Тексты писем Чехова, по справедливому утверждению К.И. Чуковского, — «единственное в нашей литературе явление, не имеющее никаких параллелей, — именно потому, что в них сказывается <...> необыкновенная страсть к «живописанию словом», к словесным портретам, словесным зарисовкам с натуры»1.
В «почтовой прозе» отражена могучая творческая энергия Чехова: язык эпистолярия писателя феноменально богат, пластичен. Он насыщен яркими экспрессивными, маркированными элементами, которые различны по происхождению, стилистической окраске, по частотности употребления.
Языковые средства выразительности в письмах А.П. Чехова можно условно разделить на две группы. Первую из них составляют уже имеющиеся в языке, то есть нетрансформированные, экспрессивные элементы (это различного рода «оксюморонные» включения — в нашем понимании стилистического оксюморона, сутью которого является «столкновение» двух стилистически разнородных элементов — устаревшей, церковнославянской, иноязычной лексики, элементов просторечья и диалектизмов); и, в частности, узуальные фразеологизмы. Во вторую группу войдут единицы, творчески переосмысленные автором, сознательно нарушающим стереотип их восприятия (слова с «приращением» смысла, новые лексико-семантические варианты лексем; нестандартные формы слов с неканоническим морфологическим показателем; устойчивые сочетания, трансформированные автором).
В настоящей работе мы рассмотрим узуальные фразеологизмы и устойчивые сочетания, трансформированные автором. При этом мы разделяем традиционный взгляд на фразеологизм, представленный в работах Л.А. Булаховского, А.А. Реформатского, А.И. Ефимова, Е.М. Галкиной-Федорук, Н.М. Шанского, В.А. Архангельского, которые придерживались широкого понимания термина «фразеологизм», относя к устойчивым сочетаниям и произведения малых жанров — пословицы, поговорки; и цитаты, ставшие крылатыми выражениями. Таким образом, помимо выделенных акад. В.В. Виноградовым структурно-семантических типов: сращений, единств, сочетаний, к идиоматическим единицам мы относим также фразеологические выражения.
Узуальные устойчивые сочетания
Чехов владеет всеми тайнами гибкой и емкой, динамичной речи, огромная энергия которой сказывается у него буквально на каждой странице, при этом особыми выразительно-изобразительными возможностями обладают фразеологизмы — концентрация метафорического мышления народа. В своих письмах Чехов употребляет яркие, экспрессивно окрашенные устойчивые сочетания в качестве живописующих элементов. Со стилистической точки зрения, фразеологизмы в «почтовой прозе» писателя отличаются большим разнообразием: это могут быть обороты как книжно-письменного, так и разговорно-бытового плана. Чехов черпает материал из живой речи, устного народного творчества, источников церковно-религиозного характера, художественной литературы, а также из фразеологических фондов других языков (славянских и неславянских).
Исходя из этого, с точки зрения происхождения можно выделить следующие основные группы устойчивых сочетаний из писем Чехова:
русские фразеологемы;
фразеологизмы, заимствованные из церковно-религиозных источников;
иноязычные фразеологические обороты, приводимые на языке-источнике, и фразеологические кальки.
Русские фразеологизмы
В ряду исконных фразеологизмов можно выделить элементы различной стилистической принадлежности. Например, как сильное средство экспрессивации речи Чеховым используются просторечные фразеологизмы. Так, Лейкину писатель рассказывает, что к нему приехал брат с семьей и из-за крика детей он не может поспать. В конце письма уставший от шума Чехов замечает: Прощайте. Думаю, как бы и где задать храповицкого (П 1, 81). С помощью такого стилистически окрашенного фразеологизма Чехов не только передает, насколько велико желание крепко уснуть, но и задает «тон» общения — дружески-фамильярный.
