Действие третье

Между вторым и третьим действием прошло как минимум полтора года. За это время у Наташи и Андрея Прозоровых появился еще один ребенок, девочка Софья. Няне Анфисе, которой в начале пьесы восемьдесят лет, в третьем акте уже восемьдесят второй год. Можно предположить, что с тех пор прошло около двух с половиной лет. (Третье лето со дня именин Ирины — начала пьесы.)

Лето, три часа ночи, в городе страшный пожар. Погорельцы спасаются в доме Прозоровых. Среди первых реплик третьего акта есть одна реплика Ольги, которая вызывает вопросы:

ОЛЬГА (звонит). Не дозвонишься... (В дверь.) Подите сюда, кто там есть!

В открытую дверь видно окно, красное от зарева; слышно, как мимо дома проезжает пожарная команда.

Какой это ужас. И как надоело!

Понятно, что все происходящее — это ужас. Непонятно, как можно в такой ситуации сказать: «И как надоело!» Что надоело Ольге? Помогать несчастным людям, знакомым и незнакомым, потерявшим в пожаре свое жилье и все имущество? Надоела Анфиса, которая сама уже ничего не может делать? Надоел Ферапонт, которого не дозовешься? Фраза звучит резким диссонансом на фоне доброго дела, предпринятого Ольгой. Ее можно оправдать, только если понимать шире, чем по отношению к одной конкретной теме пожара. Ольге надоело все, даже необходимая, благородная, бескорыстная помощь близким, оказавшимся в трудной ситуации. Надоело спасать других, если она не в состоянии спасти саму себя. Ольга готова отдать все в этом доме, который уже ей не принадлежит. Она знает то, что мы узнаём в финале третьего акта. Андрей заложил дом и не сможет его выкупить. Подробности этой финансовой операции мы обсудим позже, а пока будем иметь в виду сам этот факт: дом уже не принадлежит семейству Прозоровых. Настроение Ольги в начале акта можно охарактеризовать одной фразой: «Да гори оно все ярким пламенем!» Не случайна и реплика Ферапонта: «Слушаю. В двенадцатом году Москва тоже горела. Господи ты боже мой! Французы удивлялись».

Чему удивлялись французы в двенадцатом году?

Неизвестно, кто поджег Москву. По одной из версий, Москву подожгли французы, по другой — сами русские, отступая, по третьей — пожар возник сам по себе, от случайной лучины или упавшей свечки. Удивляться французы могли в том случае, если думали, что русские сами подожгли свою древнюю столицу, чтобы ничего не оставлять врагу. Такая готовность пожертвовать всем не могла не вызвать удивления. Сколько городов войска Наполеона ни завоевывали до Москвы, но так еще никто не поступал.

Кто виноват в пожаре, которым начинается третий акт пьесы? Стоит ли искать ответ на этот вопрос? Ферапонт невольно сравнивает пожар Москвы в двенадцатом году и нынешний пожар в городе. Тогда — возможно, героический поступок горожан, сегодня — небрежность или злой умысел кого-либо из жителей. На французов не свалишь. Сами виноваты.

Пожар еще не закончился, а герои пьесы уже начинают собираться в доме Прозоровых. Вершинин с гордостью рассказывает о своих солдатах, помогавших тушить пламя. Вероятно, и он принимал в этом участие. Чего нельзя сказать о Соленом и Тузенбахе. Первый уже давно находится в доме, а Тузенбах появляется вместе с Вершининым и Ириной позднее. На нем новое и модное пальто. Не похоже, что он участвовал в тушении пожара.

Сразу вслед за словами Вершинина о том, что на пожаре он загрязнился, звучат в первый раз слова о возможном скором переводе бригады в другое место назначения. Пожар в Москве ускорил отступление французов. Пожар в городе трех сестер предваряет «отступление» Вершинина.

Наташа уже чувствует себя полноправной хозяйкой в доме. Ей надо только убедить в этом сестер Андрея. Выгоняя Анфису из дома, она поступает по-хамски, но ведь у нее нет никаких обязательств перед старой нянькой. Анфиса нянчила сестер и Андрея, а для Наташи она прислуга, от которой нет никакого толку, а одни расходы.

Можно по-разному относиться к Наташе, но, когда она утверждает, что на ней лежит все хозяйство, она говорит правду.

Вернемся к Вершинину. Вскоре после появления в доме Прозоровых он опять начинает философствовать. Ничего нового мы не услышим. Это вариации на старую тему счастливой жизни в далеком будущем, через 200—300 лет:

ВЕРШИНИН. <...> А пройдет еще немного времени, каких-нибудь двести-триста лет, и на нашу теперешнюю жизнь также будут смотреть и со страхом, и с насмешкой, все нынешнее будет казаться и угловатым, и тяжелым, и очень неудобным, и странным. О, наверное, какая это будет жизнь, какая жизнь! (Смеется.)

Возможно, даже наверняка зрители первых спектаклей, современники Чехова, тоже верили в неизбежные перемены к лучшему. Трудно сказать, верил ли в это сам Чехов. Он с гениальной прозорливостью оставил этот вопрос открытым. Нам сегодняшним очевидно, что если перемены и произошли, то лишь к худшему. Я не говорю даже о миллионах, десятках миллионов жертв мировых и локальных войн XX века, о грозящем самоуничтожении человечества в веке XXI. Страшнее другое. Техника совершенствовалась и совершенствуется. А человек не меняется. Он не становится хуже или лучше. Он остается таким же, каким был, когда брал камень и палку и шел отнимать у соседа женщину, дом, землю. Беда в том, что сегодня у него в руках не палка, а ядерное, химическое и бактериологическое оружие массового поражения. Средства изменились, а инстинкты остались прежними.

Подполковник Вершинин приходит в город, отбирает женщину у учителя Кулыгина и при этом философствует о прекрасных людях будущего.

В следующей сцене Чебутыкин разбивает старинные часы, память о матери сестер Прозоровых, и тут же обвиняет всех в нежелании замечать роман Наташи и Протопопова. Роман, о котором знают все в городе и знают, конечно, в этом доме. Знают, но молчат. Неприлично говорить об этом. Так же неприлично говорить о романе Вершинина и Маши, хотя все в доме если и не знают, то наверняка догадываются об их отношениях. Мне всегда казалось странным противопоставление этих двух адюльтеров. Считается, что у Вершинина и Маши — любовь, а у Наташи и Протопопова пошленький романчик, интрижка. Мне кажется, что у Чехова все сложнее, не так однозначно.

Прежде всего не однозначно его отношение к Вершинину. Многое в его словах заставляет нас относиться к нему с подозрением. Действительно ли он любит Машу? Действительно ли он умен и искренен? Первое впечатление ввело сестер в заблуждение. Он человек из Москвы. Это означает: прекрасный человек, человек вне подозрений. К третьему акту заблуждение не могло не рассеяться. Блеск красноречия потускнел. Слабости и недостатки стали очевидны даже для Маши. Слова Вершинина, его мечты и фантазии так и остаются словами. Вершинин не способен на поступок. Во всей роли подполковника нет ни одной сцены, где бы он принял решение сам. За него решают другие. Он военный и привык выполнять приказы, привык подчиняться. Самостоятельно он способен только на философистику. Создавая такой характер, Чехов рассчитывал на критическое отношение к герою. Но Вершинину повезло. Первым исполнителем стал К.С. Станиславский. Он затушевал все слабые места вершининского характера и представил нам почти романтического героя, который «гибнет» в сражении с мрачной, гнетущей действительностью. Можно ли верить Вершинину, когда он утверждает, что таких, как сестры Прозоровы, в городе больше нет? Подразумевается, что все 99 997 жителей губернского города — это отсталые, темные, пошлые люди. Нет ли в этом утверждении противоречия с только что прозвучавшим предложением Тузенбаха организовать благотворительный концерт в пользу погорельцев?

ТУЗЕНБАХ. Меня все просят устроить концерт в пользу погорельцев.

Вероятно, все — это жители города, которые тем самым проявляют заботу о пострадавших и интерес к музыке. Тузенбах, как и сестры, относится ко всем свысока, пренебрежительно, утверждая, что в этом городе никто ничего не понимает в музыке. Это несправедливое обвинение опровергается не только желанием организовать благотворительный концерт, но и наличием в городе театра. Мы уже говорили о том, что в Перми был прекрасный Оперный театр, а значит, были понимающие и любящие музыку слушатели. Идея с концертом возникла неслучайно. Есть много других способов собирать деньги на благотворительные цели. Возвращаясь к рассуждениям Вершинина о будущем, стоит обратить внимание на несправедливость его предпосылки, которая должна была быть очевидна и первым зрителям пьесы. Жизнь в провинции была далека от желаемой, но и не такой мрачной, какой она выглядит в глазах основных героев.

Прошло больше ста лет со дня написания пьесы. Для нас стала очевидной несостоятельность рассуждений Вершинина о прекрасном будущем. Мы вроде бы должны в нем жить, но что-то незаметно, что вокруг нас одни умные, образованные, честные, благородные люди. Они есть, конечно, и сегодня. Но нам сегодняшним понятно, что их не стало больше, чем было во времена Чехова. Мы не стали лучше, чем чеховские современники. А раз так, то воспринимать всерьез, позитивно философию Вершинина мы не можем. Он не прав. Вот та истина, которая открылась нам, тем, кто живет в «прекрасном вершининском будущем».

Чехову, без сомнения, очень хотелось верить словам Вершинина, но, как писатель-реалист, он не мог не сомневаться в их справедливости. Эти сомнения придают образу Вершинина, по сути, комический, если не карикатурный характер и в известном смысле уравнивают его с другими, более откровенно карикатурными персонажами вроде Соленого и Кулыгина. Традиция, идущая от первой постановки пьесы Станиславским, разделяет персонажей «Трех сестер» на положительных и отрицательных, на вызывающих наши симпатии и на вызывающих наше осуждение, на жертвы и на палачей. Изучая, анализируя текст пьесы, мы начинаем понимать, что Чехов относился к своим героям амбивалентно. Он никого не осуждал и никого не восхвалял, но на всех глядел сквозь призму своей иронии, а порой сарказма.

Зачем Чебутыкин разбивает фарфоровые часы покойной матери?

Незадолго до этого Вершинин походя, мимоходом сообщает о возможном переводе бригады в другой город. Ирина машинально, по привычке, говорит о переезде в Москву. Именно после реплики Ирины: «И мы уедем!» — доктор, как пишет Чехов, «роняет часы». Что это? Случайность или намеренный поступок потерявшего терпение Чебутыкина? А далее звучит обвинение в адрес всех тех, кто не желает замечать романчик Наташи.

Первая реплика Вершинина после пьяного срыва и ухода Чебутыкина:

ВЕРШИНИН. Да... (Смеется.) Как все это, в сущности, странно!

Что он имеет в виду, когда говорит это? Что, в сущности, так странно? Поведение доктора? Романчик Наташи? Разбитые часы? Чему смеется Вершинин? Посмотрим, что он скажет вслед за этим. Он будет рассказывать о том, что делал, получив известие о пожаре. Может быть, ему самому странно, что в минуту опасности он первым делом побежал не к Маше, которую любит, а домой к жене и дочкам? Что не было для него ничего важнее спасения своей семьи? Начало его монолога Маша не слышит. Она появляется только после слов Вершинина о жене, которая кричит и сердится, увидев Вершинина с девочками в доме у Прозоровых. Интересно также понять, какой смех имел в виду Чехов. Как смеется в этой сцене Вершинин и как смеется чуть позже Маша? Только проанализировав все обстоятельства сцены, можно делать какие-либо предположения. Отношения внутри любовного треугольника Вершинин — его жена — Маша таковы, что для всех участников должно быть ясно: статус-кво не изменится. Вершинин не уйдет из семьи. Можно ли в таком случае говорить о счастливом, беззаботном смехе? Вряд ли... Ведь в следующей сцене Федотик, потерявший все свое имущество, которое целиком сгорело, танцует и смеется, рассказывая об этом почти с облегчением. Может быть, смех Маши такого же характера? Все потеряно. В конце концов, незнание хуже знания, даже самого страшного. Теперь, когда Маше не на что надеяться, она находит в себе силы рассказать сестрам о своей безнадежной любви.