Внутри нового театра Circle In The Square Джозефа Левина висит знак «Только стоячие места». Для Бродвея это необычно, особенно сейчас, в конце сезона, и особенно потому, что пьеса, на которую проданы все билеты, — чеховский «Дядя Ваня».
Скорее всего, впрочем, люди в основном приходят увидеть звездный состав — Никол Уильямсон, Джордж Скотт, Джули Кристи, Элизабет Уилсон, Лиллиан Гиш, Кэтлин Несбитт, Барнард Хьюз и Конрад Бэйн, — чем саму пьесу.
Постановка «Дяди Вани» Майком Николсом — редкость не только благодаря кассовому успеху (этот успех не отражается на прибыли: в театре всего 650 мест и участники работают себе в убыток), но и благодаря самому факту своего существования.
Звезды часто на словах собираются вернуться на театральные подмостки ради нескольких показов классической пьесы, но редко так поступают на деле. Мистер Николс заслуживает похвалы за то, что собрал это созвездие из в основном незнакомых друг другу актеров (некоторые из них к тому же известны своим непостоянством) и за очень короткое время сделал из них по виду практически постоянный ансамбль. Единственное, что их объединяет, — это общая верность Николсу.
Пришлось совместить характеры. За пять недель репетиций режиссер должен был не только выявить суть «Вани», но и заставить работать вместе артистов очень разных темпераментов. Как режиссер, Николс — и коллега актеров, и советник, и надсмотрщик, и внутренний критик, и театровед. К тому же он был соавтором английского перевода пьесы вместе с Альбертом Тоддом.
За день до первого (из трех) предпоказа для критиков режиссер попробовал провести необычный эксперимент, чтобы актеры расслабились. Обычно на этом этапе проводятся текстовые прогоны, где актеры, без реквизита и декораций, не расходуя силы, просто проговаривают пьесу. Николс предложил актерам проводить текстовый прогон лежа. Из гримерок в репетиционный зал перенесли одиннадцать кроватей. Каждый актер, даже в маленьких ролях, лежал на кровати в наиболее удобной для себя позе.
Актриса под одеялом
Лиллиан Гиш и Кэтлин Несбитт прикрыли лица прохладными платочками, а Элизабет Уилсон завернулась в одеяло.
«Остальные легли поверх одеял, некоторые со страдающим видом», — говорит Уильямсон.
Был момент, когда Скотт, которому не нужно было говорить, сидел в кровати и разгадывал кроссворд. В другой раз Конрад Бэйн, у которого реплик немного, заснул.
Николс дирижировал прогоном, полулежа на диване, оставшемся с показа «Медеи», предыдущей постановки этого театра. С точки зрения Уильямсона, диван был как будто из «роскошного кабинета венского психиатра», и вся репетиция проходила словно в психиатрической больнице.
Такие прогоны, повторявшиеся перед каждым предпоказом, удивили и повеселили труппу. «В итоге, — говорит Уильямсон, — оно того стоило. Мы погрузились в абсолютно расслабленное состояние».
С самого начала постановка подвергалась давлению. От нее многое зависело — репутации актеров, будущее театра (две предыдущие бродвейские постановки в нем были не особенно успешны) и возможность впоследствии заманить обратно на Бродвей и других звезд. Участники говорят, что мистер Николс вдохновлял всю постановку. Как сказал Скотт, «Майк здесь — главный элемент».
В прошлом году Теодор Манн, арт-директор театра, позвонил Николсу и спросил, не хочет ли он выступить режиссером какой-нибудь пьесы. Николс вспоминает: «Я сказал, что хотел бы поставить «Дядю Ваню», и спросил у Джорджа, не согласится ли он. С этого все и началось». Он объяснил и выбор пьесы: «Я всегда хотел поставить Чехова, а «Ваня» — одна из двух или трех моих любимых пьес». Другие его любимые пьесы — «Три сестры», «Король Лир» и «В ожидании Годо».
Скотт, который до этого работал с ним в трех постановках, был выбран на роль доктора Астрова из-за «его способности сыграть умного и утомленного человека». Однако актер сперва сомневался. «Я не очень хотел играть Чехова, — говорит Скотт. — И я уже пять лет не играл в театре». Он перечитал пьесу, обдумал все и согласился.
«Никол казался мне идеально подходящим на роль Вани, как я ее понимаю», — говорит Николс. Но Уильямсон тоже сомневался, потому что Ваня казался ему «серым, вялым, мрачным привидением-нытиком». Однако, убедившись в том, что в Ване есть и «горячая страсть», и «невероятная ироничность», он тоже согласился.
Поскольку, по задумке режиссера, пьеса должна была вращаться вокруг Елены, молодой жены заплесневелого старого профессора, выступающей, в свою очередь, в роли «сексуального катализатора, переворачивающего дом вверх дном», Николс решил, что актриса, как и ее персонаж, должна быть «крайне сексуальной и красивой».
Он пригласил на роль Джули Кристи, последний раз появлявшуюся на сцене десять лет назад в постановке Королевской шекспировской компании «Комедии ошибок». Она вспоминает: «Я вообще не собиралась этого делать. И не стала бы играть, если бы не Майк».
Частично привязанность Николса к этой пьесе передалась ему по наследству. «Мой отец был русским доктором, — говорит он. — Он рассказывал мне истории, как охотился на медведя в Сибири. Он был врачом Сола Юрока. Когда мы встречались с Юроком, он всегда говорил, что рад, что у меня все хорошо, но что я не такой смешной, как мой папа. И я понял, что Астров тоже любит развлекать людей. Он рассказывает истории. Русская жизнь вообще в значительной степени — разговоры у самовара».
«Что до Вани, то в какой-то степени я ассоциирую его с самим собой», — говорит Николс. Частично это из-за его «сатирической нетерпеливости». По мнению режиссера, Ваня «может, и не добивается успеха, но очень старается заставить всех концентрироваться на нем. Он ведет себя как драматичный невротик — добивается внимания с помощью демонстрации своих проблем. Один из инструментов для него — это юмор. Он должен забавлять людей, а когда у него не получается, он начинает истерить, орать и крадет морфий, чтобы на него обратили внимание».
Николс считает, что суть пьесы в «ощущении выключенности из жизни. Каждый чувствует, что другие живут, а он нет».
Когда такие вспыльчивые актеры играют таких эмоциональных персонажей, наблюдатели ожидают конфликтов на репетициях. Уильямсон, когда его спросили о ссоре, в которой он, по слухам, состоял со Скоттом, начал передразнивать журналистов: «Как вы взаимодействуете с Джорджем Скоттом?», «С ним сложно? Он много пьет?» — а потом ответил: «Все мы время от времени пьем, и со всеми нами время от времени сложно. Джордж — джентльмен с головы до пят, и с ним приятно работать».
Каждому актеру пришлось решать свою собственную художественно-творческую проблему. Уильямсону, например, необходимо было избежать стандартного, по его мнению, прочтения Вани. «Он не подавлен, — говорит Джордж. — Он недооценен. Я вспоминаю свои чувства во время развода с женой — боль и страдание, выгоревшая страсть к кому-то, кого я обожаю, но не могу теперь получить. Осознание того, что твоя жизнь абсурдна и слишком поздно что-то менять».
«В сцене, где Ваня с пистолетом, — не знаешь, смеяться или кричать, — продолжает он. — Люди мечутся, как гуси, а жизни у них потрачены зря. Мне нравится, с какой любовью Джордж говорит мне, что я шут гороховый».
Скотту не хватало эмпатии.
Для мистера Скотта такой задачей был недостаток эмпатии.
«На первых репетициях был неприятный период, когда мне не нравились персонажи, — говорит он. — Они казались слишком эксцентричными и дикими». Но когда он начал их понимать, он, по его словам, осознал, как они все «ужасно влюблены и ужасно нелюбимы».
Наверное, самыми личными оказались проблемы мисс Кристи, которая сказала, что «чувствовала настоящий ужас».
«Такая невероятная труппа — они все великолепны, — говорит она. — Я чувствовала себя, как одноногий карлик, играющий в футбол против команды великанов».
Игра на сцене оказалась совсем не такой, как ее опыт в кино. «Если в фильме ты что-то сделаешь не так, просто сыграешь еще один дубль», — отмечает она. «Режиссер все компонует и приводит в норму, шероховатости сглаживаются».
Она добавила, что Николс все время помогал ей вникать в ее персонажа. Он описывает саму мисс Кристи как «абсолютно нетщеславную женщину, играющую женщину тщеславную». Актриса считает, что ее персонаж «полностью принимает свою красоту», и добавляет, что сама она «очень далека» от Елены и что лично ей ближе бесцветная девочка Соня и ее «одиночество, отчаяние, несчастье — с этим каждый может себя соотнести». Сидевший рядом с ним мужчина заснул, потом неожиданно проснулся в конце первого акта и издал возглас неодобрения. Зрители и актеры (не говоря о режиссере) даже вздрогнули.
Рецензии пьеса получила почти исключительно положительные. С тех пор актерам, как они сами говорят, то везло, то не везло; в невезении они часто винят недостаточную любовь зрителей. «Сегодня они вели себя как свиньи», — сказал однажды Скотт после спектакля в следующую пятницу.
Последний показ 28 июля
28 июля пройдет последний показ «Дяди Вани», и если его не зафиксируют для кино или телевидения, повторов не будет. У актеров и режиссера есть и другие обязательства. Но есть ли возможность для последующих подобных постановок?
Мисс Кристи не уверена, что вернется на сцену. «Вряд ли я захочу сделать тревожность своей постоянной работой», — говорит она. Но остальные, если позволит график, не против других театральных постановок.
«Нужно много великолепных актеров, — говорит Николс, — и непросто собрать их вместе». Кроме того, нужен волевой режиссер, такой, как Николс. Как сказала мисс Кристи: «Не могу представить, чтобы кто-то отказал Майку».
«Нью-Йорк таймс». Понедельник, 18 июня 1973 г.
Примечания
Публикация на английском: Vanya. Stars Tie Success to Nichols by Mel Gussow / NEW YORK TIMES, Monday, June 18, 1973.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |