Второе действие пьесы начинается в восемь часов пополудни; по всей видимости, в четверг на Масленичной неделе. Вся Масленичная неделя делится на два периода: Узкая Масленица и Широкая Масленица. Узкая Масленица — это первые три дня: понедельник, вторник, среда. Широкая Масленица — последние четыре дня: четверг, пятница, суббота и воскресенье. В первые три дня можно было заниматься хозяйственными работами, а с четверга все работы прекращались и начиналась Широкая Масленица. Каждый день Масленицы имел свое название.
Четверг, первый день Широкой Масленицы, назывался Разгул или Разгуляй. Бытовали и другие названия. С этого дня празднования разворачивались во всю ширь. В четверг устраивались кулачные бои, взятие снежного городка, различные соревнования, которые завершались шумными застольями. Самым любимым и красивым масленичным обрядом в четверг было катание на санях (см. вклейку, ил. 5). Мы помним, что в конце второго акта горничная сообщает Наташе о приезде Протопопова и его приглашении покататься на санях. Это дает нам основание предполагать, что действие второго акта происходит в четверг, в кульминацию масленичных гуляний. Такое предположение подтверждается и репликой Ольги, когда она усталая возвращается после работы домой: «Завтра пятница, не надо идти на работу».
Чехов знал масленичные обряды и традиции. У него есть короткий шуточный рассказ «Масленичные правила дисциплины». Им написано юмористическое исследование о происхождении традиции поедания блинов во время Масленицы. Рассказ так и называется — «Блины». Масленичные праздничные завтраки и обеды — в центре повествования в рассказе «Глупый француз».
Масленица, и особенно Разгуляй, это праздник, во время которого выплескивается вся накопившаяся за зиму негативная энергия и разрешаются конфликты между людьми. Таким праздником мог бы стать и вечер у Прозоровых. Но Чехов мастер «портить праздники». Здесь стоит процитировать замечательного русского театроведа Б.И. Зингермана. В книге «Очерки истории драмы 20 века», в главе, посвященной творчеству Чехова, он пишет: «Агрессивное распространение повседневности — далеко за положенные ей пределы — особенно явственно выражается у Чехова в мотиве задавленного, убитого буднями праздника»1. И далее: «От незатейливой, напечатанной в «Будильнике» зарисовки «На гулянье в Сокольниках» до трагических «Именин» мотив испорченного праздника звучит у Чехова все более широко: праздник не удается, потому что не удаются будни, пропащий праздник — пропащая, заезженная буднями жизнь»2. Чеховские праздники, как правило, заканчиваются, так и не успев начаться. Чем радостней, светлее, веселее праздник, чем больше чаяний и ожиданий возлагается на него, тем горше разочарование от несбывшихся надежд. Весь второй акт — это ожидание прихода ряженых и празднования Масленицы, одного из самых веселых и бесшабашных русских народных праздников. Праздник, который не состоится по вине...
По чьей вине он не состоялся, мы попробуем ответить, когда разберем второе действие целиком. Декорации в нем такие же, как в первом.
Входит Наталья Ивановна в капоте, со свечой; она идет и останавливается у двери, которая ведет в комнату Андрея.
НАТАША. Ты, Андрюша, что делаешь? Читаешь? Ничего, я так только... (Идет, отворяет другую дверь и, заглянув в нее, затворяет.) Огня нет ли...
АНДРЕЙ (входит с книгой в руке). Ты что, Наташа?
При чтении этой сцены может возникнуть два вопроса. На первый: что такое капот, в который одета Наташа, — ответить легко. Капот — это женская верхняя одежда широкого покроя для домашнего употребления. На второй вопрос: что за книгу читает Андрей — пока ответить сложнее. Посмотрим, не поможет ли нам автор с ответом на этот вопрос позднее.
Мы узнаём, что у Наташи с Андреем родился ребенок, мальчик, которого Наташа зовет Бобиком. Каково полное имя малыша? Что это за имя-прозвище, которое звучит как собачья кличка? «Бобик» может происходить от английского уменьшительного имени Бобби (полное имя Роберт), но вряд ли сына Андрея Прозорова назвали Робертом. Скорее, его зовут Борисом, сокращенно Боб, а Бобик — это уменьшительное от Боба. Как бы то ни было, чаще всего Бобик — это собачья кличка. О возрасте ребенка мы уже говорили. Это грудной малыш, двух-трех месяцев от роду. О кормилице в доме во втором акте Чехов ничего не говорит (в третьем акте кормилица упоминается), и поэтому, скорее всего, Наташа кормит сама. Она беспокоится о его здоровье. Ей кажется, что у мальчика вчера был жар, а сегодня он «холодный весь». Андрей успокаивает ее, говоря, что мальчик здоров. На это Наташа отвечает: «Но все-таки лучше пускай диэта». Что она имеет в виду? Какая диета и для кого? Худеть надо Андрею, а не Бобику. Ответ прост. Наташа имеет в виду диету для себя самой, кормящей матери. Питание матери во время кормления грудью не должно нагружать иммунную систему ребенка и вызывать вздутия и колики. Это особенно важно в первые 2—3 месяца, когда идет процесс становления пищеварения у малыша. В это время рекомендуется отказаться от жирных и жареных продуктов. Говоря о диете, Наташа подразумевает, что ей нельзя есть ничего из того, что входит в традиционный набор блюд на праздничном масленичном столе, особенно вредны для нее блины. А раз так, то не лучше ли отменить гостей и гулянье?! Чехов как врач знал, что пишет и зачем. Наташа рассчитывает, что Андрей сам предложит отменить праздник, узнав, что жене нельзя будет сидеть со всеми вместе за праздничным столом. Ее расчет не оправдался. Тогда она прямо предлагает ему отменить встречу ряженых, отменить праздник.
После ухода Наташи Андрей продолжает чтение книги. Появляется Ферапонт:
АНДРЕЙ. Здравствуй, душа моя. Что скажешь?
ФЕРАПОНТ. Председатель прислал книжку и бумагу какую-то. Вот... (Подает книгу и пакет.)
Ферапонт подает Андрею пакет с бумагами и книгу, посылку от председателя Протопопова. С бумагами все ясно. Это деловые бумаги из земской управы, с которыми Андрей, как секретарь управы, должен ознакомиться. А вот что за книга, которую посылает Протопопов?
Книга, которую Андрей держит в руках, когда разговаривает с Наташей, и которую продолжает читать после ее ухода, — это старые университетские лекции. Ферапонт приносит другую книгу, о которой Андрей не говорит ни слова, а только рассматривает ее.
АНДРЕЙ. Ничего. (Рассматривает книгу.) Завтра пятница, у нас нет присутствия, но я все равно приду... займусь. Дома скучно...
Пауза.
Милый дед, как странно меняется, как обманывает жизнь! Сегодня от скуки, от нечего делать, я взял в руки вот эту книгу — старые университетские лекции, и мне стало смешно...
Можно предположить, что книга, которую рассматривает Андрей, как раз и прислана Протопоповым, и это именно старые университетские лекции. Но, во-первых, зачем Андрею рассматривать книгу, которую он отлично знает? Во-вторых, как лекции Андрея оказались в управе и зачем Протопопову их передавать Андрею, да еще в праздник?
Скорее лекции Андрея — это книга, которую он читал до появления Наташи и после ее ухода, а Протопопов прислал другую книгу.
Что за книгу прислал Протопопов?
Вряд ли Андрей просил начальника прислать ему что-нибудь почитать на досуге. Все, что связано с работой, могло подождать до начала следующей рабочей недели. Впереди несколько выходных дней. Книга, скорее всего, предназначается Наташе, а не Андрею. Этим объясняется его интерес к посылке. Если наше предположение верно, то книга, принесенная Ферапонтом, — это подарок Наташе (например, красочная кулинарная книга с рецептами блинов). Возможно, что в книгу вложена поздравительная открытка с предложением покататься на санях вечером. Протопопов рассчитывал получить от Наташи ответ и отправил Ферапонта к Прозоровым еще засветло, т. е. в 3—4 часа пополудни. Не вина Ферапонта, что ему пришлось ждать до вечера. Подозрения Андрея вполне оправданны, так как он не может не знать об ухаживаниях Протопопова за его женой. Внимательно рассмотрев, проверив книгу Протопопова, Андрей после паузы возвращается к своим лекциям, к «вот этой книге».
Читаем пьесу дальше и в сцене разговора Андрея с Ферапонтом — «откровений Андрея» — наталкиваемся на упоминание о двух московских трактирах, которые мечтает посетить Андрей:
АНДРЕЙ. <...> Я не пью, трактиров не люблю, но с каким удовольствием я посидел бы теперь в Москве у Тестова или в Большом Московском, голубчик мой.
Что за трактиры, в которых мечтает посидеть Андрей?
Трактир у Тестова и Большой Московский — это два самых известных, можно сказать, легендарных трактира в Москве второй половины XIX века. Оба располагались в самом центре Москвы, недалеко от Красной площади, примерно в том месте, где в советское время была построена гостиница «Москва», а теперь находится «Four Seasons Hotel Moscow».
Тестовский трактир был расположен недалеко от нынешнего памятника Карлу Марксу; состоял он из кабинетов и двух огромных залов. В кабинетах обычно устраивали банкеты, отмечали юбилеи и праздники, но некоторые любители шумного общения предпочитали места в общих залах. Богатые и знаменитые клиенты держали тут свои столы. В определенные часы обеда или завтрака за них никто не имел права садиться, в другое время эти столы были доступны каждому. Главной же достопримечательностью в трактире у Тестова был дорогой оркестрион, или, как его называли, «машина». Стоил он невиданную по тем временам сумму — 12 тысяч рублей. По заказу публики оркестрион исполнял самую разную музыку, в том числе классику. Модной «машине» были даже посвящены шуточные стихи:
Вина крепки, блюда вкусны,
И звучит оркестрион, на котором:
Мейербер, Обер, Гуно,
Штраус дивный и Россини
Приютилися давно.
В меню самой большой известностью пользовались тестовские поросята, отведать которых специально приезжала в Москву петербургская знать. Поросят выращивали на специальной ферме, каждого в особом отделении со специальными перегородками, чтобы поросенок «с жирку не сбрыкнул». Кормили их в основном творогом, так что они становились розовыми и нежными, а подавали с кашей. Тестовские поросята считались одной из главных достопримечательностей Москвы, наряду с Царь-пушкой и храмом Василия Блаженного.
Славились также гурьевская каша (манная каша на молоке или сливках с фруктами, медом и орехами), суп из раков с расстегаями, ботвинья с белорыбицей (рыбой нельмой). Отдельного внимания заслуживала кулебяка в двенадцать этажей, где каждый слой (этаж) готовился с особенной начинкой. Были в ходу и расстегаи (печеные пирожки) с рыбой.
Из напитков более всего была известна водка «Смирновская», которую подавали в специальных ведерках, во льду.
Владимир Гиляровский описал в своей знаменитой книге «Москва и москвичи» обычный обед у Тестова, в котором ему как-то довелось участвовать:
Моментально на столе выстроились холодная смирновка во льду, английская горькая, шустовская рябиновка и портвейн Леве № 50 рядом с бутылкой пикона. Еще двое пронесли два окорока провесной, нарезанной прозрачно розовыми, бумажной толщины, ломтиками. Еще поднос, на нем тыква с огурцами, жареные мозги дымились на черном хлебе и два серебряных жбана с серой зернистой и блестяще-черной ачуевской паюсной икрой. Неслышно вырос Кузьма (трактирный слуга. — А.Н.) с блюдом семги, украшенной угольниками лимона. Начали попервоначалу «под селедочку». Потом под икру ачуевскую, потом под зернистую с крошечным расстегаем из налимьих печенок, по рюмке сперва белой холодной смирновки со льдом, а потом ее же, подкрашенной пикончиком, выпили английской под мозги и зубровки под салат оливье... После каждой рюмки тарелочки из-под закуски сменялись новыми... Кузьма резал дымящийся окорок, подручные черпали серебряными ложками зернистую икру и раскладывали по тарелочкам. Розовая семга сменялась янтарным балыком... Выпили по стопке эля «для осадки». Постепенно закуски исчезали, и на месте их засверкали дорогого фарфора тарелки и серебро ложек и вилок, а на соседнем столе курилась селянка и розовели круглые расстегаи.
— Селяночки-с!..
И Кузьма перебросил на левое плечо салфетку, взял вилку и ножик, подвинул к себе расстегай, взмахнул пухлыми белыми руками, как голубь крыльями, моментально и беззвучно обратил рядом быстрых взмахов расстегай в десятки узких ломтиков, разбегавшихся от цельного куска серой налимьей печенки на середине к толстым зарумяненным краям пирога.
Как можно забыть такое пиршество!
Большой Московский трактир располагался в самом начале Тверской улицы. Купец Карзинкин выстроил в 1879 году на месте знаменитого Туринского трактира новое предприятие — Большую Московскую гостиницу — и придумал удачный рекламный ход: установил в трактире при гостинице собственный стол, где на глазах у посетителей обедал сам и угощал приятелей. Москвичи видели, что лучший потребитель ресторана — сам хозяин, и охотно посещали его заведение.
Публицист П.Ф. Вистенгоф, которого называли летописцем московских нравов, писал в «Очерках московской жизни»: «Тут половые имеют какую-то особенную расторопность и услужливость; закуски к водке подают столько, что при безденежье можно, выпивши несколько рюмок, утолить голод одной закуской и быть, понимаете, так сказать, навеселе, не тратя много денег, притом с постоянных посетителей ничего не берется за табак»3.
В Большом Московском трактире любил бывать и сам Чехов, сюда захаживали П.И. Чайковский, А.А. Бахрушин, Ф.И. Шаляпин, И.А. Бунин и другие знаменитости. Постоянным посетителям здесь вручали стихотворные открытки с праздничными поздравлениями. Например, с такими:
С неделей Сырной поздравляем
Мы дорогих своих гостей
И от души им всем желаем
Попировать повеселей.
Теперь, забыв тоску, гуляет
Весь православный русский мир,
С почтеньем публику встречает
Большой Московский наш трактир.
Рассказывают, что однажды сюда пришел Шаляпин и, будучи в отличном настроении, с порога стал подпевать оркестру. Его мощный голос звучал громче и сильнее всех, кто был на сцене, и тогда Шаляпин под аплодисменты исполнил сольную партию.
В тот же вечер в трактире побывал и Бунин. После большого кутежа, продолжавшегося до утра, Шаляпин решил на руках (лифты уже не работали) донести нетрезвого Бунина на пятый этаж гостиницы, где тот остановился, — и исполнил задуманное, несмотря на то что смущенный писатель отбивался как мог.
Герой бунинского рассказа «Таня», задержавшись в деревне, мечтал, как окажется в Москве, на Тверской, а «в Большом Московском блещут люстры, разливается струнная музыка, и вот он, кинув меховое пальто на руки швейцарам, вытирая платком мокрые от снега усы, привычно, бодро входит по красному ковру в нагретую людную залу, в говор, в запах кушаний и папирос, в суету лакеев и все покрывающие то распутно-томные, то залихватски-бурные струнные волны».
А в рассказе «Ида» Бунин так описывал посещение легендарного трактира:
По случаю праздника в Большом Московском было пусто и прохладно. Мы прошли старый зал, бледно освещенный серым морозным днем, и приостановились в дверях нового, выбирая, где поуютней сесть, оглядывая столы, только что покрытые белоснежными тугими скатертями. Сияющий чистотой и любезностью распорядитель сделал скромный и изысканный жест в дальний угол, к круглому столу перед полукруглым диваном. Пошли туда. <...> И через минуту появились перед нами рюмки и фужеры, бутылки с разноцветными водками, розовая семга, смугло-телесный балык, блюдо с раскрытыми на ледяных осколках раковинами, оранжевый квадрат честера, черная блестящая глыба паюсной икры, белый и потный от холода ушат с шампанским... Начали с перцовки.
К вышеприведенным отрывкам стоит добавить сцену из чеховского рассказ «Глупый француз», действие которого разворачивается в трактире Тестова. Она имеет прямое отношение не только к мечтам Андрея, но и к рассказу Ферапонта о том, сколько блинов съел в Москве один прожорливый купец.
Начинается рассказ так:
Клоун из цирка братьев Гинц, Генри Пуркуа, зашел в московский трактир Тестова позавтракать.
— Дайте мне консоме! — приказал он половому.
— Прикажете с пашотом или без пашота?
— Нет, с пашотом слишком сытно... Две-три гренки, пожалуй, дайте...
В ожидании, пока подадут консоме, Пуркуа занялся наблюдением. Первое, что бросилось ему в глаза, был какой-то полный, благообразный господин, сидевший за соседним столом и приготовлявшийся есть блины.
«Как, однако, много подают в русских ресторанах! — подумал француз, глядя, как сосед поливает свои блины горячим маслом. — Пять блинов! Разве один человек может съесть так много теста?»
Сосед между тем помазал блины икрой, разрезал все их на половинки и проглотил скорее, чем в пять минут...
— Челаэк! — обернулся он к половому. — Подай еще порцию! Да что у вас за порции такие? Подай сразу штук десять или пятнадцать! Дай балыка... семги, что ли!
«Странно... — подумал Пуркуа, рассматривая соседа. — Съел пять кусков теста и еще просит!»
Благообразный господин продолжает поглощать блины и другие деликатесы в таком количестве, что озадаченный француз принимает его за самоубийцу, выбравшего смерть от обжорства как способ покончить с жизнью. Участливый француз не выдерживает и пытается спасти своего соседа, призывая его остановиться и не есть больше. Однако этот господин не понимает, чего от него хочет странный иностранец, и просит его посмотреть вокруг:
Пуркуа поглядел вокруг себя и ужаснулся. Половые, толкаясь и налетая друг на друга, носили целые горы блинов... За столами сидели люди и поедали горы блинов, семгу, икру... с таким же аппетитом и бесстрашием, как и благообразный господин.
«О, страна чудес! — думал Пуркуа, выходя из ресторана. — Не только климат, но даже желудки делают у них чудеса! О, страна, чудная страна!»
Вышеприведенных отрывков достаточно, чтобы понять, почему Андрей мечтает посидеть у Тестова или в Большом Московском. Одно перечисление и описание блюд вызывает обильное слюноотделение. А перечень крепких напитков способен убедить даже трезвенника отказаться от своих принципов.
Живописнейшие картины раблезианского застолья, возникающие в воображении Андрея при воспоминаниях о московской жизни, лишь подчеркивают безысходность и безнадежность его нынешнего положения. Для актера, играющего эту роль, важно понимать природу внутреннего разлада Андрея не только рационально, но эмоционально.
Как выясняется, совершенно бредовые фантазии Ферапонта о московской жизни имеют под собой реальные факты. Историю с поеданием невероятного количества блинов, как мы убедились, Чехов описал в рассказе «Глупый француз». По сути, весь рассказ — это литературная обработка фразы Ферапонта. Что касается его второй новости про канат, протянутый через всю Москву, то для современников Чехова это звучало как шутливый комментарий к одному реальному факту московской жизни. Что имел в виду Чехов, мы поймем, если обратимся к топонимике одной из московских улиц — она носила название Зацепа. Согласно легенде, возникшей в начале XIX века, у бывших Коломенских ворот существовала таможенная застава для досмотра возов с товарами. Чтобы упорядочить очередь, подступ к таможне был огражден железной цепью. За нею вскоре стали появляться лавочки, палатки, харчевни, и так образовалась улица Зацепа, то есть «за цепью». Происхождение названия Зацепа — легенда, но достоверно известно, что таможня перегораживала улицы цепями для организации очереди на досмотр. Народная фантазия гиперболизировала реальный факт и протянула канат через всю Москву. В таком виде слух о канате дошел до Ферапонта, и он поделился новостью с Андреем. Комизм рассказа Ферапонта в том, как народная фантазия преображает и переосмысливает реальные факты, хорошо знакомые современникам Чехова. Но Андрею не до бредней сторожа. Он отправляет Ферапонта обратно в управу, а сам уходит к себе.
Появляются Вершинин и Маша.
Первая Машина реплика, которую мы слышим:
МАША. Не знаю.
Пауза.
Не знаю. Конечно, много значит привычка. После смерти отца, например, мы долго не могли привыкнуть к тому, что у нас уже нет денщиков. Но и помимо привычки, мне кажется, говорит во мне просто справедливость. Может быть, в других местах и не так, но в нашем городе самые порядочные, самые благородные и воспитанные — это военные.
О чем могли говорить Вершинин и Маша до того, как войти в гостиную?
На какую реплику Вершинина Маша ответила: «Не знаю», а затем заговорила о справедливости и закончила комплиментом в адрес военных?
Для ответа на этот вопрос надо сначала решить, как далеко зашли отношения между Вершининым и Машей к началу второго действия. Они знакомы уже почти год. Интерес к полковнику Маша проявила с самой первой встречи, в день Ирининых именин. Так что времени, чтобы лирические отношения зародились и стали развиваться, было достаточно. Из дальнейшего разговора мы понимаем, что Вершинин уже не раз признавался Маше в любви и что его чувство не осталось без ответа. Даже если интимной близости между влюбленными еще не было, они не могут не думать о будущем. Маша замужем, Вершинин женат. Как будут складываться отношения в дальнейшем? Смогут ли они быть вместе, а значит, оставить своих партнеров? Любит ли Маша своего мужа? Сможет ли Вершинин бросить семью ради любви к Маше? Вот о чем они думают и что их мучает. Предположим, что Вершинин спрашивает, любит ли Маша своего мужа. Тогда Машин ответ: «Не знаю. Конечно, многое значит привычка» — логичен. Любви уже нет, но осталась привычка. Любовь ушла, когда изменилось отношение к мужу и его окружению. Мы знаем, что Маша считает и мужа, и его коллег по гимназии пошлыми и ограниченными людьми. В отличие от военных. Это возможный ход рассуждений. Но надо признаться, что Машино замечание «о справедливости, которая говорит в ней» плохо укладывается в эту логику. Попробуем сформулировать вопрос Вершинина иначе: «Как вы можете жить с человеком, которого цените не слишком высоко, к которому относитесь так пренебрежительно?» Тогда Машин ответ будет звучать логичнее. «Живу, потому что привыкла, а критикую, потому что справедливости ради надо признать, что в нашем городе одни военные заслуживают уважения». При таком ходе мысли понятно, почему Маша после реплики Вершинина о желании выпить чаю возвращается к теме своих отношений с мужем:
МАША. Меня выдали замуж, когда мне было восемнадцать лет, и я своего мужа боялась, потому что он был учителем, а я тогда едва кончила курс. Он казался мне тогда ужасно ученым, умным и важным. А теперь уж не то, к сожалению.
Теперь Маша видит недостатки Кулыгина и его коллег. Критика людей штатских — это и комплимент в адрес военных вообще, и Вершинина в частности. Полковник должен был бы согласиться с Машиным утверждением, покритиковать «штафирок» и похвалить сослуживцев. Но вместо этого он заявляет, что «все равно, что штатский, что военный, одинаково неинтересно, по крайней мере в этом городе. Все равно!» Он не хочет разуверять Машу, лишать ее иллюзий относительно благородства и воспитанности военных. Выше мы уже познакомились с отрывками из произведений писателей, которые на собственном опыте знали о нравах, царивших в среде военных, и описывали их весьма нелицеприятно. Вспомним теперь слова Вершинина:
ВЕРШИНИН. <...> Если послушать здешнего интеллигента, штатского или военного, то с женой он замучился, с домом замучился, с имением замучился, с лошадьми замучился... Русскому человеку в высшей степени свойственен возвышенный образ мыслей, но скажите, почему в жизни он хватает так невысоко?
Все хороши: и военные, и штатские, все мучаются... Все, несмотря на возвышенный образ жизни, «хватают в этой жизни так невысоко». Рассуждает Вершинин о русском человеке вообще, но и Маша, и мы понимаем, что говорит он в первую очередь о себе, о своих мучениях с женой и детьми. Эти откровения — прелюдия к очередному любовному признанию. Так хотелось поговорить по душам о будущем, но... как писал поэт Ю. Левитанский:
Собирались наскоро,
обнимались ласково,
пели, балагурили,
пили и курили.
День прошел — как не было.
Не поговорили.
Заметив приближение Ирины и Тузенбаха, Маша прерывает любовное признание Вершинина: «Сюда идут, говорите о чем-нибудь другом...»
Ирина вернулась с работы усталая, измотанная физически и морально.
Даже если предположить, что она устроилась на работу летом, прошло чуть больше полугода, а Ирина уже собирается искать другую должность. Выяснилось, что труд телеграфиста — это «труд без поэзии, без мыслей...». Оказалось, что смысл и цель жизни человека, «его счастье, его восторги» — это одно, а быть рабочим, «трудиться, работать в поте лица» — это совсем другое, нелегкое и безрадостное дело.
Для неудовлетворенности, досады и разочарования у Ирины есть все основания. Труд телеграфиста в то время на самом деле был чрезвычайно тяжелым и изнурительным. «Работники телеграфов и телефонных станций трудились по непрерывной системе дневных и ночных дежурств и скользящему графику выходных дней. <...> Предпраздничные и все праздничные дни были самыми напряженными, связисты называли их «проклятыми днями», т. к. в это время телеграфный и почтовый объем возрастал троекратно. «Дни перед Пасхой или Рождеством были кошмаром, — вспоминал телеграфист Пермской ПТК (почтово-телеграфной компании. — А.Н.) А. Добрынин, — даже в ночную смену приходилось трудиться больше обычного, чтобы разобрать и передать по проводам завалы корреспонденции». <...> Второй отличительной чертой работы связистов стали высокая интенсификация производственного процесса, монотонность и значительные физические усилия. Для труда телеграфистов были характерны однообразие движений и постоянное напряжение мышечных групп спины и рук, плечевого пояса. Служба в плохо освещенных телеграфных залах отрицательно влияла на зрение... При этом оставались постоянное требование в скорости передачи, зависимость от аппарата и товарища по смене — все это вело к нервному и физическому истощению. К этому надо добавить, что связисты работали в условиях постоянного шума телеграфных аппаратов, тусклом освещении керосиновых ламп-коптилок, в пыли и копоти. При работе на телеграфных аппаратах с механическими приводами, которые существовали в России в начале XX века, юзисты (те, кто работал на аппаратах Юза. — А.Н.) и бодисты (те, кто работал на аппаратах Бодо. — А.Н.) каждые 5—7 минут вынуждены были поднимать тяжелые гири, чтобы заводить движущий механизм аппарата Юза или Бодо. <...> Физические усилия, которые затрачивались при этом, полностью выматывали работников к концу смены. <...> Провинциальные конторы, как правило, располагались в неприспособленных помещениях, где рабочее место телеграфиста было отделено от посетителей только решеткой. В течение смены он выслушивал крики, мольбы и ругань публики, и это при плохом освещении, спертом воздухе, сырых стенах, гнилых крышах и полах»4.
Актрисе, репетирующей роль Ирины, знание условий, в которых трудится ее героиня, поможет правильно выстроить поведение роли в этой сцене. Ирина не кокетничает своей усталостью, она действительно смертельно устала. А тут еще от Андрея одно расстройство. Говорят, что он проиграл в карты двести рублей. Так дальше жить нельзя! Вся надежда на скорый переезд в Москву. Ирина считает, сколько месяцев осталось до намеченного переезда: «...февраль, март, апрель, май... почти полгода!» Чтобы понять, почему мечты о переезде, о бегстве из этого города идут у Чехова сразу вслед за сообщением о проигрыше Андрея, надо понимать, что такое двести рублей, которые он проиграл в карты.
Много или мало 200 рублей во времена Чехова?
Для нас сегодняшних двести рублей — это цена одной чашки кофе в недорогом заведении. Для семейства Прозоровых — это огромные деньги!
В пьесе «Чайка» учитель Медведенко, жалуясь Маше на свою жизнь, говорит: «Мне живется гораздо тяжелее, чем вам. Я получаю всего 23 рубля в месяц, да еще вычитают с меня в эмеритуру (страховая касса для выплаты эмеритур — пенсий уволенным в отставку государственным служащим, а также пособий вдовам и сиротам. — А.Н.)». Учитель в городской гимназии получал на рубеже веков чуть больше: 300—350 рублей в год. Значит, для Ольги, преподающей в гимназии, 200 рублей — это жалованье больше чем за полгода. Жалованье Андрея, служащего секретарем земской управы, выше и может доходить до 2000 рублей в год, хотя, учитывая, что он поступил на службу недавно, вряд ли превышает 1500—1700 рублей в год. Таким образом, проигрыш в 200 рублей превышает месячный доход Андрея. Из реплики Ирины: «Вчера доктор и наш Андрей были в клубе и опять проигрались. Говорят, Андрей двести рублей проиграл» — мы понимаем, что этот проигрыш не единственный. У Андрея нет другого источника дохода, кроме жалованья служащего. Проигрывая его, он оставляет семью, Наташу и ребенка, без копейки денег. И все же на реплику Маши: «Надо только, чтобы Наташа не узнала как-нибудь о проигрыше» — Ирина отвечает: «Ей, я думаю, все равно».
Как ей может быть все равно, если муж оставляет ее без денег?! Она не упрекает Андрея за карточный проигрыш, не требует прекратить играть. Кажется, что пагубная страсть к карточной игре больше беспокоит сестер, чем жену Андрея. На какие средства живет Наташа? Она не работает, и мы ничего не знаем о ее родителях, но вряд ли они помогают ей материально. На сестер Андрея ей тоже рассчитывать не приходится. Их жалованья не хватает даже на покрытие всех расходов по дому. Приходится сдавать квартиру Чебутыкину. Остается старый кавалер Протопопов. Он человек не семейный и обеспеченный. Жалованье председателя земской управы могло доходить до 5000—6000 рублей в год. Вот почему Ирина может сказать про Наташу в связи с финансовыми проблемами Андрея: «Ей, я думаю, все равно».
Возможен и другой вариант. Предположим, что Андрей скрывает от Наташи свои проигрыши и продолжает содержать семью. Скрыть это непросто, но предположить можно. Откуда тогда он берет деньги на карты? Занимает деньги в долг. У кого он может одолжить такие крупные суммы? У Чебутыкина, товарища по несчастью? Вряд ли. По словам Ирины, доктор уже восемь месяцев не платит за квартиру. Чебутыкин перестал платить за квартиру, когда начал вместе с Андреем проигрывать в карты. У Вершинина или его подчиненных? Вряд ли. Во-первых, у него с ними не такие приятельские отношения; во-вторых, они могут рассказать сестрам, а Андрей всячески скрывает свое пристрастие к игре; в-третьих, у них у самих нет таких денег. На штабс-офицерское или жалованье поручика не разгуляешься. У подполковника Вершинина жалованье повыше, но у него жена и две девочки! Остается предположить, что Андрей занимает деньги у своего начальника Протопопова.
При любом раскладе уже ко второму акту либо Андрей, либо Наташа в финансовом отношении зависят от Протопопова. Наташа может расплатиться с ним «естественным образом». Похоже, что делает она это с удовольствием. А вот Андрею придется возвращать долги. К четвертому акту Андрей, благодаря стараниям Протопопова, получит повышение и станет членом земской управы. Его доход возрастет до 2500—2700 рублей ежегодно. Но к этому времени возрастет и сумма его долга. Он будет вынужден заложить дом.
Потеря дома означает окончательный крах мечты о переезде в Москву. Когда в советское время режиссеры обращались к драматургии Чехова, многие финансовые аспекты в его пьесах были им не понятны или понятны в самых общих чертах, абстрактно. Жизнь материальная не интересовала советского художника. Его волновали исключительно проблемы духа. Теперь, когда мы снова живем при «капитализме», материальные проблемы героев Чехова нам понятнее и ближе. Чехов, на содержании которого находилось многочисленное семейство, прекрасно понимал роль и значение денег. Его письма пестрят цифрами, как бухгалтерские книги. Это доходы, расходы, долги, одалживания, цены и уценки.
Вот только несколько примеров из писем за январь—февраль 1891 года:
Я очень рад, что ситцевый бал дал чистого убытку 1500 рублей. Так Вам и нужно (Е.М. Шавровой. 11 января 1891 года, Петербург)5.
Спешу порадовать Вас, достоуважаемая Лидия Стахиевна: я купил для Вас на 15 коп. такой бумаги и конвертов (Л.С. Мизиновой. 21 января 1891 года, Петербург)6.
Мои книги продаются недурно. По приезде я получил 400 рублей... «Детвора» вышла вторым изданием, чего ради я получил еще 100 рублей (И.П. Чехову. 27 января 1891 года, Петербург)7.
По счету приходится уплатить Суворину 666 рублей (И.П. Чехову. Начало февраля 1891 года, Москва)8.
Милый Александр Иванович, оставьте мне два купона, которые в обыкновенное время стоят по 1 р. 10 коп., на первой лавочке (А.И. Сумбатову-Южину. 13 февраля 1891 года, Москва)9.
В чеховской драматургии роль материальных, денежных обстоятельств не менее важна, чем в реальной жизни. В водевилях эта тема лежит на поверхности и часто является комическим мотором действия. В «Медведе» это проценты, которые должен завтра выплатить Григорий Степанович Смирнов, и долг, который ему не хочет возвращать Елена Ивановна Попова. В «Предложении» это спор между Иваном Васильевичем Ломовым и Натальей Степановной Чубуковой сначала по поводу спорных земель и их стоимости, а затем по поводу породистости и стоимости гончих собак. В «Юбилее» Мерчуткина Настасья Федоровна мешает Хирину Кузьме Николаевичу, бухгалтеру банка, написать финансовый отчет к предстоящему юбилею банка. В «Свадьбе» разговоры гостей за столом все время возвращаются к теме денег, а в финале выясняется, что один из гостей прикарманил 25 рублей, которыми хозяева собирались оплатить услуги «свадебного генерала».
В больших пьесах интеллигентные герои одухотворенно говорят о счастье, доискиваются, в чем смысл жизни, любят, страдают, но подспудно озабочены теми же банальными, меркантильными проблемами. Скупость Аркадиной, жалеющей денег для сына; эгоизм Серебрякова, готового продать усадьбу, где живет дядя Ваня; финансовые заботы трех сестер и Андрей, заложивший дом, чтобы расплатиться с долгами; экономическое невежество Раневской, приведшее к утрате родового поместья, — вот только основные коллизии, имеющие отношение к «прозе жизни». Безжалостная острота водевильных карикатур утратила графическую резкость и приобрела пастельную мягкость, жесткая сатира уступила место мягкому юмору, беспощадная критика сменилась сочувственным укором. Водевиль растворился в драме, но растворился не полностью и время от времени дает о себе знать то в карикатурных характерах некоторых персонажей, то в их нелепых поступках. Чеховский комизм в больших пьесах спрятан в бытовых подробностях и не рассчитан на мгновенную смеховую реакцию. Улыбка или смех возникают в процессе осмысления предлагаемых автором обстоятельств.
В словах Ирины о том, что доктор и Андрей были в клубе и опять проигрались, нет ничего смешного. Как не смешно и то, что Чебутыкин уже восемь месяцев не платит за квартиру. Смешно станет, когда в зале появится, как нашкодивший кот, Чебутыкин, главный виновник карточного увлечения Андрея. Доктор прячется за газетой, делает вид, что ни в чем не виноват. Приглашая к себе за стол Ирину, он ищет ее защиты и поддержки: она должна его понять и простить. Одним словом, делает хорошую мину при плохой игре.
В ожидании чая Вершинин предлагает пофилософствовать. Предложение шутливое, но разговор получается серьезный: о жизни, которая будет через 200—300 лет...
И Тузенбах, и Вершинин мечтают о будущем. Тузенбах считает, что внешние формы жизни могут измениться, «но жизнь останется все та же, жизнь трудная, полная тайн и счастливая». Вершинин возражает. Он надеется, что «через двести-триста, наконец тысячу лет, — дело не в сроке, — настанет новая счастливая жизнь» и убежден, «что счастья нет и не должно быть для нас... Мы должны только работать и работать, а счастье — это удел наших далеких потомков». Спорщики не могут прийти к согласию в вопросе о счастье. Каждый исходит из своего жизненного опыта. Тузенбах не хочет ждать счастья тысячу лет. Он любит Ирину и счастлив сегодня. Вершинину ничего другого не остается, как верить, что кто-нибудь когда-нибудь будет счастлив. Для него счастье в этой жизни недостижимо. Даже любовь к Маше не способна осчастливить его. Он не замечает, как жестоко звучит такое признание. Чехов дает ремарку, что Маша смеется, слушая спор Тузенбаха и Вершинина. Это, должно быть, горький смех, смех сквозь слезы. Какая будет жизнь через тысячу лет — вопрос, конечно, интересный, но Машу больше волнует жизнь настоящая, реальная, а не будущая, гипотетическая. В чем ее смысл? Вот в чем вопрос. И она сама отвечает на него:
МАША. Мне кажется, человек должен быть верующим или должен искать веры, иначе жизнь его пуста, пуста... Жить и не знать, для чего журавли летят, для чего дети родятся, для чего звезды на небе... Или знать, для чего живешь, или же все пустяки, трын-трава.
Чехов полифоничен. В этой сцене мы слышим три голоса, три разных взгляда на жизнь. Они переплетаются, расходятся и дополняют друг друга. Это голоса персонажей, а что по этому поводу думает автор? С кем он солидарен, с кем не согласен, кто выражает его точку зрения? Трудно что-либо утверждать однозначно. Чехов не любил и старался избегать красивых, высокопарных слов. Чем выше предмет разговора, тем проще, обыденнее его язык: «...или знать, для чего живешь, или же все пустяки, трын-трава». Вот и все. Надо верить или искать веру, иначе жизнь пуста. В этом смысл. Для Чехова, как и для Толстого, вера — это не столько религиозная, сколько нравственная категория.
Тузенбах сообщает всем присутствующим, что выходит в отставку и начнет работать, как будто воинская служба — это не работа, а развлечение.
Интересно, что Вершинин никак не реагирует на это сообщение. Такое впечатление, что он не имеет ничего против отставки Тузенбаха. Это подтверждает наше предположение, что к воинской службе поручик относится спустя рукава и считает ее тягостной повинностью, а не нужной и востребованной работой. О том, что творческое, созидательное отношение к службе возможно, свидетельствует отрывок из упоминавшегося выше рассказа «Поручик Поспелов» писателя И.Л. Щеглова (Леонтьева), близкого и многолетнего знакомого Чехова. Будучи отставным капитаном и участником многих сражений, он прекрасно знал быт и уклад жизни военных. В литературу Иван Щеглов стремительно вошел своими повестями из армейской жизни и сразу завоевал симпатии читателей и внимание критики. Чехов высоко ценил его и ставил рядом с Короленко. Вот как описывает И.Л. Щеглов своего героя, поручика Поспелова:
...Скромный артиллерийский поручик, среднего роста, в коротеньком потертом пальто и фуражке с порыжелым бархатом. На вид ему было лет двадцать пять — двадцать семь. Мне сразу бросилось в глаза его смуглое, честное лицо, большие жилистые рабочие руки и вдумчивый, пристальный взгляд его карих глаз. Говорил он глухо, но с какой-то приятной, если так можно выразиться, задушевной сипотой и постоянно пощипывал свою маленькую темно-русую бородку.
А вот что отвечает поручик на недоуменный вопрос рассказчика о том, какое же «дело» может быть в бригаде:
По губам Поспелова скользнула ирония:
— Как нет-с дела, помилуйте!
— Я хотел сказать: серьезного, общечеловеческого дела.
— Есть и такое дело, и не только серьезное — государственное-с дело.
— Например?
— А например-с, школа, батарейная солдатская школа?!
— Ну, ей у нас не придают особенного значения!
— Вот-с то-то и жалко, что не придают. А по-моему, она стоит всех ваших академий... Нет, вы мне только скажите, — перебил он меня, видя, что я намеревался протестовать, — что по-вашему важнее: приготовить ли себе теплый угол, вольготное житье — будем говорить прямо — «сделать карьеру» или же приготовить сотню-другую образованных солдат, которые, возвратясь к себе на родину, внесут в свои деревни свежую струю света, и, таким образом, подвинуть дело народного просвещения... Я вижу, вы мне хотите возразить: а специальное образование, а кто же будет разрабатывать ежегодно усложняющиеся вопросы военного дела; но ведь это меньшинство-с, на это нужны люди более или менее талантливые; разрешать хитрый вопрос, как лучше и дешевле истреблять людей, — на это тоже-с надо призвание, как и на более полезный труд, как быть химиком, ботаником или медиком. Нет, а вы представьте себе молодого, честного и неглупого офицера, но без особенного призвания ведать тайны военной науки: пробыв года два в строю, он непременно начнет «искать дела» — теперь ведь это у нас в моде... Дело, кажется, перед самым носом, а он его не видит; пожирает в газетах фельетонную болтовню о «народной школе», а в свою собственную школу даже и не заглянет, а ежели и заглянет, так или спустя рукава, или не с той стороны, откуда следует заглядывать... Вы, голубчик, только поймите, какое бы громадное значение получила рекрутская школа, если бы каждый офицер иначе взглянул на свои обязанности. Так нет — куда: этой деятельности нам, видите, мало, поднимай выше, а это пресловутое «выше» обыкновенно далее выгодного местечка нейдет — ей-богу так!.. Смеются над немцами, что будто они ужасные педанты, что у них какой-нибудь жалкий почтмейстер корчит из себя персону, воображает, что он делает нечто важное. Над этим смеются, а по-моему, право, тут есть чему поучиться.
— Чему же поучиться?
— А поучиться делать честно и скромно свое маленькое прямое дело и не ловить журавля в небе.
Герой рассказа поручик Поспелов — ровесник Тузенбаха и так же, как Тузенбах, служит в артиллерийской бригаде. Но как различны их взгляды на службу! На фоне честного, скромного, беззаветного отношения поручика Поспелова к своим воинским обязанностям отставка Тузенбаха выглядит как бегство с поля боя. Чеховский поручик, говоря словами поручика Щеглова, ищет «дела», теперь ведь это в моде. Дело, кажется, перед самым носом, а он его не видит. Представляется, что сопоставление этих двух литературных персонажей оправданно. Позиция Поспелова Чехову, без сомнения, ближе и дороже позиции Тузенбаха.
Как бы то ни было, хочется подчеркнуть: стремлению Тузенбаха уйти в отставку и начать гражданскую трудовую жизнь есть альтернатива в жизни армейской. Тузенбах этой альтернативы не видит. Чехов о ней знает, но не предлагает ее своему герою.
Продолжая читать пьесу, мы вместе с Чебутыкиным обращаем внимание на нелепость курьезного сообщения в газете, что «Бальзак венчался в Бердичеве». Где великий французский писатель, автор многотомной «Человеческой комедии» Оноре де Бальзак и где провинциальный российский городишко Бердичев?!
Почему Чехов выбрал для Чебутыкина именно этот курьезный, но достоверный исторический факт?
Для ответа на этот вопрос обратимся к биографии Бальзака. Прежде всего нас будет интересовать история его женитьбы на русской подданной, молодой польской аристократке Эвелине Ганской. Что в судьбе Бальзака и истории его женитьбы могло заинтересовать и тронуть Чехова настолько, что он вспомнил о ней во время работы над пьесой «Три сестры»?
Бальзак познакомился с Эвелиной Ганской в 1832 году.
К тому времени он уже был знаменитым писателем. Обладая невероятным трудолюбием, Бальзак был фантастически непрактичным человеком. Получая огромные гонорары за свои произведения, он умудрялся тратить их с такой скоростью и так безрассудно, что постоянно был в долгах и всю жизнь прятался от кредиторов.
Она — молодая, образованная, умная, сказочно богатая польская аристократка, русская подданная, графиня Эвелина Ганская, в девичестве Ржевусская, замужем за Венцеславом Ганским, аристократом, владельцем роскошного родового замка, 21 000 гектаров земли и 3035 душ крепостных.
Роман Бальзака и Ганской длился более 17 лет. Начало положило письмо, которое Эвелина написала и отправила Бальзаку. В письме, подписанном загадочным псевдонимом «Чужестранка», она просила разрешения писать ему, потому что, как ей казалось, только он способен полностью понять ее и именно ему она сможет открывать свои тайны. Бальзак получал от поклонниц множество писем, оставляя их без ответа, но это письмо его заинтриговало. Содержание письма, а также почерк и манера написания выдавали в корреспондентке женщину из высших слоев общества, а Бальзак был неравнодушен к титулам и аристократическим фамилиям.
Со временем писатель узнал имя корреспондентки и стал настаивать на свидании. Первая встреча произошла в Швейцарии, куда Эвелина приехала вместе с мужем. Это обстоятельство не смутило Бальзака, и под напором ума, красноречия и обаяния писателя Ганская сдалась. Они стали любовниками. Бальзак был счастлив. Но счастье это длилось недолго, Ганские собирались продолжить путешествие по Европе. Влюбленные тогда еще не знали, что расстанутся на долгих восемь лет.
«Обожаемая повелительница, ваше спящее величество, гордая королева Павловска и окрестностей, владычица сердец, роза Запада, звезда Севера и прочая... и прочая!..» — писал воодушевленный Бальзак из Парижа. Они строили планы на будущее, мечтая, как будут счастливы, когда Эвелина станет свободна (муж Эвелины был на 22 года ее старше).
Но шли годы, влюбленные продолжали переписываться, жизнь у каждого текла своим чередом. Эвелина была занята мужем и домом, Оноре не отказался от своих привычек и ухаживал за красивыми светскими дамами. Однажды писателю пришел конверт с черной печатью, в нем сообщалось, что Венцеслав Ганский скончался.
Бальзак вздохнул с облегчением. Наконец его Эвелина свободна. Он написал ей сдержанный ответ и просил о встрече, надеясь на воссоединение. Бальзаку в то время было 43 года, и он чувствовал себя стариком: из-за ночного образа жизни, чрезмерного употребления кофе, который был для него непременным атрибутом жизни писателя, бесконечной работы его одолевали слабость и болезни. Однако из слабеющего старика писатель вновь превратился в пылкого, сгорающего от нетерпения влюбленного.
Но Ганская была не готова возобновить отношения с Бальзаком и ответила ему, что он свободен. Со времени знакомства прошло много лет. Эвелина знала, что все эти годы Бальзак вел далеко не монашеский образ жизни. Его финансовое положение было катастрофическим, а здоровье подорванным. Кроме того, этому браку препятствовал император Николай I, который мог особым указом лишить Ганскую всех привилегий и материальных благ. Поскольку все состояние покойного мужа отошло Эвелине, выйдя замуж за Бальзака без разрешения императора, она рисковала лишиться всего.
Лишь много месяцев спустя Ганская позволила Бальзаку приехать в Россию. Больной, страдающий, бросивший писать из-за полноты чувств, он все же сумел уговорить ее на брак. Еще пять лет они были вынуждены встречаться тайком и пересекать границу под вымышленными именами, пока император не дал согласия на их союз.
14 марта 1850 года, через 17 лет после знакомства, они венчались в костеле Святой Варвары в уездном городе Бердичеве. Бальзак писал: «Я женился на единственной женщине, которую любил, которую люблю еще больше, чем прежде, и буду любить до самой смерти. Союз этот, думается мне, — награда, ниспосланная мне Богом за многие превратности моей судьбы, за годы труда, за испытанные и преодоленные трудности. У меня не было ни счастливой юности, ни цветущей весны, зато будет самое блистательное лето и самая теплая осень».
Надежды писателя на «блистательное лето и теплую осень» не оправдались. Он умер всего через несколько месяцев после бракосочетания, так и не успев вкусить радости спокойной, обеспеченной жизни рядом с любимой женщиной. Слишком поздно пришла долгожданная награда.
О чем думал Антон Павлович, когда давал Чебутыкину реплику: «Бальзак венчался в Бердичеве»? Этого мы точно не узнаем, но пофантазировать можем. Время работы над пьесой «Три сестры» — это время ухаживаний писателя за О.Л. Книппер. Роман в самом разгаре. Пора решаться на предложение руки и сердца. Но любовь ли это? Чехова одолевают сомнения. Не повторит ли он судьбу Бальзака? Не поздно ли ему жениться? Сомнения отнюдь не беспочвенные. Он уйдет из жизни меньше чем через три года после свадьбы. Эти годы не принесут ему покоя. Жизнь в разлуке, редкие встречи, ревность к московскому окружению супруги ухудшали и без того скверное состояние Чехова.
Героя, который произносит фразу про Бальзака, роднит с французским писателем многолетняя любовь к замужней женщине, матери сестер и Андрея. Мы знаем, что доктор любил ее всю жизнь, но смерти супруга не дождался. Любимая ушла из жизни первой, а доктор остался другом семьи Прозоровых. После смерти любимой женщины жизнь потеряла для него смысл. Он опустился, запил, забросил службу, не живет, а доживает свой век. Чебутыкин вряд ли сам способен провести параллель между своей жизнью и судьбой Бальзака, но внимательный читатель вполне в состоянии это сделать. Мы можем добавить к портрету Чебутыкина новую черту. Фраза прозвучит еще абсурднее, если герой, ее произнесший, будет иметь внешнее сходство с Бальзаком в зрелом возрасте. Есть много портретов писателя, на которых мы видим обрюзгшего, тучного, неряшливого пожилого господина. Получится, будто это сам Бальзак удивляется парадоксальности произошедшего.
Пора остановиться. Фантазия в тех случаях, когда у нас нет конкретного ответа, а есть только предположения, основанные на изучении биографии автора и исторических фактов, может завести довольно далеко. Постараемся в нашем расследовании опираться только на прямые «улики», которые предоставил автор.
Ирина задумчиво повторяет фразу Чебутыкина: «Бальзак венчался в Бердичеве». Мы не знаем, о чем она размышляет в эту минуту. Мы можем только предполагать, что Бальзака она читала и, вспоминая писателя даже в таком странном контексте, она вспоминает прочитанные романы. Актрисе, играющей роль Ирины, можно посоветовать прочитать «Шагреневую кожу». В этом философско-фантастическом романе Бальзака шагреневая кожа — это магический талисман, исполняющий желания героя без всякого усилия с его стороны. Каждое исполненное желание сокращает жизнь, приближает смерть героя и время расплаты. За жизнь без усилий, без труда и напряжения всех сил для достижения цели герой Бальзака расплачивается своей душой. Упоминание об авторе «Шагреневой кожи» может навеять Ирине размышления о неосуществимости исполнения желаний с помощью одних только «заклинаний», сколько их ни повторяй. Если нет «шагреневой кожи», надо работать не покладая рук, работать до кровавого пота. Только так можно воплотить свою мечту в жизнь.
Прочитать мысли Ирины нам не дано, и остается только домысливать тему ее возможного внутреннего монолога, исходя из логики ее характера, обстоятельств пьесы и взглядов автора. Чехову все, чего он достиг, досталось ценой изнурительного писательского труда, подорванного здоровья и неспокойной личной жизни.
Чебутыкин, споткнувшись о парадоксальность соседства в газетной заметке имени Бальзака и города Бердичева, продолжает чтение газеты, а Ирина начинает раскладывать пасьянс.
Что такое карточный пасьянс?
Словарь Брокгауза и Ефрона дает такое определение: «Пасьянс (франц. patience — терпение) — название карточных задач, заключающихся в раскладывании карт известным образом для получения определенной группировки карт, какой-нибудь фигуры и т. п. Раскладывается обыкновенно одним лицом, реже — двумя». Существует множество видов пасьянса. Раскладывание пасьянса — вид интеллектуального развлечения. Пасьянсы, кроме того, используют для гадания.
Раскладывая пасьянс, Ирина загадывает о переезде в Москву, как будто карты, как шагреневая кожа, могут помочь исполнению ее желания. Карты не обещают переезда. Федотик объясняет почему: не так легли.
Чебутыкин вслух читает еще одно сообщение из газеты: «В Цицикаре свирепствует оспа». Только ли забавное звучание названия города и медицинский аспект содержания сообщения привлекают внимание Чебутыкина?
Почему именно о событиях в Цицикаре упоминает Чехов в пьесе?
Цицикар сегодня — это крупный промышленный и культурный центр на северо-востоке Китая, в Маньчжурии, в трехстах километрах от Харбина. В конце XIX века события в Маньчжурии были в центре геополитических интересов Российской империи и внимания российской прессы. В августе 1897 года началось строительство Восточно-Китайской железной дороги (КВЖД), которая должна была соединить Читу с Владивостоком и Порт-Артуром по кратчайшему маршруту. Проектировали и возводили дорогу российские инженеры и строители. В 1898—1901 годах в Маньчжурии произошло Ихэтуаньское (или «Боксерское») восстание против иностранного вмешательства в экономику, внутреннюю политику и религиозную жизнь Китая. Из-за восстания строительство на некоторых участках у КВЖД было прервано. В июне 1900 года китайцы-ихэтуани атаковали строителей, разрушая железнодорожное полотно и станционные постройки. Одна из групп строителей, отступавшая под командой поручика Валевского и инженера Верховского, почти вся погибла в неравных боях. Чтобы гарантировать безопасность рабочих, Россия ввела войска в зону строительства КВЖД. Все это происходило на фоне обостряющихся отношений с Японией, претендовавшей на территорию Кореи и Маньчжурии. Цицикар и Харбин (город, основанный русскими в 1898 году) лежали в районе возведения железнодорожных путей и часто упоминались в сводках новостей с Дальнего Востока (см. вклейку, ил. 6). Осложняла ситуацию эпидемия оспы в Цицикаре, представлявшая непосредственную угрозу российским строителям и военным. Современники Чехова не могли равнодушно относиться к событиям на Дальнем Востоке. Они переживали за своих близких, друзей, сослуживцев, которые могли оказаться в зоне конфликта, и болезненно реагировали на новости, приходившие с полей сражений, — так же, как совсем недавно мы остро реагировали на новости из Сирии, где находился российский воинский контингент, участвовавший в военных действиях. Цицикар звучал для них так же тревожно, как для нас звучат названия сирийских городов Дамаск или Пальмира.
В пьесе упоминание об эпидемии в далеком Цицикаре прозвучало как известие о трагических событиях на другой планете. Никто из присутствующих в гостиной не обратил на пугающую новость никакого внимания. Знакомство с географическими и историческими обстоятельствами, связанными с Цицикаром, позволяет предположить, что в намерение автора входило не только желание развлечь читателя-зрителя забавным и экзотическим названием. Герои Чехова настолько озабочены собой, что совершенно равнодушны к тому, чем живут их соотечественники, чем живет их страна.
Это тоже всего лишь предположение, но для актеров, занятых в этой сцене, важно понимать, что Цицикар для их персонажей не просто странное слово, название неизвестно где расположенного города, а место, на которое в тот момент направленно внимание российского общества и где происходят важные и решающие для страны события. Всего через четыре года в этом регионе разразится Русско-японская война, закончившаяся катастрофой для России.
Эту же мысль — о безразличии героев ко всему, что не касается их непосредственно, — Чехов подчеркивает и в следующей сцене, где Вершинин рассказывает о министре, осужденном за Панаму:
ВЕРШИНИН. На днях я читал дневник одного французского министра, писанный в тюрьме. Министр был осужден за Панаму.
Что натворил французский министр в Панаме? За что его посадили в тюрьму?
Панамский скандал, или Панамская афера, — это финансовый и политический скандал, разразившийся во Франции в конце XIX века во время строительства Панамского канала, который должен был соединить Атлантический и Тихий океаны. Слово «Панама» стало с тех пор синонимом аферы, мошенничества в грандиозных масштабах.
История этой аферы вкратце такова. В 1880 году была основана Всеобщая компания Панамского межокеанского канала, президентом и генеральным директором которой был избран Фердинанд Лессепс, а его сын, Шарль Лессепс, стал вице-президентом. Компания выпустила 600 тысяч акций по 500 франков каждая и открыла подписку на них. Подписчик должен был немедленно внести четверть стоимости акций, а остальные деньги компания собиралась истребовать по мере надобности. Подписка на акции прошла успешно, потому что все знали об удаче Суэцкой компании, созданной Лессепсом и приносившей ее акционерам хороший доход.
Строительство канала началось 1 января 1881 года. В 1882 году, когда деньги акционеров начали заканчиваться, компания выпустила первый облигационный заем, а в следующие годы еще два займа. Общая сумма полученных займов за вычетом банковских комиссий и других издержек составила 400 миллионов франков. Третий заем уже не нашел подписчиков на всю сумму. Денег на строительство катастрофически не хватало. В 1885 году Лессепс решил поправить дела компании с помощью выпуска долгосрочного выигрышного займа. Предполагалось собрать 600 миллионов франков. Для выпуска такого займа требовалось согласие палаты депутатов и сената. Компания попыталась привлечь на свою сторону журналистов, министров и депутатов, что стоило ей немалых средств. Полученных денег опять не хватило.
Руководители Панамской компании всеми силами старались избежать банкротства: на собрании акционеров Лессепс уверял присутствующих в том, что строительство закончится вовремя и деньги станут поступать в кассу компании. Но когда депутаты проголосовали против очередного займа и законопроекта о льготном погашении долгов, для компании наступил конец. 4 февраля 1889 года было официально объявлено о ее банкротстве и ликвидации.
Общее количество физических лиц, пострадавших в результате банкротства Панамской компании, составило около 700 тысяч. Крах предприятия потряс всю Францию и имел немалые экономические и политические последствия.
Скандал развернулся вокруг фактов коррупции высших государственных чиновников, парламентариев и журналистов, услуги которых покупались на деньги компании. Целью этих взяток было обеспечить содействие государства и прессы, особенно в выпуске выигрышного займа.
Руководство компании нанимало агентов, которые имели доступ в высшие эшелоны власти и секретно передавали деньги нужным людям, среди которых оказались бывшие и действующие министры, видные члены обеих палат парламента, другие влиятельные лица. 510 членам парламента — в том числе шести министрам — было предъявлено обвинение в получении взяток от Панамской компании за сокрытие от общественности информации о ее финансовом состоянии.
Следствие над руководством компании продолжалось около трех лет. На скамье подсудимых оказались отец и сын Лессепсы, Густав Эйфель (создатель Эйфелевой башни) и еще два должностных лица. Фердинанд и Шарль Лессепс были приговорены к пяти годам тюрьмы и денежному штрафу; Эйфель и двое других обвиняемых — к двум годам тюрьмы и также денежному штрафу. Однако никто из осужденных не отбыл свой срок: Фердинанд Лессепс был освобожден от приговора в силу его возраста и заслуг, а всем остальным приговор был отменен судом высшей инстанции через четыре месяца.
Итак, в результате краткого расследования реплики чеховского героя мы узнали, что «Панама», которую упоминает Вершинин, — это не страна, а грандиозная финансовая афера, афера века. В России за ней следили с огромным интересом, т. к. в это время уже началось строительство Транссибирской железной дороги, самой длинной железной дороги в мире, и приступили к строительству Восточно-Китайской железной дороги. Основным источником финансирования этих грандиозных строек, как и во Франции, являлись займы, которые производились как государством, так и частными компаниями. Существовал серьезный риск повторить панамскую историю в России, и поэтому пресса и общественность уделяли ей большое внимание.
Из дневника французского министра, проходящего по скандальному «панамскому делу», Вершинин вспоминает эпизод с птичкой в тюремном окне, на которую осужденный за коррупцию чиновник обратил внимание, только оказавшись в тюрьме. Не зная подоплеки этой реплики, можно порадоваться за прозревшего министра и оценить начитанность Вершинина. А зная, нельзя не обратить внимание на избирательность памяти Вершинина, который во всей этой криминально-политической истории отметил лишь трогательный эпизод с птичкой. В связи с этим эпизодом стоит вспомнить и появившуюся в 1888 году на выставке передвижников картину Николая Александровича Ярошенко «Всюду жизнь».
На полотне изображены заключенные, которые сквозь зарешеченное окно тюремного вагона кормят вольных голубей на платформе. Среди заключенных и вдова с ребенком лет пяти, и крестьянин с окладистой бородой и усами, и интеллигент с клиновидной бородкой и усиками. Тот же контраст тюрьмы и свободы, та же тоска по жизни на воле, что и в дневнике французского министра (см. вклейку, ил. 7).
Но последуем за героями пьесы далее по тексту.
Почему Соленый хочет быть похожим на Лермонтова? И кто такой Алеко?
Каких только обвинений не выдвигалось в адрес Соленого! Он и пошляк, и грубиян, и циник, и разрушитель чужого счастья, и бездушный убийца. Одним словом, персонаж, не заслуживающий оправдания и прощения. Отрицательно отзываются о Соленом многие персонажи пьесы «Три сестры». Вслед за ними свой приговор выносят театроведы и режиссеры. Попробуем разобраться, как относится к штабс-капитану автор. Образ Соленого для Чехова важен. Мы можем судить об этом по тому, что при редактировании пьесы в Ницце в декабре 1900 года он уделил ему особое внимание и добавил немало реплик, отсутствующих в первоначальной редакции.
В первом действии добавлено умозаключение по поводу того, что «два человека сильнее одного не вдвое, а втрое», затем — предсказание Чебутыкину его судьбы («Года через два-три вы умрете от кондрашки, или я вспылю и всажу вам пулю в лоб»), рассуждение о вокзале, который «если бы был близко, то не был бы далеко», а также реплика о наливке, настоянной на тараканах; во втором действии — реплика о ребенке, которого он «изжарил бы на сковороде и съел бы», попытка поддразнить барона («Цып, цып, цып...»), угроза убить «счастливого соперника», привычка опрыскивать себя духами; в третьем действии добавлен эпизод, в котором Соленый задирает Тузенбаха («Почему же это барону можно, а мне нельзя?» и т. д.), а в четвертом в его речь добавлены две стихотворные цитаты («Он ахнуть не успел, как на него медведь насел» и «А он, мятежный, ищет бури, как будто в бурях есть покой»). Мы понимаем, что образ Соленого занимает автора, но по-прежнему затрудняемся ответить на вопрос об авторском отношении к герою. Без сомнения, главное в характере Соленого — его уверенность во внешнем сходстве с Лермонтовым. Похож ли он на поэта на самом деле или только хочет быть похожим на него — это вопрос второстепенный.
Когда я анализировал пьесу вместе со шведскими студентами, мне пришлось долго объяснять им, кто такой Лермонтов и почему Чехов выбрал для Соленого именно этот образец для подражания. Ответить на вопрос о Лермонтове и его роли в русской литературе было несложно, а вот второй вопрос заставил меня задуматься. В самом деле, почему не Пушкин, не Грибоедов, не Гоголь? Слава богу, русская литература богата яркими, противоречивыми личностями. Выбор Чехова характеризует не только его отношение к Соленому, но и его отношение к Лермонтову.
Гениальный поэт и драматург, Лермонтов был вместе с тем очень сложным, конфликтным человеком. Существует множество свидетельств его современников, подтверждающих, что у него был крайне тяжелый характер и напряженные отношения с окружающими. Говоря об отрицательных чертах характера поэта, я не забываю, что сказал Пушкин в письме к П.А. Вяземскому по поводу утраченных записок Байрона: «Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал, и мерзок — не так, как вы, — иначе» (ноябрь 1825 года, Михайловское)10.
Критический взгляд на Лермонтова-человека не должен и не может опорочить или запятнать его репутацию великого русского поэта, но может помочь нам лучше понять отношение к нему Чехова.
Вот что пишет о М.Ю. Лермонтове знаменитый юрист, современник и хороший знакомый Чехова А.Ф. Кони: «Это, очевидно, был человек, которого жизнь с самого начала обманула. Он не то ожидал от жизни, и он этой жизни мстил, потому что в частной жизни — как бы ни смотреть на его образы — он был человеком вредным, опасным, встреча с которым была роковою, особенно для женщин». Далее Кони подробно описывает неприглядную историю отношений поэта с Е.А. Сушковой (в замужестве Хвостовой). Мальчишкой-юнкером он был в нее влюблен, но не встретил взаимности. Спустя годы, став лейб-гусаром и известным поэтом, он отомстил ей. Притворившись влюбленным, начал ухаживать за уже помолвленной девушкой (она собиралась выйти замуж за Алексея Лопухина, друга Лермонтова), расстроил помолвку и после этого прервал с ней всякие отношения. От перенесенного унижения Екатерина Сушкова заболела, ее увезли в деревню, и только через год она поправилась, а позже вышла замуж за своего давнего поклонника А.В. Хвостова. Это пример показывает, что встречи с Лермонтовым «были роковыми и тяжелыми». Как свидетельствует дальше А.Ф. Кони, «даже его смерть была жестоким по отношению к нему самому самоубийством, потому что он жадно искал случая быть вызванным Мартыновым на дуэль, и все обстоятельства показывают, что Мартынов был вынужден принять его вызов»11. Режиссер Андрей Кончаловский в своей книге «Низкие истины» вспоминает рассказ генерала А.А. Игнатьева, автора книги «Пятьдесят лет в строю», о встрече своего отца с Мартыновым в Париже. «Я встречал Мартынова в Париже. Мы, тогда молодые, окружили его, стали дразнить, обвинять: «Вы убили солнце русской поэзии! Вам не совестно?» — «Господа, — сказал он, — если бы вы знали, что это был за человек! Он был невыносим. Если бы я промахнулся тогда на дуэли, я бы убил его потом. Когда он появлялся в обществе, единственной его целью было испортить всем настроение. Все танцевали, веселились, а он садился где-нибудь в уголке и начинал над кем-нибудь смеяться, посылать из своего угла записки с гнусными эпиграммами. Поднимался скандал, кто-то начинал рыдать, у всех портилось настроение. Вот тогда Лермонтов чувствовал себя в порядке»»12.
Эту нелицеприятную характеристику Лермонтова можно дословно отнести к характеру Соленого. Так как же относился к Лермонтову Чехов?
В переписке и произведениях Чехов часто цитирует или упоминает Лермонтова. В письме к писателю и журналисту Н.А. Лейкину: «Сейчас лягу и буду читать Лермонтова» (13 апреля 1886 года, Москва)13. Одно из писем к А.С. Киселеву (владельцу усадьбы Бабкино) заканчивается словами из «Демона»: «Клянусь я первым днем творенья...» (10 ноября 1887 года, Москва)14. Особенно часто Чехов вспоминает и включает в письма романтические строки Лермонтова во время путешествия на Кавказ. Среди «чудес» кавказского пейзажа он отмечает «тучки, ночующие на груди утесов-великанов» (К.С. Баранцевичу. 12 августа 1888 года, Сумы)15. О Военно-грузинской дороге Чехов пишет: «Я никогда в жизни не видел ничего подобного. Это сплошная поэзия, не дорога, а чудный фантастический рассказ, написанный демоном, который влюблен в Тамару» (Н.А. Лейкину. 12 августа 1888 года, Сумы)16. Описывая горное ущелье с Тереком на дне, Чехов говорит: «Это Дарьяльское ущелье, или, выражаясь языком Лермонтова, теснины Дарьяла» (К.С. Баранцевичу. 12 августа 1888 года, Сумы)17. Рассказывая А.С. Суворину о своих творческих исканиях, Чехов вспоминает слова Лермонтова: «Одним словом, а он, мятежный, бури ищет!» (18 ноября 1888 года, Москва)18. Бесспорно, что талант Лермонтова-писателя вызывал у Чехова восхищение и признание. Он писал литератору П.А. Сергеенко: «Лермонтов умер 28 лет, а написал больше, чем оба мы с тобой вместе. Талант познается не только по качеству, но и по количеству им сделанного» (6 марта 1889 года, Москва)19.
Подавляющее большинство цитат из Лермонтова находим в письмах Чехова 1886—1889 годов. Тогда же Чехов приобрел книгу Н. Котляревского «М.Ю. Лермонтов. Личность поэта и его произведения. Опыт историко-литературной оценки» (СПб., 1891). Книга хранилась в его личной библиотеке — это еще один штрих, свидетельствующий о большом интересе Чехова к Лермонтову. Без всякого сомнения можно утверждать, что Чехов ценил талант Лермонтова-писателя и учился у него. Лермонтов-человек представлял собой полную противоположность Чехову. Романтический бытовой «байронизм» автора «Демона» претил скромному, избегающему экзальтации и неумеренного проявления чувств писателю. Используя в своих письмах или сочинениях цитаты из поэзии Лермонтова, Чехов почти всегда подает их приправленными легкой иронией или самоиронией. Чеховская поэзия земная, человечная. У него если идет дождь, то сыро и пасмурно, а не гремит гром и сверкают молнии. Все чрезмерное, избыточное вызывает у него недоверие и усмешку. Пьеса Треплева из «Чайки», например. Это экспериментальная драматургия, «новое слово в искусстве», — возможно, талантливое произведение. В конце концов, и пьеса «Чайка», и пьеса Треплева написаны одним автором. Но творчество Тригорина автору ближе, а характер Тригорина симпатичнее треплевского хотя бы потому, что Тригорин самокритичен и трезво оценивает свой дар, а Треплев и в словах, и в поступках безудержен и категоричен. Лермонтовского Демона и треплевскую Мировую душу объединяет загадочность и символизм. Появление Дьявола добавляет инфернальности.
Соленый подражает не столько Лермонтову, сколько его всесильному, но несчастному Демону. Чеховский Соленый не пародия на Лермонтова, а Лермонтов, лишенный поэтического дара. Когда вместо ума — лишь претензия на ум, вместо остроумия — лишь претензия на остроумие. Его зря обвиняют в пошлости. Образец, выбранный им для подражания, подражания достоин. Только вот подражать и учиться стоит у Лермонтова-художника. Лермонтову-человеку подражать опасно и недостойно. Соленый небезуспешно пытается копировать внешние проявления лермонтовского характера, рассчитывая таким образом привлечь к себе внимание Ирины. «Лермонтов пользовался успехом у женщин, почему же и мне не попробовать», — думает он. Да, Лермонтов бывал жесток и вел себя бессердечно, провоцировал окружающих и позволял себе непристойное поведение и грубые шутки. Но ценили и любили его не за это. Он был гениальным поэтом, преемником А.С. Пушкина. Соленому бог таланта не дал. В этом нет его вины. Это его беда. Он понимает, что никакое внешнее сходство, даже если оно есть, не сделает его «Лермонтовым». Нужен не просто талант. Надо родиться гением. Можно предположить, что штабс-капитан, влюбленный в Ирину, втайне от всех пишет лирические стихи. Пишет и сжигает написанное. Соленый не глуп и знаком с русской литературой. Он цитирует слова Чацкого из комедии «Горе от ума» А.С. Грибоедова: «Я странен, а не странен кто ж?» Вслед за этим упоминает Алеко, главного героя пушкинской поэмы «Цыганы»: «Не сердись, Алеко». Алеко, герой байронического типа, наделенный острым чувством достоинства и воспринимающий законы цивилизованного мира как насилие над человеком, — это еще одно альтер эго Соленого. Слава великих русских поэтов не дает ему покоя. Когда Бог хочет наказать честолюбивого и самолюбивого человека, он лишает его не ума, а таланта. Чехову жаль своего героя. Он готов простить ему даже дикость реплики, обращенной к Наташе: «Если бы этот ребенок был мой, то я изжарил бы его на сковородке и съел бы...» Грубость, бестактность, бесталанность — все искупает любовь к Ирине. В этой любви нет игры, нет претензии, нет подражания. Она искренна, всеобъемлюща и безнадежна. Чехов многое готов простить героям, способным любить. Трагический финал любовного треугольника Ирина — Тузенбах — Соленый скорее на совести Лермонтова и самого автора, чем Соленого. Штабс-капитану надо было спровоцировать дуэль, чтобы доиграть роль Лермонтова до конца.
