Михаил Андреевич Остроглазов — многим ли знакомо это имя? Из тех людей, кому знакомо, единицы вспомнят какие-то из произведений этого композитора. А таких, кто когда-либо слышал его сочинения, и того меньше. И этот пример не единичен. Многие композиторы «второго ряда» ушли в забвение. В филармониях репертуар не обновляется годами. В оперных театрах ни один сезон не обходится без «Травиаты» или «Евгения Онегина». Мы видели бессчетные постановки «Иоланты» П.И. Чайковского, и никогда — «Иоланту» С.В. Юферова. Слушая «Сказание о невидимом граде Китеже» Н.А. Римского-Корсакова, зачастую не задумываемся о том, что за три года до появления этой оперы была написана с аналогичным названием опера-кантата С. Василенко. Заостряя внимание на великих новаторах, мы забываем о тех «второстепенных» композиторах, которые остались в тени своих великих современников, но сыграли определенную роль в музыкально-историческом процессе: ведь «интонационный словарь эпохи творится всеми, а не сочиняется гением в тиши кабинета» [Зинькевич 2010].
Таким композитором был М.А. Остроглазов. Он жил и творил в эпоху «серебряного века» — одного из самых сложных периодов в истории русской культуры. Сведений о его жизни практически не сохранилось, хотя как композитор он был достаточно известен в начале XX века. Последние упоминания о нем восходят к 1917 году.
Творческое наследие Остроглазова достаточно разнообразно. Главным образом, он работал в жанрах вокальной музыки: камерной и хоровой. Также является автором четырёх (сохранившихся в клавирах) опер. Сонаты для скрипки и фортепиано op. 10, d-moll и ряда фортепианных пьес.
В последнее десятилетие, когда проблема изучения композиторов «второго плана» признана актуальной, музыковеды начали обращать внимание и на творчество М.А. Остроглазова, в основном — его оперное наследие. Появились работы Л.Г. Гавриловой, посвященные трем символическим операм-состояниям М. Остроглазова: «Неотразимая» по пьесе Метерлинка (1908), «Маска Красной Смерти» по рассказу Э. По (1909) и «Призрак» на собственное либретто композитора (1915). Это первый (и на сегодняшний день единственный) подробный труд о творчестве Остроглазова. Кроме того, об этих операх-состояниях есть упоминания в монографии В.Я. Реди «Музыка в культурной композиции «Серебряного века»» [Редя 2006].
Неизученной в настоящее время осталась лишь одна опера М.А. Остроглазова — «Хирургия» (1912), написанная на неизмененный текст рассказа А.П. Чехова. Эта опера получила широкое освещение в прессе и выдержала наибольшее количество постановок по сравнению с остальными операми композитора. Впервые она была поставлена в Москве в театре «Аквариум» 30 сентября 1914 года. За оперный сезон 1914—1915 годов выдержала 6 спектаклей в оперном театре С.И. Зимина, ставилась студией молодых певцов (при том же оперном театре) в 1916 году, а зимой 1917—1918 годов в рамках «чеховских вечеров» «Хирургия» прошла 37 раз [Гаврилова 1993]. Как сообщила Н.Ф. Иванова, работавшая над темой «Чехов в музыке» для «Чеховской энциклопедии» (за что выражаем ей искреннюю благодарность), в ноябре 1940 года опера «Хирургия» прошла в эфир Опытного Ленинградского телевизионного центра, исполнителями были И. Дорошин и Н. Чесноков.
Рассказ Чехова «Хирургия» впервые был напечатан в журнале «Осколки» в августе 1884 года. Сюжетом послужил один занимательный случай, рассказанный Чехову земским врачом П.А. Архангельским. Этот маленький юмористический рассказ использовал в качестве либретто не только Остроглазов, но и зарубежные композиторы Пьер Октав Ферру, Хайби Ли, А. Шарф.
Действие рассказа происходит в земской больнице, где за отсутствием доктора больных принимает фельдшер Курятин. К нему на прием приходит дьячок Вонмигласов, страдающий от зубной боли. Фельдшер берется рвать зуб, но ни с первой, ни со второй попытки ему это не удается, и разгневанный, озлобленный дьячок уходит восвояси.
В чеховском рассказе всего два героя: фельдшер Сергей Кузьмич Курятин и дьячок Ефим Михеич Вонмигласов. Несмотря на лаконичность «сценки» (так обозначил жанр сам автор), в тексте сосредоточен богатый арсенал подсказок не только для драматического, но и для его музыкального решения. Эти подсказки спрятаны в фамилиях и лексике персонажей, в речи автора, в ремарках: «пауза», «кричит», «слышен хрустящий звук», «дразнит». Комментарии автора касаются и характера высказываний персонажей: например, Курятин сначала «зевает», «скромничает», а затем, «сердится», «бормочет»; Вонмигласов «говорит плачущим и в то же время насмешливым голосом», «выговаривает». Речь героев насыщена красноречивыми междометиями: у Курятина — междометия типа «а-а-а...», «мда...», у Вонмигласова — «ввв...», «ого-го...», «ох!».
В репликах персонажей ярко раскрывается их социальный статус. Курятин, гордясь своим особым положением, всячески подчеркивает свою значительность и социальное превосходство. Но речь выдаёт его культурную неразвитость, он косноязычен, лексика снижена: «мое вам!», «всех профессоров перенюхал», «мы его... тово...», «очумеешь» и т. д. Монологи его, как правило, состоят из коротких фраз, не всегда логически завершенных. Вонмигласов как представитель духовенства, что подчеркнуто и его фамилией, цитирует Священное Писание, прибегает к церковнославянским выражениям: «согрешихом и беззаконовахом», «студными бо окалях душу грехми и в ленности житие мое иждих», и т. п. Но за этим напускным благолепием — суеверный и глупый человек. Таким образом, и «важность» Курятина, и «набожность» дьячка — это всего лишь «пускание пыли в глаза». На самом деле оба — глупы, необразованны и невежественны.
Несмотря на то, что действующими лицами рассказа являются только Курятин и Вонмигласов, в их речи присутствуют и другие лица. Вонмигласов цитирует отца иерея, вспоминает отца диакона и свою супругу — Гликерию Анисимовну, а Курятин — некоего господина Египетского, причем — несколько раз.
Все эти чеховские детали-подсказки составляют подробную программу, которой Остроглазов не преминул воспользоваться, не упустив ни одной реплики и даже слова. Будучи одним из первых композиторов, обратившихся к прозе Чехова, он сумел разглядеть в тексте «Хирургии» достойное либретто.
Естественно, опера Остроглазова была решена как камерная. Здесь, как и в рассказе, два действующих лица: фельдшер Курятин (баритон) и дьячок Вонмигласов (тенор). Такие голосовые категории героев определил сам композитор, так как в чеховском рассказе замечаний об этом нет.
Традиции, на которые опирался Остроглазов, создавая оперу на неизменный текст литературного первоисточника, — это, в первую очередь, А.С. Даргомыжский и М.П. Мусоргский. С ними связаны и особенности вокального стиля — речитативного, вырастающего из речевой интонации. Ощутимы и конкретные прообразы: например, у Вонмигласова — это «Семинарист» Мусоргского, Попович из его же «Сорочинской ярмарки», Подьячий из «Хованщины».
Опера «Хирургия» предваряется небольшим оркестровым вступлением, тематизм которого в дальнейшем используется в музыкальных характеристиках персонажей. Начальная тема, построенная на движении параллельными квинтами, выступает своеобразным сигналом наподобие фанфар, знаменующим начало действия.
В сквозном течении оперы нет членения на номера, но всё же можно выделить некие структурные единицы. Во-первых, это два монолога — Вонмигласова и Курятина — экспозиция и характеристика этих образов: Вонмигласов делится своей проблемой, а Курятин репрезентует свой высокий профессионализм. Затем следует диалогическая сцена хирургического вмешательства, где персонажи обмениваются более-менее пространными репликами. Своеобразным рефреном становятся в опере воспоминания Курятина о своем высокопоставленном пациенте Александре Ивановиче Египетском. Его виртуальный образ, обозначенный и вокальными, и оркестровыми средствами, возникает триады.
Вся опера получает тональное и тематическое обрамление: начинается и заканчивается до мажором, завершение строится на материале вступления. Отметим, что кольцевая композиция характерна для многих произведений А.П. Чехова.
Скрепляющими факторами в сквозном музыкальном течении выступают оркестровые и вокальные формулы, некоторые из которых приобретают лейтмотивное значение.
У Курятина показателен нисходящий ход на тритон в вокальной партии, с которым он экспонируется в опере на ремарке «зевает», а в оркестре — тупо долбящее октавное остинато, напоминающее сопровождение любовной песенки Додона из «Золотого петушка» Н.А. Римского-Корсакова. В оркестровой характеристике Вонмигласова сохраняется суетливая острая аккордика на стаккато — на близких секундовых интонациях в семенящем ритме. Так выражены и его страх перед предстоящей операцией, и подобострастие перед Курятиным.
При общей речевой основе вокальных партий, они решены по-разному. У Вонмигласова тот же принцип, что и в его оркестровой характеристике: семенящие, осторожно-трусливые секундовые интонации или переключение на псалмодию, когда он изображает высокое духовное лицо. Ходы на широкие интервалы в его партии встречаются только как «крик», выражение негодования. У Курятина больше степенности, встречаются мелодические островки, особенно когда он начинает с пиететом вспоминать о господине Египетском, встреча с которым, была, очевидно, самым значительным событием в его жизни.
«Хирургия», безусловно, комическая опера. Комедийность заложена в рассказе Чехова и проявлена как в ситуациях, так и в поведении персонажей. Чего стоит, например, появление Вонмигласова: войдя в помещение больницы, он «ищет глазами икону и, не найдя таковой, крестится на бутыль с карболовым раствором». Чеховская насмешливая интонация реализуется в музыке разными способами. Так, пародийный эффект возникает, когда секундовый «бег трусцой» в партии Вонмигласова внезапно резко сменяется на псалмодию, а затем — столь же резкое возвращение к бытовому интонационному словарю и рассказу о чаепитии со «своей старухой». Диковато-комическая ситуация удаления зуба подчеркнута с помощью звукоизобразительных приемов в оркестре. «Стреляние» зуба (слова Вонмигласова) выражается тиратами в высоком регистре на сфорцандо. Момент, когда Курятин берет щипцы, отмечен остановкой на уменьшенном секундаккорде, на фоне которого в высоком регистре звучит восходящий ход на тритон, очевидно, подчеркивая тем самым важность выбора инструмента. Подрезание десны изображается постепенным ускорением параллельного движения децимами (с ритмическим ускорением: от дуолей и триолей — до шестнадцатых), а динамически это обыгрывается постепенным крещендо от пианиссимо до фортиссимо, после чего опять же следует остановка на уменьшенной гармонии, которая, вероятно, выступает выразителем ужаса Вонмигласова. Одна и та же формула — форшлаг к уменьшенному септаккорду на сфорцандо — изображает, как Курятин тянет зуб. Страх перед началом операции вызывает у Вонмигласова особый прилив подобострастия: на словах «Благодетели вы наши... Нам, дуракам, и невдомек, а вас господь просветил» его музыкальная характеристика (и вокальная, и оркестровая) модулирует в торжественный марш.
При всей своей скромности, «Хирургия» Остроглазова внесла определенный вклад в формирование жанрового русла русской комической оперы. Пройдет совсем немного времени, и этот жанр обогатится такими шедеврами, как «Любовь к трем апельсинам» С.С. Прокофьева и «Нос» Д.Д. Шостаковича.
Литература
Гаврилова Л.Г. Символические тенденции в русском музыкальном театре начала XX века. Дисс. ... канд. искусств. Киев, 1993.
Зинкевич Е.С. «Недостоверное прошлое» русской музыки // Композиторы второго ряда в историко-культурном процессе. М., 2010. С. 128—144.
Редя В.Я. Музыка в культурной композиции «серебряного века»: Исследовательские очерки. Киев, 2006.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |