 1937), а в 1960 г. в Англии (Saunders B. Tchehov, the man. L., 1960). Ни та, ни другая книга научного значения не имеют.

89. В 1973 г. составитель и комментатор очередного сборника избранных писем Чехова С. Карлинский, отдавая дань восхищения переводческому таланту Констанс Гарнет, отмечал в предисловии: «Несмотря на отдельные ошибки, ей удается передать тон и дух чеховских писем с изобретательностью и точностью, с которыми пока еще никто не сравнялся» // Anton Chekhov's life and thought Selected letters and commentary. Tr. from the Russian by Michael H. Heim in coll. with S. Karlinsky. Berkeley, 1973. P. IX.

90. Murry J.M. The humanity of Tchekhov // Athenaeum. 1920. V. 159. P. 299—301. Вошла в статью «Мысли о Чехове», опубликованную в книге: Murry J.M. Aspects of literature. Op. cit. P. 82—90. Частичный русский перевод см.: ЛН. Т. 68. С. 813—814.

91. The Athenaeum. 1920. V. 159. P. 300.

92. Ibid.

93. Ibid. P. 301.

94. Статья Л. Шестова «Творчество из ничего» (1905) была переведена на английский язык и вошла в книгу: Shestov L. Anton Chekhov and other essays. Dublin and London, 1916. P. 3—60.

95. См.: Lynd R. Books and authors. L., 1922. Ch. X «The alleged hopelessness of Tchehov». P. 223—229. N.Y., 1923. P. 213—220.

96. Lynd R. Books and authors. N.Y., 1923. P. 220; рецензии на «Письма Антона Чехова...» появились также в американских журналах: The Freeman. 1920. V. I. P. 93—95; Yale Review. 1922. V. II. P. 399—406.

97. См.: Mansfield K. The scrapbook of Katherine Mansfield / Ed. by J.M. Murry. N.Y., 1942. P. 143—144, 154—159, 278—279; The letters of Katherine Mansfield / Ed. by J.M. Murry. L., 1928. V. 1. P. 242; V. 2. P. 113, 152, 218, 226, 249.

98. The diary of Anton Tchehov / Tr. by S.S. Koteliansky and K. Mansfield // The Athenaeum. 1920. V. 152. P. 460—461.

99. Reminiscences of Anton Chekhov by Maxim Gorki, Alexander Kuprin and I.A. Bunin / Tr. by S.S. Koteliansky and L. Woolf. N.Y., 1921. Воспоминания Горького о Чехове публиковались и ранее: в 1905 г. в американском журнале (Personal recollections of Anton Pavlovitch Chekhov / Tr. by L.B. Gorin // The Independent. N.Y., 1905. V. 59. P. 299—304) и в 1911 г. в английском журнале (What Tchekov thought of it / Tr. by D. Wienstein // The English Review. L., 1911. P. 256—266).

100. The note-books of Anton Tchekov // The London Mercury. 1921. V. 3. P. 285—295; The Freeman. N.Y., 1921. P. 79—80, 104—105.

101. The note-books of Anton Tchekhov, together with Reminiscences of Tchekhov by Maxim Gorky / Tr. by S.S. Koteliansky and L. Woolf. Richmond (Eng.), 1921.

102. Chekhov A. Letters on the short story, the drama and other literary topics / Selected and ed. by Louis S. Friedland. N.Y., 1924; L., 1924.

103. Brewster D. East-West passage. Op. cit. P. 233.

104. Ibid. P. 232—235.

105. Три письма к Я.П. Полонскому впервые опубликованы в кн.: Слово. Сб. 2. М., 1914. С. 223—234; письмо к В.Э. Мейерхольду (начало октября 1899 г.) впервые опубликовано в кн.: «Ежегодник императорских театров». Вып. V. 1909. С. 10—11.

106. Priestley J.B. «Chekhov as critic» // The Saturday Review. 1925. 17 Oct. P. 446. Частичный русский перевод см.: ЛН. Т. 68. С. 826—827.

107. Ibid.

108. The life and letters of Anton Tchekhov / Tr. and ed. by S.S. Koteliansky and Philip Tomlinson. L., 1925.

109. The letters of K. Mansfield. Op. cit. V. 2. Речь идет о письме к А.С. Суворину от 27 октября 1888 г., в котором Чехов писал: «...Вы смешиваете два понятия: решение вопроса и правильная постановка вопроса. Только второе обязательно для художника» (П. III, 46).

110. K. Mansfield's letters to J.M. Murry. 1913—1922. L., 1951. P. 450. Несколько писем А. Чехова в переводе С.С. Котелянского и К. Мэнсфилд были опубликованы в журнале «Атенеум» — The Athenaeum. 1920. V. 152. P. 460—461.

111. «Letters of Tchehov to Gorki» / Tr. by S.S. Koteliansky // Adelphi. L., 1923. V. I (November). P. 504—510; A letter of Anton Tchehov // Ibid. 1924. V. 2 (June). P. 38—45; Tchehov and his wife. Letters / Tr. by S.S. Koteliansky // Ibid. 1924. V. 2 (august), 224—235.

112. Архив А.М. Горького. КГ-П 39. 92.

113. The life and letters of Anton Tchekhov. Op. cit. P. 1.

114. Woolf L. «Chekhov's letters» // The Nation and Athenaeum. 1925. V. 36. № 20. P. 717.

115. Anton Chekhov's life and thought. Op. cit. P. IX.

116. The letters of Anton Pavlovich Tchehov to Olga Leonardovna Knipper / Tr. from the Russian by Constance Garnett. L., 1925; N.Y., 1925.

117. Письма А.П. Чехова к О.Л. Книппер. Берлин, 1924.

118. Anton Tchekhov; literary and theatrical reminiscences / Tr. and ed. by S.S. Koteliansky. L., ltd., 1927.

119. См.: Т. XVI. С. 271—272.

120. Переводы этих воспоминаний сделаны по кн.: Соболев Ю. Антон Чехов. Неизданные страницы. М., 1916.

121. Чехов М. Об А.П. Чехове // О Чехове. Воспоминания и статьи. М., 1910. С. 269—275 (отрывок).

122. Перевод сделан по: Короленко Вл. Памяти Антона Павловича Чехова // О Чехове. Воспоминания. С. 79—83 (отрывок).

123. См.: Суворин А.С. Дневник / Ред. и предисл. Мих. Кричевского. М.; Пг., 1923. С. 125, 147, 164—165, 294—295.

124. Отзывы Толстого о Чехове, по воспоминаниям Горького, Котелянский мог перевести по русским текстам: 1) Горький М. Воспоминания о Льве Николаевиче Толстом. Изд. 2. Берлин; Петербург; Москва, 1922. С. 2, 20, 61—62, 70, 78 (или по другим изданиям этих мемуаров); 2) Горький М. Заметки. О Льве Толстом // Беседа. Берлин. 1923. № 1. Май—июнь. С. 181; 3) Горький М. Воспоминания. Изд. «Книга». Берлин. 1923. С. 76—77, 82.

125. Гольденвейзер А.Б. Вблизи Толстого (Записи за пятнадцать лет). Том 1. М., 1922. С. 31, 38, 70, 71, 90, 146.

126. Перевод сделан по: Куприн А. Памяти Чехова // О Чехове. С. 93—128; Бунин И.А. А.П. Чехов // Там же. С. 11—24.

127. См. примеч. 94.

128. Эфрос Н.Е. Чехов и Московский художественный театр // Московский художественный театр. Пьесы Чехова. Альбом «Солнца России». № 7. СПб., 1914 (без пагинации); Немирович-Данченко Вл.И. Вступительная заметка // Там же.

129. Сулержицкий Л.А. Из воспоминаний об А.П. Чехове в Художественном театре // Лит.-худ. альманах изд-ва «Шиповник». Кн. 23. СПб., 1914. С. 148—193.

130. Андреев Л.Н. Письма о театре (отрывок) // Лит.-худож. альманах изд-ва «Шиповник». Кн. 22. СПб., 1914. С. 882—884.

131. Перевод сделан по книге: Чехов М.П. Антон Чехов. Театр, актеры и «Татьяна Репина». Пг., 1924. С. 79—99.

132. Tchekhov A. Two sketches: At the cemetery, 2. At the post-office; A Moscow Hamlet // The Athenaeum. L., 1920. V. 153. P. 198—199, 882—884.

133. См.: Heifetz A. Chekhov in English. Op. cit. № 37, 41, 43, 45, 47, 53, 56, 60, 63, 64, 69, 77.

134. Chuckle with Chekhov: a selection of comic stories by Anton Chekhov / Chosen and tr. by H. Pitcher in coll. with J. Forsyth, Cromer, Swallow House Books, 1975.

135. Chekhov A. Nine humorous tales / Tr. and with an intr. by I. Goldberg and H.T. Schnitkind. Boston, 1918.

136. Ibid. P. III.

137. Chekhov A. The grasshopper and other stories / Tr. and with an intr. by A.E. Chamot. L., 1926; Philadelphia, 1926. Шамо Альфред Эдвард — английский переводчик Чехова.

138. Chekhov A. The shooting party / Tr. by A.E. Chamot. L., 1926; Philadelphia, 1926.

139. The shooting party. Op. cit. P. X.

140. The grasshoper and other stories. Op. cit. P. 14.

141. В 1946 г. в Лондоне вышел третий сборник рассказов Чехова в переводе А.Е. Шамо: Chekhov A. Short stories / English translation by A.E. Shamot. L., 1946 (содержащий «Цветы запоздалые», «На реке», «Ушла» и еще шесть рассказов А. Чехонте, переведенные на английский язык впервые).

142. Chekhov A. The works. One volume edition. N.Y., 1929.

143. The stories of Anton Tchekhov / Ed. with an intr. by R.N. Linscott. N.Y., 1932.

144. The personal papers of Anton Chekhov / Intr. by Matthew Josephson. N.Y., 1948.

145. Ibid. P. 11.

146. Ibid. P. 26.

147. Ibid. P. 12.

148. The selected letters of Anton Chekhov / Ed. by Lillian Heilman. Tr. by Sidonie Lederer. N.Y., 1955.

149. Ibid. P. 5.

150. O'Connor Fr. He had an unerring nose for humbug of any sort // The New York Times Book Review. 1955. Apr. 24. P. 5.

151. В 1973 г. в Нью-Йорке вышел еще один сборник избранных писем Чехова: Letters of Anton Chekhov, — появившийся затем вторым изданием в Беркли под заглавием: Anton Chekhov's life and thought... Berkley, 1973. Книга включает 185 писем Чехова в новых переводах М.Г. Хайма и С. Карлинского.

152. Hingley R. Chekhov. A biographical and critical study. L., 1950; N.Y., 1950; Magarshack D. Chekhov, the dramatist. L., 1951; Chekhov as a dramatist. N.Y., 1952; Magarshack D. Chekhov, a life. L., 1952; Bruford W.H. Anton Chekhov. New Haven, 1957. В том же году в Лондоне вышел перевод книги: Ермилов В.В. Антон Павлович Чехов, 1860—1904 (Yermilov Vl.Vl. Anton Pavlovich Chekhov, 1860—1904. L., 1957).

153. См.: Полоцкая Э.А. Чехов (личность, творчество) // Время и судьбы русских писателей. М., 1961. С. 322—328.

154. См.: Simmons E.J. Chekhov, a biography. Boston; Toronto, 1962; Winner Th.G. Chekhov and his prose. N.Y., 1966.

155. См.: Виннер Т.Г. Чехов в Соединенных Штатах Америки // ЛН. Т. 68. С. 785—786.

156. Hingley R. A new life of Anton Chekhov. N.Y., 1976. P. 331. Как указывает К.Дж. Хайлбрун, Констанс Гарнет всегда работала, «подгоняемая тяжелыми финансовыми обстоятельствами». После перевода «Войны и мира» (1902) она почти потеряла зрение и в дальнейшем пользовалась услугами лектрис, читавших ей русский текст вслух, сама же диктовала по-английски. «Констанс Гарнет, — приводит Хайлбрун цитату из воспоминаний Д.Г. Лоренса (Lawrence D.H. A composite biography. V. II. Madison, 1958. P. 413), — сидела в саду, трудясь над своими великолепными переводами. Обычно, кончив страницу, она не глядя, сбрасывала ее вниз и начинала следующую. Груда росла и росла, буквально доходя ей до колен, и каждая страница была чудом» // Heilbrun C.G. The Garnett family. Op. cit. P. 164. Быстрота исполнения перевода, восхищавшая современников К. Гарнет, в 50-е годы, когда требования к этому виду искусства изменились, рассматривалась уже скорее как недостаток.

157. Chekhov A. The Woman in the case and other stories / Tr. by April Fitz Lyon and Kyril Zinovieff. 1953; Chekhov A. Early stories / Tr. by Nora Gottlieb. L., 1960.

158. The unknown Chekhov. Stories and other writings hitherto untranslated / Tr. with an intr. by Avrahm Yarmolinsky. N.Y., 1954; Chekhov A. St. Peter's day and other tales / Tr. by Fr.H. Jones. N.Y., 1959.

159. The portable Chekhov / Ed. and with intr. by Avrahm Yarmolinsky. N.Y., 1947. Книга неоднократно переиздавалась — в 1954, 1956, 1957, 1958, 1959, 1968, 1976 гг.

160. The unknown Chekhov. Op. cit.; книга переиздавалась в 1958, 1959, 1969 гг.

161. Ibid. P. 12.

162. См.: Чудаков А.П. Поэтика Чехова. М., 1971; Кожевникова Н.А. Об особенностях стиля Чехова (несобственно-прямая речь) // Вестник Московского университета. Сер. VII. 1963. № 2. С. 51—62.

163. Chekhov A. Selected stories / Newly translated by Ann Dunningan. With a foreward by E.J. Simmons. N.Y., 1961; Chekhov A. Selected stories / Tr. with an intr. by J. Coulson. L., 1963; Chekhov A. Seven short novels / Tr. by Barbara Makanowitsky. N.Y., 1963; The image of Chekhov, forty stories in the order in which they were written / Newly tr. and with intr. by Robert Payne. N.Y., 1963; Chekhov A. Lady with lapdog and other stories / Tr. and with an intr. by D. Magarshack. Baltimore, 1964; Chekhov A. The thief and other tales / Tr. from the Russian by Ursula Smith. N.Y., 1964; Chekhov A. Late-blooming flowers and other stories / Tr. by S.C. Chertok and J. Gardner. N.Y., 1964; Chekhov A. Ward Six and other stories / A new translation by Ann Dunningan. With an afterward by R.W. Matthewson. N.Y., 1965; Shadows and light. Nine stories by A. Chekhov. Selected and translated by Miriam Morton, Garden city (N.Y.), 1968.

164. Garnett E. Tchehov and his art // Garnett E. Friday nights. Op. cit. P. 43.

165. Mirsky D.S. Chekhov and the English // The Monthly Criterion. 1927, V. VI. № 4. P. 292.

166. Речь идет о книге: Toumanova N.N. Anton Chekhov, the voice of twilight Russia. Op. cit.

167. Chekhov A. Ward Six and other stories. A new translation by Ann Dunningan. Op. cit. P. 380.

168. The Oxford Chekhov / Tr. and ed. by R. Hingley. L.; N.Y., 1964—1980. V. I—IX.

169. Hingley R. Chekhov, a biographical and critical study. Op. cit. P. 6.

170. Ibid. Со значительно более резкой критикой гарнетовских переводов выступил Д. Магаршак в своем введении к сборнику пьес Чехова, который подчеркнуто озаглавил: «Подлинный Чехов» // The real Chekhov. L., 1972.

171. См.: Гиленсон Б. Новые английские работы о Чехове // Вопросы литературы. 1958. № 7. С. 222.

172. Gerhardi W. Anton Chekhov, a critical study. Op. cit. P. 20.

173. Hingley R. Chekhov, a biographical and critical study. Op. cit. P. 217; цитируется статья Д.С. Мирского «Чехов и англичане» — см. выше, примеч. 165.

174. Ibid. P. 216; цитируется статья М. Горького «По поводу нового рассказа А.П. Чехова «В овраге».

175. Preface to The Oxford Chekhov. V. VIII. L., 1964. P. X.

176. В этой связи приводим выдержки из полемики между К.И. Чуковским и Р. Хингли по поводу перевода просторечья в рассказе Чехова «Убийство». Говоря о трудности передачи чеховской лексики во всей ее полноте и многообразии на иностранный язык, К.И. Чуковский приводит пример из перевода Р. Хингли: «В 1965 г. в Лондоне в издательстве «Oxford University Press» вышел восьмой том Собрания сочинений Чехова в переводе Хингли (Hingley), автора книги о нем (1950). Там слово леригия переведено религия (47), гравилий — гравием (51), малафтит — малахитом (52). И только грызь передана соответственно: ructure вместо канонического rupture (46)... Профессор Хингли неплохой переводчик, порою он даже передает музыкальную тональность чеховской повествовательной речи, но, воспроизводя диалоги чеховских персонажей, он обедняет их колоритную речь, делает ее бескрасочной, пресной...» (Чуковский К.И. О Чехове. М., 1967. С. 198—199).

В ответ на эту критику Хингли в предисловии к шестому тому «Оксфордского Чехова» объяснял, что, поскольку приводимая Чуковским просторечная лексика не может быть передана по-английски на соответствующем языковом (лексическом) уровне — искажение слова malachite не дало бы необходимого стилистического эффекта, — при переводе была использована просторечная форма на уровне морфологии: «Именно передавая соответствующий оттенок, я и перевел the pillars WAS done to look like malachite» (The Oxford Chekhov. V. VI. P. XI) (выделено ед. ч. was вместо грамматически правильного were). Приведены и другие примеры компенсаций на различных языковых уровнях. Поэтому, заключает Хингли, «я никак не могу признать себя виновным в тяготении к рутинной гладкости, противоречащей стилистическим установкам Чехова» (The Oxford Chekhov. V. VI. Op. cit. P. XI).

Тем не менее переводчик явно учел замечание К.И. Чуковского, так как в работе над последующими томами просторечный элемент в лексике был им усилен.

177. Brown C. All or nothing (рец. на The Oxford Chekhov. V. V. «Stories. 1889—1891» / Tr. and ed. by Hingley R.) // Spectator. 1970. March 21. V. 224. P. 380.

178. Rayfield D. Chekhov. The Evolution of his art. L., 1975. P. 2.

179. См.: Pritchett V.S. A fast Heart-Beat // New Statesman and Nation. 1976. Febr. 13. V. 91. № 2343. P. 192.

180. Чуковский К.И. О Чехове. Указ. соч. С. 194.

181. Chekhov A. The sinner from Toledo and other stories / Tr. by Hinchcliffe A. Rutherford, 1972; The short stories by Anton Chekhov / Tr. by Helen Muchnic. Avon (Connecticut), 1973; Chekhov A. Short stories / Tr. and with an intr. by Fen E.L., 1974.

182. Начиная с 1970 г. издательством Books for libraries Press (Издательство для библиотек) было переиздано несколько ранних переводов: Кей (1970), М. Фелл (1970), а также издан сборник «Самые знаменитые произведения Чехова» (The best works of Anton Chekhov), куда вошли различные переводы; в других издательствах вышел ряд сборников, включивших разные переводы: Chekhov A. Peasants and other stories / Selected and with an intr. by Wilson E.N.Y., 1977; Anton Chekhov's short stories. N.Y., 1979.

183. Chekhov. The early stories, 1883—1888 / Chosen and tr. by Patrick Miles and Harvey Pitcher. L., 1982.

184. The early stories, 1883—1888. Op. cit.

185. Asquith Cl. Master of the story // The Standard. 1982. June 9; Johnson C.A. Early promise // The Yorkshire Post. 1982. June 10; Sparkling squibs // The Scotsman. 1982. June 19, etc.

186. Pritchett V.S. Chekhov: the artist as outsider // The Sunday Times. 1982. June 27. P. 41.