Чехов не описывает сцену дуэли, оставляя простор нашей фантазии и анализу, но принято считать, что в ней Соленый играет роль не Лермонтова, а его убийцы — Мартынова. Роль Лермонтова переходит к Тузенбаху. Это он гибнет от пули Соленого, как Лермонтов гибнет от пули Мартынова. Таков результат, но мы не знаем, хотел ли Соленый такого финала. Да, он грозился подстрелить своего счастливого соперника, но хотел ли он этого на самом деле? Может быть, ему хотелось доиграть роль Лермонтова до конца и погибнуть от пули презираемого им человека? Тогда дуэль выглядит следующим образом: Соленый не собирался убивать, а хотел быть убитым. Он позволил Тузенбаху стрелять первым, тот целился на поражение, но, будучи неопытным стрелком, промахнулся. Тогда, в ярости на ни на что не способного Тузенбаха, Соленый его убивает. Логика развития образа Соленого требовала от автора смерти штабс-капитана, но Чехову необходима смерть Тузенбаха. Надо было оставить в финале сестер одних перед мрачной, жестокой реальностью. Они должны были самостоятельно найти свою дорогу в жизни, поверить в себя и в возможность счастья не через 200—300 лет, а в самом ближайшем будущем.
Но до этого еще далеко, а пока Чебутыкин и Ирина возвращаются в гостиную. Соленый, услышав окончание их разговора на кулинарную тему, вступает в бессмысленный и нелепый спор с Чебутыкиным:
ЧЕБУТЫКИН (идя в гостиную с Ириной). И угощение было тоже настоящее кавказское: суп с луком, а на жаркое — чехартма, мясное.
СОЛЕНЫЙ. Черемша вовсе не мясо, а растение вроде вашего лука.
Чем чехартма отличается от черемши?
Начнем с черемши. Думаю, что многие слышали это слово и даже пробовали блюда с этим растением.
Черемша, или лук медвежий, — это многолетнее травянистое растение, вид рода Лук, подсемейства Луковые. Другие русские названия черемши — «дикий чеснок», «калба́», «колба́». В Германии черемша известна под названием Bärlauch, что значит «медвежий зеленый лук» (поскольку черемша является одним из самых ранних источников витаминов в лесу: ее собирают в апреле-мае, проснувшийся после зимней спячки медведь лакомится травой и быстро восстанавливает свои силы). В пищу употребляют стебель, листья и луковицу растения. Листья черемши, богатые витамином C, обычно собирают весной, до цветения, на вкус они напоминают зелень чеснока и лука. В свежем виде черемшу добавляют как пряность в салаты, супы, овощи, используют как начинку для пирогов. Траву также квасят, солят и маринуют; сушить черемшу не рекомендуется, поскольку в таком состоянии она теряет часть своих ценных качеств. На Кавказе черемшу используют в основном в горячих блюдах, а сырые стебли, которые собирают до цветения, едят с хлебом и солью. У чеченцев и ингушей готовят национальное вайнахское блюдо под названием хонк — суп из варенной в молоке черемши с добавлением топленого масла, соли и специй.
Чехартма (правильно: чихартма или чихиртма) — это грузинский густой суп, в который по ходу приготовления вводятся две заправки — мучная и яичная. Как правило, чихартму готовят на бульоне из домашней птицы, реже баранины. В чихартме нет овощной гущи. Кроме обычных приправ готовое блюдо заправляют кориандром, корицей и мятой.
Как видим, Чебутыкин заблуждается, называя чехартму жарким, то есть мясным блюдом. Если доверять грузинской кулинарной книге, то чехартма — это грузинский густой суп. Если бы Соленый оспорил это утверждение Чебутыкина, то спор имел бы смысл. Чехартма — это не мясо. Абсурдность и комизм спора заключается в том, что Соленый вместо чехартмы говорит о черемше. Он прав, называя черемшу растением вроде лука, но Чебутыкин говорит о чехартме, а не о черемше. Думается, что со слухом у Соленого все в порядке. Остается предположить, что он сознательно издевается над доктором, заставляя его раз за разом повторять ошибочное утверждение. При том что его собственное утверждение совершенно справедливо. Черемша — это растение. Жестокая, вполне в стиле Лермонтова шутка. Весь спор природой своего абсурдистского юмора напоминает миниатюры Жванецкого, например «Я вчера видел раков».
Не разобравшись в кулинарном своеобразии грузинской кухни, мы рисковали не понять и особенности юмора Соленого, которым наделил его автор.
Спор прекращает Андрей:
АНДРЕЙ (умоляюще). Довольно, господа! Прошу вас!
Такое впечатление, что он понимает намерение Соленого подразнить доктора и вступается за него. В отместку за это Соленый тут же набрасывается на Андрея, используя ту же тактику, что и в споре с Чебутыкиным:
ТУЗЕНБАХ (целует Андрея). Черт возьми, давайте выпьем. Андрюша, давайте выпьем на «ты». И я с тобой, Андрюша, в Москву, в университет.
СОЛЕНЫЙ. В какой? В Москве два университета.
АНДРЕЙ. В Москве один университет.
СОЛЕНЫЙ. А я вам говорю — два.
АНДРЕЙ. Пускай хоть три. Тем лучше.
СОЛЕНЫЙ. В Москве два университета!
Ропот и шиканье.
В Москве два университета: старый и новый. А если вам неугодно слушать, если мои слова раздражают вас, то я могу не говорить. Я даже могу уйти в другую комнату... (Уходит в одну из дверей.)
Теперь абсурдность спора заключается в том, что правы оба, но парадоксальным образом последнее слово и правота оказывается за Соленым. В Москве два университета: старый и новый. Конечно, Соленый знает, что университет в Москве один, но желание подразнить, рассердить собеседника слишком велико. С другой стороны, штабс-капитан не упускает случая продемонстрировать свои риторические способности.
Праздник отменяется.
Такое впечатление, что Андрей и Чебутыкин заранее договорились провести сегодняшний вечер за карточным столом. Не будет ряженых, зато весь вечер можно играть в карты. Карточная игра для Андрея уже стала наркотиком. Без нее он не может жить. Пусть не играть самому, но хотя бы смотреть, как играют другие. Это самообман. Андрей знает, что будет играть. Вероятно, к картам, как мы уже предположили выше, пристрастил Андрея доктор. В первом действии Андрей занят переводом с английского, игрой на скрипке и выпиливанием рамочек. Доктор, скорее всего, игрок со стажем. Карты — это самое распространенное армейское развлечение.
Где играют в карты Андрей и доктор?
В каждом крупном губернском центре существовали клубы, организованные по примеру Английского клуба в Москве. Каждый вечер там собирались любители карточной игры, самого распространенного в России развлечения. Карты являются, по словам П.А. Вяземского, «одной из непреложных и неизбежных стихий»20 в России и отражают философию русской жизни. Можно процитировать одного из персонажей драмы Лермонтова «Маскарад»: «Что ни толкуй Вольтер или Декарт — / Мир для меня — колода карт, / Жизнь — банк: рок мечет, я играю, / И правила игры я к людям применяю». Чехов лишает карточную игру романтического ореола. Колода карт для него — это не весь мир, а мирок, искаженный и опошленный обывательскими стремлениями и мещанским образом жизни. Для Андрея карты — это возможность хоть на время забыть об унизительной ситуации в семье, о тягостном чувстве вины перед сестрами, о крахе всех честолюбивых надежд. Осталась лишь одна надежда, надежда на выигрыш. В клубе, где Чебутыкин и Андрей играют в карты, собираются представители верхушки городского общества, служащие, чиновники, купцы. Игра идет по-крупному. Андрею не везет. Раз за разом он проигрывает большие суммы, все глубже влезая в долговую трясину. В его игре нет трагического романтизма Германна из «Пиковой дамы» А.С. Пушкина, или фатализма князя Звездича из «Маскарада» М.Ю. Лермонтова, или страсти Алексея Ивановича из романа «Игрок» Ф.М. Достоевского. Андрей — герой другого романа и другого времени. У Чехова карты — синоним пошлости. В рассказе Чехова «Винт» это нашло буквальное выражение. Каждая карта в игре чиновников — это тот или иной городской обыватель.
Пошлость начинает проникать и в дом Прозоровых. Карты Андрея, как и катание на санях Наташи с Протопоповым, — это симптомы одной и той же болезни в различных проявлениях.
Примечания
1. Зингерман Б. Очерки истории драмы 20 века. М., 1979. С. 63.
2. Там же. С. 65.
3. Вистенгоф П.Ф. Очерки московской жизни. М., 1842. С. 139.
4. Шапошников Г. Как трудились русские связисты во второй половине XIX — начале XX вв. // Nag.Ru. 2010. 19 июля. URL: https://nag.ru/material/18092 (дата обращения: 20.05.2021).
5. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. Т. 4. Письма. Январь 1890 — февраль 1892. С. 160.
6. Там же. С. 166.
7. Там же. С. 170.
8. Там же. С. 176.
9. Там же. С. 177.
10. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 10 т. Л., 1979. Т. 10. С. 148.
11. Кони А.Ф. Собрание сочинений: В 8 т. М., 1968. Т. 6. С. 116.
12. Кончаловский А. Низкие истины. М., 2014. С. 26.
13. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. М., 1974. Т. 1. Письма. 1875—1886. С. 236.
14. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. М., 1975. Т. 2. Письма. 1887 — сентябрь 1888. С. 146.
15. Там же. С. 308.
16. Там же. С. 311.
17. Там же. С. 309.
18. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. М., 1976. Т. 3. Письма. Октябрь 1888 — декабрь 1889. С. 74.
19. Там же. С. 171.
20. Вяземский П.А. Старая записная книжка. Л., 1929. С. 85.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |