Усадьба в Мелихове и поездка за границу (1892—1898)

Имение Мелихово, принадлежавшее художнику-декоратору Николаю Сорохтину, было куплено по объявлению в газете. Антон Павлович до приобретения усадьбы ни разу в Мелихове не был. Мария Павловна и Михаил Павлович по просьбе брата осмотрели усадьбу и 2 февраля 1892 года купили ее. Мелихово находилось в девяти верстах от железнодорожной станции Лопасня Московско-Курской дороги, в 23 верстах от уездного города Серпухов. Дорога от Москвы до Лопасни занимала два с половиной часа пути на поезде. Грунтовая дорога от станции к имению весной и осенью раскисала от грязи, становилась непроезжей. Летом же этот путь был весь в ухабах, в облаках пыли. Зимой она была полностью засыпана снегом и ее отмечали вешками. Имение к моменту покупки было очень запущено. Ранее оно принадлежало мелкопоместным дворянам, основной дом был построен в классическом стиле. Сорохтин пристроил к его восточному фасаду террасу и сделал в доме стрельчатые окна с цветными стеклами.

Имение было куплено за 13 тысяч. Продавец получил сразу четыре тысячи наличными и закладную на пять тысяч по 5 процентов на десять лет. Остальные четыре тысячи Чехов отдал той же весной в банке, заложив для этого имение. Тогда же были отданы две тысячи в счет закладной. Еще тысяча рублей была потрачена на купчую, нотариуса, чиновников. Весной 1892 года Чехов оказался должен около 18 тысяч. Долг конторе «Нового времени» составил 8170 рублей (пять тысяч, взятых на покупку имения, и 3170 рублей старого непогашенного долга). Шесть тысяч рублей — это банковский долг с ежегодными процентами в 470 рублей. Еще три тысячи — оставшаяся сумма по закладной.

Семья Чеховых перебрались в Мелихово уже 1 марта, сам Антон Павлович приехал 4 марта. В первые дни после переезда Чехов писал А.С. Киселеву о своем приобретении: «Не было хлопот, так купила баба порося! Купили и мы порося — большое, громоздкое имение <...>. 213 десятин на двух участках. Чересполосица. Больше ста десятин лесу <...>. Называют его оглобельным, по-моему же, к нему более подходит название розговый, так как из него пока можно изготовлять только розги. <...> Фруктовый сад. Парк. <...> Вся усадьба загорожена от мира деревянною оградою на манер палисадника. <...> Дом и хорош, и плох. Он просторнее московской квартиры, светел, тепел, крыт железом <...> имеет террасу в сад, итальянские окна и проч., но плох он тем, что недостаточно высок, недостаточно молод, имеет снаружи весьма глупый и наивный вид, а внутри преизбыточествует клопами и тараканами, которых можно вывести только одним способом — пожаром; всё же остальное не берет их».

От затрат по оформлению покупки Антон Павлович, по его выражению, «остервенел», он сравнивал себя с человеком, который «зашел в трактир только затем, чтобы съесть биток с луком, но, встретив благоприятелей, нализался, натрескался, как свинья, и уплатил по счету 142 р. 75 к.». На восстановление запущенного хозяйства также требовались немалые деньги. Сразу же на хозяина имения навалились непредвиденные расходы, связанные с ремонтом, покупкой инвентаря, семян и так далее. На ближайшие годы писатель вновь оставался без денег. Менее чем через два года Сорохтин, сделав скидку, попросит Чехова досрочно погасить долг. Имение заложат, с Сорохтиным Чехов расплатится, расплатится потом и с Сувориным, и тогда останутся только обязательства перед банком.

Чехов писал своему знакомому Ясинскому в марте 1892 года: «Ах, если б Вы знали! Я купил себе имение. То есть не купил, а приобрел, так как заплатил только одну треть стоимости, остальные же две трети пошли в долг и будут погашены, вероятно, чрез посредство благодетельного аукциона. Меня теперь одолевают целые тучи плотников, столяров, печников, лошадей, алчущих овса, а у меня, как говорят, хохлы, денег — чёртма! Крохи, оставшиеся после покупки, все до единой ушли в ту бездонную прорву, которая называется первым обзаведением. <...> Если бы не каторжная мысль, что для посева мне нужно купить овса больше чем на 100 руб. (клеверу я уже купил на 100), то жилось бы мне сносно».

Переезд в Мелихово открыл новую страницу в биографии не только самого Чехова, но и всей его семьи. Родственники писателя (отец Павел Егорович, мать Евгения Яковлевна, сестра Мария), много лет жившие на съемных квартирах, впервые почувствовали себя по-настоящему дома. Всю весну в доме шел капитальный ремонт. Чеховы быстро привели усадьбу в порядок и даже придали ей нарядный вид. Невысокий деревянный дом с верандой и цветником в глубине старинной рощи, небольшое озеро, на высоких деревьях по дороге к дому — скворечники с надписью: «Братья Скворцовы», и везде безупречная чистота.

Отец семейства Павел Егоровичехов жизнью в имении был очень доволен. Мужиков он не любил и, как иронически заметил сын, разговаривал с ними строго. В мелиховской жизни сразу установился порядок: место отца во главе стола и спорить с ним не следует. Работникам и прислуге было сказано — «старого барина» слушать, но все указания получать от Евгении Яковлевны или Марии Павловны. Павел Егорович регулярно ходил в церковь в соседнем селе Васькине, читал газеты, работал в саду. Каждый вечер в большой тетради он записывал все, что происходило в имении: «Священник был, окропил комнаты Святой Водой»; «Антоша поехал в Москву»; «Помолившись Богу, посеяли овес»; «Картошку сажают, гречку сеют»; «Праздник».

Евгения Яковлевна занималась заготовками на зиму, присматривала за прислугой и кухаркой. Для сезонных работ нанимали деревенских женщин, а скотный двор, посевы, огород были в руках «младших Чеховых». Однако Мария Павлова и Михаил Павлович не не имели опыта, к тому же они не жили в Мелихове постоянно, во многом полагались на работников. Мария Павловна продолжала преподавать в гимназии, она жила с братом Иваном в казенной квартире при училище, потом Антон Павлович снял для нее жилье в Москве. В деревне Мария появлялась только на выходные. Михаил Павлович тоже уделял имению внимание, но явно недостаточное. Он служил в Алексине, где ему давно надоело. Осенью 1892 года Михаила перевели с тем же окладом в 1500 рублей на Серпуховско-Подольский участок. Он оказался близко к Мелихову, где и поселился.

Антон Павлович быстро освоился в Мелихове и полюбил его. «Я привык и к полю, и к деревьям, и к людям, и чувствую себя дома», — писал он 15 мая 1892 года. Он высаживал цветы и деревья, с особым увлечением разводил фруктовый сад. Он писал: «Питаю слабость к фруктовым деревьям». «Обычно ранним утром он выходил в сад и подолгу осматривал каждое фруктовое дерево или розовый куст: то подрежет сучок, то поправит веточку, а то долго сидит у ствола и что-то наблюдает на земле», — вспоминал Михаил Павлович. Мария Павловна рассказывала, что из Москвы привозили семена ели, сосны, дуба и лиственницы. По инициативе Антона Павловича в усадьбе и за ее пределами было посажено много деревьев, проведены новые аллеи.

Поздней осенью 1892 года в письме к брату Александру Чехов подвел первые итоги жизни в деревне: «Собравши плоды земные, мы тоже теперь сидим и не знаем, что делать. Снег. Деревья голые. Куры жмутся к одному месту. Чревоугодие и спанье утеряли свою прелесть; не радуют взора ни жареная утка, ни соленые грибы. Но как это ни странно, скуки совсем нет. Во-первых, просторно, во-вторых, езда на санях, в-третьих, никто не лезет с рукописями и с разговорами, и, в-четвертых, сколько мечтаний насчет весны! Я посадил 60 вишен и 80 яблонь. Выкопали новый пруд, который к весне наполнится водой на целую сажень. В головах кишат планы».

В Мелихово Антон Павлович работал с самого раннего утра до позднего вечера. Весной 1892 года Чехов работал над книгой о Сахалине, писал повесть «Скучная история». Уже в марте он заканчивает и отсылает в редакцию журнала «Всемирная иллюстрация» рассказ «В ссылке». Тогда же была написана «Палата № 6». 7 апреля в «Осколки» отправлены рассказы «Отрывок», «История одного торгового предприятия» и «Из записной книжки отставного старого педагога». Чуть позже он отправил Лейкину рассказ «Рыбья любовь». В июне был написан еще один рассказ — «Соседи». В то время Чехов совмещал литературную работу с текущими хозяйственными заботами, много времени отнимала и медицинская практика. При первом знакомстве с жителями деревни он представился доктором. С первых же дней своего приезда в Мелихово он начал бесплатно лечить крестьян, выдавая им привезенные из Москвы лекарства. Мария Павловна помогала Антону Павловичу во всем, в том числе и в лечении больных, выдаче лекарств, перевязках.

Во время холерной эпидемии летом 1892 года по просьбе земства он взял под свою опеку большой участок, включавший 25 деревень, четыре фабрики и один монастырь, при этом от положенного вознаграждения отказался. Чехов ездил по плохим дорогам на своих лошадях, собирал пожертвования на бараки, объяснял населению, как спасаться от холеры. Чехов мотался по уезду, случалось, ночевал не дома, возвращался пешком. Уставал, сердился, смирялся с грубостью и подозрительностью мужиков. Благодаря его энергии и настойчивости, скоро весь участок покрылся целой сетью необходимых учреждений. Бороться с холерой Чехову пришлось и в следующем году. В августе 1893-го он пишет: «Лето в общем было не веселое, благодаря паршивой холере. Я опять участковый врач и опять ловлю за хвост холеру, лечу амбулаторных, посещаю пункты и разъезжаю по злачным местам».

В ноябре 1892 года в журнале «Русская мысль» была напечатана повесть Чехова «Палата № 6». По выражению Немировича, о повести заговорили «во всех углах» Москвы. Потом в Петербурге. Это был не просто успех, а широчайший отклик. Лесков счел, что «Палата № 6» «делает честь любой литературе». Пораженный Репин сказал о Чехове: «Силач!» Повесть произвела сильное впечатление на Толстого. Читатели признавались в письмах, что они неотрывно думали о прочитанном. C октября 1893 по июль 1894 года в журнале «Русская мысль» печатался «Остров Сахалин». Отдельное издание этого произведения вышло в свет в 1895 году. Критика по-разному оценила характер и смысл самой книги, но была единодушна в том, что путешествие на Сахалин отразилось в литературной деятельности Чехова слабее, чем следовало ожидать.

Для всей большой чеховской семьи Мелихово стало родным гнездом. Здесь часто гостили братья Антона Павловича, приезжала родня из Таганрога, праздновали свои свадьбы Иван Павлович и Михаил Павлович. С первых же дней Чехов стал приглашать в гости всех своих знакомых. Приглашал, но честно предупреждал о неудобствах в доме: «<...> ватерклозета нет; есть нужник <...>. Холодно в нем, но не очень», «пейзажи у меня скромные, вековых кедров и бездонных оврагов нет, но пройтись и полежать на травке есть где». В Мелихове бывали писатели И.Н. Потапенко, В.А. Гиляровский, И.Л. Щеглов, Т.Л. Щепкина-Куперник, художники И.И. Левитан и И.Э. Браз, артист П.М. Свободин, Вл. И. Немирович-Данченко. Подолгу гостили в Мелихове виолончелист М.Р. Семашко и флейтист А.И. Иваненко. Частой гостьей Мелихова и своим человеком в чеховской семье была Л.С. Мизинова. В Мелихове постоянно звучали музыка, пение, декламация. В последний год жизни Чехова в Мелихове сюда приезжала О.Л. Книппер, ставшая впоследствии женой писателя.

Порой гости мешали спокойной работе Чехова. «Я прямо изумлен, — писал ему после посещения Мелихова писатель И.Л. Щеглов, — когда вы успеваете "писать" при милой мелиховской толчее — я бы протянул ноги и стал бы громко визжать». В 1894 году Чехов выстроил у себя в усадьбе небольшой деревянный флигелек. «Флигель у меня вышел мал, но изумителен», — пишет он в одном письме. Это был маленький домик среди ягодных кустарников с двумя крошечными комнатками, в одной из которых стояла кровать, а в другой — письменный стол. Изначально он был предназначен для гостей, но вскоре стал местом для работы писателя, где его никто не отвлекал.

В те годы Антон Павлович часто ездил в Москву. После одной из таких поездок осенью 1893 года он писал: «Третьего дня я вернулся из Москвы, где прожил две недели в каком-то чаду. Оттого, что жизнь моя в Москве состояла из сплошного ряда пиршеств и новых знакомств, меня продразнили Авеланом. Никогда раньше я не чувствовал себя таким свободным... и... девицы, девицы, девицы...» Тогда адмирал Ф.К. Авелан был русским морским министром. Это было время сближения между Россией и Францией, и Авелана все время чествовали то во Франции, где он с русской эскадрой был с визитом, то в России, после возвращения его из Франции.

В Москве Чехов останавливался в гостинице «Большая Московская», в которой у него был свой номер. Он сразу же сообщал о своем приезде своим друзьям и знакомым. В круг общения, по воспоминаниям Марии Павловны, входили В.А. Гольцев и В.М. Лавров («Русская мысль»), М.А. Саблин («Русские ведомости»), Ф.А. Куманин («Артист»), И.Н. Потапенко и др. Мария Павловна говорила: «Они приходили к Антону Павловичу и тащили его за собой в какую-нибудь редакцию, ресторан. К этой компании присоединялись я, Лика, Таня, Яворская, еще кто-нибудь из литераторов или редакторов, и начинались "чествования" Антона Павловича. Компанией переходили из одной редакции в другую, из одного ресторана в другой: там завтрак, там обед, там ужин... В конце концов Антона Павловича прозвали Авеланом, окружение его — эскадрой, а походы компании — плаванием эскадры».

Весной и осенью 1894 года из-за обострения легочного процесса Чехов жил в Ялте. Этой же осенью он совершил поездку за границу (Триест, Фиуме, Венеция, Аббация, Милан, Генуя, Ницца, Берлин, Париж). В октябре его избрали присяжным заседателем Московского окружного суда, тогда же он был утвержден попечителем Талежского сельского училища. В этом году были опубликованы в «Русских ведомостях» «Скрипка Ротшильда», «Вечером» («Студент»), «Учитель словесности», «В усадьбе», «Рассказ старшего садовника».

В 1895 году он написал рассказы «Супруга», «Белолобый», «Ариадна», «Убийство», «Анна на шее», пьесу «Чайка». Чехова приглашают к сотрудничеству многие издания. В «Русской мысли» были опубликованы повесть «Три года» и рассказ «Убийство». Опубликован рассказ «Супруга». В 1896 году в «Русской мысли» напечатаны «Дом с мезонином», «Чайка», в «Ежемесячных приложениях к «Ниве» — «Моя жизнь».

Летом 1895 года Чехов впервые встретился с Львом Николаевичем Толстым. Антон Павлович приехал в Ясную Поляну и пробыл там два дня — 8 и 9 августа. 9-го И.И. Горбунов и В.Г. Чертков читали главы из «Воскресения». Чехову особенно понравилась сцена суда, при этом он заметил, что на два года, как было у Толстого, на каторгу не отправляют. Лев Николаевич внес в рукопись соответствующую поправку. Рассказывая о встрече с Чеховым, 4 сентября Толстой писал, что гость ему понравился, что он «очень даровит, и сердце у него должно быть доброе...» В феврале 1896 года Чехов был в гостях у Л.Н. Толстого в его московском доме.

В Мелихово Чеховы прожили до 1898 года. Участие в борьбе с холерой, завязавшиеся связи с земскими деятелями привели к тому, что Чехов был избран в земские гласные. Михаил Павлович рассказывает, что Чехов «охотно посещал земские собрания и участвовал в рассмотрении многих земских вопросов. Но наибольшее внимание его обращали на себя народное здравие и народное просвещение». В июне 1895 года по просьбе крестьян он строит новое школьное здание в селе Талеж и колокольню в Мелихове. Летом 1897-го берет на себя основные расходы и заботы по строительству школы в селе Новоселки. Несмотря на слабое здоровье, он продолжает лечить крестьян. Посылает книги в Таганрогскую городскую библиотеку, опекает Талежское училище, жертвует деньги на нужды школы в Мелихове. В начале 1897 года Чехов принимает участие в переписи населения Бавыкинской волости Серпуховского уезда. 6 мая за труды по переписи населения Чехову вручили бронзовую медаль.

В 1897 году состояние здоровья Антона Павловича сильно ухудшилось. 22 марта у него началось сильное легочное кровотечение. С 25 марта по 10 апреля Чехов лечился в Москве в клиниках Остроумова. Тогда ему был поставлен диагноз — туберкулез. Врачи рекомендовали ему поездку на юг, в Кисловодск, а также лечение кумысом, кроме этого, необходимо было хорошее питание и постоянный уход. По настоянию врачей он прекращает медицинскую практику. «Меры», предписанные врачами, Чехов описал насмешливо: «<...> покупаю халат, буду греться на солнце и много есть. <...> После того вечера, когда был Толстой (мы долго разговаривали), в 4 часа утра у меня опять шибко пошла кровь. <...> Ко мне то и дело ходят, приносят цветы, конфекты, съестное. Одним словом, блаженство». В Мелихово Чехов вернулся 7 апреля. Он продолжал скрывать от близких серьезность своего заболевания, все так же принимал гостей и работал. В апреле в газете «Русские ведомости» вышла повесть Чехова «Мужики». Повесть ошеломила читателей, кого-то напугала, у кого-то вызвала восторг, а у кого-то протесты.

Летом в Мелихово приехал художник Осип Эммануилович Браз, чтобы написать его портрет. Позировать, да еще в жару, Чехову было тяжело. Неподвижное сидение утомляло его. Портрет остался незавершенным и не понравился ни Чехову, ни Бразу. 13 июля в Новоселках освятили новое здание школы. 22 июля он поехал на неделю в Петербург. Главной целью было выяснение финансового положение перед поездкой за границу. Доктора советовали Грецию, Корфу, Мальту, Ривьеру. Сам он тогда уже думал о строительстве дома в Ялте с тем, чтобы летом жить в Мелихове, а зимой — в Крыму. В издательстве Суворина продолжали выходить сборники Чехова, готовился новый, в который вошли повести «Моя жизнь» и «Мужики». Денег на поездку за границу должно было хватить. Он начал продумывать маршрут этого путешествия: Биарриц, там встретиться с Сувориным и Соболевским, всю зиму в Ниццу он планировал провести в Ницце. Говорил, что сразу приоденется, купит «шкуру пофранцузистей». Сестре он оставил сразу значительную сумму и объяснил, что ежемесячно она может получать 200 рублей в книжном магазине «Нового времени» и тратить его театральный гонорар, который будет присылать Александр из Петербурга.

Уладив все финансовые вопросы, 1 сентября 1897 года Чехов уехал за границу. 3 сентября он приехал в Берлин и в этот же день отправился в Париж. Здесь он встретился с Сувориными. В Париже он «приоделся» (купил себе брюки, сорочки, галстуки, цилиндр). После Парижа уехал на юг Франции, в Биарриц. Заскучав на курорте, уже 22 сентября он перебрался в Ниццу, где поселился в «Русском пансионе» на улице Гуно, 9. По словам Чехова эта улица «узкая, как щель, и вонючая. Барыни стесняются жить здесь, говоря, что стыдно приглашать знакомых на такую улицу». Во дворе пансиона росли пальмы, апельсиновые и померанцевые деревья. Комната Чехова была наверху, угловая, очень светлая, с белыми занавесками, с камином, на полу лежал огромный ковер, кровать тоже большая.

Пансион в основном был населен русскими туристами среднего достатка, привлеченных относительно невысокими ценами и отличной кухней. Хозяйка пансиона В.Д. Круглополева держала русскую кухарку. За комнату, обед и кофе Чехов платил 70 франков в неделю, то есть 100 рублей в месяц. Вставал Чехов в 7 часов утра, ложился около полуночи. Пользуясь теплой погодой, он часами сидел на набережной, наблюдал море и черты заграничного быта. Вежливость в обращении, когда даже нищим говорят madame и monsieur. Кухарки ходили не в платках, а в шляпках. Чехов читал французские и русские газеты, которые ему присылал отец.

Осенью в Ницце он написал рассказы «В родном углу», «Печенег» и «На подводе». Они были опубликованы в ноябре и декабре 1897 года в газете «Русские ведомости», и о них сразу же заговорили. Одни говорили, что впечатление от рассказов, как «обухом по голове». Другие недоумевали, как может Чехов жить с таким настроением. Многие размышляли о русской жизни, рождающей в художнике такое настроение, о русском человеке, не умеющем быть счастливым.

Среди новых знакомых Чехова был профессор Максим Максимович Ковалевский, уволенный «за вольнодумство» из Московского университета, художник В.Я. Якоби, русский вице-консул Н.И. Юрасов. Компания сходилась на обед то у одного, то у другого, иногда играли в пикет, ездили в Монте-Карло. Чехов играл очень редко и ставил немного. Над своим выигрышем шутил, из-за проигрыша не расстраивался. Записал однажды в книжке: «Видел, как мать Башкирцевой играла в рулетку. Неприятное зрелище. <...> Я видел, как крупье украл золотой».

Антон Павлович продолжал дистанционно заниматься своими российскими делами и благотворительными проектами. Из Ниццы отправил в городскую библиотеку Таганрога несколько сотен книг французских классиков. К зимнему сезону в Ницце стало больше людей, город готовился к карнавалу, повсюду звучала музыка, но Чехов практически не выходил из пансиона, у него вновь началось легочное кровотечение, из-за начавшейся одышки был вынужден переселиться на этаж ниже. Он резко терял вес, в ноябре взвесившись в осеннем пальто, в шляпе, с палкой, записал в книжке — «72 кило». Написал А.И. Сувориной, что из-за кровотечения не живет, а прозябает: «И это меня раздражает, я не в духе, и мне всё время кажется, что русские за обедом говорят глупости и пошлости, и я делаю над собою усилие, чтобы не говорить им дерзостей».

Вопреки ожиданиям, даже теплая зима в Ницце и почти праздная жизнь не остановила легочный процесс. Надо было решать, как дальше жить. Строить дом в Ялте или здесь, в Ницце? Уезжать за границу только на зиму? Заплатить оставшийся «капитальный» долг банку, чтобы мелиховское имение целиком принадлежало семье? В любом случае нужны были большие деньги. А работать становилось все тяжелее. Чехов написал Суворину перед Новым годом: «Что же касается моего здоровья, то болезнь моя идет crescendo и уже, очевидно, неизлечима...» И свел на шутку, мол, говорит о «лени».

Ницца слыла курортом, но не для легочных больных, хотя их здесь было достаточно. Как правило, врачи посылали таких больных в Швейцарию, рекомендовали жаркий климат Алжира. Чехов хотел проверить этот совет и договорился с Ковалевским о поездке в Африку в январе 1898 года. Но уточнял — «не лечиться, а путешествовать».

В середине декабря Чехов позвал в Ниццу свою хорошую знакомую художницу Александру Хотяинцеву, которая в это время обучалась у французских мастеров живописи: «Продолжает ли Париж нравиться Вам, или Вы уже соскучились и Вас тянет на снег? Ведь мы с Вами, как лайки, без снега чувствуем себя не совсем ладно. <...> Приезжайте, побродим вместе, поездим, а главное потолкуем о том о сем, вспомним старину глубокую».

Хотяинцева приехала в конце декабря, поселилась в комнате во флигеле. В первые дни ее пребывания в Ницце лил дождь. Они беседовали часами. Во время бесед Александра Александровна рисовала карикатуры. В хорошую погоду они гуляли по набережной. Ницца показалась ей похожей на Ялту, только побогаче и покрасивее. В казино они не играли, а наблюдали: «Столов много, и везде толпа сидит и стоит, едва проберешься посмотреть. <...> Залы очень красивые, немного темноватые, свет сверху и всё наполнено звуком денег — разговоров, кроме ставок и возгласов крупье, никаких».

31 декабря Чехов и его гостья днем побывали в Монте-Карло, а вечером встречали Новый год. К ним присоединился доктор Вальтер. В 10 часов, как рассказала Хотяинцева в письме, «поздравили друга друга <...> в России теперь 12 часов, и разошлись спать. <...> Во сне сегодня мы будем видеть большие монеты в 100 франков, на которые нагляделись сегодня <...> на рулетке».

В 1897—1898 годах А. Хотяинцевой была создана серия шаржей-портретов А.П. Чехова, названная «Чехиада» («Прогулка на извозчике в Ницце», «Чехов в раздумье над меню в русском пансионе в Ницце», «Чехов мечтает об Книппер», «Чехов читает газету L'Aurore» и другие).

В январе стало понятно, что долгожданная поездка в Алжир не состоится. Ковалевский написал из Парижа, что он не сможет поехать из-за болезни. Чехов написал младшему брату: «В Алжир я, по всей вероятности, не поеду, так как заболел мой спутник. Собираться домой стану в марте, но попаду домой, вероятно, не раньше апреля. Здоровье мое хорошо». В Ницце начался карнавал, всюду гремела музыка. Установившуюся погоду Чехов называл «очаровательной», «чудесной», «невероятной». Так что ни о какой работе не могло идти и речи. Повесть, обещанная «Русской мысли», повисла, по словам Чехова, как дамоклов меч. Чехов все чаще говорил о возвращении домой. А пока ждал в Ниццу Потапенко и Браза. Третьяков согласился оплатить расходы на поездку, чтобы художник написал новый портрет Чехова для его галереи.

4 марта Чехов рассказывал сестре о приехавших Потапенко и Южине: «Играют каждый день, и пока до миллиона еще далеко, очень далеко. Южин проиграл уже 7 тысяч (это секрет, никому не говори в Москве), а Потапенко выиграл только 50 фр. Очень забавно смотреть, когда они играют». Потапенко проиграл все свои деньги, на обратную дорогу он одолжил деньги у Чехова, пообещав получить Петербург в «Ниве» аванс для себя и для приятеля.

Чехов был вынужден задержаться за границей, так как в России было еще холодно, не сошел снег, дули холодные ветры. Душевный «беспорядок» Чехова выдавало недовольство южной природой, мол, «травы нет, флора декоративная, точно олеография, птиц не слышно и не видно». А в Мелихово скоро прилетят скворцы... Его стали раздражать окружающие, мешали визитеры. С 8 утра до полудня он позировал Бразу. К концу марта портрет был готов, но Чехову он не понравился: «Что-то есть в нем не мое и нет чего-то моего». Портрет казался ему неинтересным, «вялым». Потапенко сдержал слово, благодаря ему Чехов получил из «Нивы» аванс в две тысячи франков, то есть 751 рубль. Свой долг в тысячу франков Потапенко прислал Чехову в Париж. Теперь можно было ехать домой. О своей здоровье он говорил так: «Я здоров, но не стал здоровее, чем был; по крайней мере в весе не прибавился ни капли и, по-видимому, уже никогда не прибавлюсь».

14 апреля 1898 года Чехов приехал в Париж и остановился в отеле «Дижон» в центре города. Сразу же он встретился с Хотяинцевой, которая жила вместе с другими русскими художницами на Монпарнасе за Латинским кварталом. В Париже Чехов, как и в Ницце, читал газеты, гулял, наблюдал за людьми. По вечерам он сидел в гостиничном номере, если не шел по приглашению на обед. В Париже Чехов встретился со скульптором Антокольским, который согласился помочь с памятником Петру I для Таганрога. На прогулках Чехова иногда сопровождал французский корреспондент «Нового времени» И.Я. Павловский. Они были знакомы еще с Таганрога. В 1869 году Павловский снимал у Чеховых комнату. В 1891 и 1894 года они уже встречались в Париже, после чего переписывались. Чехов привлек земляка к сбору денег на памятник Петру I. Летом 1896 года Павловский гостил в Мелихове. Он охотно вызвался участвовать в организации музейного отдела при Таганрогской городской библиотеке.

В начале мая Чехов вернулся в Россию, 4 мая он приехал в Петербург и в этот же день отправился в Москву, оттуда сразу в Мелихово. Павел Егорович записал в дневнике 5 мая: «Погода прекрасная. Деревья все оделись в зелень. <...> Гром гремит, склонно к дождю. <...> Антоша приехал из Франции. Привез подарков много. <...> Овес всходит». Жизнь вошла в прежнюю колею: «<...> я чувствую себя очень сносно, по крайней мере не считаюсь больным и живу, как жил»; — «У нас всё по старому. Много дела, много хлопот и много разговоров и очень мало денег». Дома, за собственным письменным столом, наладилась и работа: «Моя машина уже начала работать». Вскоре в «Русской мысли» появляются рассказы «Ионыч», «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви», «Случай из практики».

После 1897 года, то есть после мартовского легочного кровотечения, недель, проведенных в больнице и произнесенного вслух диагноза Чехов был вынужден изменить свою жизнь. Зиму 1897/1898 годов он провел за границей, вернувшись в Мелихово только в начале мая. Вскоре после приезда он получил письмо от Владимира Ивановича Немировича-Данченко, в котором говорилось о создании им вместе с К.С. Станиславским нового «исключительно художественного театра». Немирович просил разрешения на постановку в нем «Чайки». Антон Павлович разрешил, но о своем решении особо не распространялся. В мае и июне он много работал. В середине июня он отослал в «Ниву» рассказ «Ионыч», а в «Русскую мысль» — рассказ «Человек в футляре». В июле туда же рассказы «Крыжовник» и «О любви».

В начале июля 1898 года у Чехова вновь началось легочное кровотечение. После напряженной работы в конце весны и начале лета ему требовался отдых. Чтобы сэкономить, он решил провести зиму в Крыму. Хотя от мысли об отъезде, о чужом письменном столе у Чехова, по его словам, опускались руки и ничего не хотелось делать. В начале августа ему передали просьбу издателя «Нивы» А.Ф. Маркса о встрече в Петербурге. При этом он не написал прямо, для чего хочет встретиться, а выяснять причину через общих знакомых Чехов не посчитал нужным. Примерно в это же время Антон Павлович Чехов начал задумываться об издании собрания сочинений. Он завел об этом разговор с Сувориным: «Это вывело бы меня из затруднения, это советует мне Толстой. <...> В пользу моего намерения говорит и то соображение, что пусть лучше проредактирую и издам я сам, а не мои наследники». 9 сентября Чехов покинул Мелихово, предварительно решив все текущие финансовые вопросы и оставив сестре большую сумму денег.

11 сентября Чехов приехал в Москву. В этот же день он присутствовал на репетиции «Чайки» в Охотничьем клубе. К тому времени из писем Немировича он уже знал, как были распределены роли. Аркадину играла молодая актриса Ольга Леонардовна Книппер. На этой репетиции был и Суворин. В тот же день они побывали в галерее Третьякова на выставке, где была выставлен портрет Чехова работы Браза. За день до отъезда в Крым Чехов побывал на репетиции пьесы «Царь Федор Иоаннович», где отметил игру Ольги Книппер в роли Ирины. Потом рассказал о впечатлении: «Меня приятно тронула интеллигентность тона, и со сцены повеяло настоящим искусством, хотя играли и не великие таланты. Ирина, по-моему, великолепна. Голос, благородство, задушевность — так хорошо, что даже в горле чешется. <...> Если бы я остался в Москве, то влюбился бы в эту Ирину».

Поездка в Ялту осенью 1898 года была для Чехова не первой. Он остановился на даче «Омюр» семьи Иловайских, с которыми был знаком с 1892 года. Антон Павлович не очень любил этот курортный город, не планировал здесь задерживаться, хотел дальше отправиться за границу, в Италию, в Париж. 13 октября в Ялту пришло известие о смерти отца. Павел Егорович, наблюдая за тем, как грузят ящики с книгами для таганрогской библиотеки, решил поднять один из тяжелых ящиков, от чего произошло ущемление давней грыжи. В больницу поехали поздно ночью. Сделали одну операцию, на следующий день еще одну. Несмотря на это, 12 октября Павел Егорович умер. Его похоронили на Новодевичьем кладбище. Антону о смерти отца сообщили не сразу из-за опасения, что он тут же приедет, несмотря на холодную погоду.

Cмерть Павла Егоровича сильно отразилась на жизни всей семьи. «Мне кажется, что после смерти отца в Мелихове будет уже не то житье, точно с дневником его прекратилось и течение мелиховской жизни», — пишет А.П. Чехов в одном из своих писем. Было решено продать имение: «...мы продаем наше Мелихово. После смерти отца там уже не хотят жить, все как-то потускнело...» Имение продали со всей обстановкой, Чехов взял с собой в Ялту только немногие личные вещи. Переехав в Крым, Чехов продолжает заботиться о постройке мелиховской школы, переписывается с крестьянами. Последний раз писатель был в Мелихове в августе 1899 года. «А через две недели, — вспоминает М.П. Чехова, — обойдя в последний раз нашу мелиховскую усадьбу, лес, поля, сад, дом, с которым было связано столько воспоминаний, простившись со всеми, и я двинулась в путь».