Просторечным оборотом Чехов подкрепляет свой совет начинающему литератору Ежову больше работать, больше писать: При скупой и робкой, нерешительной работе вы дождетесь кукиша с маслом, т. е. испишетесь не писавши... (П 2, 139). Сам Чехов — человек непревзойденной активности, волевой, удивительно настойчивый труженик, с юных лет подчинивший себя жесткой дисциплине труда, лень, слабость и вялость душевных движений он презирал. И было бы, конечно, очень странно, если бы, воспитывая себя, этот человек не пытался перевоспитать и других. «Воспитывать всех окружающих было его излюбленным делом, — отмечает К.И. Чуковский, — причем он с удивительным простосердечием верил в педагогическую силу наставлений и проповедей, или, как он выражался, «нотаций»»2. Но упорное наставничество Чехова не выглядит унылым, постным: яркий фразеологизм придает тексту шутливый, дружеский тон.
У писателя можно встретить и устойчивое сочетание, усвоенное как традиционное из языка фольклора: Добрейший Николай Александрович! Не велите казнить, но велите слово молвить (П 2, 8). Далее следуют извинения Чехова за то, что он три недели не писал письма и не посылал рассказ. Таким образом, данное устойчивое сочетание буквально означает просьбу извинить, выслушав объяснения, просьбу дать оправдаться. См. в следующем фрагменте письма: Милый Алексей Николаевич, не велите казнить, но велите слово молвить! (П 2, 331) — Чехов по рассеянности не так понял Плещеева и опоздал с рассказом для октябрьского выпуска.
Нередко Чехов прибегал к цитате из какого-либо произведения. В результате апелляции к известному тексту ассоциативно выстраивается определенный образ-характеристика: У меня гостит А.Н. Плещеев. На него глядят все, как на полубога, считают за счастье, если он удостоит своим вниманием чью-нибудь простоквашу, подносят ему букеты, приглашают всюду и проч. <...> А он «слушает да ест» и курит свои сигары, от которых у его поклонниц разбаливаются головы (П 2, 280).
Цитата может не обособляться кавычками: Честное слово, я нищ. Весь декабрь не работал у Суворина и теперь не знаю, где оскорбленному есть чувству уголок (П 1, 282) — слова Чацкого из комедии Грибоедова «Горе от ума» органично входят в текст письма Чехова.
Фразеологизмы из церковно-религиозных источников
Устойчивые сочетания, почерпнутые А.П. Чеховым из церковно-религиозных источников, обладают повышенной экспрессивно-стилистической окраской: они характеризуются приподнятостью, торжественностью, поэтичностью. Но, включаясь в несвойственный для них контекст, они могут быть средством создания комического (ирония, юмор).
Так, Чехов пишет Лейкину о том, как он посылал рассказ. Почтамт оказался закрыт. Оставалось что-нибудь из двух: или почить на лаврах, или же мчаться на железнодор[ожную] станцию (21 верста) к почтовому поезду (П 1, 113). И в этой ситуации он нашел выход: передал рассказ с богомолкой, которая направлялась на железнодорожную станцию. Если бы Чехов сдался, он остался бы ни с чем, то есть, по его ироническому выражению, почил бы на лаврах. В русском языке фразеологизм почить на лаврах имеет следующее значение: «удовлетворившись достигнутым, совершенным, успокаиваться на этом»3. В тексте письма значение фразеологизма сужается: «успокоиться, не пытаться больше ничего предпринимать».
Подобное сужение семантики фразеологизма, его конкретизация наблюдается и в ряде других случаев. Так, в письме педагогу и драматургу А.Н. Канаеву Чехов рассказывает о том, что из частного театра Ф.А. Корша ушла «соль труппы» — Писарев, Глама и Бурлак. Они хотели наняться в Пушкинский театр — им отказали. Чехов замечает: Куда они направят теперь свои стопы, мудрено сказать (П 1, 61). В кодифицированном языке направить <свои> стопы — это «направляться, идти куда-либо» [ФСРЯ, 267], в письме же Чехова — «устраиваться где-либо, находить работу». Конфликт между Коршем и артистами произошел из-за денег. По словам Чехова, «газетчики утверждают, что виноват во всем Писарев и Ко» (П 1, 61). Отношение писателя к отделившимся проявляется в ироничных выражениях (в частности, в наименовании Писарев и Ко) и фразеологизме с возвышенной коннотацией направить стопы, который в несвойственном ему стилистическом окружении вызывает комический эффект.
Таким образом, в письмах Чехова библейские выражения включаются в несвойственный им контекст. В результате возникает ранее упомянутый нами стилистический оксюморон и создается комический эффект, который может служить средством для мягкого отказа, просьбы, предложения. См.: Не похерить ли нам Рувера? [Рувер — псевдоним, под которым Чехов публиковал «Осколки московской жизни»] Руверство отнимает у меня много времени, больше чем осколочная беллетристика, а мало вижу я от него толку. Пригласите другого фельетониста. Ищите его и обрящете. Если же не обрящете, то соедините провинциальные заметки с московскими — не скверно выйдет (П 1, 91). В данном случае крылатое выражение ищите и обрящете, которое имеет значение «будьте настойчивы и терпеливы в достижении цели»4, используется наряду с канцеляризмом «похерить» и авторским новообразованием «руверство», что вкупе создает ситуацию языковой игры, направленную на достижение соответствующего коммуникативного воздействия.
Иноязычные фразеологические обороты
Нередко Чехов обращается за яркими экспрессивными средствами к фразеологии других языков. Основную часть заимствованной фразеологии в эпистолярных текстах Чехова составляют латинские обороты. Брату Александру: Не позволяй <...> сокращать и переделывать своих рассказов... <...> легче <...> самому сокращать до пес plus ultra и самому переделывать (П 1, 177). Неоднократно используется писателем устойчивое сочетание sui generis (лат. «в своем роде; своеобразный») для характеристики какого-либо писателя. И.Л. Леонтьеву: Милый капитан! <...> Если хотите критики, то вот она <...> Вас нельзя сравнивать ни с Гоголем, ни с Толстым, ни с Достоевским, как это делают все Ваши рецензенты. Вы писака sui generis и самостоятельны, как орел в поднебесье (П 2, 204). То же о поэте Л.И. Пальмине, который писал в своих стихотворениях «про богов, муку и про все то, что не под стать нашей хмурой эпохе» (П 1, 268).
В следующем примере используется латинское выражение honoris causa («почетный; почета ради»), которое прибавляется обычно к наименованию ученой степени, если она присвоена без защиты диссертации. В письме же Чехова это выражение передает авторскую самоиронию: Завтра я гуляю на свадьбе у портного, недурно пишущего стихи и починившего мне из уважения к моему таланту (honoris causa) пиджак (П 2, 196).
Нередко в эпистолярии Чехова используются иноязычные обороты без перевода, в оригинале, хотя в узуальном употреблении чаще встречаются их фразеологические кальки. Так, Чехов пишет Н.А. Лейкину, что георгин — «холодный, не вдохновляющий цветок, надменный и скучный. У этого цветка наружность аристократическая, но содержания никакого... Впрочем, de gustibus non disputantur (П 1, 117).
В другом письме Чехов уговаривает Лейкина приехать в гости на дачу: <...> время мы провели бы не совсем скучно, тем более что Вы, кажется, в одном из последних писем не отказываетесь от знакомства с creatum simplex (П 2, 112). Брата Николая сурово отчитывает: воспитанные люди не трескают походя водку <...> Ибо им нужна mens sana in corpore sano (П 1, 224). Различие между невоспитанными людьми и воспитанными, культурными подчеркивается с помощью стилистического контраста языковых единиц: просторечное трескают водку и поговорка на латыни.
Итак, в письмах Чехова употребление фразеологизмов связано с их выразительными возможностями. Образность, характерная для значительной части фразеологических оборотов, помогает избежать шаблонности, сухости, безликости в речевом общении. В эпистолярии писателя встречаются меткие народные выражения, а также цитаты из произведений, которые стали общеупотребительным достоянием русской фразеологии. Экспрессия просторечных устойчивых сочетаний используется Чеховым, например, с целью увеличения силы воздействия на адресата. Цитаты из мировой классики, благодаря ассоциациям, которые они вызывают, создают определенный образ-характеристику. Фразеологизмы из церковно-религиозных источников выступают, как правило, средством передачи иронии по отношению к чему-либо (например, бездеятельному поведению) или кому-либо (к самому себе; к артистам, которые пошли на скандал из-за денег). Комический эффект вызывается благодаря несоответствию между формой и содержанием: библейские выражения, характеризующиеся патетикой, приподнятостью, употребляются применительно к тому, что, по мнению Чехова, недостойно такого возвышения. Широко представлены в «почтовой прозе» писателя иноязычные устойчивые сочетания, которые вводятся в контекст без перевода. Нередко эти обороты в русском языке сосуществуют с фразеологическими кальками, которые в силу своего распространения в узуальном употреблении встречаются чаще. По функционально-стилевой принадлежности иноязычные фразеологизмы (как и библейские выражения) являются книжными. Чехов использует эту их особенность для создания стилистического контраста между высокими заимствованными оборотами и просторечными словами.
Таким образом, в эпистолярии писателя с помощью фразеологизмов создается богатая эмоционально-оценочная палитра. Благодаря устойчивым сочетаниям, автор выражает свое мнение, облекает информацию во флер собственного осмысления. Употребление идиоматических единиц создает благоприятные условия для успешного речевого общения: это замечательный прием диалогизации речи. Комический эффект, возникающий при использовании фразеологизмов, позволяет автору в шутливой форме высказать благодарность, просьбу, мягкий отказ, а также предложение, совет или, по словам Чехова, «нотацию». Употребление пословиц, поговорок, аллюзий, безусловно, свидетельствует о высокой степени владения адресатами писателя социальными нормами языка; реакция на них коммуникантов однозначно предопределена и зиждется на национальных, культурных традициях. Немаловажную роль здесь играет и настроенность на мир собеседника: автор учитывает языковые знания адресата и в соответствии с этим организует свою речь. Такая речь — всегда поиск согласия. Использование экспрессивных средств разных уровней, в том числе фразеологизмов, способствует возникновению у собеседника благожелательного внимания, что является составляющей успешной коммуникации.
Авторские трансформации устойчивых сочетаний
В текстах писем Чехова устойчивые сочетания подвергаются различным видам трансформации с целью создания дополнительных семантических обертонов, что в результате вызывает эффект иронии, комичности, языковой игры в различных вариантах.
Обратимся к примерам фразеологизмов, в которых присутствуют грамматические преобразования (иногда здесь, помимо прочего, автором привносятся или исключаются те или иные компоненты сочетания). Эти изменения имеют в качестве установки придание тексту большей экспрессивности: Мысль, что впереди еще целая зима, заставляет мурашек бегать по моей спине (П 1, 87). В узуальном употреблении не существует такого формального варианта, ср.: мурашки бегают/забегали/поползли/пошли/побежали [ФСРЯ, 255].
В другом примере глагол повелительного наклонения заменен на глагол прош. вр. в изъявительном наклонении и опущены компоненты устойчивого оборота. Сочетание да минует меня чаша сия (слова Иисуса, сказанные им в Гефсиманском саду) встречаются в письмах Чехова в таком варианте: Три дня на прошлой неделе провалялся в лихорадке. Думал, что тифом от больных заразился, но, слава богу, миновала чаша (здесь и далее подчеркнуто автором статьи. — ред.) (П 1, 92).
Фразеологическое выражение в тексте может прерываться словами автора в целях его языкового обыгрывания. Это приводит к деавтоматизации знака: образность, присущая обороту, разрушается, его экспрессивный смысл изменяется. Это создает благоприятные условия для индивидуального стилистического обновления фразеологизма в речи, что широко применяется в художественной литературе. Данный прием часто используется в рассказах, фельетонах, а также «почтовой прозе» Чехова: Первый дачный блин вышел, кажется, комом. <...> рассказ плохо удался (П 1, 11).
Известные иноязычные выражения в эпистолярных текстах писателя также подвергаются подобным изменениям: 14 октября умер мой друг и приятель Федор Федосеевич Попудогло. <...> Умер он от алкоголя и добрых приятелей, nomina коих sunt odiosa (П 1, 87).
Следующий фрагмент письма содержит несколько другой вид трансформированного иноязычного устойчивого сочетания. В слова песни Миньоны «amare, morire» («любить, умереть»), которые приводит Щеглов в своем рассказе «Миньона», введено отрицание: В марте я еду в Кубань. Там: «Amare et non morire...» (П 2, 172). Чеховские письма к И.Л. Леонтьеву (Щеглову) отличаются непринужденностью, шутливым тоном. В этом фрагменте используется такой прием языковой игры, как цитация. «Цитаты художественных произведений, популярных песен, широко известные изречения афористического типа <...>, — по наблюдениям Н.Н. Розановой, — используются как средства экспрессии, переводя речь говорящего в шутливую тональность. Как правило, цитаты при этом выступают в расширительном переносном значении, создавая двуплановость сообщения5. Чехов всегда старался подбодрить начинающих писателей, подчеркнуть удачные находки в их произведениях. Поэтому он и приводит строки из рассказа, о котором неоднократно писал его автору: ««Миньона» — прелесть» (П 2, 166). Слова из рассказа прошли процесс вторичного означивания, получили статус прецедентного текста, игрового текстового клише. В результате трансформации процитированного выражения (у Чехова — «любить и не умереть») трагическая ситуация, о которой поется в песне, переходит в план обыденности.
Один из способов трансформации — перестановка частей устойчивого сочетания, которая придает свежесть восприятию, задерживает его и выделяет: Рецензия превосходная, но г. Буренину не следовало бы в ложку меду лить бочку дегтю, т. е. хваля меня, смеяться над мертвым Надсоном (П 2, 156). Последовательность слов изменена, а следовательно, изменилась и расстановка акцентов: ведь Чехову важна не похвала собственной персоне, а соблюдение правила уважительного отношения к человеку. Негативного («дегтя») в рецензии Буренина больше, чем положительного («меда»).
Подобным же способом трансформирован иноязычный фразеологизм из следующего фрагмента письма А.Н. Плещееву: Что с Вами, дорогой Алексей Николаевич? Правда ли, что Вы хвораете? Quod licet bovi, non licet Iovi... Что к лицу нам, нытикам и дохленьким литераторам, то уж совсем не подобает Вам, обладателю широких плеч... (П 2, 206). Чехов шутя перефразирует латинскую пословицу: «Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку», его латинское выражение переводится так: «что дозволено быку, не дозволено Юпитеру», а далее дано объяснение этого шутливого переразложения фразеологемы.
Изменение порядка слов в устойчивом сочетании у Чехова может сопровождаться расширением состава оборота (добавляется, например, частица не и количественное числительное один). Из письма брату Александру: Merci, Гусев, за письмо! За одно только боку не мерси: с какой стати ты <...> оправдываешься в том, что книга моя вышла якобы поздно? (П 2, 115). Изменена и форма фразеологизма (порядок слов, расширение состава), и значение данной этикетной формулы из французского языка (ср. перевод: merci — «спасибо», beaucoup — «большое»).
В другом примере два фразеологизма прошли несколько ступеней трансформации: в составе обоих сочетаний был один компонент — «не сто́ит» (в первом случае он находится в конце фразеологизма, во втором — в середине), у Чехова этот компонент находится в препозиции по отношению к фразеологическим оборотам, причем глагол вынесен без отрицательной частицы не и отделен лексемой тут: Вы хотите посвятить себя всецело сцене — это хорошо и стоит тут овчинка выделки и игра свеч, но... хватит ли у Вас сил? (П 2, 282).
В текстах писем Чехова один из компонентов устойчивого сочетания может быть заменен. Обратимся к ряду примеров. Из писем Н.А. Лейкину: Я жду Вас каждый день, хотя в глубине мозгов и сознаю, что Вы поленитесь приехать (П 2, 112). Если в кодифицированном языке функционирует лишь устойчивое сочетание в глубине души (т. е. в глубине сознания), то у Чехова последний компонент заменен на существительное мозги (причем употреблено оно в форме мн. ч., подобная форма в переносном значении «ум» квалифицируется как разговорная). Таким образом, с одной стороны, писатель дает понять, что лень Лейкина можно понять умом, но душа, сердце ее не принимают. С другой — на языковом уровне — переводит фразеологизм из разряда стилистически «высоких» (в глубине души) в ряд разговорных, просторечных, шутливых.
В следующем послании Александру Чехову трансформация не повлекла существенного изменения в значении фразеологизма, но при этом вновь придала тексту комический характер. Замена последнего компонента позволяет сделать вывод, что для переписывающихся фигура протодиакона внушительнее, солиднее, нежели значительность слона: <...> разве корректорство так обязательно? Разве только оно дает тебе право входа в храм славы? Извини, но мне кажется, что ты малодушничаешь. Ты мнительный человек и из мухи делаешь протодиакона (П 2, 115).
Заметим, что практически все случаи трансформации преследуют одну и ту же цель — достижение комического эффекта: Рад служить во все лопатки, но ничего с своей толкастикой не поделаю <...> (П 1, 144). Для общелитературного языка характерно только сочетание бежать во все лопатки (разг.) — очень быстро, а у Чехова это выражение употреблено с другим глаголом и приобрело значение «с усердием, ревностно, с большим энтузиазмом».
Обращает на себя внимание и расширение сочетаемости фразеологических единиц: Моя голова совсем отбилась от рук и отказывается сочинительствовать... (П 2, 8). Здесь писатель использует прием каламбура. Если понимать предложение буквально, вырисовывается забавная картина. В узуальном употреблении фразеологизм отбиться от рук применяется, когда речь идет о каком-либо человеке, который перестал слушаться или не исполняет свое дело. В данном случае имеет место и персонификация.
В письме М.В. Киселевой Чехов иронизирует над своим положением «модного» писателя. Авторская ирония создается за счет подмены компонента курить тематически близким глагольным компонентом (нюхать) и за счет изменения формы существительного фимиам — ед. ч. на мн. ч.: На днях я вернулся из Питера. Купался там в славе и нюхал фимиамы (П 2, 217).
Интересным изобразительным средством предстает развитие у фразеологизма нового контекстуального значения: Все те рассказы, которые ты [Александр Чехов] прислал мне для передачи Лейкину, сильно пахнут ленью. Ты их в один день писал? <...> Уважай ты себя, ради Христа, не давай рукам воли, когда мозг ленив! Пиши не больше двух рассказов в неделю, сокращай их, обрабатывай, дабы труд был трудом (П 1, 230). В словарях зафиксированы только следующие значения устойчивого сочетания давать волю рукам: 1. Драться, бить, избивать кого-л. 2. Трогать, хватать, обнимать кого-л. [ФСРЯ, 123]. В тексте письма этот фразеологизм приобретает значение «писать необдуманно, плохо или с какой-либо прагматической целью, превратив творческий труд в механический».
В чеховских письмах встречается также изменение значения лексикализованных сочетаний номинативного характера. Цель такой трансформации — придать сочетанию признаки и устойчивого, и свободного. См.: Погода у нас безнравственная, бленорейная, три градуса тепла. Санный путь перестает быть санным (П 1, 283). Утомили меня мои науки и хлеб насущный, который в последний месяц я должен был заработать в удвоенной против обыкновения порции <...> (П 1, 91). Потягиваясь и жмурясь, как кот, я требую поесть, и мне за 30 коп. подают здоровенную, больше, чем самый большой шиньон, порцию ростбифа, который с одинаковым правом может быть назван и ростбифом, и отбивной котлетой, и бифштексом, и мясной подушечкой, которую я непременно подложил бы себе под бок, если бы не был голоден, как собака и Левитан на охоте (П 2, 81). В последнем фрагменте текста «оживляется» буквальное значение фразеологизма (известный стилистический прием), чему способствует структура устойчивого сочетания: значение целого в какой-то степени мотивировано и может быть выведено из значений его членов. Художник «восстанавливает» изначальный прямой смысл фразеологизма, «реанимирует» свободное сочетание, акцентирует внимание на его происхождении.
В некоторых случаях разрушение смысловой спаянности компонентов происходит вследствие того, что они оказываются отделены друг от друга различными лексемами: Возле дома — лавка, похожая на коробку из-под яичного мыла. Крыльцо переживает агонию, и парадного в нем осталось только одно — идеальная чистота (П 2, 57).
Идиоматическое выражение Прокрустово ложе в общелитературном языке употребляется в значении «искусственная мерка, не соответствующая сущности явления, под которую пытаются что-либо подогнать»6. В эпистолярном тексте реконструировано исходное значение устойчивого сочетания, которое оно имело в греческой мифологии: «ложе, на котором великан-разбойник Прокруст насильно укладывал путников: тем, кому ложе было коротко, обрубал ноги; тем, кому было длинно, вытягивал» (см. там же). Для Чехова прокрустово ложе (= «ложе Прокруста») — это короткий, неудобный диван: Сплю я в гостиной на диване. Диван еще не вырос, короток по-прежнему, а потому мне приходится, укладываясь в постель, неприлично задирать ноги. Вспоминаю Прокруста и его ложе (П 2, 62).
Таким образом, в «почтовой прозе» Чехова трансформация фразеологических единиц может состоять в изменении грамматической формы одного из компонентов; идиоматическое выражение может прерываться другими словами, меняется порядок слов, происходит замена одного из компонентов, расширяется сочетаемость оборота, возможно расширение его состава, восстановление исходного прямого значения фразеологизма. И в своих произведениях, и в дружеских письмах Чехов «оживляет» стершуюся метафору (известно, что фразеологизм по происхождению троп), обнажает двуплановость образного слова и придает высказыванию юмористическую окрашенность. Как писал В.В. Виноградов о творческой переработке Чеховым устойчивых сочетаний, «сопоставление фразеологического оборота с омонимичным сочетанием слов или лексемами синонимического или омонимического характера» — особый стилистический прием речевой характеристики персонажа или способ создания комического, если идиоматическое выражение употреблено в авторской речи»7.
Все это свидетельствует о том, что для художников слово в действии — это компонент языковой системы, находящийся в постоянной функциональной динамике, причем это явление синхронического характера. Отличие художественного слова состоит в том, что в общеязыковой системе пополнение словарного запаса — процесс диахронического плана, осуществляющийся в силу объективных причин.
Мы попытались сопоставить индивидуально-авторские черты функционирования трансформированных Чеховым фразеологизмов с общеязыковыми тенденциями. Наши наблюдения представлены в следующей таблице. Отметим, что примеры узуальных устойчивых сочетаний (правый столбец) также взяты из писем Чехова.
| Индивидуально-авторские особенности языка чеховских писем | Общеязыковая система |
| 1) Фразеологизмы подвергаются авторской трансформации. Это результат творческого переосмысления языковой единицы. Данный стилистический прием служит средством создания комического эффекта, приемом языковой игры, придает тексту экспрессивность. Многие черты диахронического процесса изменения фразеологизмов характерны и для трансформированных устойчивых сочетаний в письмах Чехова. | 1) Изменение фразеологизмов — долгий процесс. Трансформация устойчивых сочетаний — результат развития, совершенствования фразеологической системы языка, а также способ ее обогащения. Это явление диахронии. В течение длительного времени у фразеологизма могут появиться новые варианты, некоторые компоненты становятся факультативными, следовательно, количественный состав оборота сокращается или увеличивается; изменяется семантика и типичное контекстное окружение. |
| 2) В текстах эпистолярия писателя содержатся фразеологические обороты, которые претерпели какие-либо преобразования формы — например, грамматическую трансформацию или изменение количественного состава. Формальные и лингвистические варианты подобных фразеологических единиц в узусе отсутствуют. | 2) С синхронической точки зрения устойчивая форма фразеологизма допускает его некоторую вариативность и факультативность составляющих. Факультативность и вариантность компонентов идиомы — специфические особенности фразеологизма как единицы языка, в отличие, например, от словосочетания или предложения. |
| а) Собственно авторская вариантность узуальных идиом:
— формальные варианты — (заставляет) мурашек бегать и др.; — лексические варианты: в «почтовой прозе» писателя возможна замена компонента оборота другим, тематически близким — см.: в глубине мозгов; не связанным по смыслу с изначальным, узуальным компонентом — см.: делать из мухи протодиакона; служить во все лопатки; смешанные варианты: нюхать фимиамы. |
а) В языковой системе явление вариантности, или заменяемости, компонентов фразеологического оборота как особенность его формы проявляется по-разному. Оно захватывает иногда только отдельные составляющие фразеологизма, иногда же распространяется на все компоненты. В принципе каждый член устойчивого сочетания может варьироваться, т. е. допускать те или иные замены. Варьирование во фразеологизме может быть
— по форме компонентов: к формальным вариантам, как правило, относятся все фонетические, морфологические и др. изменения компонентов фразеологизма. Например, почить (почивать) на лаврах. См.: оставалось <...> или почить на лаврах, или же мчаться на железнодорожную станцию (П 1, 113); — по составу компонентов, т. е. лексические варианты. Например, кукиш [шиш, фига] с маслом. См.: дождетесь кукиша с маслом (П 2, 139); — по составу и по форме компонентов одновременно, т. е. смешанные варианты: задать, задавать храповицкого [храпака]. См.: думаю, <...> где задать храповицкого (П 1, 82). |
| б) Количественный состав узуального фразеологизма в эпистолярии Чехова может быть:
сокращен, например, миновала чаша; увеличен, см.: amare et non morirе; первый дачный блин вышел, кажется, комом. |
б) Количественный состав фразеологизма может быть разным. Отдельные компоненты у некоторых устойчивых сочетаний в одних случаях опускаются, в других — сохраняются. Поэтому фразеологизм может быть употреблен в речи или в полном, или неполном составе. Компоненты фразеологизма, которые могут опускаться в отдельных случаях его употребления, — факультативные компоненты. См.: направить <свои> стопы. |
| в) В «почтовой прозе» писателя устойчивые сочетания значительно расширяют свою сочетаемость: голова совсем отбилась от рук. Таким образом, в границы фразеологизма попадают слова, сочетание с которыми не характерно для данного оборота. | в) В границы фразеологизма могут попадать слова, которые не являются компонентами фразеологизма, но которые синтаксически связаны с ними: они распространяют компоненты фразеологического оборота. См. в письмах Чехова чувствую до мозга костей СП 2, 331). |
| г) Словами автора может прерываться устойчивое сочетание, которое в узусе сохраняет цельность, неделимость. Например, <...> приятелей, nomina коих sunt odiosa. | г) Если это позволяет структура фразеологизма, он может быть разделен на части словами контекста, когда отдельные компоненты его стоят не рядом, а в разных местах предложения. См.: Куда они направят теперь свои стопы, мудрено сказать. |
| д) В эпистолярных текстах Чехова в целях языковой игры может быть нарушен порядок следования компонентов устойчивого сочетания, что:
— не несет изменения в лексическом значении фразеологизма, см.: стоит овчинка выделки и игра свеч; — придает обороту противоположный смысл, см.: в ложку меду лить бочку дегтю. Quod licet bovi, non licet Jovi. |
|
| 3) Содержание, лексическое значение фразеологизма в «почтовой прозе» Чехова также может измениться:
а) Восстанавливается изначальный прямой смысл устойчивого сочетания. См. примеры: санный путь, хлеб насущный. б) У фразеологизма появляется новый лексико-семантический вариант. См.: давать рукам волю — «писать необдуманно». |
3) Фразеологические обороты, как правило, образуются вследствие метафорического или метонимического переосмысления всего свободного словосочетания. Фразеологизм по происхождению — троп, что предоставляет писателю возможность использовать образно-выразительный потенциал значения оборота. |
Таким образом, в письмах Чехова могут быть изменены и форма, и содержание устойчивого сочетания, и здесь оказываются задействованными все возможные пути обогащения языка для решения коммуникативных задач конкретной речевой ситуации, то есть в каждом случае детерминирующим фактором являются причины субъективного характера, в результате чего возникает феномен, квалифицируемый как идиостиль писателя.
Примечания
1. Чуковский К.И. О Чехове. М., 1971. С. 116.
2. Там же. С. 63.
3. Фразеологический словарь русского языка. Под ред. А. Молоткова. М., 1968. С. 350. Далее ссылки на это издание (ФСРЯ) даются в тексте.
4. Грановская Л.М. Словарь имен и крылатых выражений из Библии. — М., 2003. С. 196.
5. Розанова Н.Н. и др. Русская разговорная речь: Фонетика. Морфология. Лексика. Жест. М., 1983. С. 204.
6. Словарь иностранных слов и выражений / Автор-составитель Е.С. Зенович. М., 2002. С. 497.
7. Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. — М., 1963. С. 53.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |