Метапоэтический текст входит в систему метакатегорий, которые в своем обобщающем потенциале позволяют рассмотреть явления в многоаспектной системной организации, проследить динамику объекта рефлексии (предмет жизненного мира) — рефлективный компонент (мыслительные операции в их динамике) — результат рефлексии (мыслительную операцию, выраженную в письменной или устной речи).
Метапоэтический текст представляет область художественной рефлексии и разрабатывается с опорой на теорию метатекста, применяемую в общелингвистическом знании. Особенности метатекста следующие.
Хотя понятие метатекст «многолико», имеет различное толкование в семиотике, литературоведении, лингвистике, но большинство филологов опираются на идеи М.М. Бахтина (Ю.М. Лотман, А. Попович, А. Вежбицка и др.). Обе интерпретации метатекста в литературоведении и теории текста — и как «текст в тексте», и как «текст о тексте» (Ю.М. Лотман, В.А. Лукин, Г. Денисова и др.) — мотивированы иноязычным элементом мета- (от греч. meta — «после, за, позади»). Разнообразные толкования понятия метатекст в современной лингвистике заданы статьей А. Вежбицкой (во многом определившей перспективное направление развития лингвистики текста). Это объясняется рядом причин:
1) отсутствием дефиниции метатекста в статье и неоднозначностью интерпретации понятия по данному в статье описанию (ориентированность на обоих участников коммуникативного акта или только на адресанта);
2) в некоторых случаях непоследовательностью А. Вежбицкой в подборе иллюстративного материала (тем более что интерпретации многих грамматических фактов существенно различаются в 70-е годы XX в. и в начале XXI в.);
3) фактором субъективного восприятия самого исследователя, который выступает в качестве интерпретатора статьи.
Различные толкования понятия метатекст иногда обусловлены смешением понятий интерпретация и речевая рефлексия, которые не совпадают по объему. Речевая рефлексия — это ментальная деятельность говорящего относительно своего речевого поведения или его составляющих, выраженная вербально или знаками других коммуникативных систем. Интерпретация — это субъективная разноаспектная (содержание высказывания, форма высказывания, выбор лексики), иначе — оценочная, деятельность адресата высказывания или наблюдателей коммуникативного акта, или представление, расшифровка коммуникативного замысла говорящего им самим или другими участниками речевого акта на основе имеющихся у них знаний.
Различные толкования метатекста в некоторых случаях связаны также и с координатой сфера действия метапоказателя (макротекст, текст, часть высказывания-предложения). По этому параметру широкий подход к метатексту сформировался под влиянием литературоведения (Н.К. Рябцева, В.А. Шаймиев, Ю.М. Бокарева). В.А. Шаймиев, рассматривая метатекст как вторичный текст, делит его на иннективный (метатекстовые структуры вплетены в базовый текст) и на сепаративный (метавысказывание композиционно отделено от базового текста и оформлено как комментарии, предисловия, речевые целые под названием «От авторов», «От редакции», «От составителей», аннотации, примечания, сноски и пометки на полях).
Сторонники узкого подхода (Б.Ю. Норман, Т.В. Булыгина и А.Д. Шмелев), опираясь на мысль М.М. Бахтина о диалогических отношениях говорящего с собственным словом, выбирают объектом метакомментирования слово или фразеологизм в следующих аспектах: его метафорическое или буквальное употребление, языковые достоинства предлагаемой вербализации, его стилистические свойства, его место в языковом коде — стандартность/нестандартность и т. п., — степень соответствия используемой лексической и фразовой номинации сущности обозначаемого. Метатекст представляется эксплицированным проявлением метаязыкового сознания с помощью «разнообразного комментария к выбору слова» [Норман 2006], развернутого подчас носителями языка до уровня суждения о языке, которое зафиксировано в графической, аудио- или видеозаписи (А.Н. Ростова).
Метакомментирование слова, иначе языкового кода высказывания, рассматривается как один частный аспект речевой деятельности, к которому не сводима рефлексия говорящего: текст считается «средой существования» метатекста (текст как объект речевой рефлексии «вычитывается» в работах А. Вежбицкой, Т.В. Шмелевой, М.В. Всеволодовой).
Коммуникативно-прагматический взгляд на речемыслительное произведение как единое целое с позиции говорящего позволяет увидеть место в нем метатекста. Метатекст существует только в тексте и не может быть автономным: изъятый из текста, он становится непонятным, рассыпается на отдельные, дискретные единицы (слова, фразеологизмы, словосочетания, предикативные единицы). В структуре текста его смысловые составляющие — базовый и метатекстовый компоненты — представляют собою бинарную оппозицию, с одной стороны, и вступают в дополнительные отношения, с другой. Эти компоненты противопоставлены как содержание и форма: базовая часть текста отражает фактографическую (сообщение о фактах, событиях, процессах, происходящих или происходивших в окружающем мире) и субъективно-концептуальную (сообщение об индивидуально-авторской интерпретации отношений между описанными явлениями, их значимости, самого содержания высказывания) информацию; а метатекстовый компонент передает речевую рефлексию говорящего по поводу коммуникативно целесообразной организации передачи базовой информации. Автор высказывания — это редактор, который «обработал» базовый текст в той или иной мере, внеся в него свои замечания. Метатекст выступает как индикатор лингвистической и отчасти текстовой компетенции говорящего, поскольку эксплицирует, что адресант ведет диалог с каждым употребляемым словом, и, видимо, прогнозируя возможные места коммуникативного напряжения в тексте, маркирует результат рефлексии вербально или с помощью кавычек. Кроме того, он ранжирует вводимую информацию по степени значимости, чтобы избежать недопонимания, неверной интерпретации. Следовательно, и метатекст, и базовый компонент текста дополняют друг друга.
Любой текст обладает метатекстовым потенциалом, который может быть развернут полностью, частично либо не развернут совсем, что зависит от человеческого фактора:
1) от текстовой и лингвистической компетенции говорящего,
2) от его способности к речевой рефлексии и
3) от склонности к заботе об интересах другого, то есть адресата.
Текст с эксплицитным метатекстом, развернутым полностью при условии коммуникативной целесообразности, является в определенном смысле слова хорошо организованным, потому что в нем каждое высказывание и каждая номинация выступает как часть целого. Безусловно, степень развернутости в тексте метатекста зависит от текстовой и лингвистической компетенции говорящего, а также от его способности говорящего к речевой рефлексии и заботе об интересах адресата.
В тексте с имплицитным метатекстом информация о речевой рефлексии говорящего извлекается с опорой на паралингвистические знаки. Текст с невыраженным метатекстом, по мнению Т.В. Шмелевой, является нормативным для русского языка и «соответствует стандартам речевого общения» [Шмелева 2003]. «Речемыслительное произведение с неразвернутым метатекстовым потенциалом (при высокой текстовой и семиотической компетенции говорящего) теоретически возможно, но лишено авторской индивидуальности, в нем нет отклонений от норм текстообразования (линейные, конструктивные, структурно-иерархические отношения между высказываниями) и все лексические единицы употребляются или в прямом значении, или стандартно» [Перфильева 2006: 12]. Однако даже в случае стандартного текста лингвистическая компетенция говорящего часто реализуется в каком-нибудь метапоказателе, эксплицирующем языковой вкус, предпочтения и т. д.
Базовый компонент текста без метатекстовой рамки рассматривается как потенциальный текст с прагматической точки зрения, поскольку он не актуализирован, не адаптирован к коммуникативной ситуации, конкретной или предполагаемой, не подвергся саморедактированию.
Т.Н. Перфильева вводит понятие метатекстовой функции знака препинания, которая, каккоммуникативно-прагматическая функция, указывает на рефлексию пишущего относительно семантико-прагматических особенностей слова или языкового выражения либо относительно места слова, предложения в формальной, в том числе и композиционной, организации текста или высказывания. Метатекстовая функция знаков препинания проявляется в двух частных: актуализационной («выделяю самое важное») и метаязыковой («указываю на рефлексию относительно употребляемого кода в семасиологическом, стилистическом, лексикологическом планах»).
Стандартный текст характеризуется линейными отношениями, которые могут быть выражены иногда синкретичными вербальными метапоказателями, маркирующими также конструктивные отношения. Линейные отношения между компонентами связной речи — это вид синтагматических отношений, которые существуют между высказываниями одного функционально-смыслового типа речи и векторная однонаправленность которых (в письменной форме — слева направо) реализуется в линейной тематической прогрессии, информационной и логической последовательности высказываний, представляющей собою развитие одной тематической, сюжетной и др. линии. В этом случае элемент текста можно представить как компонент в синтагматической цепи, в которой есть пред-текст и посттекст. В динамическом аспекте описание линейных отношений базируется на признаках: однонаправленность, векторность. Но в силу стандартности, привычности своего проявления и оформленности с помощью тех же вербальных средств, что и конструктивные, линейные отношения между компонентами связной речи или текста редко осознаются как лингвистами, так и носителями языка. Они становятся очевидными, когда разрушаются, то есть на фоне текстовых вставок, разрывов. Отклонение от стандарта проявляется в линейно-деструктивных отношениях в тексте. Это такие отношения компонентов текста или слов в предложении, при которых линейный характер их отношений нарушается интонационной, содержательной разорванностью, прерванностью высказывания, что выражается в его лишенном целостности интонационном рисунке предложения, в нарушении синтаксической структуры предложения, во «врезке» одного функционального типа связной речи в другой, в прерванности одной тематической, сюжетной линии другой, в хронологическом «сбое» и т. д. Линейно-деструктивные отношения могут быть имплицитными, но чаще оформляются вербальными метапоказателями или вставками, которые манифестируют, что в языковом сознании данного лингвокультурного коллектива сложился образ текста как феномена с линейными отношениями.
Отличительная сторона метатекста и метапоэтики художественного текста — их отношение к предмету рефлексии, а также прагматические задачи, которые выполняет тот или иной компонент. Метатекстовые данные опосредованно представляют сведения о внутритекстовых связях, о текстовой организации. Метапоэтические данные, в большинстве своем базирующиеся на метатекстовых нитях, содержат сведения не только о результате творческой деятельности писателя — тексте, но и описание самого процесса творчества, формирование автором целостного художественного пространства — текста в широком смысле.
Если метатекст опирается на «мысленные замечания автора», то в метапоэтике художественный текст понимается как явление, которое «нечто предицирует (строит модель мира) и одновременно сообщает свой язык, т. е. семантику. Семантика сообщается при помощи механизма автореференции или авторефлексии (поэтому художественное сообщение близко соприкасается с металингвистическим сообщением)» [Фарыно 1999: 9]. Метапоэтические данные позволяют увидеть литературную «двойственность», наблюдать одновременно «предмет и взгляд на предмет, речь и речь об этой речи, литературу-объект и металитературу» [Барт 1994: 131], которая представляет объект исследования метапоэтики. К составляющим металитературы можно отнести предисловия, послесловия, эпистолярное наследие, тексты (разных родов и видов) об исследуемом типе текстов, заметки о произведениях.
Метапоэтические данные содержатся в самих художественных текстах. Экспликация метапоэтического текста представлена произведениями о творчестве, языке и т. д. Это и метатекстовые ленты, а также система тропов, фигур, эмблем, символов, в которые облекается теперь уже образ творчества, отсылает исследователя к определенным поэтическим традициям, важны и интертекстуальные показатели (цитация). Модусные показатели (вводные слова, частицы, союзы-частицы, предлоги-частицы) — также акцентирующие ориентиры в понимании авторского кода. «Намечается целая система имплицитных метатекстовых данных, которая представлена сетями информации о творчестве, гармонически скрепленными в единый метапоэтический текст (ткань в общей ткани текста)» [Штайн 2006 (б): 19].
Особенность метапоэтического текста — текста художника о тексте и творчестве — в том, что, с одной стороны, он присутствует объективно (статьи, работы самих писателей по проблемам художественного текста), с другой, некоторые его части следует эксплицировать (метатекстовые ленты, сети в тексте) — здесь уже нужны усилия ученых в систематизации данных. Но в любом случае мы имеем дело с ценнейшими сведениями — объективными данными опыта самого художника, а это уникальная компонента исследования, которой не располагают, например, ученые, занимающиеся естественнонаучными изысканиями.
Метапоэтические данные о самоинтерпретации художественного творчества — это «данные от самого творца — того, кто производит художественное произведение» [Штайн 2006 (б): 19].
Таким образом, метатекст (имплицированный метапоэтический текст) — это система метаэлементов, представленная в самом поэтическом тексте, определяющая условия, условности, характер самого сообщения, а также комментарии к процессу написания данного текста, его жанру, к форме произведения.
Понятие метапоэтического текста шире. Метатекст в системе художественного текста — это метапоэтический имплицированный текст. Его можно эксплицировать, чтобы получить метапоэтические данные, так как он находится внутри текста. А статьи, эссе, замечания о творчестве, в данном случае поэтическом, трактаты, исследования, которые художник пишет о собственном творчестве и творчестве других поэтов, — это и есть собственно метапоэтический текст, так как он содержит развернутые данные о тексте-творчестве.
Для обозначения такого рода текстов обычно применяют термины «самоописание», «автоинтерпретация», «автометаописание», «автометадескрипция» и др.
Гетерогенность системы метапоэтических текстов, ее «размытость», фиксация различных моментов речевой деятельности (художественные, эпистолярные тексты, речь писателя, обобщение воззрений на его творчество других писателей) позволяют говорить о дискурсивном характере метапоэтики драматургического текста А.П. Чехова, то есть о таком феномене, который «в отличие от текста и речи, включает понятие сознания... Дискурс рассматривается не как линейная и завершенная последовательность, а как все то, что высказано» [Ревзина 1995: 69—72]. В свою очередь, метапоэтический дискурс — это, как отмечал М. Фуко, воплощенная в слове «человеческая мысль, познание, способность и потребность рассуждать» [Дымарский 1998: 19], где в различных высказываниях отражается рефлексия автора над творчеством.
Дискурсивный характер метапоэтики драматического текста позволяет говорить о ее метадискурсивности, которая «представляет собою способность текста... репрезентировать посредством специальных компонентов прагмативно-дискурсивную ситуацию своего творения автором». Метадискурсивность сопряжена «с метадискурсивными шагами автора, имеющими цель демонстрировать, экспонировать дискурсивные шаги» [Шаймиев 2000: 491].
Таким образом, существенной задачей является разграничение используемых понятий: текст — дискурс в соотношении понятий метапоэтический текст — метапоэтический дискурс, а также определение семантического объема термина «произведение».
Понятия текст, дискурс, произведение, вслед за В.А. Шаймиевым, «разграничиваются как различные ипостаси, формы существования речемыслительного произведения. При таком подходе текст рассматривается как аспект формального структурирования «ткани» речемыслительного произведения. Дискурс интерпретируется как грань речемыслительного произведения, связанный с процессом его творения автором и восприятием читателем. Произведение понимается как грань речемыслительного произведения, соотнесенный с культурно-историческим, социальным его контекстом. Указанные ипостаси, будучи различными формами существования одного феномена, тесно связаны между собой. Следует выделить прагматико-дискурсивную ситуацию творения текста, которая выполняет роль прагматико-дискурсивного контекста бытия и восприятия текста (при этом прагматико-дискурсивный контекст понимается как ситуация творения текста). При таком подходе можно говорить о дискурсивности текста как соотнесенности его с прагматико-дискурсивным контекстом и метадискурсивности как способности текста экспонировать при помощи специальных вербальных средств свою соотнесенность с прагматико-дискурсивным контекстом» [Шаймиев 1999: 8].
Дискурс, как языковая единица, характеризуется универсальными и специфическими чертами. Главными универсальными чертами дискурса являются его целостность и связность.
«Целостность дискурса проявляется в непрерывной смысловой связанности его компонентов и складывается из некоторых содержательно-структурных компонентов, опознаваемых в результате восприятия дискурсивного события как комплекса. <...>
Связность дискурса проявляется в дискурсивной континуальности и обусловливается специфическими закономерностями, правилами, которые лежат в основе формирования комплексных коммуникативных единиц языка. Она может рассматриваться с точки зрения его: а) интонационно-ритмического; б) логического; в) семантического; г) формально-грамматического оформления и обнаруживаться по специальным маркерам иллокутивного и/или дискурсивного характера. <...>
Хронотопность дискурса воплощена в репрезентации и восприятии пространственных и темпоральных отношений и осуществляется в основном через глаголы и наречия. <...>
Целостность дискурса непосредственно связана с его информативностью, поскольку обмен информацией является одним из непременных условий осуществления коммуникативного акта. В случае непоступления от собеседника ожидаемой информации информативным становится само поведение партнера по речевой коммуникации. <...>
Дискурс процессуален. Признаки процессуальности и интерсубъективности отражены в определении речедеятельности. Коммуникация представляет собой процесс взаимной координации деятельности через посредство вербальных и невербальных семиотических систем. <...>
Дискурсивные единицы обладают относительными функциями целостности. Континуальность и членимость дискурса являются его конституирующими признаками. <...>
Интертекстуальность дискурса проявляется в его связи с предшествующими и последующими произведениями» [Григорьева 2007: 45—46].
Разграничение метапоэтического текста и метапоэтического текста наиболее четко представлено в работах К.Э. Штайн. Так, отмечается, что метапоэтический дискурс — это особый тип дискурса, который «можно интерпретировать только на основе «размытой логики», так как он связан, с одной стороны, с творчеством, что выражается в языке, жанрах и формах метапоэтических текстов, с другой — с философией и естественнонаучными теориями, что выражается в обширной цитации и соответствующих ссылках, а также терминологическом аппарате» [Штайн 2006 (в): 54].
Таким образом, метапоэтика содержит не только уникальные данные по самоинтерпретации творчества художником, но это и уникальная система, репрезентирующая связь творчества (текста в широком смысле слова) с эпистемой своего времени. Метапоэтика моделирует и структурирует творческий процесс и представляет его в особом типе текста, «обладающем многослойной репрезентативной структурой» [Штайн 2006 (в): 54].
Исследование показывает, что основой метапоэтики является метапоэтический текст, в котором содержится код авторской самоинтерпретации. При этом сама метапоэтика понимается как дискурсивная реальность, характеризующаяся многожанровостью и многомерностью.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |